***
Второе пробуждение случилось непозволительно поздно по моим новым стандартам. Близился полдень. Но, что удивительно, Чонгук всё еще был дома, судя по голосам, бегал туда сюда вместе с Намджуном, помогая ему переносить вещи из комнаты на веранду. Второй принц счел свою миссию в Плюмерии выполненной и спешил в следующую провинцию. И правильно. Другие вон уже четыре объехать успели, а он только во второй сидит, нечего задерживаться, ведь времени до конца года всё меньше, недели три всего осталось. Кое-как отлепив себя от постели, я, никуда не торопясь, умылся, оделся и выглянул в коридор, чтобы собственными глазами посмотреть, как там проходит выпроваживание Намджуна. Шло полным ходом. Чонгук мельком глянул на меня и прибавил шагу, прячась за огромной сумкой, которую тащил. Да, Чонгук меня ненавязчиво избегал. И понятно. Парень устыдился, а я, не зная, как поступать в таких случаях, решил хотя бы первое время не акцентировать внимание, чтобы не навредить. Так что не заводил разговоров о случившемся и делал вид, что всё так же, как и обычно. Только не переставал снова и снова поражаться. Вообще-то для своего мира Чонгук был очень даже взрослым, не парень даже, молодой мужчина: в его возрасте многие уже имеют семью, стадо коров и целую гору историй из разряда «А вот в мое время…» в багаже. И всё равно порой воспринимался как ребенок из-за своей трогательной неопытности. Вернувшись в комнату, он тихо сказал, что Намджун уже уехал, и принялся изображать крайнюю увлеченность — бумажки свои туда-сюда по стопкам раскладывать. — А это что такое? — спросил я, разглядывая небольшой бумажный сверток, что парень притащил с собой. — Что-то интересное? — Намджун просил передать той даме письмо и небольшой подарок. — Ого, — протянул я, склоняясь и пытаясь рассмотреть сверток со всех сторон. Так и эдак попробовал, но ничегошеньки не рассмотрел, так что рискнул осторожно ткнуть пальцем. — Не открывай, — тут же одернул Чонгук и строго, и робко одновременно. Смутился еще больше, отодвинул сверток подальше и вернулся к своему совершенно бесполезному ковырянию в бумагах. Я скосил на него взгляд. — Не надо прожигать меня… мы не станем открывать его, это секрет. — Ну и ладно, — сдался я, выпрямляясь и пожимая плечами. — Всё равно там вряд ли что-то интересное. Готов поспорить, банальные серьги. — Хм. Я думаю, Намджун умеет преподносить интересные подарки. И после, вдруг свалив все листы одной стопкой, Чонгук подхватил лежащую на стуле плотную куртку и вышел из комнаты, видимо, решив поискать себе хоть какое-нибудь реальное занятие. Я скосил взгляд на сверток, еще немного помялся у стола, борясь с желанием разорвать его в клочки, чтобы посмотреть, что же там прячется, но совладал с собой. И тоже отправился на поиски дел. Последние дни в Плюмерии я не собирался нагружать своими реформаторскими заботами, но это не значило, что можно лениться и бездельничать. Побродив немного по коридорам поместья, я вскоре вышел на заднюю террасу, где до этого еще не бывал. Навес тут казался ниже, из-за того что между частыми колоннами-подпорками по его краю были вставлены срезанные полукругом узоров ажурные панели, превращавшие просветы между подпорками в арки. И каждая из этих панелей, скажу я вам, была настоящим произведением искусства, ведь между тонкими деревянными жилками-контурами ютились разноцветные стеклышки. Они заставляли дневной свет переливаться радугой. Окрашивали террасу и всех на ней, словно волшебные огонечки. В полдень, когда высокое солнце светило как раз на эту сторону дома, всё тут преображалось благодаря этим чудным витражам. Я с улыбкой водил руками в воздухе, ловил отблески чьего-то вдохновения и даже не дышал, забыв обо всём на свете от восхищения. Любовался бегающими по пальцам красными, синими и зелеными пятнами и чувствовал себя настоящим фокусником в разгар шоу. Но не успел я как следует насладиться, как мое уединение беспардонно прервали. А через мгновение стало понятно, что это я беспардонно прервал чужое уединение, — Субин сидел в одном из плетеных кресел и