***
— Не слишком ли фаталистичные мысли для двенадцати лет? — спрашивает Какаши, отстраненно глядя на противоположный берег. Его голос едва различим за нескончаемым шумом воды. Они намеренно выбрали место у крутого переката реки, чтобы их разговор не могли подслушать. — Для тринадцати, — машинально поправляет Гаара, хотя собственный возраст ему не кажется таким уж внушительным по сравнению с тем же Какаши. — Тринадцати, конечно. Извини, — с легкой улыбкой в голосе говорит тот. И это почему-то так остро не задевает, как та же возрастная снисходительность в словах Баки. Но он, Баки, вероятно, просто серьезнее и старше. Какаши умудряется даже со своим внешне донельзя расслабленным и небрежным выражением вселенской тоски и «катись-ка оно все» на лице казаться невероятно располагающим, хоть и довольно сдержанным типом. Достойная муштра АНБУ Конохи. И когда только доверительные отношения с Конохой Гааре стали куда предпочтительнее политики собственной деревни, которая в очередной раз пытается разыграть его фигуру, чтобы остаться в плюсе? — Вы успеете добраться до ближайшего населенного пункта на границе и там зарегистрироваться, если выдвинетесь прямо сейчас. — И тогда у нас будут доказательства непричастности к твоему возможному убийству? Гаара кивает. — Блестяще, — емко говорит Какаши. Однако отчего-то ясно ощущается ирония в его голосе. — Начинаю понимать, почему титул казекаге в Суне передается по наследству. Не сочти за язвительность, конечно. Гаара пожимает плечами. Да, он отпрыск казекаге. Но едва ли станет его преемником. В свете последних обстоятельств его робкие, скорее идеалистичные порывы добиться чего-то существенного, сместить фокус власти в пользу взаимодействия, а не бесконечного противостояния, действительно попахивают безбашенным максимализмом и едва ли осуществимы. — Имею привычку переоценивать противника и, очень редко, недооценивать его. В союзе, пожалуй, также. Какаши довольно усмехается в ответ: язвительность Гаары ему пришлась по вкусу. Они точно нашли бы общий язык, будь у них чуть больше времени. — Так не пойдет, Гаара, — вдруг серьезно говорит Какаши. – Видишь ли, я не разбрасываюсь подопечными, даже если они настолько самостоятельные и независимые. Продолжения не требуется. Намек прозрачен донельзя. — В таком случае будем говорить на равных… — А вот для этого тебе не хватает звания, при всем уважении. И Гаара замолкает. Звания ему действительно недостает, но он откровенно не предполагал, что джонин Конохи начнет давить на него дисциплинарными нормами и иерархией. Глуп? Да, должно быть, даже для своих тринадцати. Он привык говорить и действовать за самого себя, невзирая на ранги и условности. — Вы втянете собственную деревню в дипломатический скандал, — напоминает на всякий случай Гаара, хотя и сам не верит в эффективность этой фразы. Какаши опускается на внушительных размеров валун и с нажимом трет ладони друг о друга. Размышляет, рассеянно глядя под ноги, где темнеет сырая береговая галька. — Смотри, какое дело. Если мы подпишем оба рапорта, распрощаемся и двинемся в разные стороны, а по пути в Суну тебя «случайно» убьют, я, безусловно, буду расстроен и буду чувствовать вину за то, что оставил тринадцатилетнего самоуверенного сопляка в беде. Особенно зная о том, что такая беда действительно должна приключиться. Голос Какаши чуть строже обычного, но все такой же располагающий. И даже оскорбление вроде «тринадцатилетнего сопляка» не особенно царапает калеченое самолюбие. — Ты должен меня понять. Это элементарная ответственность. — Она не уместна, когда речь заходит о политике, — твердо говорит Гаара. – Тут от вашей наставнической ответственности ничего не зависит. Если только… вы не пытаетесь сделать еще хуже. Какаши поднимает на него взгляд, долго, внимательно смотрит. Ладони, замерев, прекращают трение. Гаара стоически терпит: дать слабину сейчас, значит, признать себя сопливым мальчишкой. А это не так. — Ты смышленый парень. К тому же ты сам мне все рассказал. Так что, извини, но я делаю вывод, что ответственность тебе тоже не чужда. А это сейчас к чему? Он поделился собственными умозаключениями точно не для того, чтобы выслушивать похвалу от ниндзя Конохи, даже если она и пролилась бальзамом на вечно