О чём мечтает сердце принца?

              На следующий день стало известно, что собрание глав всех храмов прошло вполне успешно: не напились, не подрались, даже нового епископа выбрали чуть ли не единогласно. Как все и ожидали, Тэхёна. В честь такого праздничка Чонгук решил наведаться в местный храм. В этот раз я даже добровольно напросился с ним. И Шугу позвал. Кобылка моментально воодушевилась, цапнула из нашей сумки серебряный гребень и намекающе постучала копытом по полу, требуя заняться ее прической. Я со смехом согласился. Что ж, пока Чонгук собирается, у нас есть время немного причесать и без того идеальную гриву его гребнем. Даже непонятно откуда взявшиеся ленточки в косички вплести можно… Впрочем, от найденного на дне гавани кулона-сердца мы всё же отказались, хоть Шуга и умудрилась как-то его отчистить, но к образу он не подходил. — Ну что, Шуга, теперь ты затмишь даже самые распрекрасные лики богинь из всех провинций. — Я улыбнулся, оглядывая результат кропотливой работы, и подпихнул кобылу к зеркалу. Та, кажется, тоже осталась довольна. — Жаль только, что тебя в храм-то не пустят. — Ирония, — усмехнулся Чонгук без особого веселья. — Построили храмы в честь богини, а богиню туда пускать не хотим. — Если б люди знали, пустили бы, конечно, — пожал плечами я. — Но разве же есть смысл им рассказывать и объяснять? Пусть себе верят в то, во что хотят верить, раз им это нравится. Чонгук расправил складки рубахи, придирчиво себя осматривая. После двух прошлых провинций, где парень носил простенькие рабочие костюмы, делавшие его похожим на крестьян, было даже странно снова видеть его в чем-то богатом. Черный узорно расшитый вдоль борта камзол сидел теперь немного туго, не давал как следует двигаться. Чонгук неуверенно теребил серебристые пуговицы и с досадой смотрел на свое отражение, видимо, тоже, как и я, удивляясь, когда это он плечи накачать успел. Что сказать, тяжелый физический труд и правильное питание… — Иногда я начинаю думать, а не нужно ли вообще всё это запретить, закрыть, уничтожить, — вздохнул Чонгук, оглянувшись. Я пока молчал, не желая влезать в нелюбимую мною тему без крайней необходимости. — Ведь всё это — неправда. Неправильно. Но потом вспоминаю, как мама на ночь пела мне старые песни о богине. О добре, о честности, о взаимовыручке и о любви. Всегда учила быть достойным человеком. — Этому можно научить и без богинь да храмов, — тихо ответил я, пожимая плечами и почти неосознанно продолжая причесывать белую гриву. — Именно. Но однажды… знаешь, однажды она сказала мне, что есть две богини. Первая — часть религии. Может, она существует где-то на небе, а может, только в рассказах церковнослужителей. А вторая — часть веры. Она живет внутри человека как его совесть, именно перед ней нужно виниться и ради ее одобрения быть добрым человеком. И пока первая заставляет людей вспоминать о второй, наверное, есть польза от храмов и молитв. — Интересное мнение. — Я хмыкнул, снимая с гребня единственный выпавший из гривы волосок. Он, невесомый и нежный, плавно извивался в потоках воздуха, будто танцевал, серебрясь в дневном свете. — Кажется, мне стоит как-нибудь подумать об этом. — По крайней мере, пока храм не пытается грабить народ, сливая все текущие в него деньги в карманы главных, он остается полезным… — Тоже сомнительно, — пожал плечами я, мимо танцующего волоска лениво наблюдая за семенящим туда-обратно кабанчиком. — Грабеж может не быть физическим. Как по мне, порой храмы крадут куда больше, чем деньги. Нормальную жизнь. За это я их и не люблю… С самого детства учат всё себе запрещать и не быть самим собой, бояться наказания