Варвары

от: Гриз Тиль кому: Морриган локация: Кадис, Испания дата: пять недель до операции «Миллениум»

      Ты здесь, Морриган? Это я, Гриз.       Наверное, в жизни каждого человека однажды наступает момент, когда ему необходимо пообщаться со сверхъестественным кумиром. Я росла в семье, где царила религиозная терпимость: моя мама была христианкой, а отец верил в старых германских богов. Никто из них не навязывал свою веру детям, и до вступления в Ма-шесть я ни во что такое толком не верила. Разве что старшая сестра оставалась моим божеством стиля.       Двенадцатого ноября девяносто пятого, в Стоунхендже, Киран сказал, что отныне ты берёшь нас под своё воронье крыло и ведёшь на битву за свободу Европы. Разумеется, с того великого дня у меня не могло быть иного сверхъестественного кумира. Разумеется, я захотела стать твоим достойным воином.       Так вот, официально заявляю: сегодня я дезертировала из британской разведки, чтобы продолжить битву за свободу Европы. Прости, Киран, прости, Лондиниум, вы не оставили мне выбора. Если провалюсь, значит, я была не права и не заслужила. А если получится... Я почему-то верю, что ты всё ещё считаешь меня хорошим солдатом, Морриган.       — …Не тормози, Гриз. — Вивул кладёт руки мне на плечи и деликатно подталкивает вперёд. — Ты задерживаешь очередь.       Место, куда мы прибыли, — аэропорт Кадиса, провинция Андалусия. В тоннеле перед паспортным контролем скопилось не больше полутора десятков смельчаков, отважившихся лететь на охваченный разгорающейся гражданской войной полуостров. Все крупные европейские перевозчики уже отменили рейсы в Испанию по соображениям безопасности, так что авиасообщение самопровозглашённой республики с внешним миром продолжают поддерживать лишь некоторые британские лоукостеры. Информационное табло красным-красно от плашек отменённых вылетов.       Нас с Вивулом это не касается: мы прилетели прямиком из Гельвеции на частном самолёте губернатора Карони.       Несмотря на небольшое число желающих, очередь ползёт медленно, ведь испанские чиновники самые ленивые в Европе. Сделав шаг вперёд, я говорю через плечо:       — Шанс передумать и продолжить путь в Данию ещё есть. Ты точно этого хочешь, Вивул?       Вивул раздражённо мычит мне в затылок.       — Во-первых, — он загибает пальцы, — в преддверии зимы все нормальные люди выдвигаются на юг, а не на север. Во-вторых, Андалусия — бывшая колония Карфагена, и здесь я чувствую себя ближе к исторической родине. В-третьих, я не хочу, чтобы тот крашеный пидор стал римским императором.       Карфагенянин считает Андроника Комнина геем, но всё равно ревнует. Так мило.       — Если ты всё-таки решишь соскочить, я не обижусь. Можешь свалить всё на меня как на старшего агента в паре. Ты у нас хороший парень с чистой репутацией, тебе поверят. Подержат несколько месяцев на вспомогательных должностях, а потом, глядишь, реабилитируют и вернут к полевой работе.       Вивул мягко понукает меня двигаться за джентльменом впереди. Я толкаю его попой в ответ.       — Я уже говорил, — повторяет Вивул, — что не собираюсь делать карьеру в Ма-шесть. Это была ошибка. Пять с половиной потерянных лет. Я не вернусь в Лондиниум.       Это «я не вернусь в Лондиниум» становится нашим девизом. Общим девизом.       Наша очередь подходит, и я просовываю усатому испанскому пограничнику наши паспорта. Пограничник сидит, отделённый пуленепробиваемым стеклом конторки и тёмными очками, смотрит в наши документы, потом на меня, потом на Вивула, потом снова в документы.       — Марио Монтелла, — произносит пограничник. — И Доминика Монтелла.       