Пряный мёд

…У меня еще есть адреса, По которым найду мертвецов голоса. Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок… Осип Мандельштам

Сичэнь вертит в руках прямоугольник визитки. На трезвую голову еще больше, чем на пьяную, его потребность получить от Чэна прощение превышает здравомыслие. Думает: «Ничего не случается просто так». И ему хочется верить, что в его жизни остались одна невыполненная миссия и еще одна любовь. И это надо принять. Со смирением. Сичэнь вертит в руке синюю визитку, потом тянется к изножью кровати и нажимает на незаметную для постороннего глаза панель, достает из выдвижного ящика ноут с выделенной линией. Запрос уходит в сеть: «Всё о Доме Юньмэн. До и после нападения на Пристань Лотоса». «До» Сичэнь и сам помнит отлично, а вот «после» требует детального изучения. Ответ приходит так быстро, что Сичэню даже кажется, что он не успел стукнуть по клавише «ввод». Сичэнь набивает сообщение брату: «Молодец! Быстро ты их взломал». «Не их. Их долго». Следом падают подтверждения, что контроль доступа к офисам Дома Юньмэн вещь солидная, продуманная и нахрапом ее не возьмешь. Сотни попыток хакинга. Несколько очень серьезных. Ванцзи даже узнает сигнатуры тех, кто уже пытался. Все известные в своей области люди. Заказ на взлом так и висит в даркнете, а вознаграждение впечатляет. Сичэнь присвистывает. Если «их долго» даже для Ванцзи, то тот, кто страхует Чэну задницу, просто гений. Но Ванцзи больше чем гений. Если вскрыть «цель» быстро не получается — он всегда найдет, как добыть информацию через удаленный доступ к дружественным Дому Юньмэн локальным сетям: через подрядчиков, партнеров, заказчиков… Государственные протоколы безопасности обойти намного легче, чем частные, и Ванцзи вылавливает файлы с сайтов американской и русской разведок, несколько рапортов о предполагаемых новаторских доработках запатентованной еще Фэнмянем технологии ИскИна. Сичэнь читает сотни строк и между ними. Речь идет о микроносителях, способных соединяться в единую сеть с большим, очень большим территориальным покрытием. Автономную сеть. Ничего конкретного, в основном общие слова и теоретические рассуждения, но Сичэню достаточно. «Сукин сын, — кусает он губу, — это же усовершенствованный «Периметр». Фэнмянь бы гордился». А файлы все продолжают падать. Открываются ссылки, еще ссылки, другие ссылки. Сичэнь очень удивлен. Так быстро и так много успеть накопать по его внезапному запросу нельзя. Вернее, можно, но только если Ванцзи уже искал в этом направлении сам. С чего бы ему? Но как только Сичэнь открывает последнюю по дате обновления папку, он тут же забывает о брате. В папке засекреченные файлы Минобороны. Когда на экране всплывает отчет о совещании с участием руководства Оружейного Дома Юньмэн, дата открытых испытаний, рекомендации по финансированию, то у Сичэня потеют руки и выступают капли холодного пота на лбу. И это тупик. Сичэнь ничего не может. Не может просто так позвонить и сказать Цзян Чэну, что за Жоханем стоит не государство, а опиумная мафия Золотого треугольника — откуда проститутке это знать? Он не может сказать Цзян Чэну, что, передав чертежи «Периметра», Оружейный Дом Юньмэн подпишет себе смертный приговор. Это всего лишь интуиция, а какая может быть интуиция у шлюхи? Сичэнь не может раскрыть Цзян Чэну, кто он есть, вернее, был на самом деле, без разрешения Гусу — интересы Дома прежде всего даже сейчас. Но и медлить Сичэнь тоже не может. Он открывает формуляр и заполняет официальный запрос в Гусу на разрешение проведения самостоятельной операции. После стольких лет «спячки» получить его маловероятно, потому что из борделей не возвращаются, но он все равно тщательно составляет рапорт, помечает «срочно», шифрует и отправляет Ванцзи. В том, что брат даст документу ход, Сичэнь не сомневается. Если его план