Незначииительное отклонение от канона, потому, что любой уважающий себя долиец сделал бы БОЛЬШОЕ одолжение для Соласа, выслушивая, как он высмеивает эльфов после Халамширала. Я думаю, что неодобрение с его стороны в ответ на вопросы о том, когда же он бывал при дворе, не могло не вызвать реакции у собеседника. Кроме того, очень хотелось дать Лавеллан шанс поговорить с Соласом максимально честно о причинах, почему он назвал ее красивой без валласлина и в человеческом платье. Ну, потому что, камон!
***
— Во-первых, это была не моя идея, — начала Жозефина, встречая меня на верхней площадке лестницы. — Это дело связано с титулами и престолонаследием, и… Халамширал просит вас вынести приговор покойной герцогине де Шалон. Вернувшись в Скайхолд и обнаружив там гниющий труп Флорианны, запиханный в коробку и оставленный на моем пороге, я едва ли почувствовала себя лучше после всех этих ужасных разговоров по пути сюда. Огромная толпа, собравшаяся в Большом зале, расступилась, когда я вошла внутрь, с нетерпением ожидая начала разворачивающегося зрелища, но я, кажется, достигла предела, до которого была готова терпеть орлесианскую политику. — Разве ее убийство не говорит само за себя? — Я тяжело опустилась на трон, слишком уставшая, чтобы даже притворяться, что соблюдаю приличия. — Ладно. Виновна. Суд окончен. Запечатайте ящик и отправьте его обратно. Скажи, чтобы они не тратили мое время. — Еще раз прошу прощения, — Жозефина сморщилась от неприятного запаха, исходящего от трупа. Я махнула рукой. — Нет, Жозефина, это… это не твоя вина, не извиняйся. Это просто... я слишком много раз видела ее труп... — Нам следует удалиться, ваша милость. Если хотите, мы можем взять на кухне... — Пойдем со мной в таверну, Жозефина. Я не могу сейчас обедать с подобающими манерами в своей комнате. Она помолчала, возможно, удивленная тем, что я хочу ее общества, не преследуя при этом какую-то цель. Боги, эта Игра заставила даже меня задуматься об этом. — Очень хорошо. Если вы позволите мне закончить с бумагами, чтобы мы могли избавиться от... — Она указала на коробку, — я встречусь с вами там, в таверне. — Идеально. Было необычно находиться в таверне вместе, не играя в Порочную добродетель, но было что-то странно-восхитительное в разговорах с Жозефиной, которые выходили за рамки этикета и Инквизиции. Мы говорили об Антиванском бренди, о котором я ничего не знала, кроме того, что от него пьянеешь быстрее, чем от эля, что было крайне важно для чувствительных желудков эльфов. Жозефину несколько шокировало, что я всегда пила из бутылки или фляжки, а не из настоящего стакана, поэтому после того, как мы закончили есть куриный пирог, она попросила Кабо налить нам два бокала бренди. Она взяла стакан обеими руками. — Видите! Вроде такого. Вы держите стакан, ваши ладони согревают его, а бренди раскрывается подобно розе, и вы можете почувствовать нотки, недоступные, если напиток холодный. Я повторила ее движение, и через минуту она подняла свой бокал и глубоко вдохнула. — Ааахх. Это, пожалуй, не самый лучший, и все же он довольно хорош. Теперь вы. Первое, что я почувствовала — это просто алкоголь, обжигающий мое горло, но затем, когда это чувство стало слабеть, я уловила привкус чего-то еще, кажется, эмбриума и дуба. Мы продолжили, и с каждым глотком я удивлялась все больше, поскольку вкус становился гораздо насыщеннее. Откровенно говоря, в бренди меня всегда интересовал лишь эффект от выпитого, но сейчас было приятно осознавать, что нас с Жозефиной связывает что-то, кроме политических махинаций. В отличие от Блэкволла, Жозефина не заставляла меня много пить, поэтому мы вернулись в Скайхолд вместе после одного стакана — теплого, но безмятежного. Я была едва ли пьяна. Мы расстались в Большом зале, и я тихо вошла в ротонду. Я была поражена, увидев, что Солас уже приступил к следующей фреске, на которой покойная Императрица поднималась с пола подобно горе. Сам архивариус Банон часто с благоговейным трепетом относился к размаху фрески, заставляя меня чувствовать себя несколько менее пристрастной в моем собственном восхищении. Солас, казалось, обладал многими талантами помимо магии, от знания языков до искусства и стратегии — Железный Бык поклялся никогда больше не играть с ним в шахматы, а Блэкволл сказал то же самое об Алмазном ромбе. У меня не было собственного творческого таланта, и мне было стыдно, что я ничего не могу дать ему взамен. Хотя я не хотела беспокоить Соласа, он довольно сильно погружался