за то, что ты просто родился другим. Разве с малолетства загнобить и зашугать человека не еще хуже, чем отобрать у него деньги? Носферату уткнулся носом в стоящую у кровати тапочку, и вместе с ней побрел дальше, старательно что-то вынюхивая, пока не стукнулся в стену. Я усмехнулся, легонько пихнув кабанчика ногой в бок. Носферату взвизгнул от испуга и подскочил, заозиравшись с повисшей на пяточке тапкой. Я с весельем наблюдал. А потом вдруг понял, что Чонгук так и стоит перед зеркалом, задумчиво глядя на меня через плечо. Похоже, нам обоим предстояло о многом поразмышлять на предстоящей службе. — Поэтому ты не любишь ходить в храмы?.. — По большей части, — ответил я, кивая с максимально беззаботной улыбкой, чтобы нельзя было по лицу прочитать все мои неприятные детские воспоминания. — А еще там обычно ужасно скучно. — Знаешь, что? — Чонгук решительно скинул с плеч сюртук. — Мы не пойдем сегодня в храм. Мы вообще не пойдем в храм до тех пор, пока я не поговорю хорошенько с Тэхёном обо всех этих сложных вещах. У меня… кризис веры, да. — А разве он у тебя не давным-давно? — тихо засмеялся я, принимаясь аккуратно складывать сюртук, которому, похоже, тоже предстояло быть забытым на долгие недели. — Раньше я просто не верил. И меня это совершенно не волновало. — Чонгук развел руками с ужасно потерянным видом. — А теперь я не понимаю, что чувствую. Я хочу верить… но не хочу, чтобы моя религия казалась мне неправильной и жестокой. Я ведь тоже успел натерпеться, пока жил в родной провинции. Отложив свернутый сюртук на сундук с одеждой, я поднял на руки кабанчика и снял с несчастного животного тапочку. Та с тихим шлепком упала на пол, Шуга с Чонгуком перевели на нее отстраненные взгляды. — Странно вообще рассуждать о вере и неверии, когда стоишь рядом с богиней, — вдруг усмехнулся парень. Кобыла по-дружески пихнула его лбом в плечо. — С другой стороны… Шуга создала наш маленький мирок. Но кто-то же, может быть, создал ее саму и тот мир, откуда она пришла, так? Как… более высоко поставленный бог. Существует ли он? — Ох мамочки, — протянул я, падая на кровать. Носферату тут же пробежался по животу и груди, заставив с болезненным воплем взбрыкнуть ногами. — Ты отказался идти в храм, чтобы устроить тут свои проповеди? Божественная рекурсия — это уже слишком сложная для моей психики тема. Может, не будем? — Да, конечно… — Чонгук снял с крючка другую куртку. — Я хочу немного пройтись по городу. Кто-нибудь со мной? — Нет, — ответил я, видя, что парню сейчас лучше погулять в одиночестве и тишине. — Останусь в имении. Удачно погулять. Через несколько секунд дверь за Чонгуком тихо закрылась. Вскоре и Шуга ушла — по привычке выбралась через окно, направившись куда-то через сад. Я оглядел комнату, хлопнул подозрительно притихший кабаний зад и потянулся, размышляя, чем лучше себя занять, пока есть свободное время. И занятие, надо сказать, само меня нашло. Как обычно. — Никогда не видел, чтобы кто-то выращивал в горшках розмарин, — тихо сказал я сам себе, медленно плетясь по коридору. Длинные глиняные горшки, похожие на целые грядки, стояли вдоль стены на высоких каменных столиках. Они тянулись не на один десяток метров и выводили в просторную симпатичную комнату, которую я назвал бы гостиной. Здесь стояли несколько массивных деревянных столов и полочка с книгами, как в библиотеке, несколько мягких диванов да кресел с бурым мехом и гобеленовыми подушками и всё те же высокие столики с розмарином, тут и там втиснутые между мебелью. Но самое потрясающее — одна из стен была почти полностью занята высокими арками-окнами. Они доверху наполняли комнату светом, пронизывая