Ага. Мы до сих пор путешествуем по фуфельным римским паспортам с вымышленными именами. Я говорю, нетерпеливо барабаня по стойке:       — Альдара Санабрия из госбезопасности должна была предупредить о нашем прилёте. Она здесь?       Пограничник пялится в монитор компьютера. Щёлкает по клавише, сжимая мой паспорт в другой руке.       — Рим объявил вас обоих в общеевропейский розыск. Вы в курсе? — спрашивает.       Кто бы мог подумать.       — Ага, — подтверждаю. — Мы натворили кое-чего по мелочам. Грохнули несколько важных фашистов до дуче включительно.       Усы пограничника расплываются в улыбке. Он по очереди опускает штамп на наши паспорта, прямо посередине чистой страницы, и максимально гостеприимным тоном провозглашает:       — Как хорошо, что Рим больше не властен на Пиренеях. Добро пожаловать в Испанскую Народную Республику!       Моя подруга Альдара уже тут как тут — шагает нам навстречу, театрально раскинув руки. Рыжая галисийка, подстриженная под рваное каре. На рукаве её рубашки цвета хаки птичкой пришиты одна над другой красная, оранжевая и снова красная ленточки — символ мятежа. Солнцезащитные очки у Альдары один-в-один с пограничником, только изготовлены в Милане, а не в Сайгоне. Гламурный сепаратизм как он есть.       — Гриз! — восклицает она. — Ты заслужила победу в номинации «самое неожиданное возвращение года».       Альдара — дочь Эктора Санабрии, номинального лидера повстанцев. Мы обе учились в Международной школе, только Альдара была на класс старше. Перед вылетом из Гельвеции я оживила полузаброшенный аккаунт, чтобы первым делом связаться с испанской подругой и коротко описать сложившуюся ситуацию.       — Тут охренеть чё происходит, — сообщает Альдара, обнимая меня крепко. — До Монс Кальп придётся ехать на машине. Местный аэропорт закрыт из-за боевых действий на его территории. Ща гляну, как там.       Пока мы с Альдарой обнимаемся, она параллельно читает с пейджера о боях за аэропорт Монс Кальп, а Вивул бесстыдно пялится на её задницу в коротких шортиках, подпоясанных двухшпеньковым ремнём. Я делаю строгое лицо через плечо Альдары, и только после этого он удосуживается отвести взгляд.       — Мы решили поддержать Мадридского Медведя в его борьбе против римлян, — рассказывает Альдара, когда мы запрыгиваем в кузов поджидающего пикапа. — Теперь все Пиренеи охвачены огнём священной войны. — И вновь пафосно разводит руками.       Кельты Иберии обожают драматизировать. Замечаю, что из кучи тряпья подле ног Альдары выглядывает ствол пулемёта MG 59.       — На случай важных переговоров, — объясняет она.       Южное солнышко припекает почти по-летнему, нежный ветерок пробегает по верхушкам пальм, произрастающих напротив ворот терминала. Мы почти с комфортом устраиваемся в кузове пикапа. Альдара стучит по крыше кабины, приказывая водителю трогаться.       Коли увидели вооружённый пикап, значит, вы действительно попали в самопровозглашённую республику. Больше никаких сомнений быть не должно. Абиссиния, Аравия, Нумидия — за последние три десятка лет шины японских полноприводных пикапов оставили неизгладимый след в истории борьбы за свободу и независимость. «Тойота Хайлюкс», телик и гуманитарная помощь из Британии — вот главное оружие революции нового тысячелетия.       — Поток добровольцев не иссякает, — продолжает Альдара. — Десятки тысяч человек уже записались в ряды испанского ополчения, и это не считая кадровых подразделений отца. Иностранцев тоже дофига: из Скандинавии, Африки, Винланда, Новгорода. Ангольский танковый батальон прямо сейчас разгружается в Лиссабоне. Толпы энтузиастов горят желанием сразиться за всё хорошее против всего плохого.       Она прерывает жестикуляцию только для того, чтобы засунуть в рот чупа-чупс. Испанка без рук, считай, немая.       