Варвары

от: Номер 58 кому: Марафаха-6 локация: Рим дата: семь недель до операции «Миллениум»

      Красная «Альфа Ромео» с Алёнушкой за рулём летит по Виа дель Форо Италико. Мягкий ароматный мирок, на отделку которого ушло много мёртвых африканских животных и ценных пород дерева; его тонированные стёкла надёжно отгораживают нас от взглядов и звуков окружающей среды.       Винтовка лежит на заднем сиденье завёрнутая в пропахшее пылью покрывало, истрёпанные края которого совершенно по-дурацки контрастируют с элегантной кожаной обивкой цвета какао. И пока машина приближается к пункту назначения со скоростью полтора километра в минуту, я перекладываю винтовку себе на колени. Она длинная и тяжёлая, а ложе из ореха и металл оптического прицела с анодным покрытием приятно холодят руки.       «Кра», — отзывается рукоять затвора, когда моя рука толкает её вверх. «Крак!» — оттягиваю рукоять в заднее положение.       — Нравится игрушка? — интересуется Алёнушка, отслеживая мои поползновения через зеркало заднего вида. Её веснушки и голубые глаза смотрят попеременно на меня и на дорогу. — Украдена с базы хранения, закреплённой за карабинерами... Смекаешь, о чём я?       Винтовка принадлежит карабинерам, а это означает, что, если всё пройдёт как надо, покушение на оппозиционного политика припишут Ди Гримальдо. Никто и не подумает, что террористами могут оказаться три белые девушки восемнадцати-двадцати лет.       Посеять страх.       Посеять хаос.       Так сказал Киран.       — А тачка чья? — спрашиваю.       — Тачка... — Алёнушка разминает шею. — Магды Хорниг тачка. Бедняжка ещё не отошла от смерти папочки... Новгородская ученица по обмену возит её в школу и утешает по мере сил.       — Извини, — говорю. — Я просто хотела грохнуть какого-нибудь Хорнига, а не подкинуть тебе работку психолога.       Алёнушка неопределённо машет рукой. Занырнув в тоннель, она продолжает:       — Не стоит. Я тоже подкинула моей Гризельдушке кое-какую работку. Раз уж тебя заинтересовала винтовка, скажу, что пристреляла её на прошлой неделе. До восьмисот метров бьёт неплохо, а вести огонь на большие дистанции тебе и не придётся.       — Мне?       — Эта дура сломала палец на волейболе, — медный затылок Пикси подаёт голос с переднего сиденья.       — Не перелом, только подвывих. — Алёнушка снова поднимает руку с рычага КПП, демонстрируя травму. — Но всё равно не очень-то приятно.       — Капустная принцесска вчера бездельничала на футболе, — говорит Пикси. — Пусть поработает теперь. Стреляет она сносно, хоть и левша.       Как будто левши по умолчанию должны стрелять хуже правшей. Какой-то совершенно идиотский стереотип. Настоящая дискриминация людей по принципу расположения рабочей руки.       — Вот, Рафаэль Бертолусси. — Пикси протягивает мне журнал. — Это младший брат Заннето Бертолусси, покойного сенатора от Венеции. Через час у римской мечети начнётся несанкционированный митинг против расизма и полицейского беспредела. Бертолусси должен на нём присутствовать.       Рафаэль Бертолусси такой же кудрявый и смазливенький, как мой карфагенский напарник, правда, не столь накачанный и лет на пятнадцать старше.       — Похож на Вивулушку, тебе не кажется? — озвучивает мои мысли Алёнушка. — Я прифигела немного, когда увидела впервые.       — Я приняла их за родственников, — подтверждает Пикси.       Машина покидает тоннель, и по обеим сторонам дороги опять мелькают буйная растительность и отбойники.       — Постарайся подстрелить его аккуратненько, — просит Алёнушка. — Не задев мордашку и прочие жизненно важные органы. Киран ведь о покушении говорил, да? Об убийстве не говорил. Ты не слышала про убийство, Пиксюшка?       Пикси ёрзает на сиденье.       — Чёрт, я же просила не называть меня на новгородский манер. Корёжит от этого.       