спешно утирал рукавом влажные щеки, а Клематис сидел напротив, подавшись навстречу и… явно всячески утешал, пока не вломился незваный гость. — Извините, не знал, что тут кто-то есть, — стараясь звучать беззаботно, заявил я, упорно избегая смотреть на Субина. А после похмыкал, как будто размышляя, и шмыгнул обратно в дом. — Не буду вам мешать! — Я в порядке, — тут же послышался тихий и глухой голос Субина. — Можете идти. Я… подышу еще немного и вернусь к себе. Всё в порядке. Наверное, по-хорошему мне следовало бы припустить прямиком в дальние дали, чтобы меня еще хотя бы пару дней никто из них не видел и не слышал. Но я даже с места сдвинуться не смог. Стоял и ждал Клематиса. А тот даже не удивился, увидев меня. — Еще раз извините, — шепнул я, увязываясь следом. Парень, кажется, не возражал. — Я не хотел помешать, правда. Но… понимаю, что лезу не в свои дела, но что случилось? — По какой причине вас это интересует, господин Юнги? — спросил Клематис, вдруг замерев посреди коридора и посмотрев мне в лицо уж очень серьезно. — Я ошарашен, — сказал я честно. — Суб… леди Су всегда держится достойно и невозмутимо, порой можно даже забыть, что за вечной вежливой улыбкой тоже прячутся какие-то человеческие чувства. На моей памяти леди Су не теряла лица даже перед угрозой разоблачения, которое считает чуть ли не концом жизни. И мне хочется знать, что в душе у такого человека. — Любопытство, — заключил Клематис, кивнув и снова зашагав. — Да… наверное, оно. Желание разгадать странного для меня человека, узнать немного получше и поближе. Может, тогда я смогу принести леди Су какую-нибудь пользу. — Едва ли, — покачал головой Клематис и свернул на очередной развилке вправо. Значит, он шел не к кухне, а к своей комнате. — Думаю, вы догадаетесь, что печалит леди, если узнаете одну мелочь о нашем мире. Видите ли, господин Юнги… пусть связь рыцаря и его дамы сердца считается исключительно невинной и непорочной, от дамы всё же ждут определенных итогов. — Чего? Как это?! Ааа… погодите-ка, одна моя знакомая из замка говорила мне что-то такое. Что, мол, богиня может подарить им ребенка за их возвышенную любовь и прилежность. Так? — Именно. Каждой благочестивой и доброй душой даме сердца положена такая награда. — Клематис тяжело вздохнул, останавливаясь у дверей в комнату. — И принято считать, что только лишь женщина с дурными помыслами не получит сей чудный дар… — Вот оно как, — мрачно пробормотал я, чуть ли не в трансе от услышанного. С одной стороны мне хотелось сказать, что всё это несусветная чушь, бред каких-то старых полоумных епископов вроде моего почившего знакомого… С другой стороны, признаю, я понимал, насколько в этом мире трудно бороться с общественным мнением. И для Субина это явно была не просто подпорченная из-за гаденького слуха репутация. Это, и правда, была вся его жизнь. — И почему он тогда вообще согласился на эту клятву?.. — Любовь затуманивает разум, — с тоской улыбнулся Клематис, потянув на себя дверь. — А когда любовь становится видна всем окружающим, остается не так уж много путей. Если ты не возражаешь, я займусь сейчас некоторыми финансовыми делами. Можешь присоединиться, если хочешь, но это будет весьма и весьма скучно… — Нет, спасибо, — усмехнулся я, почему-то точно зная, что парень вовсе не пытается меня мягко спровадить, а говорит искренне. — Я лучше найду себе другое занятие. Успехов вам с вашими финансами… — О, не моими, Плюмерии, но всё равно благодарю. Он кивнул в знак прощания и скользнул за дверь. Я же со странным чувством осмотрел еще разок резную парочку на двери. Да уж, иногда любовь доводит до странных вещей… Спасаться бегством я решил сразу во двор, чтоб уж наверняка. Старательно выкинул из головы размышления о несправедливости общества по отношению к некоторым дамам, закатал рукава и вышел на переднюю веранду, уже слыша какие-то рабочие звуки и надеясь хоть тут помочь. Но и в этот раз не свезло. На краю помоста, прислонившись спиной к ограде, сидел читающий Тэ. А рядом с тропинкой, ведущей к имению, обосновался на каком-то камне