Варвары

от: Вивул Заммит кому: дорогой дневник локация: Арагон, Испания дата: четыре недели до операции «Миллениум»

      С невесомым хлопком ракета выскакивает из пусковой трубы, и облако потревоженной выстрелом пыли накрывает нас с головой. Через мгновение раздаётся второй хлопок: это включился маршевый двигатель. С позиции на гребне холма мы можем наблюдать великолепие Арагона: бежевые возвышенности, усеянные валунами и негусто поросшие средиземноморской сосной, заброшенная церковь с полуобвалившейся колокольней и затянутые дымкой горы — позапрошлой ночью на их вершинах выпал снег. Типичная картинка с разворота журнала National Geographic, если исключить бетонную линию взлётно-посадочной полосы там, в долине.       И навстречу этим великолепным открыточным пейзажам со скоростью триста метров в секунду уносится светящаяся оса противотанковой ракеты.       Вернув бинокль Исааку Комнину, Гриз заявляет:       — Да он промажет.       «Он» — это меднолицый скрелинг в головном уборе с перьями орла, который прильнул к прицелу и корректирует полёт ракеты, сосредоточенно-азартно приоткрыв рот и прищурив другой глаз. Лисье Ухо — чистокровный ирокез и телохранитель младших Комнинов.       Скучковавшиеся вокруг треноги пусковой установки испанцы смотрят туда же: вперёд и вниз. Ещё один парнишка фиксирует всё происходящее на видео, дабы немедленно пополнить коллекцию повстанцев славным боевым эпизодом. Его руки едва заметно подрагивают, и камера трясётся им в такт, но для зрителей по ту сторону экрана это должно лишь усиливать эффект присутствия.       Эти люди — твои друзья. Они сражаются за свободу.       — Не промажет, — говорит Зоя. — Лисье Ухо дружит с ТОУ.       — Лисье Ухо не промахивается, — поддерживает её Исаак. — Особенно, когда Зоя смотрит. — Он ехидно посмеивается, не отрываясь от бинокля.       Близнецы Зак и Зоя пошли в обоих родителей сразу: у них типичные носы древнегреческих скульптур, однако кожа бледнее, а глаза такие же серые, как у германских кузин и матери. В самом начале зимы Исаак уже зарос бородой не хуже хоккеиста в мае. Небось верит, что волосы на лице приносит удачу не только в плей-офф студенческой лиги. Зак и Зоя носят одинаковые чёрные бейсболки с эмблемой клуба «Торонборгских берсерков»: там изображено что-то вроде рогатого шлема и перекрещенных топоров.       — Да что вы могли узнать в войне, сидя за океаном. — Гриз чертовски мило возмущается тоном повидавшего дерьмо бойца. Сегодня её волосы заплетены в хулиганские косички. — Я была в Сирии, и там ТОУ с трёх километров засаживали раз из десяти в лучшем случае.       Сомнения Гриз не беспочвенны: отсюда до аэродрома не менее трёх километров, а сама цель — римский танк — закопана по башню у южной оконечности взлётно-посадочной полосы. На таком расстоянии он выглядит просто тёмным пятном, к которому приближается, легкомысленно вихляя, другое — быстрое, яркое и смертельное. Как москит, собравшийся укусить слона.       Мы следим за происходящим, словно в природном амфитеатре: Гриз щурится, Зоя тоже, полевой корреспондент замер с камерой, нацеленной на аэродром, а Лисье Ухо на заднем плане продолжает удерживать танк в прицеле. Танкисты режима даже не замечают приближение смерти. Всё выглядит так, будто мы с друзьями собрались разыграть другую, ничего не подозревающую компанию. Только жертвы розыгрыша умрут по-настоящему.       — Всё, не попал ваш краснокожий, — говорит Гриз.       Секунду или две мне кажется, что огонёк ракеты действительно исчез, но это только обман зрения. В следующий миг короткая вспышка огня оповещает о том, что Лисье Ухо сделал всё как надо.       