…принадлежит нам только то, что мы боимся потерять.
Урсула ле Гуин
Лань Чжань стонет по ночам. Не громко и не часто, но хватает, чтобы разбудить Вэй Ина. Встревоженный, тот лежит на плече Лань Чжаня и слушает, как шумно и прерывисто выходит воздух из приоткрытого рта, как целенаправленно и прилежно бьется сердце. Сменить позу Вэй Ин не может — Лань Чжань обнимает его крепко, руки у него, такие верные и безупречные днем, ночью нервно подрагивают, то и дело сжимают недавно обретенное. Вэй Ин не высвобождается, подушечками пальцев водит по кругу по гладкой теплой коже Лань Чжаня и ждет, когда рассвет нанесет причудливые иероглифы на стены их «закутка», который Лань Чжань купил в Коулуне, потому что Вэй Ину неуютно там, где много квадратных метров, и от высоты Вэй Ин, в общем-то, не в восторге. У Лань Чжаня нет больше необходимости возвращаться в апартаменты на сороковом этаже башни Гусу, он и Вэй Ин растворились в общей массе пригорода, даже необычная спутниковая антенна на их балконе никого не интересует, потому что теряется за натянутыми бельевыми веревками. Их жилье, которое Чэн, когда приходит, называет гробом на двоих, очень похоже на серверную пополам с тренажерным залом. Но Чэн так говорит потому, что всегда заходит только с парадного входа, через ту пуленепробиваемую карбоновую дверь, обшарпанную для вида, на которой навешен номер 3233. Если же проникать в «закуток» с другой стороны, через дверь, на которой криво болтается номер 3003, то тогда окажется, что попадаешь в маленький ресторан. Потому что Лань Чжань учится готовить. В основном для Вэй Ина, но и для Сичэня и Чэна тоже. Все трое много едят, когда нервничают, а последние шесть месяцев все нервничают постоянно. Вэй Ин нервничает из-за а-Юаня, потому что тот наотрез отказывается переезжать после каникул назад в интернат Гусу. Нервничает из-за Чэна, которому теперь надолго закрыты пути на медиа-тусовки и соревнования. Публичность, интервью и прочая шумиха, которую он так любил, теперь — табу. Вэй Ин нервничает из-за «Периметра», который наконец готов, но которому необходимы испытания, простор и боевые условия, чтобы превратиться из мечты в реальность. Проект, который реализован и спрятан, — это как любовь, к которой ты не можешь прикоснуться: одни фрустрации и головная боль. Вэй Ин нервничает, но к Цинмин* хочет сделать что-нибудь для Лань Чжаня. Торт, например. Лань Чжань любит подарки и сладкое. Вэй Ин очень старается, но это не помогает — кухня его не слушается, воняет горелым. Шоколадный торт, делать который по видео казалось проще простого, имеет жалкий вид. Вэй Ин выкидывает его в мусоропровод, открывает окна, впускает апрельский ветер и занимается печеньем. С ним все удается, почти, он только слегка перекладывает в песочные комочки кориандра. Лань Чжань ест печенье, и в уголках его глаз играет улыбка. Вэй Ин не может наглядеться, сидит рядом, болтает о чем-то, а руки его сами собой собирают отросшие пряди Лань Чжаня в импровизированную кисточку, ведут ею по шее, по уху… Упругие и жесткие на самых кончиках, волосы щекочут и вдобавок расползаются в стороны, так что удержать их вместе очень трудно. Вэй Ин смеется, а Лань Чжань аккуратно кладет недоеденное — третье — печенье назад на тарелку, тянется через стол к пахнущему горелым шоколадом Вэй Ину и целует. Вэй Ин замирает на минуту, вскакивает, подается вперед и… в дверь звонят. В прямоугольнике проема — бледный и помятый как бумага васи Чэн: — Вы связь отключили. А это срочно. Вас уже ждут в башне. Там все. *** Все там, потому что на ресепшен пришла посылка из Пекина с эмблемой жирного, расплывшегося по краям солнца. Коробка средних размеров, в ней — глаза. Чьи — поди угадай. Но в записке аккуратным каллиграфическим почерком черным по белому выведено, что это глаза того самого