Диалоги между Дорианом, Вивьен и Соласом — одни из лучших в игре, но если Инквизитор — эльфийский маг, это становится по-настоящему неловко.
***
Я проснулась, окутанная его теплом и теплом солнечного света, струящегося сквозь окна. Был уже почти полдень, и мы не сдвинулись ни на дюйм с тех пор, как легли в постель, все еще закутанные в кокон из тяжелого одеяла. Так хорошо высыпалась я только с ним: он прижимал меня чертовски близко к своей груди и закидывал на меня ногу. Иногда, когда я не очень аккуратно покидала Тень, мне казалось, будто я все еще со своим кланом, мы вместе лежим в аравели, позади меня моя леталлан, и мир еще не покатился в бездну. Я не собиралась возвращаться в клан, но, возможно, жить дальше было не так уж и сложно. Глупо было искать подтекст в простых вопросах, что Солас задавал мне накануне, но он был так немногословен! Я ничего не могла поделать со своим желанием додумать за него. Нет, мне не стоит увлекаться этими мыслями, я могу ими управлять, и потому эту — я смогу забыть. Угроза Корифея все еще реальна, а значит, мое будущее может стать алым от красного лириума и совершенно ужасным без Соласа, который погибнет, спасая меня. — Еще только утро, а ты уже вся в своих мыслях, венан? — Все так плохо? — Я слегка выдохнула от удивления. — Я была в Редклиффе... Его пальцы пробежались по моему позвоночнику, и он медленно погрузил всю свою магию в мою. — А где ты сейчас? — Здесь, — прошептала я. Его магия возвратилась к нему: это был поцелуй и ничего больше. — Не начать ли нам наш день? Мы начали с медитаций, которые делали каждое утро — быстро проверили свою магию и ее взаимодействие с окружающим миром, привели ауры к стабильности и обеспечили крепкую связь своей магии с посохами. Я медитировала по утрам с тех пор, когда получила свой первый посох, но Солас научил меня, как дольше фокусироваться, что позволило тратить меньше времени на упражнения и упрощало их. К тому времени, как мы оделись и спустились вниз, стол уже был накрыт на широкой банкетке в гостиной. Вивьен откинулась на спинку дивана, держа в одной руке блюдце, а в другой — чашку с чаем, три ее пальца аккуратно обхватили ручку чашки, а мизинец и безымянный палец изящно вытянулись вперед. Дориан тоже пил чай: они явно недавно закончили ланч и сейчас, посмеиваясь, вспоминали танец с каким-то красивым маркизом накануне вечером. — Добрый день, мои дорогие, вы уже оправились после бала? Я очень надеюсь, что вы приглядите себе что-нибудь из еды. Я взяла себе тарелку, довольствуясь хлебом с маслом и ломтиками хурмы вместо холодного террина и слоеного пирога, которые, казалось, вызвали интерес Соласа. Я села на краешек стула рядом с Вивьен, поставив тарелку на колени, и через мгновение Солас присоединился к Дориану на низкой кушетке. — Ох, Солас. Ты меня напугал. Всегда такой... неприметный, — Дориан окинул Соласа оценивающим взглядом, будто его волчью шкуру было модно носить в прошлом сезоне. — Пожалуйста, говори громче! Я не слышу тебя за твоей одеждой. По правилам Игры смех портил хорошую шутку, но я не могла сдержать себя. Солас был умнее и сообразительнее, чем кто-либо мог себе представить, и его манера говорить с невозмутимым видом была восхитительна. Дориан взглянул на меня, развеселенный, что происходящее развеселило меня, а затем вновь вернулся к Соласу, и словно разочарованный покачал головой, как бы говоря, что я — пропащий случай. Воодушевленный, он продолжил. — Солас, что этот твой вид должен значить? — Прошу прощения? — Сказал он, прежде чем осторожно откусить кусок пирога с сыром. — Твоя наряд должен просить прощения. Как кто ты в нём должен выглядеть? Как лесоруб? Это долийское? Ты же вроде не любишь долийцев, — тут он сделал паузу, чтобы подмигнуть мне, — Или это какой-то жест? — Нет. — Ладно, для меня это будет костюм бродячего отступника. — Немытого бродячего отступника, если точнее. — Добавила Вивьен, и ее пустая чашка с блюдцем с тихим звоном коснулась стола. — Долийцы назвали бы это заявлением, — сухо сказала я, бросив на Соласа нерешительный взгляд. — О, и что же оно значит? — Дориан выглядел заинтригованным. — Это мех немного необычный… кощунственный. — Возможно, ты не заметила, венан, но я не долиец. — Разве я жаловалась? — Дай-ка я подытожу, Солас, — вмешался Дориан. — Ты отступник, не долиец и не городской эльф, живешь один в лесу и изучаешь духов. — Тебя это беспокоит? — Нет-нет. Ты самобытен и неповторим, как снежинка. Продолжай жить в полусне. — Кстати, о