каждый уголок, и давали возможность полюбоваться задним садом, оказавшимся куда пышнее и ярче переднего. В тот день пара створок были открыты, так что я смог вдохнуть прохладный свежий воздух, пропитанный мягко укутывающим в свою сладость ароматом утесника, на первый взгляд такого невзрачного с его пока еще мелкими желтыми цветочками, но при ближайшем рассмотрении очаровывающего простой изящностью и искренней добродушностью. Под ним расстелился целый пожар из оранжевых бархатцев и красных хризантем. А над ним щебетала, рассевшись по веткам деревьев, целая стая свиристелей, лакомящихся крохотными алыми яблочками. Честное слово, еще бы секунда-другая — и я бы вышел в окно, чтобы пройтись по выложенной камнями дорожке между всеми этими огненными зарослями, такими они казались теплыми и манящими. Вот только услышал за спиной удивленный хмык. А оглянувшись, заметил за одним из столов двух девушек, каким-то чудом не привлекших раньше моего внимания. Блондинка с аккуратным маленьким пучком и брюнетка с лежащей на плече ажурной косой. Девушки переглянулись. — Простите, дамы, не знал, что здесь кто-то есть, — натянуто улыбаясь, проговорил я, совершенно не представляя, как стоит поступать. — В этой комнате можно находиться гостям? Или мне лучше уйти?.. — Вы вполне можете остаться, — тихим нежным голоском ответила блондинка, опуская взгляд к столу и возвращаясь к своему занятию. — Комната открыта для всех обитателей поместья. — Хотя обычно тут отдыхают лишь фаворитки господина, — тут же добавила брюнетка, манерно подпирая острый подбородок ладошкой и отводя взгляд. — Но что вам до чужих устоев и обычаев, господин советник... — Вот сейчас не понял, — хмыкнул я, потеряв всякое желание убраться и не мешать. Выдвинув стул, я уселся напротив девушек и выжидательно уставился на брюнетку. — Что вы имеете в виду? — Полагаю, вы из тех, кто любит жить исключительно по своим собственным правилам. — Девушка чуть вздернула острый нос и пожала плечами, укутанными в блестящие бордовые ткани дорогого платья. — Даже в чужих владениях слушаетесь лишь собственных хотений. — А вы, полагаю, из тех, кто любит судить о незнакомых людях, опираясь на собственные тайные фантазии? — улыбнулся я. — Что же такого я успел сделать не по вашим правилам? — Лучше скажите, что вы такое без конца советуете его величеству на ушко? И в шейку. И в губы… — Девушка скосила взгляд, поджав губы. — Совершенно никакого стыда. — Ах, вот что вас задело, — вздохнул я, понимая, что в эту войну не стоит даже ввязываться. Жаль, что заданный вопрос назад не вернуть. Девушка смотрела холодно и с нескрываемым недовольством. Ждала ответа. — Нижайше прошу прощения. Не знал, что в этом имении принято следить и подглядывать за гостями. Видите ли, я был искренне уверен, что позволяю себе давать принцу советы лишь в моменты уединения, никак не думал, что чьи-то прекрасные зеленые глаза внимательно следят из-за ближайшего угла… — Вам стоит хорошенько обдумать свою жизнь и свои поступки, господин советник, — тоном старательно притворяющейся добренькой грымзы-учительницы, пролепетала брюнетка. Блондинка же чуть подняла брови, похоже, с трудом сдерживая тяжкий вздох. — Подобное не останется безнаказанным. Богиня всё видит… Я мельком оглянулся через плечо. И правда, Шуга как раз шаталась между кустами утесника, с упоением нюхая цветочки и наслаждаясь безветренным солнечным днем. А заодно поглядывала в окна, наблюдая за обитателями имения. — Как искренне любящая свое королевство девушка я не могу не чувствовать опасения и разочарования из-за того, что один из принцев оказался втянут в подобные неправильные