паренька, который прикрывал их отъезд в Гонконг. — Блеф, — отрезает всякие возможные сомнения Цижэнь. — Психологическое давление, которое надо выдержать. И где гарантия, что эти глаза — человеческие? Отправь на экспертизу. Через три недели в кабинет Цижэня приносят еще одну квадратную коробку с эмблемой солнца. В ней снова глаза, фотография востроносой секретарши Чэна, вежливая просьба вернуть «Периметр» и постскриптум: «Даю вам месяц на размышление». — Все, кто остался там — заложники, — красивый голос Сичэня звучит сдавленно, потому что проведенная экспертиза подтвердила худшие предположения. — Зная методы Жоханя, могу предположить, что он будет убивать до тех пор, пока разработка Оружейного Дома Юньмэн не будет у него в руках. — Мальчик мой, — качает головой Цижэнь, и каждое слово режет напряженную тишину как нож, — где гарантия, что он не будет убивать и после? Такие люди не прощают поражений и мстят без сожалений. Чэн сжимает кулаки в ответ: — Я не сдамся! — Но всем заметно, что за эти три недели молодой глава осунулся, глаза потеряли блеск. Чэн понимает, что не может проиграть, но и выиграть на таких условиях он тоже не может. — Я не сдамся, — повторяет Цзян Чэн. За следующий месяц он теряет в весе, синяки под глазами становятся фирменным стилем, на висках появляется первое серебро. Сичэнь не давит на него, да и как можно? Сичэнь ищет, лихорадочно ищет выход. И тот находится. В конце третьего месяца весны Ванцзи просит всех собраться в переговорной, достает из своего BRIALDI Madison ноут с карбоновым защитным покрытием. — Вот. Подмена. Ноут ложится перед Лань Цижэнем, сам Ванцзи садится напротив дяди, рядом с братом, двигает плечами, стряхивая напряжение. Усянь прошмыгивает за спину стоящего у окна переговорной Чэна, в нетерпении подсоединяет ноут к локальной сети. То, что возникает на экране, не кажется чем-то особенным, даже если приглядеться. — Новый «Периметр», вернее, «Псевдопериметр», троянский конь для Жоханя, — поясняет Усянь. Сичэнь заинтересованно перемещается на противоположную сторону и заглядывает в ноут. — Мы переписали коды ИскИна, — Усянь гордо оглядывает всех и широко улыбается. — Понять, что это подделка, можно только при испытаниях в условиях, приближенных к боевым. А так — совершенно идентичный спецификациям продукт. Жохань, понятное дело, не поверит. Его ребята будут сверять начинки, проверять архивы систем, будут пытаться извлечь «Периметр» из ноута и переставить на свои сервера — все это займет очень, очень много недель. Пока они будут ломать его, — Усянь стучит костяшкой пальца по карбоновому корпусу, — наших людей оставят в покое. У нас будет время что-то предпринять. — Что? — сквозь зубы цедит Чэн, однако отходит от окна и пристраивается рядом с Сичэнем. — Мы даже не знаем, кого они отыскали и кто у них на карандаше, кто уже в тюрьме, кто успел исчезнуть! — Однако в его глазах появляется слабая надежда, он хочет верить, хочет, чтобы его убедили. Сичэнь чувствует колебания настроения и вступает в разговор: — Наверняка у Жоханя есть исполнитель — человек ближнего круга — и есть собранное наспех досье с адресами, фамилиями, фотографиями, которые сумели выудить из соцсетей. Усянь и Ванцзи дарят нам время, чтобы ликвидировать этого человека и вывести наших людей из-под удара. — А потом? — проверяет Чэн на прочность рождающийся у него на глазах план. — А потом Жохань будет раздуваться от гордости и тщеславия, — эхом отвечает Сичэнь. — Захочет выставить трофей на всеобщее обозрение. Показать генсеку, правительству, русским. Да всему миру! Масштабно, с помпой, со съемками. На полигоне. — Правильно, — смеется Усянь, — Это его и погубит. При разворачивании нашей игрушечки на местности «Псевдопериметр» даст сбой, алгоритм распознавания целей завязнет в беспрерывно