кровоточащие душевные раны от недополученных в свое время внимания и родительской любви. Но это психологическая ловушка, так рождаются первые крючки манипуляции. Он знает, он усвоил курс противостояния этому. Не самые приятные воспоминания, но то время научило его трезво смотреть на себя и окружающий мир. А еще признать, что у него, Гаары, действительно серьезные проблемы. — Я это рассказал не из чувства ответственности. И даже не из желания насолить старейшинам, которые готовы пустить меня в расход. Не впервой, я привык. Просто есть то, что в современном мире мне решительно не нравится. Союз не должен строиться на убийствах, шантаже и манипуляции. — Мудро, — замечает Какаши. – Но мир, к сожалению, в среднем далек от мудрости. Он вздыхает и, хлопнув ладонями по коленям, поднимается. — Ладно. Я тебя услышал. И, полагаю, у нас есть еще время до того, как мы вернем награбленное владельцам и составим рапорт. А пока… Он подходит к Гааре. И тот с некоторым раздражением понимает, что ему надо задрать голову, чтобы сохранить зрительный контакт. Ладонь Какаши опускается на его плечо. Тактично, осторожно. Он понимает, что нарушает чужое личное пространство, но пытается сделать это так, чтобы Гаара, привыкший выпускать иголки при малейшей попытке сократить дистанцию, не чувствовал угрозы. Он и не чувствует, он понимает. Хотя эта наставническая снисходительность самую чуточку и скребет по нервам. А с другой стороны… тому, второму Гааре, отчаянно прижимающему потрепанного плюшевого медведя к груди, это нравится. Он улыбается, от удовольствия зажмурившись и втянув голову в плечи. Надо же. Каким он когда-то был… — Не делай глупостей. Договорились? – настойчиво спрашивает Какаши. И Гаара вынужден согласно прикрыть глаза, чуть опустив подбородок. — Я мог бы приказать, но рассчитываю на твою сознательность, — зачем-то добавляет Какаши. Как будто он сразу не понял. Они расходятся. Какаши отправляется на разведку следующего участка пути, а Гаара на банальную, унылую и бессмысленную прогулку вдоль реки. Потому что Какаши решил, что ему, Гааре, зачем-то надо обдумать услышанное, а не рваться бесславно лечь жертвой политической системы. Сам бы подумал лишний раз, чему пытается противостоять. Он легко подбрасывает холодный, сырой камешек в воздух. Сжимает пальцами до сухой разреженности воздуха в кулаке и легко запускает вдоль студеной поверхности реки. Плоский камешек без труда преодолевает шелестящие барханы воды и, ударившись о валун на противоположном берегу, бестолково отлетает в сторону. — Неплохо. Но ты и в битве забываешь просчитать этот момент. Гаара оглядывается на подошедшего Учиху Саске. Он чувствовал его присутствие неподалеку уже несколько минут, но не думал, что тот все же решится на разговор. — Не все так однозначно. Учиха наклоняется, высматривая камешек, и наконец запускает его. Тот резво скользит вдоль водной глади и, круто развернувшись на проблемном участке реки, вдруг хлестко задевает ногу. Пальцы Учихи ловко стискивают в кулаке камешек. — Дерьмо. Был бы расторопнее, успел бы. Гаара деланно улыбается. — Наверное, так? Камешек с легкостью срывается с его разжатой ладони, подгоняемый ветром, резво отталкивается от гребней воды и уверенно преодолевает преграду. Саске молча смотрит на него. Гаара смотрит на Саске. — Предположим, — холодно говорит Саске. — Возможно, — отвечает Гаара. Камешек шелестит по гравию противоположного берега. И тогда Саске озвучивает то, что Гаара желал до самого начала их путешествия, но отчаянно надеялся не услышать: — Держись от них подальше. Шум воды заглушает слова, но он слышит. Он слышит все. — Можешь сколько угодно притворяться хорошим и исполнительным, я тебе не верю. Гаара пожимает плечами, легко запуская очередной камешек, который, он точно знает, коснется противоположного берега речушки – и отступает на несколько шагов. — Притворство кажется бестолковым. Не столь интересно. — Но и интерес бывает разным, — испытующе глядит на него Саске. — Не понимаю, — исключительно, чтобы потянуть время. — Не знаю, чего ты добиваешься, но твой взгляд не менее кровожаден. Не пытайся меня обмануть. — Ты ошибаешься, — спокойно говорит Гаара, лишь отстранено отмечая, как лениво касается самообладания чужая провокация. — И рад бы, поверь, — вдруг устало говорит Саске. – Но люди меняются неохотно и долго. Просто… держись на расстоянии, ладно? Нотки раздражения прорезаются в его голосе, хотя внешне он довольно спокоен. Стоит, небрежно запустив руки в карманы свободных шорт. — Стараюсь по мере сил, — отвечает Гаара. Саске не различает кислой иронии в его словах или просто игнорирует. Он бросает на него предостерегающий взгляд и удаляется в сторону лесной чащи. Ему тоже стоило бы вернуться на стоянку. Но там он будет чувствовать себя лишним. Там, где царят дружба и приятельство, ему определенно нет места.* * *