Алёнушка примирительно выставляет ладонь.       Мост. Развязка. Поворот. Мы почти на месте.       Рим, в котором мы находимся, максимально далёк от парадно-туристического. Никаких тебе достопримечательностей: только тренировочные базы, склады, пустыри и парки.       — Идеальная пустота, — отмечает Пикси. — Прямо то, что надо.       Алёнушка распоряжается:       — Будь добра, выдай Гризельдушке боеприпасы.       Пикси извлекает из бардачка пустую патронную пачку и початую картонную коробочку, чтобы подкинуть их мне. Много золотистых цилиндриков тускло блестит в ячейках — я достаю первый патрон и вкладываю его в пачку.       — Приехали, — оповещает Алёнушка, подруливая к воротам высоченной железобетонной кукурузины многоуровневого паркинга. — Эта штука заброшена и готовится к сносу, так что помешать нам не должны.       Пока Алёнушка с Пикси растаскивают преграждающие путь заборы, я вставляю второй патрон в паз и надавливаю на него большим пальцем. Дорога свободна. Хлопают двери. Мой палец надавливает на третий патрон, и тот занимает место в пачке. Алёнушка жмёт на газ, устремляя машину в темноту.       — Работайте быстренько и аккуратненько, — говорит она. — Я должна вернуться в школу к половине второго.       Машина задирает нос, вкатываясь на следующий уровень.       Клац, четвёртый патрон уже в пачке.       Искусственное освещение больше не работает в заброшенной башне: лишь солнце и лучи фар вторгаются в её тишину и пустоту. «Альфа Ромео» взбирается на верх быстро и бодро, словно старательный муравьишка.       Клац, пятый. Клац, шестой.       Периферическим зрением наблюдаю, как обтянутое кожей рулевое колесо по мановению алёнушкиных рук крутится влево и возвращается в исходное положение. А я пропихиваю наполненную пачку в магазин.       «Альфа Ромео» тормозит напротив высвеченной фарами цифры «8», что обозначает верхний этаж. «Клам!» — ладонь решительно толкает рукоять затвора вперёд, и Алёнушка объявляет:       — Всё, барышни. Дальше пешочком. Да хранят вас Морриган и Перун.       Мы с Пикси проникаем на внутреннюю лестницу тихо-тихо, как два призрака. Давно не хоженные ступени закручиваются вниз, однако нам нужно подняться на полтора пролёта вверх — туда, где лестница заканчивается дверью с табличкой «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЁН». Это выход на крышу паркинга. Пикси опускается на колени перед замком. Я вижу её выбритый висок, рыжую косу и пальцы с коротко остриженными ногтями, ловко орудующие коллекцией отмычек.       Удерживая в руках длинное оружие, я вновь заглядываю в пропасть между перилами, пытаясь увидеть, услышать или унюхать ненужного свидетеля. Но там никого нет. Надеюсь, Алёнушка будет внимательно прикрывать наши жопки.       — Заходи давай, — раздаётся шёпот из-под плеча.       Мы просачиваемся наружу: сначала винтовка, потом моё туловище. Бетонный парапет крыши довольно высокий — он доходит до живота, — и за этим укрытием можно устроиться так, что снизу тебя не заметят.       По крайней мере, до тех пор, пока ты не высунешь ствол винтовки.       С самой верхушки паркинга эта римская окраина отрисовывается, как на холсте. Посмотришь налево и назад — наткнёшься на кладбище разбитых машин, втиснувшееся между кольцевой дорогой и причудливо изгибающимся берегом Тибра. Налево и вперёд — увидишь густо поросший лесом склон Монте Антенне, зелёный с вкраплениями жёлтой листвы. Справа от башни паркинга стучит городская электричка. Забор без единого свободного от граффити участка изолирует железную дорогу от многочисленных прямоугольников футбольных и регбийных полей: очевидно, там базируются какие-то спортивные школы.       — Пофиг на холм и школы. Смотри за мечеть, — говорит Пикси.       