поступающих данных, ИскИн начнет бороться с избыточностью; чтобы стабилизировать систему, разблокирует доступ к спутнику, через него — к резервному серверу. Это стандартная процедура на случай хакерской атаки или непредвиденного сбоя. Вместе с потоком мусорных данных на сервер будет сброшено несколько знаков, несколько цифр, которые сами по себе ничего на значат, но соединившись с кодами, которые мы спрятали внутри этого железа, — Усянь показывает на ноутбук, — мусор превратится в программу самоликвидации системы. Все начнется с цепной реакции на минном поле, ловушки станут взрываться одна за другой. Волна большого бума покатится к трибунам, спровоцирует панику. Нарисованная Усянем картина устрашает, будут жертвы, будут расследования, будут искать виновных. Жохань уже не сможет выйти сухим из воды. — Отличный план? — спрашивает Чэн. — Нет, — качает головой Ванцзи. — Нужен человек на месте. Проследить, чтобы ноут оставался подключенным к серверам Жоханя, чтобы недостающие коды с резервного сервера попали в него и программа заработала. Мы сделали все возможное, чтобы спецы Цишань не смогли полностью переставить нашу разработку на свои серверы, чтобы всегда был какой-нибудь сбой, какая-нибудь мелочь, которая будет заставлять коннектить их железо с нашим, перепроверять, подстраховываться. Но если… если все-таки этот ноут будет отсоединен, а доступ к серверам невозможен, то вот запасной вариант. Ванцзи достает из мобильного офиса золотистую сим-карту, кладет рядом с ноутбуком, заканчивает слишком долгую для него речь: — В момент развертывания системы нужно будет войти в сеть с этой карты и успеть сделать звонок в непосредственной близости от центра управления «Периметром». Сигнал запустит ноут удаленно и соединит его с резервным сервером. Лицо Ванцзи становится чрезвычайно серьезным, брови сдвигаются к переносице, он смотрит на Усяня, словно просит продолжить. Тот кивает, и все балагурство исчезает из его слов и интонаций: — Шансы внедренного агента выжить — минимальны. Появление нового устройства сразу засекут, начнется охота. Но это оправданный риск. — Человек на месте в любом случае нужен, — задумчиво говорит Цижэнь. — Хотя бы для того, чтобы заполучить список заложников. А потом, — Цижэнь привычным движением поглаживает бородку, — дракону с отрубленной головой будет уже не до мести. — Я согласен, — говорит Чэн. — Я поеду, сам передам эту хрень Жоханю и останусь заложником. — А когда на испытаниях все увидят, что «Периметр» превратился в бомбу, ты не просто погибнешь, ты потеряешь вместе с Жоханем лицо перед всем миром и загубишь дело жизни твоего отца. Жохань все свалит на тебя. Не позволю! — одергивает его Сичэнь. — Он в любом случае все свалит на меня! — взрывается Чэн. — Нет! То, что он представит на испытаниях, будет его ноу-хау! Имя Фэнмяня нигде не будет упомянуто, сын Фэнмяня не встанет рядом с его убийцей как гарант успеха. Это будет позор Жоханя, и только Жоханя. Чэн не успевает придумать возражения, как Цижэнь подводит итог: — Нам нужна хорошо спланированная операция. Нашего человека будем внедрять заблаговременно, до отправки разработки. Чтобы не было близкой временной связи между двумя событиями. Придется ждать удобного случая. — Но это жертвы! — вскидывается Цзян Чэн. — Это война! — бьет по столу рукой Цижэнь, и тут же спохватывается, меняет тон, начинает говорить размеренно, вместо бороды теперь поглаживает черный ноутбук, скромно лежащий перед ним на столе. — Жохань не тот человек, который может позволить себе просто пойти погулять, или покататься верхом, или послушать оперу. Ему нужна охрана. Куда бы Жохань ни отправился, где бы ни находился, рядом с ним всегда есть несколько человек, которым он может доверять. А теперь представьте, что один из его охранников — наш агент. — Но ведь