Ёнджун. Он всего лишь затачивал меч, но зажатый в руке оселок и сам казался грозным оружием в тот момент, так резко и нещадно скреб клинок, будто шкуру с него содрать пытался. Вокруг сгустилась мрачная атмосфера, которую, казалось, потрогать можно. Можно, но не нужно, если жить еще хочешь. — Что это с ним? — тихо спросил я, присаживаясь на корточки. — А тебе-то какое дело? — меланхолично отозвался Тэ, лишь на мгновение подняв взгляд. — Не подходи — не зарубит. — Тэхён, не перенимай у Ёнджуна эту охрененную привычку на любой мой вопрос фырчать. Это только его фишка. Серьезно, мне же не плевать. Что-то случилось? — Случилось. — Тэ оглянулся через плечо, как будто проверял, не заметил ли еще Ёнджун, что за его спиной шепчутся. Впрочем, готов поспорить, если б заметил, нам бы уже прилетело мечом. — С Каем поругались. — Да ладно? Почему? — ошарашенно выдохнул я. — Такая же неразлучная парочка! — Потому и поругались, — сказал Тэ, явно намекая жестами, чтобы говорил потише. Похоже, реально опасался быть замеченным. — Ёнджуну Кай как младший брат. А Кай на их неразлучность всё больше начинает… иначе смотреть. Ну, уж ты-то понимаешь, полагаю. Я насупился. Понимал, конечно. И не знал даже, что теперь и думать. В первую секунду мелькнула какая-то шальная искорка злорадства: я всё же оказался прав, Кай всё же увивался за другом с романтическими надеждами и планами. А потом эту искорку как ведром ледяной воды залили. Влюбленность, которая неприятна объекту твоих давних воздыханий, способна сломать жизнь и всё в душе. Кай казался мне парнем, как ни странно, ранимым. Как он подобный удар воспримет? Сможет ли перенести? Да и Ёнджун, оказавшийся загнанным в угол реальностью, от которой так долго отнекивался, не веря… Им обоим в тот момент было тяжело. — Не знаю, как мы все общаться-то будем, если ничего не решат, — вздохнув, покачал головой Тэ и снова раскрыл книгу, погружаясь в чтение. А меня как глыбой придавило от осознания, что и ему в этой ситуации тяжело, между разругавшимися друзьями, как между двумя огнями. Поднявшись на ослабшие ноги, я снова поплелся прочь. В комнату. Чтобы больше не видеть никого и ничего, не думать о жестокости мира. «Ну же, — ехидно твердил мой внутренний голос, — давай, попытайся что-нибудь предпринять! Это же твоя обязанность — всем и каждому помогать. Ты же у нас местный супергерой, дев из беды спасающий! Не русалки, конечно, но приятели твои, чего ждешь?» — Цыц, — тихонько ответил ему я, неуютно поджимая плечи и плетясь мимо картин с цветочными натюрмортами. — Самого себя подъебывать — это уже диагноз. И я даже не стал додумывать те коварные мысли, которые собирались напомнить мне, что собственному внутреннему голосу подобное говорить — тем более не норма. Нет. Всем и каждому я помочь не мог и не собирался. Ну, да, увлекся, взвалив на плечи кучу новых забот, из-за чего почувствовал себя немного… самым важным человеком для развития королевства. Но что ж тут плохого? Именно так великие дела и делаются! Главное — не давать крыше окончательно поехать и внушить носителю, что он тут реально самый главный и избранный. А изредка помечтать — дело совершенно безвредное, как витаминка для самооценки, только на пользу пойдет. Зачем же так безжалостно обламывать едва пробившиеся крылья воодушевления? Чувствуя чудовищное опустошение, я забился в комнату, запер дверь и тут же достал холсты, что мне дал Клематис, почему-то показалось, что именно в таком состоянии нужно картины писать. Вспомнив редкие занятия по живописи, я разложился, подготовил всё, уселся напротив полотна и замер, мысленно блуждая по бесконечным лабиринтам белоснежных стен в тщетных попытках отыскать хоть одну пристойную идею. Я пообещал Клематису картину, которая подарит ему частичку моего мира. Но что я теперь должен был изобразить? Небоскребы? Банально. Автомобиль? Глупо. Людей в современной одежде? Да зачем вообще такое рисовать? А потом взгляд мой упал на кружку, что я когда-то случайно захватил с собой при переходе между мирами. Эту кружку мне брат подарил, в качестве мести за кружку «Доктор Босс», и был у нее самый странный принт, что я когда-либо видел на посуде.***