отношения. — Она покачала головой, морщась и будто пытаясь лицом выразить всю свою боль. «Ха, один? — злорадно усмехнулся мой внутренний голос. — Дамочка, ты многого не знаешь». — Я всегда искренне считала его высочество Чонгука достойным претендентом на трон. И мне страшно даже представить, что, стань он новым королем, он будет расплачиваться за прошлое… как расплачивались другие. — Другие? — стараясь не выдавать своего веселья, переспросил я, собираясь прицениваться. — О ком именно вы говорите? И как они расплачивались за подобное? — Бывший наместник, — бросила брюнетка, уже начиная румяниться от бурлящих внутри нехороших чувств. — Ида, — тихо попыталась одернуть ее блондинка. — Нет, Ева, — тут же ответила та. — Не пытайся заставить меня молчать. Это очень серьезные вещи. — Так… а что же с бывшим наместником? — По мужикам он бегал от своей жены, — фыркнула Ида и резко встала, мерзко скрипнув тяжелым стулом по полу. — А его дети без конца расплачиваются за дела родителей. Она поддернула юбку, чуть ли не до неприличного открыв стройные щиколотки в чулках, и уверенно застучала каблучками по каменному полу, спеша покинуть неприятное общество. Я озадаченно проводил взглядом ее качающийся из стороны в сторону блестящий бант на пояснице и уставился на Еву. Та сосредоточенно скребла пером по бумаге, старательно перерисовывая иллюстрацию с какой-то карты вроде таро. Девушка с корзинкой цветов. Выходило, надо заметить, даже лучше, чем на карте, натуральнее. — Простите, можно… можно вопрос? — после раздумий рискнул всё же подать голос я. Ева подняла головку. В серых глазах читались усталость и некоторое опасение, но всё же она ободряюще улыбнулась и кивнула, от чего тонкие пряди-завитки у висков забавно качнулись. — Каким это образом дети наместника расплачиваются за его измены? — Для начала — это очень запутанная и старая история, которая давно потонула в домыслах и вранье. — Ева говорила тихо-тихо, как будто боясь быть услышанной, так что я затаился, внимая. — Уже давно нет ни самого бывшего наместника Пульсатиллы, ни его жены. Но слухи всё так же бродят по городу, подпитывая некоторые убеждения. Поговаривают, что он частенько виделся со своим советником по ночам. Вы понимаете, для чего… А еще поговаривают, что жена его всё это знала и никак не запрещала подобные встречи. Многие склонны считать, что такое поведение супругов роковым образом сказалось на всем их потомстве. И этому, увы, трудно возразить… — Трудно? — Я нахмурился. — Трое их старших сыновей умерли еще в колыбелях. — Ева опустила взгляд, продолжая рисовать. Теперь, увлеченная разговором, она больше не смотрела на карту-образец, дорисовывала по собственной фантазии, добавляя девушке с корзинкой крылья, как у бабочки. — Четвертым сыном был нынешний наместник. Он с самого детства болеет, не находя спасения от своего недуга, и многие в народе считают, что это тоже — наказание за грехи родителей. — Какой кошмар, — тихо вздохнул я, кривясь. — Ну, а пятой у них родилась дочка. — Перо замерло, оторвавшись от бумаги, так и не доведя линию до конца. — Королева-несчастье, как ее иногда зовут. Красавица Вонхи. Сначала люди твердили, что вот она, надежда, чудесная девочка. Здоровая, любознательная, обаятельная. Посчитали даже, что проклятие спало, что ее ждет прекрасное будущее, ведь сам король замуж взял. — Ничего себе! Так наместник Пульсатиллы был братом королевы? Вот так новость… — Да, был. На нее все рассчитывали, но Вонхи и сама не смогла пожить толком, и короля оставила без жены и наследника… — Оставила? — я сложил руки на груди. — Это звучит омерзительно. Она же не виновата в том, что