в интересующие его процессы, он окликнул меня сам, стоя высоко в строительных лесах. — Некоторые духи следят из-за Завесы за престолами влиятельных стран. За кознями, изменами… — сказал он, погруженный в свои мысли, пока спускался вниз, — Теперь, после Халамширала, я понимаю, почему. Совсем забыл, как соскучился по придворным интригам. Он тащил за собой полосу гипса лазурного цвета, чтобы сформировать стройную колонну платья Селины. — Соскучился по интригам? А когда ты успел побывать при дворе? Я не хотела, чтобы в вопросе послышалось недоверие, но он действительно чувствовал себя как дома в Зимнем дворце, и это был так интригующе — узнать что-то о его жизни до Инквизиции. Его кисть замерла на долю секунды, а затем плавно пошла дальше. — Ох... Ну... напрямую — никогда. Эльфа-отступника нечасто приглашают к императрицам и королям. Но из Тени можно было наблюдать, как возникают династии и гибнут империи. Порой варварски, порой благородно. Но всегда пленительно. Как бы то ни было, Гаспар теперь — преданный союзник. А Бриала сможет держать его в узде… и присматривать за эльфами. Я почувствовала прилив гордости. Быть может, это и есть то, что я могу дать ему взамен? Удовлетворение от осознания, что мы использовали Инквизицию, чтобы сделать что-то для нашего народа. Я, разумеется, не стану утверждать, что городские эльфы и долийцы внезапно возьмутся за руки и начнут воспевать Митал, водя хороводы, — но это только начало. — Надеюсь, Бриала, с ее нынешним положением, сможет помочь нашим собратьям. Солас спустился по лестнице и присел на корточки у ведра на полу, чтобы смешать новую порцию штукатурки. — Наши собратья? Ты имеешь в виду… — Он задумался, — А-а, ты про эльфов! Извини, сперва не понял. Я не считаю, что у меня так уж много общего с эльфами. Эльфы. Каким-то образом он превратил их в кляксу, и мои собственные острые уши горели огнем. Он все еще говорил, но с равным успехом он мог говорить на Тевене — я ничего не слышала, и все внутри меня кричало: Солас не считает меня своим народом. Тяжесть этого осознания ощущалась будто реальная, она словно толкала меня лицом в его презрение к долийцам, и я ведь когда-то думала, что я — исключение. Но нет, он не имел в виду долийцев, он говорил про всех эльфов. Когда мой валласлин был скрыт макияжем и я была одета как шемлен, тогда он сказал, что я — красивая. Сделав шаг назад, я наткнулась на его стол. О, боги. — Так вот, почему ты не хочешь?... — Слова были медленными и словно густыми. — Ты видишь меня в Тени другой? Он резко обернулся, его лицо побелело и выглядело ошарашенным. Я видела, что он собирается сказать — венан, — и предостерегающе подняла руку. — Не говори этого. Не смей произносить это. Я вышла из комнаты в каком-то оцепенении, чувствуя, как внутри у меня все сжимается от напряжения, вошла в Большой зал. Я едва заметила выражение лица Варрика, но этого было достаточно, чтобы понять, что он слышал каждое чертово слово. Я услышала шелест отодвигаемого стула и внезапное движение, когда покидала замок. Голоса были тихими, но резкими — Варрик перехватил Соласа у двери. Я не раздумывала, просто спрыгнула с верхней ступеньки лестницы, смягчив свое падение заклинанием. Резкий свист заставил Шартана выбежать из стойла, мой умный мальчик. Я сжала в кулаке его лохматую гриву цвета баклажан и дважды коротко подпрыгнула, чтобы вскочить на его широкую спину, но была прервана. — Миледи, — из тени конюшни осторожно кто-то вышел. — Блэкволл. Тогда я просто не поняла, не сообразила, почему за его спиной стоит оседланная лошадь. Блэкволл не сказал мне более ни слова, просто смотрел, как я веду Шартана по грязи к воротам, где стражники уже ждали моего приказа. Решетка на воротах поднималась с медленным скрежетом, и я впервые осознала, что Скайхолд не был моей тюрьмой — люди делали, что должно, следуя моим приказам, еще до того, как я произносила их вслух. Мой олень пригнул голову, чтобы пройти под полуоткрытыми воротами, и я обернулась, чтобы крикнуть страже позади меня. — Не открывать ворота до утра! Ни для кого. — Да, Инквизитор! Я пошла по мосту пешком, помня, что у диких оленей мало опыта в ходьбе по покрытым льдом камням, но когда мы добрались до снега на другой стороне, Шартан точно знал, чего я хочу. Я оседлала его, расслабила ноги и удобнее уселась, когда он перешел в легкий галоп. Мои бедра напряглись, чтобы подтолкнуть его, и все его тело собралось подо мной, чтобы помчаться вперед. И он, и я кричали в холодную ночь.