Прощенные

Когда стрелки часов далеко переваливает за полночь, Мори Огай щелкает ручкой и отставляет ее на левый край стола. Перед ним три листочка с фамилиями, чуть дальше несколько досье и рисунок, нарисованный гуашью. — Ринтаро, ты посмотришь или нет? — капризничает Элиза, прожигая мужчину грозным недетским взглядом. — Минуту, дорогая, я еще не окончил. Элиза на это молчит и дуется пуще прежнего. Психует, встает быстро и, шурша подолом синего платья, спешит к столу Огая. Она быстро выхватывает листок, готовая залиться ругательством, но Мори успевает отобрать заветную картину и притянуть к себе. У него никогда не было тяги к рисованию. Да и к искусству в целом. Слишком эфемерно, ярко, нужно обладать абстрактным мышлением, чтобы вдоволь насладиться картинами того же Пикассо или Ван Гога. В их картинах Мори видел лишь цвета, мазки красок, общую составляющую. Скрытая печаль в руках умерших художниках кажется ему… несерьезным? — Это… очень хорошо, — искреннее выдыхает Огай, и Элиза это чувствует. Она хмыкает, усаживаясь на край стола, следя за Ринтаро. Пусть он себе и не признается никогда, но искусство Мори ценит. Как и красоту, искренность, спокойствие. Он ведь человек, Элиза знает. — Выбираешь, кем можно заменить Дазая? — взгляд Элизы пустой, ей скучно говорить о делах мафии, таких однообразных, что тянет в сон. — Его невозможно будет заменить, — прохладно замечает мужчина, складывая три листка в один. Элиза берет самый верхний, читая имя и количество выполненных дел: 32 за три года заставляют девочку вздохнуть и странно покоситься на Мори. — Выбор очевиден, — хмыкает она, убирая лист обратно. — Он хорош, не спорю, но в плане дипломатии, — тяжелый вздох срывается с уст Ринтаро, — он очень слаб. — Разве Коё с ним не занимается? — Накахара вспыльчив, импульсивен и крайне упрям. Не лучшее качества для… Мори замечает в последнюю секунду маленькие белые ручки Элизы на своей шее. На секунду он допускает, что способность вышла из-под контроля, но затем слышит звук бьющегося стекла и все вдруг обретает четкое очертание. Элиза активируется сама по себе, ее глаза светятся глубоким оттенком позднего вечера и свежей крови. Она невесомо поднимается над землей, замирая на секунду. Ждет приказа. Чувствует его в биении сердце Ринтаро. В его крови. Но босс Портовой Мафии лишь поднимается на ноги, окидывая взглядом кабинет. Окно разбито не полностью, конечно, лишь малая часть. Осколки тускло поблескивают под маленькими туфельками Элизы, когда она заглядывает прямо в открывшийся проем. — Что это такое? — ее голос взлетает высоко-высоко, но не испуганно. Она злится, упирает руки в бока и замирает, глядя на Ринтаро. Ей передаются его чувства совершенно непроизвольно, они старательно закрывают этот канал в повседневности. Девочка подходит ближе, заглядывая через плечо. Точно на спинке кресла босса ярким дротиком припечатана фотография. Элиза тяжело вздыхает, когда Мори отдирает ее от кресла и разглядывает дротик. — Кто так быстро смог узнать? — лишь задает очевидный вопрос девочка, вертя в руках фотографию. Огай на это молчит. И молчит очень долго, пока не просит Элизу идти спать и ни о чем не думать. В ответ она красноречиво хмыкает и скрывается в соседней комнате, оставляя Мори одного. Дротик находит место в третьей полке справа, там же где сигареты и револьвер. Босс набирает номер, зная, что будит человека посреди такой спокойной тихой ночи. — Накахара, — без приветствий начинает говорить Мори, слыша в трубке тяжелое сопение, — жду тебя через двадцать минут в кабинете.

***

Опоздание Такако не сходит с рук. Преподаватель зло щурится, разглядывая девочку, и рукой указывает на ее место, не забывая сыпать заученными фразами. Хорошие ученики приходят раньше положенного. Ваша успеваемость очень упала, вам надо много наверстывать. Распределяйте время правильно, госпожа Уэно, это показывает зрелость человека. Уэно быстро кланяется и усаживается за парту, старательно сливаясь с кабинетом воедино. Сегодня такой странный день, наверно, самый странный в ее жизни. Она невольно хмыкает и улыбается той невесомости, что чувствовала десять минут назад. Приятно и тепло, мир больше не тяготит, а осознание спасенной жизни придет к ней намного позже. — Уэно, что случилось? — Иноэ Катсура наклоняется к ней через парту, чем вызывает недовольство учителя. — Все разговоры после урока, — грозно шипит мужчина и оборачивается к доске, продолжая разъяснения на тему ДНК. Токи лишь быстро оборачивается и показывает большой палец, чтобы друг перестал волноваться. Ей, несомненно, приятно, оттого щеки и шея вспыхивают нездоровым розовым оттенком, а губы чуть заметно дрожат в улыбке. Девочка еще пытается вникнуть в биологию, которую от всей души ненавидела, но мысли упорно возвращали ее на дорогу, к странному незнакомцу и ощущению полета. Как только звонок оглушает школьников, в классе воцаряется хаос. Уэно пытается сложить все аккуратно под пристальный и крайне недовольный взгляд Катсуры и толкучку, но стоит ей только застегнуть рюкзак, как парень тут же вырисовывается прямо перед ней. — Ну? — Что ну? — Токи округляет глаза, притворяясь полной идиоткой. Глаза Катсуры из темно-карих превращаются в черные, он щурится, грозно выдыхая через нос. Все еще играет в старшего брата, отчего Токи дуется только сильнее. В ее семье она единственная дочь, неповторимая и оригинальная, как говорила мама, а Иноэ и так младший из шести детей в семье, вот и ищет жертву заботы и опекунства. А еще профессионально игнорирует явный флирт. — Я просто не хотела в школу. Отвыкла, — она не врет, когда поднимает взгляд на парня. Тот кивает, кривит пухлые губы в усмешке и называет ее дурой, но не обидно, а так, констатация факта. Они выходят из класса вместе: Иноэ не злится, а внимательно слушает о новой игрушке, вышедшей вчера на консоле, а Токи говорит, говорит, говорит… Ее понимание шага от смерти бьет в тот момент, когда она поднимает взгляд на Катсуру. Это как веслом по голове, как лампочка в темной комнате, как самая высокая волна. И Уэно благодарна тому парню с рыжей челкой, его способности и стечению обстоятельств, что именно этот эспер встретился сегодня утром. Токи говорит, а ей хочется петь от того, что она еще жива.