умерла… И, кстати, глупо винить в этом какие-то там грешки родителей, множество женщин умирают при родах, такова здешняя реальность. Это неправильно. — Я не знаю, что правильно, а что — нет, — пожала плечами Ева. — Не знаю, было ли это наказанием от богини, или просто так сложилось. Но я уверена, что его высочеству стоит быть осторожным со своей репутацией, не открывая народу лишнего… даже королям она бывает важна. Почему-то в тот момент я был готов поспорить, что Пульсатилла — самая гомофобная из всех провинций нашего королевства. Не только самая чопорная и надменная, но и самая нетерпимая ко всему, что не считает нормальным. Может, Ева и права… стоит вести себя осторожнее, когда находишься в подобных краях? — Скажите, Ева, вы обе — фаворитки наместника, я правильно понял? — Да, именно так, — снова улыбнулась девушка и смогла наконец продолжить рисунок: обмакнула перо в чернила и принялась выводить завитки узоров на крыльях. — А сколько вас всего? — Сейчас — семь. — Девушка смущенно хихикнула, тупя взгляд. — Только, умоляю, не нужно вопросов о подробностях интимной жизни господина. Об этом вам с охотой расскажет любая другая фаворитка, лишь спросите. Я же предпочитаю хранить чужие секреты. — Вот оно как, — улыбнулся я, поражаясь, как это умудрился попасть на самого совестливого ангелочка из всего «гарема». Впрочем, спрашивать что-то такое я и не собирался. — А вы не расскажете мне немного подробнее о роли фаворитки? Какое они имеют влияние на наместника, насколько могут вмешиваться в политические дела, например… — Политические? — округлила глаза Ева. И я сразу понял, что фаворитки тут и близко не такие, как какая-нибудь маркиза де Помпадур. — Мы помогаем управлять делами в имении, но не смеем лезть во что-то большее. Мы ведь не советники… — И я даже не понял, было в последней фразе тончайшее подтрунивание умной девушки, или мне просто показалось. — Если вы задаетесь вопросом, для чего же тогда мы все нужны, я отвечу просто: господин предпочитает общество людей, которые ведут себя с ним уважительно, проявляют необходимую заботу и внимание, но не нянчатся, как с немощной обузой. И, разумеется, время от времени кто-то из девушек лишается статуса фаворитки, если гадкий червячок, сидящий в голове, прогрызает черепушку и выползает на свет… Я нервно усмехнулся, вот теперь уже не сомневаясь, что мимолетный взгляд через плечо намекал на ушедшую, которую, видимо, по мнению Евы, вскоре ждет подобное будущее. — Я бы делала так же, будь на его месте. — Да, одна моя знакомая много раз говорила мне, что инвалидом чувствуешь себя именно в тот момент, когда окружение тебе об этом напоминает. Так что хорошо это, иметь возможность подобрать себе достойное окружение. Рассеянно улыбнувшись воспоминаниям, которые, казалось, уже навсегда затерялись в глубинах памяти, я пересел на другую сторону стола и рассмотрел законченный рисунок. Вышло очень даже красиво. Весь последующий час мы с Евой рисовали необычных существ и болтали на всякие отвлеченные темы: от растущих в саду цветов до лучших блюд местной кухни, от слухов про волшебных китов до фантазий о чудесных аппаратах, которые позволили бы людям летать. Вполне ясно было, что Ева примерно того же мнения о наших с Чонгуком отношениях, что и ее приятельница, но слишком хорошо воспитана, чтобы позволять себе лезть в чужие дела и высказывать недовольство. И не то чтобы я хотел пообщаться с ней поближе, чтобы показать — я вовсе не чудовище, которое навлечет на принца беду… или всё же для этого?.. Не знаю точно, но после, когда мы уже расходились, и девушка совершенно очаровательно улыбнулась, заверив, что с радостью пообщается со мной еще на следующий день, я почувствовал себя чуточку удовлетвореннее. Миссия, имела она место или нет, была выполнена.