Со словами: «Подержи, Вивул» — Зак протягивает мне бинокль, а затем роняет Гриз на лопатки и принимается безжалостно щекотать её.       — Не спорь, — смеётся он, прижимая кузину к земле, — никогда не спорь с нами, Попрыгунчик.       Клубы пыли расползаются и оседают вокруг танка. Струя адского огня выстреливает вверх, словно вспыхнувшая нефтяная скважина, далёкие отголоски вторичных взрывов смешиваются с восторженными криками повстанцев и задорным девичьим смехом.       — Охренеть, ОХРЕНЕТЬ! — вопит кто-то. — УАААААУ!       Испанцы отхлопывают пятюни. Гриз продолжает хохотать, извиваясь на пожухлой траве, выставляя напоказ ряд красивых зубов. Ни разу не видел мою напарницу такой... счастливой девочкой. Подумать только, и это — элитная убийца. И как она реагирует на любые действия Зака Комнина... Не будь он её двоюродным братом, я бы точно выкрутил рукоятку с подписью «ревность» до упора.       Впрочем, родственные связи ничего не гарантируют: даже игнорирующий светские сплетни человек наверняка слышал хоть раз о совсем не братско-сестринских отношениях между близнецами. Возможно, это всего лишь римская клеветническая пропаганда, а возможно, и нет.       Взгляд Зои случайно пересекается с моим, и, судя по всему, она тоже не одобряет их с Гриз игр. Неужели сестра Зака думает о том же, о чём и я? А Лисье Ухо тем временем смотрит Зое в затылок, словно ожидающий одобрения хозяйки пёс.       У нас тут прямо нездоровая любовная пентаграмма намечается.       И пока мы с Зоей решаем, ревновать наших спутников или нет, воинство Мадридского Медведя приходит в движение. Людские ручейки стекают с холмов, направляясь на исходные позиции для атаки. Тут и там среди камней и деревьев мелькают силуэты с красно-оранжевыми шевронами и повязками на рукавах: бойцы испанского ополчения, иностранные добровольцы и чёрт знает кто ещё. Позвякивает оружие.       Эти люди — твои друзья. Они сражаются за свободу.       Переключаю внимание на грунтовую дорогу, где лязгают гусеницами и залпами выпускают в небо голубоватые струи выхлопных газов приземистые силуэты танков Т-55. А вот и ангольцы подъехали. Гриз приветствует их криком:       — Да здравствует революция!       Эти люди — твои друзья. Они сражаются за свободу.       Переключаю внимание на четвёрку парней, экипированных подозрительно хорошо для аборигенов: они одеты в четырёхцветный новгородский камуфляж, наколенники и новомодные маленькие плитоноски, прикрывающие верхнюю часть туловища. Один из парней тащит на плече крупнокалиберную снайперскую винтовку, из-за спины другого торчат антенны радиостанции. Типичные новгородцы.       Эти люди — твои друзья. Они сражаются за свободу.       Новгородцы поспешают пройти мимо, чтобы не попасть в Зоин объектив и не стать знаменитостями слишком рано.       Гриз тем временем спускается по склону и беседует о чём-то с чернокожим танкистом, чьи зеркальные очки не так заметны на фоне кожи.       — Поехали, — зовёт она. — Ангольцы подбросят.       Вся наша пятёрка залезает на крышу моторного отсека, и Зак говорит, подавая руку сестре:       — Между прочим, Райк и Карони узнали местонахождение малыша Акселя. Его содержат в приюте, в Эрфурте. Это Тюрингия, вроде бы. И я уже набираю команду по спасению мира, которая вытащит его оттуда.       Гриз довольно хлопает в ладоши.       Каждый раз чувствую себя лишним на чужом празднике, когда Тили и Комнины начинают обсуждать семейные темы. Гриз потеряла родителей, но, чёрт возьми, у неё всё равно есть куча клёвых родственников. Супер Йоли и её муж-принц, Зак и Зоя, старшая сестра Райк и младший брат Аксель. Бабушка где-то в Канаде.       А моя уродливая семья — боевики Ма-шесть, и даже из неё я сбежал.       — Знаю его команду по спасению миру, — хихикает Зоя. — Финн, тафгай и биатлонистка. Все из Университета Рагналанда. — Она прижимается к боку брата.       На близнецах джинсы одного оттенка, да и чёрные свитера отличаются лишь размерами. Должно быть, они были совсем одинаковыми до того, как Зак начал расширяться в плечах и обрастать бородой.       — Тюрингия... — Гриз просовывает руку глубже под поручень на корме башни. — Боги, я ж больше десяти лет не была в Германии.       Нагретая надмоторная плита щедро делится теплом с моей озябшей после ночи в горах задницей. Мы обгоняем цепочки повстанческой пехоты, наслаждаясь красивыми картинками и смолистым ароматом соснового леса, пока ещё не слишком испорченным продуктами жизнедеятельности дизельных двигателей.       — Как и все мы, — соглашается Зак. — Навестим Мутерланд вместе?       Увидев, что Гриз хочет закурить, он выдёргивает сигарету из её губ и выкидывает под следующий танк.       — Не кури при мне, Попрыгунчик. Пожалуйста. Дяде Роланду такое бы не понравилось. А я чувствую на себе ответственность за твоё обратное превращение из британского ассасина в любимую кузину, которая любит танцы и красивые шмоточки. Ради памяти твоих родителей и хороших прежних дней.       — Господи, как тебя угораздило связаться с Ма-шесть? — вторит ему Зоя. — Ну почему ты сразу не приехала в Винланд? Мы так ждали. Каждый божий день ломали голову над тем, где же может быть Гриззи.       Гриз то ли хмурится, то ли старается не пустить слезу. Она бурчит что-то вроде: «Поздно уже жалеть», однако новых попыток закурить не предпринимает.       Участившиеся хлопки выстрелов пронизывают пространство. Высунувшийся из командирского люка чернокожий парень в танковом шлеме-чебурашке кричит назад:       — Мы будем стреляй сейчас! Бум! Уходить, друзья!       Зоя благодарит его, спрыгивая на землю, а чёрный парень ослепительно улыбается, посылая воздушный поцелуй в ответ. Хорошо, что у Лисьего Уха больше нет ТОУ. Его лицо бесстрастно, но по глазам видно: Лисье Ухо может прикончить за такое внимание к его византийской принцессе.       Мы продолжаем путь по руслу обмелевшего ручья, вьющемуся вдоль западного периметра авиабазы, а наш танк шкрябает металлом траков о каменистое дно, перебираясь на другой берег. Где-то там, за проволочным забором, тараторит пулемёт. Ангольцы поворачивают башню в сторону диспетчерской вышки и дважды стеляют из главного калибра, вздымая настоящую пыльную бурю вокруг своего танка. Трещотка обрывается.       — Так вот, — говорит Зак. — Германцы тоже подняли восстание против Рима, и я хочу вылететь в Эрфурт как можно скорее. Не хватало только, чтобы Аксель затерялся в вихре новой гражданской войны.       Он останавливается напротив бреши в заборе, намереваясь оглядеть поле брани через бинокль. Бежевая пыль стелется по взлётно-посадочной полосе, адская скороговорка стрельбы эхом отражается от окрестных холмов. Ещё один ангольский Т-55 с утробным рыком переправляется через ручей, и полдюжины испанцев наступают под защитой его брони, пригибая головы на бегу. На заднем плане виднеется закопчённая башня римского танка, уничтоженного Лисьим Ухом в начале боя. В её распахнутых люках завывает, вырываясь наружу, пламя.       Почёсывая бороду свободной рукой, Зак произносит:       — Кстати. — Спрашивает: — Попрыгунчик, ты не хотела бы легализоваться в Европе? Получить испанский паспорт, к примеру? Нормальные, с византийским двуглавым орлом, пока не печатают.       — Вивул, — Гриз переадресовывает вопрос мне, — хочешь заиметь красивый паспорт молодого, но гордого государства? На обложке будут Геркулесовы столбы, а внутри — худшая из твоих фотографий.       