Закончив с уборкой, я еще раз глянул на небольшие картины, стоявшие на рабочем столе. Уже стемнело, а в свете ламп мои труды выглядели даже чуть лучше, но всё равно на серьезные картины не тянуло, стыдно было даже предлагать Клематису повесить такое в его доме. Микроскоп и несколько разных колб с цветными жижками. Ну чем не символы прогресса и развитого мира? Не знаю, как вообще кто-то додумался сфоткать их и напечатать на кружках, но уже складывалось ощущение, что Вселенная допустила это не просто так — чтобы я мог легко срисовать. — Не совсем детские каляки-маляки, и на том спасибо, — вздохнул я, махнув на всё рукой и принявшись вытирать старательно вымытые кисти. — Зато от души. Я склонил голову к плечу, придирчиво рассматривая хвостатого жителя морей. Чонгук в нем узнавался с большим трудом. Так что можно было спокойно сказать, что это просто вольная фантазия, никаких прототипов. — Юнги? — тот самый прототип протиснулся в комнату и удивленно вытянул лицо. — Чем это пахнет? — Искусством, — ответил я, кивнув на холсты. — Ух ты. — Чонгук с любопытством присмотрелся, оценил со всех ракурсов и расстояний, даже лампу чуть ближе поднес, чтобы лучше видно было. Вполне впечатлился. — Здорово. А что вот это такое? — Микроскоп. С его помощью люди смотрят на клетки. — Ааа? Зачем это? Просто так посмотреть нельзя? — Не видно, очень маленькие же. — Ааа? — повторился парень, хмуря брови. — Черт, — ляпнул я, усмехнувшись. — Прости. Не такие клетки, разумеется, в которых животных держат. Клетки… это такие крохотные-крохотные частички, из которых всё вокруг состоит, в том числе и мы с тобой. Как замок — из камней. Так и мы — из очень маленьких частичек, которые просто так не разглядеть. А через микроскоп их хорошо видно. Ну… как через очки. — Слишком непонятно, — буркнул Чонгук, мотнув головой. — Ладно, неважно. Я вообще-то хотел тебе кое-что сказать. Предупредить. Я кое-что принес сегодня, не пугайся. И, едва сказав это, он торопливо выбежал из комнаты. Я напрягся, не зная, чего и ждать: парень выглядел вполне веселым, когда просил не пугаться. Но кто знает, что его могло так порадовать. Вдруг был счастлив немного потрепать нервы? Отложив кисти, я сел в кресло и прикусил губу, готовясь к худшему. Через минутку Чонгук вернулся. Его прямо распирало от радости, а на руках он нес чуть трепыхающегося полосатого кабанчика. И я даже не знал, худшее это или еще не совсем. — Это наш ужин? — уныло спросил я, разглядывая дергающийся пятачок. — Я не согласен его убивать. Я, конечно, понимаю реальность и люблю мясо, но я всё же не смогу собственными руками… — Что? Да я не прошу его убить! — Чонгук даже прижал вдруг притихшего кабанчика к груди, чуть отворачиваясь, отгораживая от кровожадного и голодного «плохого дяди». — Это мой новый домашний любимец, говорил же, что заведу. — Серьезно, что ли? — выдохнул я, чувствуя, как плечи буквально рухнули от такой новости. — Да, абсолютно серьезно. — С умилением почесывая кабанчику спинку, Чонгук сел в кресло и широко улыбнулся. — Будет вместо доминанта. — Джунгарика, может? Полосатого хомячка? Доминант тут я. — Нет-нет, именно доминанта, — с готовностью пояснил парень. — Вместо тебя. Если начнешь слишком много ворчать, выгоню тебя спать в другую комнату, а вместо тебя оставлю кабанчика. — Боль. Чувствую, как стремительно теряю власть, которую еще даже и не получил. Где ты его вообще поймал? — Не поймал, подарили. Бывший наместник очень хотел отплатить мне за работу чем-нибудь, спросил чего я хочу. Ну, я и попросил себе плюмерийского кабанчика. Так что, хочешь или нет, знакомься… это… впрочем, имя я ему еще не придумал. — Носферату, — мрачно подсказал я. — Звучит довольно сурово, мне нравится. Что такое Носферату? — Вампир. Можем назвать его Эдвардом Калленом, но, боюсь, это плохо скажется на малыше, начнет еще светиться на солнышке и школьниц обхаживать… Кому это надо? Точно не мне. — Отлично, будет Носферату. — Чонгук опустил дрыгающего