***

Шлялся Чонгук долго, так что обедали мы с наместником вдвоем. И только в тот момент я задумался, почему это фаворитки его на обед не приходят. Оказалось, они просто решили обедать отдельно из-за присутствия гостей в доме. Ишь, стесняшки какие. Гадости в лицо говорить — без проблем, а за одним столом посидеть — выше их сил?.. В начале я опасался, что будет ужасно неловко, но всё прошло как нельзя лучше: наместник охотно поддерживал разговор, похоже, чувствуя себя вполне комфортно, а потому позволив расслабиться и мне. Даже не удивился расспросам о рецепте, рассказал, как мог. В тот день нам подали запеченную с грибами куропатку, овощное рагу и чуть кисленькую, хрустящую квашеную капусту с лопающимися на зубах ягодками брусники. — Деталей я не знаю, — добавил он, неспешно вытирая руки о тканую салфетку. — Но мой главный повар обучен грамоте, распишет всё в подробностях. Я передам ему приказ, к вечеру рецепт уже будет у вас в кармане. В другой ситуации и другой провинции я бы с куда большим удовольствием наведался на кухню сам, чтобы воочию понаблюдать за созданием этих шедевров кулинарного искусства, может, даже напросился немного помочь в надежде получить желанный опыт. Но, раз решил жить по местным правилам, иди до конца. Так что я просто поблагодарил наместника за заботу и вкусный обед и вместе с ним встал из-за стола. В комнате Чонгука ждали доносившаяся откуда-то с улицы тихая музыка и налопавшийся до отвала Носферату, задрыхнувший прямо возле кормушки с остатками обеда. — Надо уменьшить тебе порцию, дорогуша, — сказал я, склонившись над ним и накрыв миску крышкой, чтоб еда не засыхала. — А то, если будешь много трескать, вымахаешь больше кобылы. Хотя… тогда я смогу забрать Арми себе, а тебя оставить Чонгуку. Верхом на кабане он будет смотреться вдвойне внушительнее. Если на войну пойдет, враги сразу плюнут, развернутся и свалят, чтобы не связываться с дурачком… — До чего интересные вещи ты обсуждаешь, когда меня рядом нет, — усмехнулся Чонгук, облокачиваясь на подоконник. — Жалею даже, что не могу слушать тебя круглые сутки. — Как хорошо, что в этом мире нет жучков. — Действительно, — с улыбкой согласился Чонгук, переводя взгляд на ползущую по оконной раме красную букашку. А после легко перемахнул через подоконник и так неожиданно подхватил меня на руки, что я и думать забыл о жуках и жучках, в панике впился выпрямленными напряженными руками ему в плечи и осмотрел комнату с непривычной высоты. — Идем, у нас есть срочное дело! — Что? — заворчал я, чуть дрыгаясь и пытаясь вырваться. — Какое еще дело? Не припоминаю, чтобы мы на сегодня что-то планировали… — Внеплановое срочное дело! Мы поедем смотреть на... огромное хозяйство одного мужика. — Я не сдержался и заржал от тона, которым парень это сказал. — Он построил магический трехэтажный огород, который на всё королевство прославился. Обеспечивает зелеными помидорами, кабачками и капустой половину Пульсатиллы! Мне несказанно повезло встретиться с ним на улице и завести разговор. Он скоро поедет домой, и согласен пригласить нас в гости на вечерок, чтобы мы смогли посмотреть на его знаменитый огород собственными глазами. — Ладно-ладно, — весело заверил я, уже куда мягче упираясь в крепкие плечи. — Только для начала поставь меня на пол, я высоты боюсь. — Ладно-ладно, — передразнил Чонгук, и ноги мои коснулись пола. — Только я всё равно заставлю тебя подняться на третий этаж огорода, так и знай. О, в комнате эта угроза показалась мне смешной и даже милой. А