их выбирают так, чтобы нельзя было подкупить… Жохань их лично испытывает. — Разумное возражение, Сичэнь. Очень разумное. Но. — Цижэнь говорит, как рубит воздух мечом, отрывисто и веско. — История. Полна. Кровавых. Трупов. Тех. Кто доверял. Верным. Людям. Тебе ли этого не знать? Цижэнь медленно и с явной неохотой убирает ладонь с ноутбука, плавно разворачивается в кресле, переводит взгляд на Усяня: — Сколько, говоришь, у агента будет времени на поиски сведений о заложниках? *** Случай войти в ближний круг Жоханя подворачивается быстрее, чем они рассчитывают. Телохранитель — один из самых проверенных людей Жоханя — становится жертвой паранойи младшего сына главы Оружейного Дома Цишань. Замену ищут в спешном порядке по официальным и неофициальным каналам. Ходят слухи, что Жохань лично будет проводить собеседование. «Правильно», — кивает Цижэнь. Когда выбираешь человека в ближний круг — нельзя доверять никому. Личное ощущение не подделать, как рекомендации, паспорта и видеозаписи. Правильно, что министр сам будет смотреть в глаза будущему телохранителю; неправильно, что Цижэнь перебирает и не находит среди своих ребят никого, кто сможет этот взгляд выдержать. Конечно, если было бы больше времени, он нашел бы нужного, подготовил бы его, натренировал — но времени нет. День «смотрин» уже назначен. Остается узнать место и получить «приглашение». Цижэнь пробует забежать вперед, предсказать события или хотя бы не отстать от них. Ставит себя на место Жоханя: кого бы он выбрал для Ванцзи? Думает: «У тебя два сына, Жохань, но только одному из них ты оставишь свою империю в наследство. Только одного любишь. Так какому человеку ты доверишь жизнь своего драгоценного чада?» Немолодому — чтобы не потакал причудам и, если надо, умел держать дурость в узде. Опытному — чтобы не лез на рожон, но и не давал младшенькому путать наркотическую дрему с реальностью. Неприметному — чтобы нельзя было засечь в толпе. Умелому, но не слишком, — чтобы всегда было чем попрекнуть и на кого свалить вину. Но где же такого найти? Ванцзи срабатывает быстро и продуманно неаккуратно, входит в сеть Центробанка, пускает систему защиты по ложному следу русских хакеров, тот растворяется в мировой паутине, а в это время вирусы, созданные Вэй Ином, словно свора охотничьих псов мчатся по цепочкам второстепенных баз данных и благополучно добираются до папки, мирно хранящейся на сервере неприметного банковского филиала. Возвращаются назад и приносят своему хозяину информацию. Теперь дело за малым: состряпать досье кандидата и отправить вирусы назад. Но кандидата до сих пор нет. Цижэнь смотрит в окно, где квадраты июньского неба декорированы подсвеченными низким солнцем облаками, смотрит на свое отражение в стеклах, и то, что он там видит, ему нравится: он на пике своей формы, его тело послушно и приручено, в нем нет изъянов, сюрпризов и особых примет. Человек, которого видит Цижэнь, не высокий и не низкий, не красивый и не урод. Умеющий носить одежду без брендов, без стиля, без прочтения, умеющий внезапно материализоваться рядом, а в следующий миг исчезнуть в болоте урбанистической толпы. Цижэнь напрягает мышцы, расправляет плечи — внешне он вписывается в ожидания таких, как Жохань, идеально. Но Цижэнь хочет быть с собой честным. Тело, рефлексы, ум — это еще не все. Нужна решимость. Нужен правильный блеск в глазах. Блеск готовности отдать свою жизнь. Такой внутренний свет трудно подделать. Невозможно. Вот почему именно по этому блеску Жохань будет оценивать кандидатов. Насчет блеска в своих глазах Цижэнь не уверен. Да, он хочет вернуться в Пекин, так давно там не был, так давно видит столицу во сне. Но этого мало. За что он хотел бы отдать свою жизнь? Хороший вопрос. Цижэнь возвращается к столу, достает из самого верхнего ящичка, аккуратно