***

Надеюсь, вы шутите? Нет, Накахара, это на пару недель. Из меня плохой телохранитель. А из меня, как видишь, плохой отец. Пора исправлять ошибки. У Чуи глаз дергается каждый раз, когда он прокручивает разговор с Огаем в голове. Его босс все еще сидит за своим столом, невозмутимо протягивает карточку. Накахара принимает ее, разглядывает фото, замечая в девчонке знакомые до боли черты. Элиза перед ним выглядит уменьшенной копией той, что на карточке. Чуя, конечно, тактично молчит на это, гадая, как лучше устранить. А потом все это… Парень поднимается на седьмой этаж на лифте. Прячет руки глубоко в кармане безмерной серой толстовки. Капюшон скрывает его лицо от посторонних, никто не докапывается. Да никого и нет. Накахара замирает возле нужной двери, еще раз сверяя номер карточки с номером на двери. Прислушивается. Под его рукой дергается замок, опутывает сам себя алыми нитями. Чуя проходит внутрь, не встретив сопротивления. В квартире оказывается на удивление просторно. Юноша неспешно идет по темному коридору, сворачивая в первую комнату. Гостиная. Светлая, уютная, прямо из картинки или того магазина мебели на отшибе Йокогамы. Накахара обводит взглядом полку с фотографиями. Одну даже в руку берет. Сразу трое людей весело улыбаются, широко расставив руки в стороны. Он узнает девчонку, но тут она младше, ярче, и в длинные косички у нее вплетена голубая лента. Рядом с ней две женщины старше: одна в карточке Уэно значится как нынешний опекун, госпожа Кондо Хироми, другой уже нет в живых. Чуя ставит фотографию на место, гадая, на кого больше похожа Элиза: на госпожу Уэно или ее дочь. Комната Токи предстает Накахаре во всей неубранной красе. Парень улыбается, сравнивая свой идеальный порядок в квартире с этим свинарником. Он медленно ступает по полу, натыкаясь то на разбросанные шмотки, то на пустые пачки чипсов. В поле его зрения вдруг появляются пуанты. Брошенные, как котята под дождем, в самом темном и дальнем углу комнаты, идеально-белыми лентами они ждут. Чуя глазами ищет коробку из-под них, но находит перевернутую фотографию Такако в этих самых пуантах. Балерина по ту сторону фотографии выглядит совсем ни как девчонка, которую он спас утром. Накахара вовремя слышит звук открывающейся двери. Без промедлений парень ступает к окну, открывает ставни и на секунду замирает. Прямо перед ним пожарная лестница, даже прыгать не надо. Чуя легко спрыгивает на импровизированный балкончик, а затем замирает, слегка прикрывая глаза. Ты явно что-то забыл. Его внутренний голос отдает издевательскими нотками Дазая. С кем поведешься… Красные всполохи только лижут окно, как к нему тут же подлетают. Чуя успевает сгруппироваться и осесть на стену, гадая, можно ли дать дочери Мори Огая по голове. В благих целях, конечно. Но вместо грубой силы Накахара только замирает, пользуясь и выгодной позицией, и ранними сумерками. Окно закрывают вместо него, отрезая парнишку от другого мира. Все что не делается, к лучшему. Чуя спрыгивает на лестницу, отряхивает темные джинсы и встает одной ногой на перила, чувствуя вокруг себя мутную дымку. И так и замирает, глядя вполоборота на дочку его босса с миской молока в руках. — Ты не похож на Мими, — тут же выдает она в шоке, выпрямляясь. — Надеюсь, Мими — кот, а не твой парень, — неудачно шутит юноша, все еще глядя на Токи. Чуя без труда распознает страх, и когда миска с молоком летит в его голову, Накахара только негромко цыкает. Он успевает закинуть девчонку в комнату, притянуть к себе пустую посуду и сделать шаг внутрь прежде, чем его уши сворачиваются в трубочку. Дипломатия нихрена не его конек.