вот спустя пару часов езды, когда мы добрались до самой дальней окраины города, плавно переходящей в ельник, и увидели это сооружение, стало не так весело… Трехэтажные огороды внешне напоминали строительные леса. Хлипкие деревянные строительные леса, уставленные огромными ящиками с кустами помидор. Их было много, стояли один к другому, соединялись дощечками-мостиками, как дома в Плюмерии. Навскидку я бы сказал, что каждый этаж каждого огородика давал где-то сотню квадратных метров полезной площади. А было их на каждом огороде по три. А огородов было штук десять. Короче говоря, Чонгук был прав — огромное по местным меркам хозяйство мужик себе отрастил! И всё же подниматься не хотелось… Лестница, ведущая на третий этаж, была по сути толстенной доской из корабельной сосны с вырезанными через каждые сантиметров двадцать углублениями, чтобы удобно было подниматься. Только мне что-то удобно не было. С замиранием сердца я старался не смотреть мимо доски, чтобы даже не видеть, как далеко до земли падать. Доска чуть тряслась от чужих шагов, в ушах гудели голоса беззаботно болтающих, а я из последних сил заставлял себя плестись на ватных ногах, а не на карачках. Когда «лестница» осталась позади, я хотел было уже с облегчением вздохнуть… но просветы между досками пола были в три пальца шириной, так что сердце трусливо провалилось между ними куда-то на нижние этажи. Хозяин водил нас от одного огорода к другому. С гордостью рассказывал о том, как долгие годы изучал магию, которая теперь помогала ему и с поливом, и с освещением, и с удобрением почвы, чтобы можно было выращивать овощи круглый год. Демонстрировал крепкую морковную ботву да совсем чистенькие, не поеденные насекомыми светлые шарики капусты в обрамлении темных листов. Всё это было бы довольно интересно, если бы я не пропустил половину лекции мимо ушей, то и дело опуская взгляд и рассматривая видневшиеся на втором этаже грядки через щели в полу. Очухался я только после того, как смог снова встать на твердую землю. Ждавший нас в повозке Тэ явно всё понял, но милосердно смолчал, только чуть улыбнувшись и вернувшись к книге. Я мысленно поблагодарил. — Это превзошло все мои ожидания, — с восторгом заявил Чонгук, едва подойдя к телеге. — Просто потрясающее зрелище! И как умно, как находчиво. — Да, вообще-то очень круто, — согласился я. Запряженная в повозку поджарая черная кобылка переминалась с ноги на ногу, похоже, ей не терпелось скорее отправиться в обратный путь. Я же надеялся еще немного постоять спокойно. Но Тэ отложил книгу и спрыгнул в траву. — Я думаю, эту технологию нужно взять на вооружение. Дать ей полный ход, чтобы во всех провинциях появились такие огороды. — Украсть идею? — Да нет, конечно, не украсть. — Я наблюдал за Тэ, который в тот момент снял с подножки кучера маленькую баночку. Я опустил взгляд и только после этого сообразил чуть остывшим мозгом, что одно из колес снято с оси и стоит прислоненным к боку повозки. Так вот почему мы всё еще не трясемся на кочках! Ух, Тэхён, ух, лентяй… помог легко укачиваемому человеку выкроить несколько минут покоя. — Позаимствовать с его разрешения. Ну, смотри, можно дать ему какую-нибудь награду за придумку. Грант или премию, зови это как хочешь. Денег там, стадо коров или дом новенький, не знаю, что тут ценится. А потом построить таких же огородов в других провинциях. Или направлять к нему на обучение людей, за каждого ученика выплачивая определенную сумму, а потом отдавать ему процент дохода с каждого такого огородика. Вариантов много. Просто передай эту идею Хосоку, пусть обдумает, раз он у вас по части сельского хозяйства. — Вот ты и