примут, ответ придет через двадцать четыре часа. Теперь остается только ждать. Сичэнь закрывает ноут. Впереди почти сутки безделья, и очень хочется курить, очень хочется закрыть глаза и не думать о том, что осталось пятьдесят часов до того, как Чэн, точно в соответствии с условиями Протокола, передаст то, ради чего погиб Фэнмянь, в руки того, кто заказал его убийство. Сичэнь снова берет синий картонный прямоугольник. Снова вертит его между пальцами. Он давно выучил телефон наизусть, он давно уже хочет набрать эти цифры и услышать на том конце раздраженное «да». Или «да» с хрипотцой. Или… Но пока нет ответа из Гусу, Сичэнь предпочитает не звонить. А если ответ не придет? Сичэнь начинает продумывать запасной план. Если придется действовать самостоятельно, то один он сумеет разве что предотвратить передачу. А нужно ли это Чэну? А что если Чэн в принципе хочет передать чертежи? А что Сичэнь вообще знает о его планах и желаниях? От этой мысли по телу пробегает горячая волна. О да. О желаниях Чэна Сичэнь кое-что знает. И о своих тоже. И желания эти простые, человеческие, не имеющие никакого отношения к той херне, что может произойти. Сичэнь понимает, что еще чуть-чуть, и он поставит эти желания на первое место в списке своих приоритетов. Понимает, что это нервы, что надо дать себе отдохнуть, что надо поспать хотя бы несколько часов. Понимает, но вместо этого делает совершенно противоположное. Восстанавливает цепочки памяти и позволяет себе вернуться на четырнадцать лет назад. Именно тогда началось то, что никак не закончится. Именно тогда молодой и талантливый Сичэнь встретил молодого и талантливого Яо. *** Яо был ярким, в его голову приходили безумные идеи, смелые и сложные. Он реализовывал их с легкостью и виртуозностью. Сичэнь зачарованно следил за полетом его мысли, хотел и не мог угнаться. Восхищался и поддерживал. Его тянуло к этому человеку так, будто он знал его с рождения и, может быть, еще до. В стране и в будущем Оружейного Дома Гусу все было в то время серо и шатко — рядом с Яо все было надежно и ясно. В стране было сумрачно, и на фоне всей этой неразберихи Сичэнь был очарован. Ответил на поцелуй от неожиданности, от растерянности, оттого, что чужой язык настойчиво вылизывал его десны и это оказалось чертовски приятно. Сичэнь позволил себе близость, взрослую, не целомудренную. Их первый раз он до сих пор помнит в мельчайших подробностях, до вставших дыбом волосков у Яо на руках, до ссадин, оставшихся у Яо на позвонках, до капель пота, которые щекотали Сичэню поясницу и затекали в расщелину меж его собственных ягодиц. Они стали заниматься любовью все чаще, узнавать друг друга все лучше. Сичэнь забалансировал на границе нового неизведанного мира наслаждений, открыл для себя желания тела, узнал про себя, что его легко продавить, если дотронуться, если поцеловать, если положить руку… И не смог от этого отказаться. Сорвался и позволил себе любовь. Непозволительную роскошь, с точки зрения дяди. Но когда Яо был рядом, Сичэню никто был не указ; Яо прорастал в него и заменял целый мир. Но целый мир был с Сичэнем не согласен. Целый мир хотел воевать и не хотел платить за войну процент от валовой прибыли. Зачем платить, если можно заполучить целиком и все? Огнестрельное и сдерживающее оружие Дома Юньмэн, шифровальные техники и оборудование слежения Дома Гусу и химическое оружие Дома Ланьлин. Сначала их попытались поссорить, чтобы прибрать к рукам по одному, потом шантажировали, потом начали угрожать. Официальная власть шаталась, армия рвалась к власти, опиумные магнаты тянули одеяло на себя. На северной и западной границе проходили маневры стран тихоокеанского альянса. И все хотели оружие. Дома должны были выбрать сторону или потерять независимость. Дома медлили с решением, и их решили поторопить. Нападение на