снах, моя дорогая, прошлой ночью вы были словно видение. Браво. Вивьен лукаво улыбнулась мне, когда появилась служанка, чтобы налить ей чай; я старалась не пялиться на нее. — Только благодаря вам, мадам де Фер, хотя, боюсь, платье было совершенно испорчено. — О, ну и прекрасно, моя дорогая. Мы бы все равно его сожгли, Инквизитор не должна носить одно платье дважды. — Я сжег его, — сказал Солас, поднимая салфетку с колена, чтобы промокнуть рот. — Ну и ну, — Дориан поднял бровь. — Это пламя любви. — Ты правда его сжег? Солас посмотрел на меня совершенно искренне: — Я не думал, что ты захочешь увидеть его снова. "Так и есть", — подумала я, возвращаясь к своему хлебу с маслом. Я даже не заметила, что платье исчезло, когда вернулась от ручья, да и утром тоже. Он заставил кровавое месиво испариться, как будто это был всего лишь дурной сон. Я мягко толкнула Соласа магией, стараясь направить ее так, чтобы ни Вивьен, ни Дориан ничего не заметили. В уголке его рта промелькнула улыбка. Через час мы отправились в Скайхолд, солнце светило нам в спину. Хотя я все еще не могла разобраться в своих чувствах к Халамширалу в целом, именно о нашем разговоре за чаем я думала всю дорогу. Дориан и Вивьен обрушились на Соласа, потешаясь над ним, не слишком заботясь о его чувствах и называя его бродячим отступником, но они забыли об одном (и это также можно сказать и обо мне) — у долийцев в принципе не было дома. Солас хотя бы родился в деревне. Я же никогда не принимала ванну и не носила обувь до Убежища. Если бы не долгие месяцы прилежного обучения у Жозефины человеческому этикету и обычаям, то неделя, потраченная на подготовку меня к Халамширалу, не закончилась бы ничем хорошим. Было слишком много нюансов, мелочей для тех, кто не родился в их мире, и я понимала, сколько усилий мне нужно приложить, чтобы притвориться кем-то иным, и также понимала, что есть вещи, которые в себе мне не искоренить. Я выдавала себя всякий раз, когда смеялась с открытым ртом и слишком громко для всех этих маленьких комнат, а я привыкла к открытому воздуху и пространствам. Я выдавала себя всякий раз, когда неверно произносила некоторые слова или не могла чего-то понять, ведь я училась по книгам, а не с шемленским преподавателем. Когда я сутулилась, когда я целовала не ту руку, когда я кланялась слишком низко или недостаточно низко, и как бы хорошо я не играла в Игру — был миллион мелочей, в которых любой дворянин смог бы увидеть, что я не принадлежу к их числу. Только благодаря монументальным усилиям Жозефины, я не зашла в Зимний дворец в своем истинном "я": немытой бродячей отступницей. Поэтому, хотя Солас и не обращал внимания на шутки нашей компании, я находила их выпады излишними; и это становилось все острее по мере того, как наше путешествие продолжалось. — Было так увлекательно наблюдать за вами в Зимнем дворце, мадам чародейка. — Рада, что всем доставляют удовольствие подобные мероприятия. Даже тот, кто не понимает тонких игр в обществе, может насладиться пышностью происходящего. — Вивьен едва посмотрела в сторону Соласа. — Это пышность без содержания, мадам чародейка, — ответил он с ложной мудростью. — Надеюсь в Зимнем дворце вас не принимали за слугу, Солас, — в ее голосе послышались насмешливые нотки. — Подобные ошибки по сути своей — удачные возможности. Знать может говорить при слугах то, чего никогда не сказала бы при Кассандре или Инквизиторе. — Верно. Все, кто берется за Игру, умеют найти в ней применение слугам. Хотя не ожидала, что эльф-отступник так быстро это поймет. — Прошу прощения, что не оправдал ваших ожиданий. Тысячи гневных реплик обожгли мой язык, но я продолжала благоговейно молчать. В нескольких простых словах Солас заставил Вивьен высказать свое истинное мнение обо мне, переиграв ее так мастерски, что она и понятия не имела, что вообще произошло. Я почувствовала прикосновение магии к своей коже и поняла, что это был подарок, он показывал мне что-то такое, чего я раньше не видела. В ее мире эльфы могли только стремиться служить и быть хорошо обученными пешками для мастеров Игры. На маскараде я была служанкой, просто другого рода, и использовать меня можно было иначе. То, что эльфийка, которой она приказала нанести макияж и проколоть уши, не смогла спасти Селину, было всего лишь невезением; Вивьен просто не могла поверить, что эльфийская отступница целенаправленно посадила Гаспара на трон. Если раньше у меня и были какие-то иллюзии по поводу ее дружбы, то сейчас они все испарились.