Все они поначалу горят энтузиазмом. Мне доводилось побывать в горячей точке, и уж я-то знаю, что энтузиазм добровольцев имеет свойство улетучиваться после первых серьёзных боёв и реальных потерь.       Пригороды Кадиса быстро сменяются сельскими пейзажами. Высокие мачты ветрогенераторов плотно оккупировали окрестные холмы, занимательно контрастируя со старинными сторожевыми башнями, вырастающими из земли там и сям. Поля и пастбища отделены от шоссе частоколом из воткнутых в землю палок, между которыми натянута проволока. Это чтобы коровки не бросались под автомобили.       — Константин Комнин и тётя Йоланда тоже выехали в Монс Кальп на машине? — спрашиваю я у Альдары.       — Ага, — отвечает Альдара и выкидывает палочку от леденца. — Не беспокойся, на этой дороге безопасно. Может, мы даже догоним их по пути.       Только бы Киран и Пикси не успели добраться до них раньше... А может, я просто накрутила себя, и на самом деле их испанская миссия никак не связана с Комнинами? Безумно хочется верить во второе.       Дорога постепенно прижимается к побережью, и по правому борту насколько хватает глаз раскидывается Средиземное море: бирюзовое у берега и тёмно-синее чуть подальше. Ветер и мотор пикапа гудят в ушах.       — Зак и Зоя задержатся до завтра, — говорит Альдара. — Они только-только прилетели в Мадрид последним рейсом из Торонборга.       Дядя Константин и тётя Йо. Зак и Зоя. При мысли о том, что я снова увижу этих людей, бабочки из живота взлетают пощекотать сердце.       — Там впереди скоро будет блокпост. — Альдара указывает пальцем поверх кабины пикапа. — Можем спросить у парней, давно ли проезжала машина Константина.       Я уже вижу тот самый блокпост, о котором она говорит: бетонные блоки, патриотично раскрашенные в красный и оранжевый, и лёгкие сварные ежи, расставленные поперёк проезжей части. На самодельной будке висит распечатанный портрет Эктора Санабрии. Водитель пикапа притормаживает, и Альдара приподнимается над кабиной, чтобы осведомиться о мелькавших за последние полчаса машинах.       — Только что, — отвечает испанец с винтовкой на груди. — Важные персоны.       А другой говорит, помешивая ложкой какое-то варево в кастрюле:       — И ещё двое из военной полиции.       Двое из военной полиции? Двое. Мне жуть как не нравится эта фраза. Ноги непроизвольно распрямляются, и я подскакиваю к Альдаре, чтобы вмешаться в диалог:       — Как они выглядели?       Испанец с винтовкой говорит:       — Ну, за рулём сидела девчонка. Рыжая коса и виски выбриты. Необычная, короче.       Пиздец.       Тот, что у кастрюли, дополняет:       — И мужик в очках. Обычный мужик. — И пожимает плечами.       Пиздец. Во второй раз я, видимо, произношу это вслух и по-новгородски, потому что Вивул спрашивает:       — Тебя тоже Алёнушка научила?       А Альдара тем временем барабанит ладонями по крыше кабины:       — Погнали, живо!       Пикап стартует так резво, что повстанцы впереди едва успевают отодвинуть заграждение.       — Вы! — Альдара продолжает орать в пыль, уперев обе ладони в задний борт. — Позвоните в Тингенту! Доложите об агентах фашистов, замаскированных под нашу военную полицию!       Альдара Санабрия может показаться болтливой и легкомысленной, но она как никто другой умеет подбирать нужные слова в чрезвычайных ситуациях. «Британцы» не произведут на постовых такого впечатления, как «фашисты». Римляне — серьёзный триггер, и, услышав о них, ленивые испанцы будут действовать расторопнее.       Значит, Киран и Пикси уже здесь. Так быстро. Вот и настал момент истины.       — Они хотят инсценировать нападение римлян. — Альдара переводит очки на макушку.       Да, я тоже подумала о чём-то таком. Киран намеревается убить двух зайцев разом — ликвидировать дядю Константина и подлить бензина в костёр ненависти к режиму. До примитивного просто и грубо, но самые простые решения зачастую оказываются также и самыми эффективными.       — Ну, каков твой план? — интересуется Вивул.       Не дожидаясь ответа, он отбрасывает тряпьё с пулемёта и берёт его в руки. Его рот приоткрыт, светлые кудри развеваются на ветру, а глаза сверкают предбоевым азартом. Неужели карфагенский пудель действительно готов стрелять в других агентов Ма-шесть? Чертовски хочется верить, что он творит это и ради меня в том числе.       Я понятия не имею, каков мой план, и времени на любые размышления больше нет. Растительность вокруг становится всё гуще, а рельеф местности усложняется. Через несколько поворотов мы начинаем отчётливо слышать звуки боя, а затем и видим происходящее собственными глазами.       Это они. Изрешечённая пулями машина траурно дымит посреди дороги. Человек с нашивками испанского ополченца неподвижно лежит рядом с распахнутой водительской дверцей: багровый ручеёк выбегает из-под его туловища, устремляясь к обочине. Его сослуживец сидит, прислонившись к автомобилю с противоположной стороны — раненый или тоже мёртвый. Третий — парень в мешковатой гражданской одежде — обменивается выстрелами с невидимым противником, скрывающимся в зарослях выше по склону. Дяди и тёти нигде не видно. Может, им удалось уйти? Хоть бы оно так и было.       Водитель Альдары тормозит столь же резко, как и стартует, однако ещё до полной остановки вся наша компания перемещается из кузова на асфальт за правым бортом машины. Стрелок переносит огонь в нашу сторону: «там-там-там!». Пули горохом обстукивают корпус пикапа и с визгом рикошетируют о дорожное покрытие. Мой натренированный слух распознаёт характерный говор пистолета-пулемёта MP5.       — Они побежали туда! — Завидев нас, человек у машины машет в сторону побережья, и становится понятно, что на самом деле это девушка. Крепко сбитая и коротко стриженная блондинка. Новая очередь взрезает уцелевшее стекло, осыпая её мелкими осколками. — Враг преследует их!       Незачем уточнять, кто побежал и кто преследует. Киран наверняка приказал Пикси сковать боем охрану, а сам погнался за Комнинами. Я бы поступила точно так же на его месте.       — Вивул! — Я кричу, дублируя слова жестами. — Побежала за ними, прикрой!       Вивул не выглядит напуганным или сомневающимся. Он просто кивает, упирает сошки пулемёта в борт пикапа и даёт короткую очередь по зарослям справа. А потом ещё одну и ещё, решительно заглушая звуки всех прочих стволов. Альдара сидит у колеса с открытым ртом: одной рукой она придерживает извивающуюся патронную ленту, а пальцем другой затыкает ближайшее к пулемёту ухо. Друзья мечты.       Под грохот огня на подавление я стремглав бросаюсь в противоположную сторону. Делаю небольшой крюк, чтобы подхватить винтовку убитого испанца, а затем штурмую песчаную дюну, отделяющую шоссе от морского побережья. Быть подстреленной на открытом пространстве проще простого, но для начала Пикси придётся высунуться из укрытия. Сделать это проблематично: пулемёт Вивула кромсает кусты и деревьица, словно бензопила, превращая рощу в филиал ада.       Низкорослые пинии вырастают прямо из песка: некоторые из них сухие и мёртвые, словно те парни на шоссе, но большинство выглядят вполне неплохо. Самый опасный участок забега остался позади. Я оказываюсь под кронами деревьев, так и не схлопотав пулю в спину. Становится слышно, как где-то впереди щёлкают короткие очереди другого MP5. Я наконец спохватываюсь и отсоединяю магазин, чтобы проверить, есть ли патроны в подобранной на дороге винтовке. Она заряжена.       — ...Нет смысла убегать, — произносит невидимый Киран.       Я изо всех сил несусь на его бархатный голос сквозь субтропическую растительность, в которой совершенно не разбираюсь. Оббегаю развалины римской сторожевой башни и перепрыгиваю через заросшую сорными травами каменную кладку. Приземистые кустарники путаются под ногами, в ботинки набивается песок, а руки крепко сжимают винтовку.       Ди Гримальдо отнял у маленькой Гриз Тиль папу и маму, а теперь и Киран туда же. Тот самый Киран, который был моим учителем, которого я любила почти как отца, собирается забрать тётю Йоланду и дядю Константина. Киран обманул меня и предал. Хладнокровно и цинично, как это принято в Ма-шесть. Послал в чёртову Данию, а сам поехал убивать моих родных.       За дюнами шепчут волны, а потом — яростный крик тёти Йо и щелчок.       — ...Какая незадача, — говорит Киран. — Секундочку.       Ещё через пару мгновений я взлетаю на песчаный гребень с криком:       — Эй, Киран!       Вот они, все трое пред моим взором. Киран поворачивает голову на вопль. Константин Комнин сидит на влажном песке у самой кромки прибоя, раненный в бедро и плечо. Тётя Йо обхватила мужа руками. Теми самыми руками, которыми протягивала мороженое маленькой Гриз, Заку и Зое в прошлой жизни, в Дортмунде. Волны набегают на берег и отступают, унося кровь.       Не так я себе представляла битву за свободу Европы.       — Ты не в Данию поехала, Карла Гризельда, — констатирует Киран, отбрасывая пустой магазин.       Дыхание никак не восстанавливается, и тяжёлая винтовка ходит ходуном в руках. Нас разделяет шагов двадцать, не больше, но, если мне понадобится стрелять прямо сейчас, я наверняка промажу. Без шансов. Надо успокоиться. Вдох-выдох.       — Я приказал отправиться туда, — говорит Киран, — потому что не хотел делать тебе больно.       Тётя Йо скалится, с ненавистью глядя на него через растрёпанные тёмные волосы — такие же, как у меня. Ветер раскачивает винтовочный ремень. Вдох-выдох. Киран, безупречный и мощный, говорит, выставив лицо в полуанфас и скрыв глаза под козырьком кепи:       — Эта война, Карла Гризельда, она не могла обойтись без жертв. У всех людей, убитых тобой на пути к цели, тоже были друзья и родные. Я хотел уберечь любимую ученицу, но ты пришла сама. Ослушалась. Нарушила обещание.       С дюны открывается потрясающий вид на дикий пляж, море и далёкие холмы с ветряками. На шоссе по-прежнему стреляют, правда, уже не так рьяно. Я кричу:       — Киран, давай отмотаем день назад. Ты доложишь, что нападение не увенчалось успехом. Мы разбежимся каждый в свою сторону. И все останутся в живых.       Той Гриз, у которой можно безнаказанно отобрать папу и маму, больше нет. Я слишком взрослая и сильная. Киран сделал меня такой. Но убить дорогих мне людей я не позволю даже ему.       Вдох-выдох.       Море забирает кровь. Визжит чайка. Лопасти ветрогенераторов и ремень винтовки раскачиваются в такт. Киран расстёгивает липучку на соседнем кармашке и, запустив туда три пальца, медленно вытягивает новый магазин.       Я говорю:       — Киран.       А рука Кирана — рука, которая не может дрогнуть, — вставляет магазин в горловину приёмника одним плавным движением.       — Карла Гризельда, — отзывается он.       Толкнув рукоять затвора вперёд, Киран отступает на полшага, чтобы развернуть корпус в мою сторону одновременно со стволом оружия.       Всё это — виртуозно быстро, буквально за доли секунды.       Но мой указательный палец оказывается быстрее.       Бах!       Я беру и стреляю Кирану прямо в сердце.