Экспериментальный объект Гусу, где в это время Фэнмянь тестировал прототип «Периметра», стало торопливой попыткой «Солнечных бригад» продемонстрировать Домам их уязвимость. Попытка хоть и оказалась незачетной, потому что гусуланьцы и цзянцы вполне могли соперничать с маленькой наемной армией, но заставила руководителей Домов собраться для обсуждения планов на будущее. В изменившемся мире невозможно было придерживаться неизменных планов. Это было глупо. А чтобы составить новые, нужна была точная информация о соотношении сил в регионе, и желательно из первых рук. Яо приехал на совет прямо из больницы, в бинтах и на обезболе. Послушал, помолчал, покусал заусенец, сказал: — Среди беспорядка найдите простоту; среди раздора найдите гармонию; в трудности найдите возможность. Так у вас в Гусу говорят, уважаемый Лань Цижэнь? Так вот. У нас нет развитой агентурной сети, и быстро мы ее не создадим — это трудность. А «Синий Дом» — это наша возможность. Туда ходят все. Все завязано на трахе, даже самые точные сведения из первых рук. Быстро, эффективно, просто. Нам нужен агент в «Синем Доме». Сичэнь — наилучший кандидат. Ему не возразили, словно он озвучил то, что остальные сказать не решались. Дядя подергал бороду, добавил: — Сичэню тяжело абстрагироваться от эмоций. Возможно, это задание только пойдет ему на пользу. Научит подчинять свои действия не чувствам, а логике. У Сичэня от лица отхлынула вся кровь, вместо нее растеклась привычная мягкая улыбка. А сам он чуть не ломал себе руку под столом. Все смотрели на него оценивающе. Холодными глазами покупателей. Да. Он подходил для этой работы лучше всех. Нежный, гибкий, терпеливый. У него красивый голос, и это тоже будет цениться. Он нравится с первого взгляда, ему доверяют. Совет разошелся на перерыв. Им надо было посовещаться, Сичэню — подумать. Его никто не принуждал, разведка — дело только добровольное. — Почему я? — спросил Сичэнь, стоя у окна и смотря на город с высоты птичьего полета. — Потому что из тех, кто может это выдержать, есть только ты и я. Но мужчины не любят «девочек» со шрамами, а ты идеальный. Умелый. Красивый. Все хотят обладать красотой. Хотя бы час. — Ты хотел сказать, все хотят вытереть об нее свой член? Яо поперхнулся, Яо закашлялся, а потом сплюнул кровью, Яо смотрел на него и молчал. Молчал и смотрел. Под его взглядом становилось неуютно. В конце концов Яо сказал, устало и монотонно, каждое слово давалось ему с большим трудом: — Если бы туда пошел я, то между нами в ту же секунду все было бы кончено. Ты не способен прощать такое. А я из другого теста. Мне все равно, сколько человек тебя там трахнет, Сичэнь, я тебя буду все равно любить. А вот ты будешь каждый раз на меня смотреть как на грязь. — Я? — вскинулся Сичэнь. Он и сейчас еще помнит, как больно ударили эти слова по самолюбию. — С чего ты решил? Разве я давал повод? — Ты воспитан так. Как все твои. Есть некоторые вещи, через которые вы не сможете переступить. Твой дядя, твой брат, ты… Да не суть, Сичэнь. Если считаешь, что эта работа не для тебя — я заменю. Только вот поправлюсь. Нет проблем. Разве мог Сичэнь отправить туда Яо? Кем бы он потом себя чувствовал? Он согласился. Потом был инструктаж и тихое пожелание дяди добыть сведения любой ценой. «Тело — хорошая цена, — подумал тогда Сичэнь. — Недорогая». — Я согласен, но… — сказал и уверенно переступил черту, за которой начинался мир жестоких решений и серьезных последствий. Он был уверен в том, что готов к заданию. Лучше бы он был готов к последствиям. Но про то, что бывают последствия, ему никто никогда не рассказывал. Он и не знал тогда, что надо волноваться не только о задании, но и о себе, но успел побеспокоиться о брате: — Я согласен, но при одном условии. Записи будет видеть только Яо. Аналитикой заниматься будет тоже только он. Лань Цижэнь