Мечеть — просто бежевая коробка с приплюснутым куполом и доминирующими над местностью белым минаретом. Галереи, атриум и разлинованная площадь, частично скрытая от нас разросшимися пиниями и кипарисами. Людей вокруг мечети собралось порядочно. Толпа перекрыла ближайшую улицу, и даже отсюда можно почувствовать, как эта толпа разгорячена. Говорю:       — Деревья затрудняют обзор. Кипарисы ещё ничего, но пинии нам точно не друзья сегодня.       — Кипарисы, — задумчиво повторяет Пикси. — В древности на кипарисовых дровах кремировали мертвецов. Горящий кипарис хорошо пахнет и перебивает запах палёного мяса.       Она рассматривает местность перед городским советом в массивный бинокль со встроенным дальномером, слегка приподняв трубы над парапетом.       — Шестьсот десять метров до ближней стены. Далековато, не так ли?       — Я и на тысячу стреляла.       — Ты всё такая же хвастунья, капустная принцесска, — медленно произносит Пикси, не отрывая глаз от бинокля. — Как тогда, на крыше приюта. Ничего не поменялось. Зачем ты вступила в Ма-шесть? Я б на твоём месте уехала к родственникам в Винланд. К Константину Комнину и его идеальной семейке.       У маленькой Гриз Тиль уже была идеальная семья. И я хочу уничтожить тех, кто отобрал её у меня. Я говорила ей об этом.       Пикси смотрит как человек, категорически не разделяющий твоих ценностей: щурит зелёные глаза и кривит рот.       — Ох уж эти причуды девочек из богатеньких семей, — говорит она. — Я бы лучше уничтожила свою единственную семейку.       Вывешенные на парковке флаги с фасциями развеваются, развернувшись на восток: значит, ветер умеренный, как вы можете узнать из любого учебника для начинающего снайпера. Здесь, на высоте, он задувает ещё сильнее.       Пикси убирает с лица выбившиеся волосы и говорит:       — Флаги развернулись точно на Мекку. Символично. Но для стрельбы погода хреновая. Что нам говорил по этому поводу Киран?       — «Стреляет винтовка, а пули носит ветер», — цитирую я слова учителя.       — Верно. — Пикси вооружается карманным анемометром. Дождавшись, пока маленькая крыльчатка раскрутится, она сообщает: — Северо-западный, пять метров в секунду... Помнишь, что нужно делать?       Глупый вопрос. Любая девочка из Ма-шесть знает наизусть таблицу поправок для стрельбы из винтовки «Каркано» калибра 7,35 мм. На дистанции 600 метров умеренный ветер, дующий справа под углом 90 градусов, сместит пулю на сто с небольшим сантиметров от точки прицеливания. Отнимаем поправку на деривацию, получаем отклонение чуть меньше метра или полтора горизонтальных деления прицельной сетки. Прокручиваю верхний барабанчик на три щелчка против часовой стрелки.       Пока рассерженные представители мусульманской общины Рима медленно оттесняют немногочисленных полицейских от мечети, Пикси сползает вниз. Прислоняется к парапету и засовывает в ухо наушник.       — «Рафаэль Бертолусси и его сторонники задержаны в метро», — пересказывает она новость из радио полминуты спустя. — Беда-беда.       Тут и там в людской массе виднеются футболки «Ромы». Кое-кому оказалось мало побоища на Олимпийском стадионе, и вот эти ребята явились на продолжение банкета. Или явились те, кому не повезло пропустить матч?       Даже за полкилометра можно услышать скандирования и хлопок первой разорвавшейся гранаты со слезоточивым газом. Голубоватый дым стелется наискосок через Виале делла Моска, указывая направление ветра на тот случай, если у вас нет анемометра или вы не видите флагов.       Митингующие выкрикивают: «Нет расизму!». И: «Мы не террористы!».       — Простите, ребята, — хихикает Пикси. — Это я вас подставила.       И тут же опровергает предыдущую новость:       — О! Говорят, Бертолусси прорвался через фараонские заслоны и движется сюда. Рано мы запаниковали.       