ногами кабанчика на пол, и тот сразу с визгом ломанулся куда-то под стол. Следом — мимо кровати, за мое кресло. Потом — к высоким полкам с арбузным натюрмортом. К пуфику у окна. Снова к столу. А в конце вдруг метнулся обратно к принцу и принялся волчком крутиться рядом с его ногами. И как только не сшиб ничего? — Разве он не прелесть?! — Прелесть, — хмыкнул я без особого восторга. — Надеюсь, эта прелесть милостиво добьет меня после своего вампирского ужина, а не оставит валяться и умирать от потери крови в адских муках. Малыш Носферату, надеюсь на твою доброту… Кабанчик даже что-то хрюкнул, а я только тяжко вздохнул, от всей души надеясь, что плюмерийские кабаны по ночам предпочитают тихо-мирно спать. Иначе жизнь моя в ближайшее время обещала стать чуточку веселее и бессоннее. Как ни странно, хлопот Носферату приносил гораздо меньше, чем я ожидал, заметно меньше, чем его восторженный хозяин, и даже меньше, чем Холли. Одна беда — прожорливость. Впрочем, тут мы ее решали без особых проблем, ведь находились в огромном и густом лесу, изобилующем всем, что плюмерийские кабанчики так любят. Носферату половину своего времени что-нибудь жевал, и я с ужасом представлял, сколько же в него начнет помещаться, когда он превратится во взрослого кабана. Чонгук заверял, что они вырастают раза в полтора, не больше, но можно ли было ему верить? С одной стороны, пока я видел здесь только маленьких. С другой… с мини-пигами тоже так бывает, что со временем совсем не мини получается. Утром Чонгук приносил ему целую корзину желудей, овощей, всякой травы, цветочков, корешков, а на ночь спаивал кружечку теплого молока с ромашкой и тимьяном, от которого Носферату дрых без задних ног до самого рассвета. Такая схема ломала мне мозг, но в целом устраивала. Короче говоря, учитывая, что этот реактивный малыш лучше любого профессионального гонщика умел обходить даже неожиданные препятствия, не нанося урон ни окружающей обстановке, ни ходящим вокруг людям, упрекнуть его мне было не в чем. Он даже змей отпугивал! Я быстро перестал напрягаться из-за его присутствия и даже скоро начал ловить себя на том, что время от времени наклоняюсь, чтобы почесать сидящего у ног кабанчика за ухом. Удивительно, как легко порой привыкаешь к живому существу.***
Накануне отъезда мы с Клематисом и главным строителем еще раз сходили к больнице, чтобы обсудить детали с ее работниками. Я честно старался держать себя в руках, но так и не смог отойти от ворот дальше, чем на три метра. К счастью, главный лекарь и сам предпочел разговаривать подальше от больных. Он рассказал нам о проблемах имеющегося здания, объяснил разные тонкости, связанные с их работой, высказал пожелания и выразил глубочайшую благодарность за такую заботу. Мне он, короче, понравился куда больше той занудной троицы. А когда всё было обговорено, мы еще раз осмотрелись. В это время одна из монахинь ловкой рыбкой выскользнула из одной двери, неспешно прошлась вдоль дома и юркнула в другую. На руках она укачивала завернутого в белые ткани младенца. — Мама дорогая, — пораженно пробормотал я. — В приюте и такие крохи находятся? Сколько ему? Месяц-то хоть есть? — Этот мальчик родился сегодня утром, — пояснил лекарь, закатывая рукава своей рубахи. — К сожалению, мама его умерла во время родов, но мальчик чувствует себя неплохо. И, раз уж с кормлением закончено, я, пожалуй, осмотрю его еще разок, чтобы убедиться. Всего доброго, господа. Я только кивнул, всё продолжая смотреть на дверь, за которой скрылась монахиня с младенцем. А потом вдруг почувствовав, как маленькая лампочка зажигается где-то внутри меня, так что цапнул уже собиравшегося было уходить Клематиса за руку. — Скажите-ка, а леди Су не хочет завести ребенка? — прохрипел я шепотом. — Что вы такое говорите? — тихо удивился парень. — Вы же знаете, что… — Гхм, — перебил я, максимально выразительно смотря на него, а после взглядом указал на ту самую дверь. — Может быть, леди Су уже давно беременна, просто не видно живота под складками платья? Может, она хочет и планирует завести ребенка, как