понял, кивнул: — Ванцзи не будет участвовать в операции. Только напишет программное обеспечение. Если бы Сичэнь тогда знал, чем обернутся для многих эти его пожелания… *** Первый раз все было ужасно, потому что после того, как трое высокопоставленных скотов из милиции Мьянмы разложили его на черном надувном матрасе, у Сичэня было ощущение, что ниже пояса его рассекли надвое, что он скорее всего умрет от потери крови или оттого, что его внутренности выпадут наружу. После агонии нервных окончаний наступил болевой шок, и он плохо помнил, что происходило дальше. Но что-то происходило, потому что Яо записал имена, шутки, клички, ругательства, телефонный разговор, звуковой набор клавиш, по которому они восстановили номер. Очень интересный номер, принадлежащий скромному переводчику при консульстве — все пошло в дело, все было важно. Совет был Яо очень доволен. «Цели» тоже были довольны, бросили на мокрые простыни пачку банкнот. «Чаевые». Сичэнь зажал их в кулаке, доплелся до уборной и спустил в унитаз, потом его безудержно рвало. А потом с телом что-то произошло. Стоило до Сичэня дотронуться в нужном месте, все равно чьей рукой, как возбуждение обрушивалось камнепадом, и не остановить. Сичэнь стыдился себя, знал — Яо видит и пишет каждый его стон, что от камер «рабочие» комнаты заведения ломятся, как от яств праздничные столы. Сичэнь почти чувствовал его присутствие, его возбуждение и пренебрежение, грань между которыми стала тоньше бумажного листа. Сичэнь хотел поговорить об этом, но когда представилась возможность, начал разговор не с себя. — Как ты? — спросил он у Яо. Потом подумал: «Действительно, как?» Каково ему каждый день часами смотреть в монитор и мониторить пошлые стоны, скабрезные фразы, мерзкое хлюпанье, а на фоне этого скрупулезно регистрировать трели набираемых клавиш или сквозь зубы брошенные имена? Важные фразы, сказанные в пылу траха. Каково Яо сутками смотреть на того, кто принадлежал только ему, а теперь раскладывается на двоих, а то и на троих, потому что так легче заставить «цели» общаться? Каково это? Смотреть через оптическое волокно, выводить на экран, многократно увеличивать любимое тело? Хуже некуда. — Нормально. — Краткий ответ, хотя обычно Яо был красноречив, разговоры — его конек. Краткий ответ, чтобы не выдать эмоции, мысли, сомнения. Краткий ответ, чтобы быстрее можно было перейти к делу. К раздеванию и дальше. В ту встречу Сичэнь вздрагивал от каждого прикосновения, потому что Яо повторял то, что видел на мониторе, потому что Сичэнь чувствовал, что инстинкты Яо больше не отличают картинку от реальности, рабочую запись от порнографии, а Сичэня — от хорошего-мальчика-покажи-папе-как-ты-умеешь-брать-в-рот-Сичэня. И разговора по душам не получилось. Не получился он и позже, потому что тело Сичэня заговорило быстрее. Мягкое, отзывчивое, чуткое, оно размыкало губы только для стонов и просьб. Хотя внутри все было иначе. Внутри был немой ужас — то, что чувствовал Сичэнь, как небо от земли отличалось от того, что они чувствовали наедине друг с другом раньше. Но слов для разговора об этом у Сичэня не находилось. — Ты изменился, — сказал ему Яо через месяц, в их новую встречу, которую организовал незаметно. Он всегда умел делать запрещенные вещи незаметно. Это был шанс Сичэня облегчить душу, начать произносить давно заготовленные фразы, но Сичэнь так и не начал. Сичэню послышалось — «ты доступный» вместо «ты изменился». — Что? — переспросил он удивленно. — Ты изменился, — повторил Яо тверже. «Изменился? — подумал Сичэнь. — А кто бы не? Ты же знал, куда меня посылают? Откуда этот разочарованный, раздосадованный тон? Ты же говорил мне, что для тебя это не будет иметь значения? Ты ошибся? В себе или во мне?» Сичэнь не произнес это вслух, но Яо как-то догадался. Раздражение из его голоса пропало, и он нашел