Луна озаряет стоянку мертвенно бледным, голубоватым светом, жутким бельмом застыв по центру черного небосвода. Гаара переводит взгляд на лениво мерцающие звезды над верхушками деревьев. Пора подниматься. Он выбирается из спальника, обувается, чакрой приподнимает сосуд с песком и осторожно опускает, заученными движениями ладоней поправляя лямки, надежно затягивая и фиксируя ремни. Привычная тяжесть песка успокаивает, заставляет мышцы плеч и поясницы напрячься, вновь почувствовать себя в безопасности. Гаара кидает взгляд на спящего Какаши и ощущает резкий укол вины. Но его недостаточно, чтобы вот так взять и отступить. Наруто довольно сопит неподалеку, исступленно сжимая руками тощую подушку. Вот ее – не подушки, конечно, а Наруто – когда-то было достаточно, чтобы остановиться и заставить себя переосмыслить происходящее. И не то чтобы он сильно печалился из-за того, что позорно продул девчонке. Встречались ему поистине сильные и изворотливые бойцы женского пола, которых он одолевал далеко не техникой и реакцией. Но феноменально вывести его из себя, а затем и врезать по физиономии так, что челюсть слева по-прежнему сводит, стоит только вспомнить, смогла только одна. Которая к тому же оказалась ребенком с похожими проблемами в становлении и воспитании. Инстинктивный детский поиск лидера, и столь же инстинктивная, выработавшаяся за несколько лет установка ставить свои интересы превыше всего и бороться за это лидерство. Будучи невидимыми, в изоляции от здорового общения и пресловутой детской дружбы, они как-то коряво и неправильно начали понимать этот мир. Просто у Наруто это получилось вопреки всему, а Гаара всегда был гордецом. В общем, каждый понял его, этот мир, по-своему. Он тщательно проверяет вещи, удостоверяется, что ничего не забыл, и активирует третий глаз, безошибочно обнаруживая Сакуру в нескольких метрах от стоянки. Обойти ее не составит труда. Но она может поднять тревогу раньше, чем он удалится от стоянки на приличное расстояние. Он переносится к ней, используя технику миража, и застывает на ветви могучего дерева позади хрупкой девчачьей фигурки с копной отливающих серебром в свете луны волос. Песок лениво струится обратно в сосуд, и Гаара, вздохнув, произносит: — Моя очередь. Сакура, вздрогнув, оборачивается – выходит, все же приучила себя не реагировать на его чакру – и слабо улыбается. Фальшивая и заискивающая улыбка. Не столько трусливая, сколько отчаянная. Он вновь чувствует вину, но, как в стихах у классиков, извиняться отчего-то не обучен. — Какаши-сэнсэй говорил, что меня подменит Наруто. Гаара не то чтобы слишком уверен в своих актерских навыках, но лицемерие тоже входит в программу подготовки элитных ниндзя. — Ну… — вяло начинает он и показательно вздыхает. – Мне нравится это еще меньше. Я предпочел бы выйти на дежурство по часам, но Наруто, похоже, и взрывной печатью не поднимешь. — Да уж… — крайне кисло сообщает ему Сакура и быстро поднимается. – Вроде, ничего серьезного, но, приглядывай за тем огоньком на десять часов. Там никаких деревенек и стоянок не должно быть. — Конечно, — прилежно сообщает Гаара, хоть и чувствует осторожный, мажущий вскользь взгляд Сакуры, когда та проходит мимо и спрыгивает на нижнюю ветвь. Он дожидается, пока Сакура умоется и уляжется, краем глаза отмечая ее перемещения. Выжидает еще немного, а потом резко срывается с места, подгоняемый азартом погони и возможностью вновь за долгое время ощутить власть Шукаку, поддаться собственной слабости и инфантильности. В этом даже есть некоторое удовольствие. Пугающее, в общем-то, но отчего-то волнительное, потому что восторженный демонический рев он слышит даже