думаете? — Ооо… — Клематис, наконец догнавший, о чем ему говорят, изумленно вскинул брови, оглядываясь воровато, с опаской. Строитель уже плелся прочь по полю, монахов и сиделок рядом не было, никто не подслушивал. А он стоял с таким видом, как будто собирается прямо сейчас этого младенца украсть. — Я не знаю наверняка, это нужно уточнить у самой леди Су. Но, полагаю, вероятность высока… — Пусть срочно шьет себе накладной живот на ближайший месяц, — усмехнулся я, — чтобы перед всеми в нем демонстративно выхаживать. Уверен, это самое лучшее решение. И такой шанс упускать нельзя, второго не представится. А то, что ребенок родился так быстро после церемонии, всегда можно объяснить запредельной добротой и благочестивостью леди Су. — Да. — Клематис улыбнулся, забавляясь сказанному, и кивнул, отворачиваясь. — Нужно срочно расспросить ее об этом! — Именно. Как можно скорее! Только сделайте, пожалуйста, вид, что это исключительно ваша собственная затея, меня тут и рядом не стояло! Не хочу, чтобы леди знала, что я всё знаю… Я припустил следом и ехидно сказал своему внутреннему голосу, что у меня пока еще есть шансы помочь хотя бы одному из приятелей, чьи проблемы он счел неподъемным для меня грузом. А если всё заладится, еще и ребенка из этого жуткого места спасем. «Ну-ну, — ответил внутренний голос, — будем надеяться, что леди Су позаботится о малыше лучше, чем врачи и монахини… Если, конечно, вообще согласится участвовать в этом сомнительном представлении». Весь остаток дня Клематиса я не видел. А вечером, клянусь вам, мне слышался детский плач, впрочем, довольно быстро сошедший на нет, и виделась время от времени мелькавшая в коридорах молоденькая монахиня, бегавшая то с ведром воды, то с молоком. А потом я и вовсе уловил под окном отрывок разговора о том, что надо бы хорошую кормилицу найти и «Ох, Бомгю будет в ужасе». Можно было смело сделать вывод, что мою идею приняли на ура. «Будем надеяться, что леди Су позаботится о малыше луч…» — снова начал внутренний голос, но я его резко прервал, гаркнув: — Носферату, к ноге! — Кабанчик, конечно, никаких команд не знал, но на громкий голос всегда прибегал, надеясь получить угощение. Вот и в этот раз моментально примчался, избавив меня от необходимости болтать с самим собой.***
На следующее утро у нас всё было готово к отъезду. Благодаря хитрости и очередному надуманному ворчанию я смог свалить на Чонгука все наши пожитки, а сам нес только притихшего после сытного завтрака Носферату. Чтобы, так сказать, сблизиться с ним. Парень пыхтел и кряхтел под грузом накопившихся пожитков, но стойко терпел ради обретения гармонии в нашем маленьком семействе. Да, он был готов на многое, чтобы помочь мне привыкнуть к кабанчику, к которому я уже давно привык. Совесть моя, конечно, немного покалывала время от времени, но я успокаивал ее, говоря, что Чонгуку лишняя тренировка не помешает. Тем более, что страдания его длились ой как недолго. На веранде нас встретили воины, которые тут же кинулись помогать, забрав больше половины сумок. Даже Клематис пару сумок взял, тут же первым засеменив к лесу и на ходу что-то рассказывая. Светлое одеяние, расшитое белыми лилиями, перламутрово переливалось на солнце, а волосы в то утро были собраны веточками гипсофилы, как диковинными заколками, ее крохотные ажурные цветочки смотрелись так нежно и воздушно, что я невольно залюбовался. — Гук, — почти прохныкал я, нехотя спускаясь по бамбуковой лесенке, — давай возьмем его с собой вместо Носферату? Ну какая от кабанчика польза? А Клематис лимонады вкусные умеет готовить. — Нет. Но, когда вернемся, я прикажу сделать для Носферату шелковый халатик и вышить на нем морду белого медведя. — Гениально, — чуть ли не заржал я. — И красные боксеры. Будет как боец в суперпуперлегком весе. Осталось только песню потяжелее выбрать... — Я заметил взгляд Чонгука и насупился. — Нет, Ёнджун ошибается. Я вовсе не выделываюсь, у меня просто напрочь вылетает из головы, что местные живут в совершенно другом мире… правда… трудно просто взять и вычеркнуть из памяти