Варвары

от: Номер 58 кому: Марафаха-6 локация: Рим дата: семь недель до операции «Миллениум»

      Много собак и полиции нагрянуло в музей через час после открытия.       Дуче хочет посетить Альтарь Отечества и Капитолийский холм после инаугурации, и вот теперь кинологические подразделения римской полиции обнюхивают тут всё в самом прямом смысле этого слова. Карабинеры и агенты АИСИ шарятся по Кордонате, простукивают каждый камень мостовой, копаются в мусорных корзинах и с грохотом двигают увесистые крышки канализационных люков, дабы убедиться, что никто не запихнул взрывное устройство в коллектор.       Напрасно.       Пикси стерва, но не дура. Прятать бомбу в столь очевидных местах она не станет. Давно минули те наивные времена, когда любой террорист-любитель мог выстрелить из револьвера в премьер-министра, швырнуть адскую машинку в императорскую карету или засесть с винтовкой на складе учебников. Простой смертный больше не подберётся к диктатору достаточно близко. В последние десятилетия убийство высших лиц государства стало действительно нетривиальной задачей, справиться с которой по силам лишь штучным специалистам. Людям вроде боевиков Ма-шесть.       Это как захватывающая игра, в которой раньше вела одна команда, но теперь инициативу перехватила другая.       Всех туристов с Капитолийского холма повыгоняли, так что аниматоры наслаждаются заслуженным отдыхом. Мы тут как подростки, школу которых заминировали по телефону. Я сижу у подножия конной статуи Марка Аврелия, а Рокко зачитывает новости, расположившись чуть сбоку. Брут по привычке выбирает такую позицию, на которой директор музея не спалит его с запрещёнкой и не натянет за историческое несоответствие. Сейчас директор ошивается возле Диоскуров, соответственно, Рокко расположился с газетой под хвостом коня.       — Лульету вчера застрелили, — говорит он. — У мечети. Слышала?       И видела тоже.       Утром наряды Помпеи остались одиноко пылиться в шкафчике Лульеты. Вот так оно и бывает. Сегодня работаешь в дурацком музее живой истории, ходишь на футбол и мечтаешь провести Рождество с богатым парнем в Альпах, а назавтра тебя нет.       Лульету убили не мы, а те стрелки с Монте Антенне. Хоть я и непричастна к её смерти, на душе всё равно мерзко.       Кто-то из преподавателей академии Ма-шесть однажды сказал: «Разжигая пламя, мы не всегда можем контролировать ход пожара». Иногда всё неожиданно выходит из-под контроля, события начинают развиваться как бы сами собой, и ты уже не знаешь, кто в этом пожаре сгорит: только враги или друзья тоже. Вероятно, этот случай как раз из таких.       — Вчера, — говорит Рокко, — мы тоже собирались пойти к мечети, поддержать наших мусульманских друзей в их борьбе с расизмом. Но в последний момент зарубились в комп с парнями из общаги. Так бы наш музей ещё и Брута потерял.       Скосив глаза в сторону Рокко, я вижу присыпанный листьями газон и пробитый пулями флаг с двуглавым орлом Комнинов. Из-под флага выглядывают ноги в знакомых кроссовках. Один из них летел в меня на прошлой неделе. Дико глупо.       — Да, — отзываюсь. — Сама планировала поехать туда в паланкине. Повезло, что он не завёлся.       Модного блондинистого парика на мне нет, а не соответствующая эпохе сигарета вызывающе торчит за ближайшим к директору ухом. Служебная овчарка водит кинолога вокруг колонн Дворца консерваторов.       Рокко продолжает:       — Церемония инаугурации Ди Гримальдо начнётся в четырнадцать ноль-ноль. Прикинь, у меня и у всех остальных сенаторов отобрали стилосы. Боятся, что мы заколем дуче. У нас есть большой опыт в таких делах.       Прошлой ночью Лондиниум санкционировал убийство диктатора. Киран рассказал нам об этом на утреннем собрании в офисе Пикси. Он не ставил перед нами никаких новых задач. Посеять страх. Посеять хаос. Всё в силе. Вероятно, подготовкой покушения займутся какие-нибудь другие боевики, а мы продолжим работать в группе обеспечения операции.       — Сегодня двенадцатое? — спрашиваю у Рокко.       — Ага, — отзывается тот.       Двенадцатое ноября.       Ровно три года назад Гриз Тиль принесла клятву верности Британской Республике. В Стоунхендже, в храме друидов. Киран подарил всем юным боевикам ожерелья и сказал, что с этого дня богиня Морриган берёт нас под крыло и ведёт на великую битву за свободу Европы.       — …П-с-с-с, директор идёт! — шепчет Рокко.       Легонько цокая когтями по камню, полицейская собака направляется вниз по Кордонате. Девица, с которой директор всё это время разговаривал у Диоскуров, перекидывается парой фраз с кинологом.       Собеседнице директора музея лет двадцать пять. У неё бледная кожа северянки и лицо типичного агента АИСИ. Волосы сплетены во что-то замысловатое на затылке, на поясе тактических брюк песочного цвета находится кобура, из которой торчит рукоять Беретты 92. Правое предплечье и часть шеи забиты рунической вязью.       Одна из тех германок, что прислуживают Риму. Безрезультатно пытаюсь вспомнить, где могла видеть её раньше.       — Синьора Монтелла. — Директор семенит к Марку Аврелию. — Вы давно у нас работаете… проводите синьорину Мейер по Дворцу сенаторов до крыши.       До той крыши, где мы курили с Лульетой.       — Окей, директор, — говорю. — Провожу, конечно.       На Капитолийской площади строятся завершившие работу собаки и карабинеры, а мы с девицей из АИСИ шагаем в противоположную сторону. Мимо фонтана «Ликующий Рим» и статуй античных ребят с маленькими мраморными пенисами. Поднимаемся по лестнице, откуда за работой полиции наблюдают албанские сенаторы и Цезарь, за сегодня ни разу не убитый.       Внутри Дворца сенаторов дежурит парень: на нём плащ, блестящие доспехи и шлем с пышным перьевым гребнем. Парень отгородился от внешнего мира наушниками-затычками. Навстречу плывёт весталка в белых одеяниях. Её пальцы виртуозно укладывают кубики тетриса на «Гейм бое». Куда-то подевался верховный понтифик, который в обычные дни толкает экстази школьным экскурсиям. В теории все эти люди должны воссоздавать атмосферу античности, но практика показывает, что на тёмной стороне души каждого аниматора живёт диверсант.       — Тупая работка, — говорит девица из АИСИ. — Живёте в бесконечной древности, как в дне сурка.       Без толп туристов Форум кажется непривычно пустым и тихим, только чайки кричат, приземляясь на портики и верхушки полуразрушенных колонн. Осеннее небо над вымершим центром Рима синее и серое, а далёкие Альбанские горы скрыла дымка.       — Красиво, — делится впечатлениями девица из АИСИ.       С крыши Дворца сенаторов город кажется окрашенным в оттенки коричневого с зелёными вкраплениями пиний и платанов. Выползает из руин Колизей. Белый свадебный торт Витториано по-прежнему за нашими спинами. Виа дей Фори Империале всё ещё захламлена билбордами с агитацией за дуче.       — Я читала, — продолжает она, — что в древности на Форуме проводили казни. И мне кажется, что именно их современному Риму не хватает больше всего. У нас в Германии Конрад Хорниг навёл порядок железной рукой, а итальяшки всегда были слишком мягенькими.       Вот сука. Чтобы скрыть раздражение, вынимаю из-за уха сигарету и клацаю зажигалкой.       Сука из АИСИ говорит:       — Ну, хотя бы Роланда Тиля макаронники грохнули, и за то им спасибо. На редкость мерзкий сенаторишка был. — Она кривится. — Вестфалия при нём в ту ещё леволиберальную клоаку превратилась.       — Тиль? — переспрашиваю. — Да, слышала о нём что-то.       — Я этого Тиля лично не видела, — говорит сука из АИСИ. — Зато с одной из его дочек сталкивалась. В летнем лагере на Бодензе. Как её звали? — Она сужает глаза и прикладывает пальцы к подбородку. — Гудрун? Гизелла? Что-то на «Г», короче.       Выдувая дым из ноздрей, мысленно подсекаю её, роняю на плитку и выбиваю ей все зубы один за другим.       Сука из АИСИ говорит:       — Короче, такая плакса тупая. Как-то раз мы с девчонками подвесили её на ветке вниз головой, и она хныкала там до вечера.       Вот где я её видела. Летний лагерь на Бодензе. Мейер. Дора Мейер. Одна из тех старшеклассниц.       — ...Э-э-эй, ты меня слышишь? — Дора Мейер тормошит меня за тунику. — Спасибо за экскурсию, пошли.       Я запускаю окурок с крыши.       — А, — говорю. — Задумалась о своём. Да, пошли. Вон туда, к колокольной башне. Там есть ещё одна лестница, и вид на Тибр хороший.       И у камер видеонаблюдения мёртвая зона.       Дора Мейер уверенно шагает мимо перил и надстроек, а я — за ней. И снимаю пояс на ходу. Он кожаный и узкий, и не является лучшим оружием для задуманного, но из всех пришедших на ум идей эта кажется наименее поганой. И когда Дора Мейер подходит к лесенке, камера её больше не видит. И тогда я набрасываю пояс ей на шею.       Говорю ядовито:       — Та плакса теперь посильнее тебя будет, ага.       Спасибо Ма-шесть за прокачку Гризельды Тиль.       Я резко поворачиваюсь спиной, затягивая импровизированную удавку, и мы обе кружимся на месте, как адская юла. Две брюнетки из Германии, одна в бело-синем, другая в чёрно-коричневом.       — Просто моя работа, — рычу сквозь зубы. — Ну и немного личного тоже есть.       Дора Мейер ошалело шипит. Инстинктивно хватается руками за пояс, потом тянется к пистолету. Я бью её под колено каблуком, роняя нас обеих на пыльную оранжевую плитку. Плохо зафиксированное в руке оружие с грохотом падает рядом.       — Я хочу попасть на приём к дуче, — признаюсь. — И для этого мне понадобится твоя одежда.       Наши волосы хаотично переплетаются, лезут в рот и в нос. Говорю:       — А также твои волосы и кожа.       Если кто-то решит заглянуть сейчас на крышу Дворца сенаторов — весталка, например, или хотя бы уборщица, — зазвучит тревожная музыка, и моя миссия будет провалена. Говорю:       — И твой язык.       Приземлившаяся на перила ворона с интересом следит за тем, как я седлаю обмякшее тело противницы. И ни одного человека вокруг. Неужели сама Морриган благословляет меня на авантюру? Что я творю, дорогой Лондиниум.       Переставляю колено на шею Доры Мейер и хватаю её за подбородок обеими руками. Сейчас хрустнут шейные позвонки. Пока она слышит, заканчиваю:       — И твой глаз.