вписанного в столешницу, почти не отличимого от нее, старую фотографию. На ней двое. Цижэнь смотрит прямо в объектив, а Фэнмянь дернулся в последний момент, повернул голову и на что-то показывает рукой, там, за горизонтом кадра. Лицо вышло нечетко, но его все еще можно угадать по мягким чертам, по идеальной стреле носа и характерно очерченным губам. Память. Нет под небом ничего сильнее ее. Ради памяти вполне можно рискнуть собой. Ради того сильного чувства, которому они с Фэнмянем не дали развиться в любовь, но и не дали умереть под грузом компромиссов, вспышек раздражения, под бременем принципов и приличий. А еще ради мести. За то, что нынешний министр оставил Цижэню от лучшего друга только память. Цижэнь принимает решение, одевается на новый лад, гладко бреется, осторожно отворачивая мочки ушей и медленно ведя лезвием под ноздрями, чтобы не пораниться с непривычки. Фотографируется, и вирусы уносят в далекий Пекин досье на некоего Кена Фэйсуня, пристраивают его где-то между файлами убийц и секретных агентов в бегах. Вскоре на андроид Цижэня приходит сообщение с адресом «смотрин» и QR-кодом, который тот должен предъявить на входе. Теперь на все про все у Цижэня есть неделя. Он растягивает ее как может. Просит Сичэня подучить его улыбаться. Просит Цзян Чэна научить его последним грубостям. Просит Усяня натренировать его читать шифровки, спрятанные в граффити, через которые ему будут сообщать об этапах операции. Оставшиеся часы тратит на запоминание сложной последовательности доступа к закрытому каналу связи, которым сможет воспользоваться только один раз, для того чтобы или отменить операцию, или сообщить об экстренной эвакуации. Уложив все в голове и заняв свое место в поезде, Цижэнь ощущает что-то вроде азарта. Покалывание в ладонях и тепло в позвоночнике подсказывают, что он вполне готов помериться силами с Домом Цишань. *** Цижэнь сходит с поезда, начинает продираться через крикливую круговерть вокзала, радостно и полной грудью вдыхает забытый запах жареных углеводов, смешанный с электрическими сумерками. Машет такси. Водитель долго плетется по забитым улицам в пригород, Цижэнь смотрит в окно, над ним лихорадочно мигают и плоско ложатся на небо, направо и налево, словно гигантские карты при раздаче, световые рекламы. Цижэнь выходит за три квартала до нужной ему отметки на Google Maps. Телефон его ведет до стоянки филиала Центробанка и дальше, в узкий проход между домами, где бригада, очень похожая на дорожных рабочих, то ли чинит трубы, то ли их прокладывает, то ли внимательно оглядывает приходящих, отсекая подозрительных. «Бригадир» светит фонарем в лицо, Цижэнь не отворачивается. Из проулка поднимается на средний ярус стоянки, который заканчивается железными дверями и вооруженной охраной. У Цижэня буднично проверяют штрих-код, дальше он оказывается в маленькой душной комнатке, набитой разношерстными соискателями на должность телохранителя. Цижэнь озирается — яркое освещение напрочь изгоняет из помещения всякий намек на мягкость, уют и полутона, но зато позволяет зрительно сфотографировать каждого из доброй дюжины кандидатов. Ожидание будет долгим, понимает Цижэнь и замирает на стоящем у стенки свободном стуле. Через неровные промежутки времени на двери — не на той, через которую он вошел, а на той, что находится на противоположной стороне от нее, — загорается эмблема Дома Цишань — жирное солнце; зычный голос выкликает номер, и очередной соискатель пропадает. Ни один не возвращается. Значит, или есть другой выход, или добивают каждого, кто забракован. Когда подходит очередь Цижэня, он совершенно спокоен. Несколько шагов вперед, и он оказывается в просторном, холодном и слабо освещенном помещении: колонны, тени, эхо. После яркой приемной глаза никак не могут привыкнуть к полутьме, и Цижэнь