Я упираю правую руку в бетон, а левой удерживаю винтовку, цевьё которой лежит на парапете. В оптическом прицеле возникает группа мусульман: они спускают с флагштока одно из фашистских знамён, чтобы поменять его на старый императорский флаг с двуглавым орлом. Имам в белом тюрбане что-то вещает, стоя на лестнице у входа в галерею. Его слушают в основном женщины и пенсионеры, в то время как мужчины помоложе швыряются в полицию тем, что смогли отодрать от земли или строений.       — Время разбрасывать камни, — философски изрекает Пикси.       Техника карабинеров завывает сиренами на Виале делла Моска, направляясь на подмогу муниципальной полиции. Самоходный водомёт выдвигается под прикрытием облачённых в пластмассовые латы бойцов: карабинеры наступают сомкнутым строем, словно древнеримская «черепаха», отбивая летящие в них камни щитами и метр за метром оттесняя народные массы обратно к мечети.       — Идут! — Пикси приподнимается на коленях. Она направляет бинокль правее и ниже, в сторону железнодорожной станции.       Разумеется, она имеет в виду не карабинеров. Припыхтевшая к Кампи Спортиви электричка выпускает на платформу интересующую нас персону и его спутников: Рафаэль Бертолусси в сиреневом костюме идёт по центру, и надо сказать, что он действительно похож на Семидесятого. Я слежу за процессией через прицел, а Пикси смотрит в бинокль.       — Даже итальянские мужчины не умеют одеваться настолько стильно, — говорит она. — По-моему, он гей. — Затем добавляет: — Не стреляй, пока не остановится.       Бертолусси вскидывает руки на ходу, приветствуя сторонников. Митингующие стихийно скандируют то «Нет расизму!», то «Долой диктатуру!», то ещё что-то неразборчивое.       И Лульета. Я вижу её среди женщин, слушающих речь имама. Серый редингтон, джинсы и кроссовки: только на голове появился платок. Лульета, моя коллега по кукольному домику Капитолийского музея. Лульета всегда вела себя по-светски, и я даже забыла, что она мусульманка. Только знакомых мне здесь и не хватало. Пусть даже мимолётных.       Длиннобородый имам возводит руки к небу, и тут — «Бам!».       Хлопок резкий, как вылетевшая из бутылки пробка, взрывает пространство. Священник откидывается назад и как-то нелепо падает на площадку перед галереей.       Пикси поворачивается ко мне со словами:       — Это что сейчас было?       — Не знаю. — Отнимаю указательный палец от спускового крючка — мол, стреляла не я. — Кто-то другой.       «Бам!» — второй выстрел настигает одного из поднимавших флаг албанцев, и его голова лопается, словно выпавший из окна арбуз. Люди перед мечетью начинают беспорядочно перемещаться — все и вдруг. Мир внизу становится таким, будто нажали кнопку ускоренной перемотки.       — Блядь, — ругается Пикси и прикладывает бинокль к глазам. — Стреляй в Бертолусси. Стреляй, пока не ушёл. Дистанция шестьсот пятьдесят.       Человек в сиреневом почти успевает скрыться за газетным киоском, пока я доворачиваю ствол на цель. Вдох. Палец вжимает спусковой крючок в скобу, приклад толкается в плечо, звук выстрела сливается с чьим-то ещё. Замечаю, что пуля вырвала кусок мяса из бедра бежавшего сбоку мужчины, но задела ли она самого Бертолусси — неясно. Они все исчезают за укрытием.       — Я попала? — спрашиваю у Пикси на выдохе.       — Не разглядела, — отвечает она. И в следующую секунду повышает голос: — Дерьмо, фараон засёк нашу позицию! Убей его! Быстро!       Я отстраняюсь от парапета, дабы перезарядить винтовку. Бойня скрывается из поля зрения, и мир будто бы встаёт на паузу. «Кра-Крак-Клам!» — оттягиваю рукоять затвора назад и вновь бросаю вперёд. Горячая гильза выскакивает наружу и с мелодичным звоном подпрыгивает у моих ботинок.       