Отвечаю ей, что это было бы офигенно. С детства мечтал стать гражданином Испанской Народной Республики.       От ручья до ангаров мы продвигаемся цепочкой: Зак, Зоя, Гриз, я и Лисье Ухо. Он до сих пор не произнёс ни слова — просто следует за нами увенчанной орлиными перьями оливковой тенью. Каждый имеет шансы словить случайную пулю.       У ангаров все уже в сборе: Мадридский Медведь, парень с камерой и ещё десятка три испанцев, рассредоточившихся за импровизированными укрытиями из строительного мусора. Здесь так громко, что уши закладывает.       Мадридский Медведь ещё более бородатый, чем Исаак Комнин. В горах Арагона совсем не жарко, однако мощный торс лидера повстанцев прикрывает только красно-белая полосатая футболка мадридского «Атлетико», поверх которой туго сидит наплечная кожаная кобура. Образ дополняют подвёрнутые джинсы и очки «Баленсиага».       — Вы вовремя, — говорит Мадридский Медведь. — Подоспели к кульминации.       Стоит нам приземлиться рядом, как радиостанция у его ног с хрипом оживает:       — Они окружены на ВПП, мы продвигаемся вперёд, приём?       — ...Ромлянин! — голосит мальчишка из испанского ополчения. На обоих его рукавах повязки — красные и оранжевые. — Римлянин, выходи!       — А Хорниг здесь? — спрашивает Гриз.       Зоя Комнин спешит сфоткаться с Мадридским Медведем, и тот прикрывает лицо татуированным предплечьем.       — Ну, если его не убили, — говорит. — Думаю, да.       А Зак говорит:       — Попрыгунчик, ты ведь приехала сюда ради кузенов, а не мести баварцам... Правда?       Бедный, наивный Зак. Он думает, будто моя напарница так быстро простит врагов и повернёт активность в мирное русло.       — Римлянин! — настаивает мальчишка. — Выходи, трусливый пёс!       Другой испанец дублирует его требования длинными автоматными очередями поверх мешков с песком. Тот самый ангольский танк, на котором мы ехали, выкатывается из-за ангара, вздымая комья земли, и начинает люто наваливать из пулемёта куда-то в сторону противника.       — Чумовая вечеринка. — Глаза Гриз сверкают на всех нас по кругу. — Альдара права: в Арагоне умеют затусить.       На аэродроме что-то взрывается, а звуки выстрелов, наоборот, стихают.       — ...РИМЛЯНИН! — орёт мальчишка. — СДАВАЙСЯ!       — ...Сдаюсь, не стреляй! — отвечают ему сквозь многоголосую трель.       Рация трещит у ног Мадридского Медведя:       — Наблюдаю белые флаги там, на ВПП, приём? — Трещит: — Они сдаются, приём?       — Пошли, — распоряжается Мадридский Медведь.       Под аккомпанемент редеющих хлопков наше сборище приходит в движение. Выпрямившись в полный рост, мы шагаем по залитому солнцем бетонному полю навстречу пыльной тёмно-зелёной массе. Солдаты режима. Из VII легиона, судя по нарукавным знакам.       Ангольские танки с рычанием обходят их с флангов, другие группы повстанцев собирают брошенное пленными оружие. Некоторые солдаты режима спешат поднять руки, кто-то держит палку с привязанной к ней белой тряпкой, кто-то просто лежит лицом вниз, пока его обыскивают. Обычный пейзаж после битвы.       — Европейцы! — выкрикивает Мадридский Медведь. Он лихо взбирается на башню танка, чтобы все могли его видеть. — Братья и сёстры! Ди Гримальдо обманула вас, когда отправила воевать против народов Пиренейского полуострова. Против ваших соотечественников, граждан Римской Республики. Испанская армия защищает свою землю и бьётся против диктатуры. За вашу и нашу свободу...       Напарница голодным хищником бродит вокруг кучкующихся на взлётно-посадочной полосе солдат режима. Высматривает и вынюхивает.       — Каспар Хорниг, — спрашивает она у случайного пленного. — Где он?       Легионер пожимает плечами.       — ...Однако в ваших рядах есть люди, которые не заслуживают прощения, — продолжает Мадридский Медведь. — Прислужники режима, что повели вас на братоубийственную войну. Такие, как первый центурион Хорниг.       — Каспар Хорниг, — тихо допытывается Гриз. — Он здесь?       А Мадридский Медведь кричит:       — Хорниг! Выйди и умри как мужчина!       По зелёным рядам вновь проходит рябь, словно по волнам. Кажется, Хорниг выходит не сам. Кто-то ему помогает. Масса пленных выплёвывает наружу краснолицего мужчину без знаков различия — вероятно, он сорвал их в пытке замаскироваться под рядового легионера.       Я и Мадридский Медведь глазом моргнуть не успеваем, а Гриз уже сбила врага с ног и впечатала кулак в его лицо.       — Знаешь, кто я? — спрашивает она.       Должно быть, это был риторический вопрос, поскольку Гриз седлает примипила Хорнига и наносит следующий удар до того, как он успевает ответить. Она говорит:       — Тиль. Помнишь эту фамилию?       Бьёт трижды, и сопли летят на шершавый бетон.       — Ноябрь восемьдесят девятого, — говорит Гриз.       Она бьёт, и слюна с кровью брызжут на не очень чистую взлётно-посадочную полосу.       — Вы убили Сару Тиль.       Её кулаки погружаются в его щёки, как в желе, оставляя красные отпечатки.       — Мать троих детей и самую замечательную женщину на свете.       Зубы высыпаются изо рта Каспара Хорнига один за другим, словно чокнутая зубная фея атаковала его, вознамерившись выполнить месячную норму разом. Гриз говорит:       — Замучили и убили её.       Лицо бедолаги превращается в сплошное месиво, а десятки и сотни людей стоят и молча смотрят шоу до тех пор, пока Зак не перехватывает руку кузины на очередном замахе.       — Ну всё, Попрыгунчик. Довольно пачкаться о каждую кучу дерьма.       — Нам бы желательно повесить его живым, — присев на корточки, соглашается с башни танка Мадридский Медведь.       А я просто сгребаю Гриз в охапку и оттаскиваю на несколько шагов назад.       — Каспар Хорниг, — сухо изрекает Мадридский Медведь, — за преступления против народов Испании и Европы ты приговариваешься к смерти.       — Вваафффхцй уис, — подсудимый хочет сказать что-то в своё оправдание, но сломанная напарницей челюсть мешает изъясняться внятно.       Испанцы украшают его шею петлёй, уже закрепив другой конец верёвки на стреле подогнанного автокрана. Даже не знаю, откуда эта техника здесь взялась. Вероятно, кран использовали для демонтажа авиационных двигателей или чего-то в таком роде.       — Хсисьяойд, — продолжает оправдываться Хорниг, хотя никто его не слушает.       На глазах толпы зрителей — византийских близнецов, повстанцев, пленных солдат режима, ангольских танкистов и новгородцев — стрела крана взмывает в синее испанское небо, унося с собой Каспара Хорнига. Какое-то время он дрыгает короткими ногами, словно пытается выскользнуть из петли, но в конце концов просто повисает безвольным мешком в пятнадцати метрах над землёй. На фоне повреждённой диспетчерской вышки, заснеженных гор и древнего монастыря. Всё это — в первозданной тишине.       — Отпусти, — требует Гриз. — Я абсолютно спокойна.       Последний раз взглянув на зависший в поднебесье труп, она резко разворачивается и направляется в сторону парнишки-ютьюбера.       — Конрад Хорниг. — Гриз обхватывает камеру окровавленными пальцами, костяшки которых сбиты о лицо другого члена баварской семейки. Слегка склоняет голову набок и округляет большие серые глаза. — Ты слышишь меня? — Приблизив рот вплотную к объективу, облизывает губы и неумолимо произносит:       — Я иду за тобой.