пропускает момент, когда на него выпрыгивает быкообразная фигура — сплошные плечи. Владелец плеч держит перед собой нож как рапиру, один палец вдоль лезвия, остальные собраны на рукояти. Молодой. Борзый. Накачанные бицепсы играют под майкой, бычья шея напряжена, щеки идут пятнами. Цижэнь одним движением сбрасывает с себя пиджак, другим уклоняется от взмаха ножа. Отступает на пару шагов, чтобы сорвать с себя рубашку. Стремительно и ловко обматывает руки, так чтобы защитить вены и сухожилия. Закрывает глаза — так проще. Чувствует у шеи легкий ветерок от дрожания воздуха. Снова уклоняется. Это нетрудно. Парень кидается вперед как змея, Цижэнь уворачивается, пару раз принимает удар на скрещенные запястья, один раз проводит точный прием большим пальцем ноги в пах, потом локтем по кадыку. Этого хватает, чтобы дестабилизировать противника. Молодость и сила — это еще не все. Цижэнь делает выпады на слух, на дыхание, на стук сердца, безошибочно попадает ногтем мизинца по горлу, четко по артерии. Запах железа и турецких сладостей ударяет в нос — так пахнет кровь этого парня. И вот уже крики откуда-то сверху: «Я проверял, у него не было оружия!» «Конечно не было, — весело думает Цижэнь, — с оружием и дурак сможет». Он открывает глаза и смотрит, как молодчик бухается на колени с удивленным выражением лица, секунду-другую стоит на них, упираясь одной рукой в бетон, пытаясь продышаться, не чувствуя, как из горла хлещет кровь. Дергается всем телом, когда нога Цижэня легонько толкает его в живот, и падает. В воздухе появляется запах опорожнившихся кишок поверженного чудовища. Раздается смех, совсем рядом: — Для вашего возраста вы феерично быстро двигаетесь. И яростно деретесь. Цижэнь инстинктивно разворачивается, но там уже никого нет. Голос переместился и отдает кому-то приказ: «Остальных разогнать». Жохань возникает из темноты и, как и предполагал Цижэнь, пристально смотрит на него. Стоит один, без оружия и без охраны. На его виске Цижэнь замечает звездообразный ожог — след от пули, которая однажды пролетела очень близко. Жохань в этот момент только кажется уязвимым. Одно движение, одно неверное колебание воздуха, и четыре человека, что держат Цижэня на мушке, нажмут курки. Жохань пользуется своей властью, не спешит. Что-то высматривает, одному ему ведомое, разве что зубы не проверяет и сплетенные из крепких мышц икры не щупает, потом бросает кому-то через плечо: — Отставить. Без перехода, тем же тоном — Цижэню: — Как тебя зовут? Цижэнь выдает имя по своему неотличимому от настоящего китайскому паспорту. Жохань кивает: — Я буду звать тебя Лю. Не переношу у телохранителей другие имена, — говорит нараспев, выговаривает слова четко, но эта четкость доведена аж до акцента и неприятно режет слух. Цижэнь втягивает воздух сквозь зубы и разматывает с левой руки то, что осталось от пиджака. — Не возражаю, только без поцелуев. Жохань вдруг хохочет, словно оценил шутку. Давясь смехом, говорит, по-прежнему пристально глядя Цижэню в лицо: — Тряпье тебе выдадут новое. Отвезут в дом. Там вымойся, приведи себя в порядок. Как будешь готов, представлю тебя мальчику. Цижэнь отирает лицо: то ли кровь, то ли пот — разбираться некогда. Если качок и достал его, то порез неглубокий, Цижэнь его не чувствует, но «в доме» надо бы заклеить, если дадут. Потом утихомиривает бурю в глазах, заставляет их смотреть со скромностью. Старается еще чуть-чуть, и во взгляде появляются зачатки подчинения. Говорит: — Не понимаю. И это все? Такое простое испытание? — Ты двигаешься определенным образом. За движениями скрыта определенная школа мысли. Хорошая школа, надежная. Мне этого достаточно. После этих слов Жохань наконец выпускает Цижэня из хватки своих зрительных нервов, тут же теряет к нему интерес и уходит, окруженный своей гвардейской свитой.