А вот и балконная любовь.
***
Мы вернулись со Священных равнин на закате, Сэра уже почти затащила меня обратно в таверну, чтобы выпить. Это была хорошая прогулка для нас, вероятно, потому, что мы были без Соласа, а в его отсутствие я всегда казалась Сэре гораздо менее “эльфячей”. До тех пор, пока мы могли сосредоточиться на стрелах и шалостях, мы достаточно хорошо ладили. В пути мы неоднократно сталкивались с магами и эльфами. И это если считать за столкновения самооборону. Но, учитывая прошлую ночь, у меня не было никакого намерения пить. Или, по крайней мере, я не собиралась пить так много; Дориан нашел еще один том по некромантии, который, по его мнению, я могла бы прочесть, и пригласил меня выпить рюмку Антиванского бренди. В тот момент я еще колебалась, принять ли предложение Виууса Анаксаса и выбрать ли некромантию в качестве своей специализации, так что возможность обсудить этот вопрос была для меня в радость. Мы с Дорианом оставили Варрика у камина в Большом зале, а сами поднялись наверх, обсуждая гадание на костях. — Но ведь дело не только в состоянии костей! Тип черепа имеет решающее значение, — объяснил он, когда мы пересекли ротонду, показывая обеими руками на примерный размер предполагаемого черепа. Солас поднял глаза от своего стола, когда мы проходили мимо. — Инквизитор. Я был... — он замолчал, посмотрел на Дориана и отвернулся. — У тебя найдется минутка? В его голосе была такая мягкость, которую я никогда раньше не слышала, и это не ускользнуло от Дориана. Он пожелал нам спокойной ночи и удалился, не сказав ни слова, но остановившись на лестнице, он бросил на меня многозначительный взгляд. Солас указал на дверь и повел меня в Большой зал. Я отстала на шаг, чтобы он мог вести меня и, к моему удивлению, он легко положил руку мне на талию. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что Варрик уже что-то записывает. Солас повел меня к помосту, и я подумала, что, возможно, он мог бы что-то показать мне в подземелье; он часто помогал Дагне интерпретировать схемы эльфийских рун, и им удалось создать несколько замечательных рун с молниями в прошлый раз. Но вместо этого он повернул налево, к двери в мою комнату. Я поднялась по шатким деревянным ступенькам за ним, будто мы постоянно так делаем, но мысли метались в моей голове. За все время, что мы провели вместе, мы очень редко действительно были наедине. Во всяком случае, после Убежища. В отличие от Жозефины и Дориана, Солас избегал посещать мои покои в пользу разговоров, проводимых в ротонде или на дороге, ловко обеспечивая нас компанией в любое время. Когда мы добрались до вершины мраморных ступеней, воздух был бодрящим, в камине пылал огонь, но балконные двери были открыты, и зимняя прохлада наполняла комнату; я никак не могла запомнить, что двери нужно закрывать. Солас вывел меня на балкон, увеличивая расстояние между нами и медленно поворачиваясь лицом ко мне. — Какой ты была? — он начал безо всяких предисловий, — до якоря? Он повлиял на тебя? Изменил в ту или иную сторону? Умственно, морально… духовно? Он почему-то сделал паузу на последнем слове, но я не обратила на это особого внимания, атакованная его вопросами. Солас редко спрашивал о моей жизни до Инквизиции. Я подняла высоко левую руку, поворачивая ее в мягком солнечном свете, который отражался от стены башни. Мой мир казался таким маленьким, когда я была с кланом; трудно сказать, что больше изменило меня — Инквизиция или Якорь. — Если б и изменил, ты думаешь, я заметила бы? — Нет. Изнутри трудно заметить, согласен. — А почему ты спрашиваешь? — Ты показываешь мудрость, которой я не видел с тех пор, — он сделал паузу, тщательно обдумывая свои слова, — с тех пор, как я совершил свое самое далекое путешествие в древние воспоминания в Тени. Ты не такая, как я ожидал. — И что же во мне тебя так удивило? — Тебе свойственна проницательность в поступках, понимание вещей. Это противоречит всему, что я могу предположить. Если среди долийцев смогла вырасти ты… может быть, я зря их недооценивал? Я ущипнула себя за переносицу. Дорогая Силейз, опять это? Несмотря на то, что он ненавидел людей, судящих о нем по разрезу его ушей, он все равно решил, что все, у кого есть валласлин, одинаковые. — Я не считаю долийцев идеалом... — как бы он ни хвалил мою утонченность, мне хотелось закричать. Я никогда не могла понять, как кто-то с такими тонкими взглядами на духов и демонов может считать любую группу людей ли, эльфов ли абсолютно заблуждающейся. — ...