те слова, которые были для Сичэня — как глоток воды, глоток воздуха: — Ты очень устал, — сказал Яо. — Я вижу, что ты на пределе. Потерпи. Скоро. Обещаю. Простые слова, но без них Сичэнь бы не продержался. Однако один раз Яо все-таки сказал Сичэню в лицо: «Я думал, ты на задании, а ты во вкус вошел». Выложил на столик «Декапептил-депо». Не добавил, что больше на блядство у него сил смотреть нет, но было и так понятно. Потом просил прощения. Долго. Сичэнь простил, но слова резанули по живому. Тогда ему в голову и пришла мысль, что есть средство получше таблеток для педофилов. Представил, что не лезвие, а чужие тонкие губы касаются его тела. Полоснул глубоко, сразу по четырем точкам сердечного меридиана, и на некоторое время блокировка инь уняла удушающее удовольствие тела. Стало терпимо, и можно было работать дальше. — Я больше не могу, — сказал Сичэнь, когда шрамы были уже во всех местах, до которых он мог дотянуться. Оставалось нетронутым только лицо. — Опять ответишь «скоро»? Не надо. Скажи правду. Сколько еще? — Завтра. — Яо гладил его, так нежно, как давно уже не. — Потерпи, мой хороший, я почти закончил — завтра приедут ребята из «Солнечных бригад», те самые. У меня с ними будет отдельная встреча в задних комнатах «мадам». Я солью им кое-какую дезу, обменяю ее на сведения о штатовских инвестициях в опий-сырец. А потом мы послушаем, что они об этом думают и насколько верные сведения они передали мне. И у нас будет полная картина. Не морщись. Потерпи, когда они будут тебя… просто помни, что ты делаешь это ради нас. А потом ты утром умоешься, оденешься, и мы начнем с тобой с чистого листа. Яо в этот день впервые сказал «мы», и не было в его глазах ни презрения, ни брезгливости, которые Сичэнь ловил в последнее время. Сичэнь поверил. Он не спросил, что за информацию Яо собирается обменять. Мысль, что у него не может быть ничего особо ценного, кроме секретов Оружейных Домов, промелькнула и тут же погасла. Сичэнь не спросил, что это был за холеный военный, который только смотрел горящими глазами, откидывал рукой длинные, рано поседевшие ломкие волосы назад и молчал. Он не был похож на других. Он был породистый. Сичэнь должен был спросить, он должен был… но он так устал, он чувствовал себя таким грязным. Он хотел только одного — чтобы все это закончилось… чтобы Яо взял его в свои объятия и отогрел. И он не спросил. *** Сичэнь узнал обо всем позже. О том, что Яо разработал стратегию передислокации Домов в Гонконг, о том, что иногда специально форсировал события, чтобы его слова выглядели убедительнее для совета директоров. О том, что Дом Юньмэн не поддержал стратегию. Тогда Яо начал шантажировать Фэнмяня через третьих лиц. Пригрозил продать «Периметр» только что созданному новому Оружейному Дому Цишань и тем самым покрыть расходы на «переезд», как он это называл; на «бегство», как это называл Фэнмянь. А когда Фэнмянь решился поставить вопрос на совете, то Яо и вправду продал. Только не сам «Периметр», а коды безопасности Пристани Лотоса. И все выглядело как очередной локальный конфликт с участием «Солнечных бригад». Сичэнь узнал обо всем этом, когда Дом Гусу уже обосновался в Гонконге, когда Яо уже подписывал договоры как генеральный директор Ланьлин. Узнал случайно: Ванцзи искал утечку, нашел брешь в протоколе, начали раскручивать цепочку, по ней поднялись до успешно ведущего дела с временным правительством генерала Вэнь Жоханя — учредителя Дома Цишань. Сичэнь узнал лицо. Только длинные ломкие волосы были полностью сострижены. Ежик. Они установили прослушку, и… всплыли упоминания о Фэнмяне и его ноу-хау. Дальше уже было дело техники. Сичэнь не мог не доложить. Дом Гусу всегда гордился своими агентурными достижениями. Сичэнь не мог отказать, когда отец назначил его руководителем операции по устранению Яо. Оружейный