все эти вещи, копившиеся двадцать лет. — Как скажешь, — хмыкнул Чонгук и пожал плечами. Весь оставшийся путь мы с ним не разговаривали. Наместник с принцем обсуждали визит и всё случившееся, резюмируя. Стражники молча тащили груз. А слуга… слуга шепотом рассказывал глазевшему на бабочек кабанчику о том, как однажды в далеком детстве насмотрелся по телевизору бокса и решил попробовать то же самое, но почему-то не с грушей или хотя бы подушкой, а сразу с кирпичной стеной. Кабанчик, спасибо, не высказался по поводу умственных способностей слуги. Тэ и Шуга уже ждали у кареты. Кучер как раз закончил проверять колеса, так что, когда мы подошли, сразу объявил, что можно ехать. Не видя смысла задерживаться, все мы принялись укладывать вещи. Я прижимал к себе Носферату, с неожиданной тоской оглядывая чудесный лес вокруг. В голове звенело от пустоты, и я даже не обращал внимания на голоса вокруг, пока не услышал Чонгука. — Ого! — с восторгом говорил он. — Красота какая! Где купил? — Кай подарил, — буркнул в ответ Ёнджун, и вот это уже заставило меня оглянуться. Чонгук разглядывал ножны для меча, висящие на его поясе. Ёнджун хмурился, но не возражал. Ножны, кстати, и правда были чудесными. Из светлого дерева, чем-то пропитанные сверху до темного, украшенные резьбой, из-за чего получился изящный светлый узор на темно-коричневом фоне. Это выглядело даже лучше, чем старенькие ножны самого принца. — Великолепная вещь, — улыбнулся Чонгук, отстраняясь. Ёнджун тут же поспешил вернуться к телеге, где возился не слышавший их разговора Кай. Я же подошел к карете. — Вот кто точно умеет делать отличные подарки. — Иногда даже самый роскошный подарок не к месту, если отношения испорчены, — вздохнул я, открыв дверь кареты и запустив Носферату внутрь. — Не говорю, что у них всё испорчено, просто… — А лично я думаю, такой подарок показывает, что для Кая очень важны желания Ёнджуна, и он не рискнет даже пытаться идти против них. Подарить воину что-то для его оружия… это многое значит. — Отлично, — кивнул я. — Когда вернемся домой, подарю вам новый меч, а то на ваш уже смотреть больно. Ёнджун на моей памяти точил свой дважды. А вы такое вообще делаете? — Я своим не пользуюсь, — неуверенно пожал плечами Чонгук и тоже забрался в карету. Я заполз следом. — Чего его точить, если не используешь? Ну… то есть, понимаешь, у нас с Ёнджуном разное воспитание. — Воспитание? — непонимающе усмехнулся я и закрыл за собой дверцу. Карета тут же осторожно тронулась с места. — Ёнджун и Кай родом из Рёмерии, — задумчиво нахмурившись, принялся объяснять Чонгук. — Для южного народа меч — предмет восхищения, гордость воина. Хосок всегда говорит, что к клинку должно быть внимания больше, чем к жене, потому что женщина и сама за собой поухаживает, в порядок приведет, а саблю воин оберегать обязан, иначе кто это сделает? У нас же, жителей северных провинций, меч — орудие. Нарубить веточек, тушу перепилить, а то и мясо насадить да над костром подвесить — всегда пожалуйста. Разумеется, у северных воинов из Кампанулы или Пиретрума мечи частенько в плачевном состоянии. — Любопытно. Надеюсь, это только к реальным мечам такое отношение, а не метафорическим. — Честно говоря, Хосок уже давненько заразил меня своим отношением, я перенял этот трепет и нежность по отношению к своему оружию. И всё же… чего его точить-то, когда не используешь? Я улыбнулся, усаживаясь поудобнее на ставшей уже привычной скамье, опустил взгляд на чернильное пятно, которое так усиленно обнюхивал кабанчик, и попытался расслабиться. Нам предстояло дня три пути до главного города Пульсатиллы. И у меня как раз имелось множество вопросов, чтобы скоротать это время. Вот только вскоре я все их забыл, потому что в очередной раз из ниоткуда появилась Тильсин. И в этот раз она ничего не просила сделать ради королевства, народа или мира во всем мире. В этот раз она просто предложила нам по пути заглянуть на денек в поселение фей, чтобы попасть на празднование в честь дня рождения королевы. Отказать на подобное приглашение мы, разумеется, не могли.