сквозь свист ветра и шелест щедро покрытых листвой веток. АНБУ Песка настигают его спустя час. И в безуспешных попытках загнать в угол, окружить, наконец, решаются применить технику. Чудовищное пламя касается его ладоней, обжигает, парализует, заставляет руки покрыться язвами и нестерпимо ныть от пронизывающей до костей боли. Один точный удар и его лишили возможности достойно сопротивляться. Дерьмо. Какое же дерьмо, отец, чтоб ты знал. Вот и вся избранность да гениальность, ты этого хотел? Песок все еще сдерживает наступление, но Гаара чувствует, как его силы тают, расходуемые одновременно на отражение атак и регенерацию рук. А еще болезненно и чудовищно зудит где-то под уродливой, натянутой, розовеющей пленкой на пальцах. Гаара хватается за тонкую ветвь, смещает корпус и ловко скользит вдоль плотного кустарника, вновь отталкивается от ветви справа и устремляется вперед. Левая рука взрывается нестерпимой болью: свежая, едва восстановившаяся тонкая кожица вновь потрескалась и начала кровоточить. Долго без печатей он не протянет. Но его кожа на руках сейчас рискует скорее слипнуться, чем позволить безошибочно сложить верную последовательность. Он опускается на песчаную почву и яростно погружает руки в остывающий песок. От боли хочется взвыть и постыдно разреветься. Но Гаара закусывает губу, терпит, лишь отстраненно отмечая, как АНБУ Песка один за другим его окружают, застывая на расстоянии того самого, как по учебникам, критического удара. Это даже не техника, а нелепая, инстинктивная попытка защититься от масштабной угрозы. Ветреные потоки вокруг Гаары смешиваются с песком, беспорядочно сливаются, яростно хлещут почвой в стороны. Кто-то отступает, кто-то успевает создать барьер. Он прикладывает усилия, чтобы скорректировать потоки ветра и создать неумелую, нелепую, но все же локальную песчаную бурю, заставляющую АНБУ занервничать. Это дает ему фору в несколько таких важных секунд. Первым посреди поляны появляется Какаши, что-то неуместно и насмешливо говорит о его, Гаары, попытке нарушить данное слово. Затем Саске отражает атаку справа, выпустив облако пламени и перехватив поудобнее кунай в руке. Сакура молча занимает оборону по левую руку от него. Но Наруто… Он быстро оборачивается: та стоит. Ярко-оранжевый на фоне чернеющей синевы леса. Ее грудь часто вздымается, в глазах блестят непрошенные слезы. Она ведь так не из-за него, верно? Пожалуйста, пусть это будет не из-за него. Какаши вызывает на разговор лидера группы и демонстрирует записи разговора с преступниками, которых они давно повязали и предоставили АНБУ для детального изучения, потом извиняется и перематывает пленку немного вперед, где Гаара имеет неосторожность говорить о политической ситуации и необходимости устранения его самого. Какаши записывал их разговор? Вот же… АНБУ Конохи. Он предоставляет подписанный ими загодя рапорт об операции и убедительно изображает идиота, когда командир отряда АНБУ отходит в сторону, чтобы переговорить с другими членами группы. — Вероятно, все в порядке. Мы приносим извинения деревне Листа. Вышло недоразумение. — Уж мы-то в порядке, а с ним что? – зло спрашивает Наруто, кивнув на Гаару. — Гаара-сама не пострадает, смеем вас заверить. — Ага, — недоверчиво тянет Наруто. – Да у вас руки чешутся его прикончить. Я сама провожу его до деревни. Понятно? А вот привлекать к этому еще и джинчуурики Листа аккурат на границе со страной Ветра они явно поостерегутся. Командир АНБУ уважительно кивает и стремительно удаляется вместе со своей группой. Его миссия провалена. А что извлекут старейшины из этого столкновения с яростной защитой в лице ниндзя Листа – большой вопрос. Но Гааре хочется надеяться на лучшее. — Дурак, — смачно, в сердцах отвешивает ему пощечину Наруто, потом судорожно извиняется и кидается обнимать. Все так быстро, что он едва ли успевает осознать, а не только отметить, что и за чем последовало. Ну вот… она опять бьет его, и не то чтобы совсем незаслуженно. Саске демонстративно отворачивается, когда Наруто крепко прижимает Гаару к себе, и Гаара, окончательно поддавшись своим мелочным и, видимо, вполне здоровым мужским порывам, обнимает ее в ответ. И даже, наверное, не важно как и не так важно почему, но они сокращают дистанцию. Снова.