Дом Гусу гордился своими секретными операциями. Сичэнь ничего не мог сделать. Он не мог не принять назначение — возглавить группу ликвидации. Он не мог не выполнить приказ. Но он отказался использовать «M1400». Он решил лично, глаза в глаза, а не через сетку прицела. Последнее уважение. Последнее проявление привязанности. Яо это понимал и не сопротивлялся. — Прости, — но за этим «прости» Сичэню слышалось: «Зачем? Мы же можем просто исчезнуть вместе! Зачем ты делаешь это? Зачем убиваешь нас?» — Зачем Цзянов? — Сичэнь чувствовал невыносимую боль в руке и молился, чтобы рука не дрогнула и чтобы он не промахнулся. — Поверишь, если скажу, что Вэнь приказал? — Нет. Ты никогда не делал, что тебе приказывали, если сам не хотел. — Когда ведешь нечистую игру, всегда прокалываешься. Рано или поздно. Аксиома. Фэнмянь был слишком упертый. Он готов был положить все Дома, но не сдаваться. Упертый, но умный. Понял мою многоходовку слишком рано, и мне просто стало страшно. Мне его было не переубедить. А я только все наладил. Только все начало получаться. Я не хотел, чтобы он остановил меня на полпути, но и устранить я его сам не мог. А тут с Вэнем так все удачно сошлось. Золотая возможность. И у меня в голове все сложилось: Вэни получают Китай и секреты Дома Юньмэн. Мы — всю акваторию Тихого океана. Я пожертвовал малым ради большего. Разве не так учили нас в Гусу? Полил дождь, такой тяжелый, словно каждая капля весила тонну; небо разверзлось, Яо ухмыльнулся в свете долгой красивой молнии. У него был такой взгляд, будто он видел сквозь Сичэня все это дерьмо про долг и всю эту ложь про служение идеалам. Только власть для всех была идеалом. Все шли к власти. Все использовали всех, чтобы дойти. Яо знал это и был как все, как каждый из глав Великих Оружейных Домов. Просто Яо не повезло. Он слишком доверял Сичэню. Может быть, действительно любил. Иначе бы ликвидировал. Еще тогда, сразу по завершении операции «Синий Дом». Яо его пощадил. А Сичэнь… Крови не было. В нос просто ударило запахом чуть подпаленной височной кости. Яо упал. Он ничего не почувствовал. Сичэнь все сделал чисто. Закурил, и кончик сигареты злобно шипел при каждой затяжке. Вина вместе с дымом и дождем пропитала кожу, разъела легкие. Тоска по Яо вошла в Сичэня как туман и не вышла через поры. Если бы в тот момент рядом был кто-то, то, может быть, Сичэнь сумел бы продолжить жить как раньше, как будто ничего не случилось… Но рядом были только алкоголь и наркота. Сичэнь сдался не сразу. Случайные связи, случайные трахи, случайная сперма. Однако случайная плоть и похоть не выдавили ни вину, ни тоску. Все произошло с точностью до наоборот. Вина и тоска заглушили рефлексы, затуманили разум. Сичэнь понял, что окончательно запутался, еще немного — и слетит с катушек. Понял, что больше ни во что не верит, никому не доверяет, никого не уважает. Даже себя. А что есть разведчик без самоуважения? Ничто. У Сичэня хватило решимости отказаться от должности. У него хватило сердца не наказывать близких самоубийством. Не лишать себя жизни, а окончательно сломать ее казалось более соблазнительным. Так он вернулся туда, где все началось. Где тело подвело его. Заставил себя делать то, что больше всего ненавидел. Только в этом месте вина отступала. Давала ему передохнуть; в «Синем Доме» он больше ничего не чувствовал, но видел, что и как чувствовали другие. Со временем, только взглянув на человека, мог рассказать о его привычках, слабостях, предпочтениях, грехах. Глаза заменили ему тактильность. Сичэнь думал, что так будет до конца. Но вот колесо сделало круг, и чувствительность вернулась. *** Через двадцать четыре часа ответ не приходит. Сичэнь трет виски после суток без сна. Значит, план Б. Он должен хотя бы поговорить с Чэном. А для этого надо, чтобы Чэн приехал. Сичэнь берет в руки телефон.