Признаюсь: леворукие стрелки действительно делают это чуть медленнее правшей. При этом мы теряем цель из виду на пару лишних секунд.       — Четыреста восемьдесят. Офицер. На автобусной остановке, — Пикси выплёвывает команды, стоя на коленях и направив трубы бинокля на цель. — Быстро!       Не растрачивая драгоценные секунды на корректировку прицела, я прижимаю винтовку к плечу. Мишень ближе на полторы сотни метров — целься в руку, попадёшь в грудь.       Вдох-выстрел. Пуля пробивает туловище карабинера насквозь. Он роняет рацию и падает на проезжую часть, а я опять скрываюсь за парапетом.       — Да, — подтверждает Пикси, — попала.       Уцелевшие демонстранты убегают в парк Монте Антенне, а тела убитых остаются на присыпанных опавшей листвой газонах. Около автобусной остановки. На лестнице мечети. На влажном асфальте Виалле делла Моска лежит Лульета, и я не знаю, жива ли она ещё.       Лишь теперь я могу отдышаться и сообразить, что неизвестные стрелки ведут огонь откуда-то слева — вероятно, из парка на холме. Судя по частоте хлопков, их как минимум двое.       — Хороши ублюдки, — признаётся Пикси. — Пора сматываться. Этот розыгрыш вышел из-под контроля. И винтовку здесь оставь.       Мы спускаемся по лестнице трусцой в том же порядке, в котором пришли: Пикси впереди, я за ней. Ведущая на 8-й этаж дверь открывается внутрь, и фигура полицейского материализуется перед нами. Только что его там не было, а теперь есть.       Пнув дверь обратно, Пикси с ходу всаживает нож ему в живот. Полицейский издаёт хрип, а Пикси бьёт ещё, и кровь брызжет на нежно-фисташковые стены лестничного пролёта так, словно кто-то кидался банками с сиропом.       — Ненавижу фараонов, — поясняет Пикси, наступая на слетевшую с головы жертвы фуражку. Блестящая кокарда издаёт хруст, когда ботинок впечатывает её в бетон.       За дверью — машина муниципальной полиции, которая сверкает красными и синими огнями. Выскочивший из неё парень целится в нас из пистолета поверх открытой водительской дверцы.       — Стой! — орёт он. — Ни с места!       Это его последние слова: подошедшая сзади Алёнушка деловито вскрывает полицейскому горло, стараясь не заляпать при этом одежду.       — Что вы натворили, кикиморы? — вопрошает она, пока тело полицейского валится на исчерканный шинами пол. И добавляет по-новгородски: — Валите с Рима, вам пизда.       — Замолкни, — одёргивает её Пикси. — Это были не мы.       А я добавляю:       — Или не только мы.       В кожаном мирке цвета какао мягко и уютно, и далёкая стрельба почти не слышна. Двери хлопают, извещая о том, что Алёнушка и Пикси тоже вернулись на свои места. Руки Алёнушки крутят руль влево, снопы света фар гуляют по бетонным отбойникам. Красная «Альфа Ромео» выкатывается из паркинга, едва не зацепив по пути пустой автобус карабинеров.       Спустя три минуты после моего последнего выстрела ничто вокруг не напоминает о бойне у мечети. Мы летим по Виа дель Форо Италико обратно в XV муниципию, обгоняя попутные фуры и заныривая в тоннели. Никто нас не преследует, только по встречной полосе проносятся, сверкая и завывая, кареты скорой помощи, полицейские автомобили и бронетранспортёры карабинеров.       Алёнушка первой прерывает молчание. Расслабленно сутулится, запускает пальцы в соломенные волосы и говорит:       — А теперь серьёзно — объясните мне, что это было?       — Мы знаем не больше тебя, — огрызается Пикси. — Какие-то сукины дети покрошили с Монте Антенне кучу хаджей и фараонов. Точно не наши. А чьи, я не ебу вообще.       Просунув руку за подголовник, я провожаю проблесковые огни спецслужб. Они направляются куда-то на Виале делла Моска. Туда, где остались все сомалийцы с албанцами и Лульета тоже.       А мы снова выглядим как троица милых девушек, совсем не похожих на террористок.