передай, — улыбнулся Чонгук, обходя повозку вокруг. — Напиши ему письмо сам. Чего тебе стесняться? Вы давно знакомы, уже, можно сказать, вели дела вместе. Уверен, если толково объяснишь задумку, он прислушается. Ты всё же, как ни крути, советник принца. — Угу, разумеется, — отозвался я, наблюдая за руками Тэ, тщательно смазывающего ось жиром. — Но всё равно как-то проще и лучше будет, если ты ему напишешь. Тэ отставил баночку и принялся прилаживать колесо на место, а я между делом рассеянно погладил кобылу по бархатистой морде. Та недовольно фыркнула, заставив меня испуганно отскочить и понять, что вот с этой красоткой я сдружиться еще не успел. Закончив работу, кучер тщательно вытер руки о тряпку, лежавшую в повозке, и приглащающе похлопал по сиденьям. Чонгук кивнул, забираясь первым. Полы длинной куртки зацепились за выпирающий уголок, парень всплеснул руками, вскрикнул и выброшенной на берег каракатицей растянулся на полу повозки. Я недоуменно заглянул внутрь. Неуклюжий Чонгук — редкое зрелище! Даже Тэ удивленно оглянулся, не зная, то ли помощь предложить, то ли посмеяться, пока возможность есть. — Я в порядке, — заверил Чонгук, спешно подскочив, плюхнувшись на сидение и поправив перекосившуюся одежку. — Всё отлично. Но, увы, я ушиб руку, в ближайшие дни не смогу написать письмо Хосоку… — Ты специально это сделал? — шутливо упрекнул я, отряхивая его куртку. — Слишком коварный план для такого пустяка. Так и быть, раз настаиваешь, сам напишу. Вскоре и я устроился. Прямо на полу повозки, постелив подушку с пледом и облокотившись на край, чтобы удобно было смотреть вперед. И кобылка, едва почувствовав, как встряхнули вожжи, расторопно зашагала прочь. Эта дорога была узкой и неровной, бежала через лес. Большинство местных пользовались ею редко, предпочитая более длинный путь короткому, но опасному, поэтому дорога была «дикой», не выложенной булыжниками, а природной, как получилась. Качаясь из стороны в сторону и подскакивая на ямках да кочках, я с тоской думал, что даже булыжные мосты мне всё же нравятся больше… — Как ты? — вдруг послышался мягкий голос, прервавший мое задумчивое разглядывание проплывающих мимо веток деревьев. Я глянул на Чонгука и вопросительно поднял брови. — Нормально себя чувствуешь? — Да, вполне, — отозвался я, подтягиваясь и выглядывая «за борт». Тоненькая ветка шлепнула разлапистыми листками по щеке, чуть не сбив и без того уже криво сидящие очки. Ну просто дорога невезения… — Скорей бы доехать, — вздохнул Чонгук, давясь смехом. И тут же получил по загривку другой веткой. — Это точно, — усмехнулся я, протягивая ему руку. — Спускайся. Тут намного удобнее. Парень почти неохотно положил руку на протянутую ладонь, та моментально сжалась, несильно потянув. Пришлось спуститься, пристраиваясь рядом. Действительно. Внизу было намного уютнее. Но, увы, трясло всё так же. Зато каждый раз на кочках повозка наклонялась, и нас чуть ли не прижимало друг к другу, а это казалось даже по-своему милым. Будут ли такие поездки у короля? — Знаешь, — начал я, снова ловя его ладонь и очень надеясь, что сказанное парень не поймет неправильно. — Честно говоря, я уже не так уж уверен в том, кого хочу видеть следующим королем. — Я тоже, — не оборачиваясь, тихо ответил Чонгук и сжал пальцы крепче. В голосе слышались явно веселые нотки. — Но у меня есть важная миссия. Разве ж кто-то, кроме меня, разрешит однополые браки? — Ну, если только Бомгю… Но я бы на него сильно не надеялся. — То-то и оно, — покивал Чонгук. — То-то и оно. И, пожалуй, хоть на первый взгляд и не скажешь, это был самый серьезный и важный из всех разговоров, звучавших в тот день.