но в нас есть нечто достойное уважения. Память о древних знаниях. — Пожалуй, так и есть. Знаешь, большинству нет дела до того, как устроен мир. Они его не понимают. Но ты не такая. Однажды, еще в Убежище, Солас подмигнул мне. Это было, когда он был просто моим хареном, вдвое старше меня, как я догадывалась, и не более привлекательным, чем шерстяное одеяло. Боги, тогда я смотрела на него иначе. Я помню, что весьма разочарованно заметила, что большинство не может понять мой опыт в Редклиффе. “Я не большинство”, ответил он. — И что это значит, Солас? — То, что я не забыл про поцелуй. Сладкий, острый удар в самое сердце. И как это разговор так быстро переменился? Это было неожиданно, необъяснимо, чудесно… — Это хорошо. Я сделала шаг вперед, и он мгновенно расслабился. Обычно он держался крепко, расправив плечи и сцепив руки за спиной, теперь же он был свободен и гибок. Мы придвинулись ближе друг к другу в легком танце полуулыбок и сузившихся глаз. Я удивлялась и не верила — неужели это действительно происходит? Это был Солас, которого я никогда не знала, немного игривый, и я не могла не поддаться этой игре: я приняла его обычную позу, отведя плечи назад и сцепив руки за спиной. Солас сделал шаг ближе и поднял подбородок, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, прежде чем слегка покачать головой: нет. Затем он повернулся, достаточно решительно, чтобы я поняла, что он действительно хочет уйти. Я вспомнила безумие в мазках кисти, вой волков, ужас при мысли, что он никогда не вернется. Я схватила его за локоть достаточно крепко, чтобы мои ногти впились в шерстяную тунику, в которую он был одет, отчаянно пытаясь оставить нас обоих в этом моменте. — Не уходи, — сказала я, потому что уже тогда знала, что он никогда не останется. Солас был не из тех, кто может обещать вечность. — В конечном итоге так было бы лучше… — сказал он, не оборачиваясь, — но потерять тебя... Что-то щелкнуло. Он резко повернулся, его рот накрыл мой, а руки скользнули по моей талии. Его язык был прохладным, восхитительный в контрасте скользил по моему. Его пальцы задели мои ребра, и я втянула его нижнюю губу в свой рот, перекатывая ее между зубами. Я легонько укусила его, но так, чтобы он не отстранился. Как же мне удалось его поймать? Солас обхватил меня обеими руками, притянул к себе и крепко прижал, откинув назад, как тогда, в Тени. И то, что он сделал тогда, он делал снова, каким-то образом вторгаясь в меня, наполняя меня чем-то крутящимся и необъятным. Самый тихий стон вырвался из него, его язык проник глубже вместе с этим странным ощущением силы. — Ар лат ма, венан. Он целеустремленно вернулся в мои покои, но я лишь тяжело привалилась к косяку балконной двери, чувствуя слабость в коленях и не в силах собраться с мыслями. Как Солас умудрился перескочить от украденных взглядов на ар лат ма? Я попыталась отдышаться; когда же я перестала дышать? Он оглянулся на меня через плечо, глаза его были темными и манящими, а затем в них вспыхнула искорка веселья. Я уперлась бедром в дверь, слишком ошеломленная, чтобы даже начать формулировать слова. Он снова сократил расстояние между нами, уголок его рта боролся с ухмылкой, но его голос был полон удивления. — Я так понимаю, ты никогда не была с другим магом. Мои пальцы непроизвольно дернулись, отмечая имена, которые я запомнила. Я никогда даже не рассматривала этот фактор, но… Я покраснела от смущения; неужели я была единственным магом в Тедасе, который не знал о таком? Я вспомнила все те разы, когда просто касалась ауры другого мага, даже не подозревая, что могу толкать ее. Дерьмо. — Ты... просто трахнул меня своей магией. Если эти слова прозвучали грубо, то только потому, что я была ошеломлена. Я никогда даже не рассматривала такую возможность. Он мягко усмехнулся и потер большим пальцем мою скулу, пытаясь (и безуспешно) выглядеть хоть как-то иначе, чем самодовольно. — Я ничего такого не делал. — Он звучал искренне недоуменно, когда притянул меня в свои объятия. Затем он низко наклонился и поймал кончик моего уха своим ртом, — но я, конечно, сделаю это.