Требуется ганза

      — Мама! Мама! — вопил Бран, мчась по тропинке домой.       Мильва делала стрелы, сидя у своего скромного жилища. Она подняла голову и с недоумением посмотрела на сына.       — Кто-то едет! — пояснил Бран. — На лошади!       — Как он выглядит?       — Эээ, на нём чёрная кожаная броня. И плащ, я не смог разглядеть лицо…       — Чёрная броня, хм? — Мильва слегка улыбнулась. — Может, это кое-кто знакомый…       Глаза Брана округлились. У него было предчувствие, когда он увидел таинственного всадника, и слова матери только подтвердили его предположение.       — Кагыр? Ты думаешь, это Кагыр?       — Почему бы тебе не пойти и посмотреть?       Бран хихикнул, увернувшись от руки Мильвы, собиравшейся взъерошить его волосы. Всё ещё ухмыляясь, он помчался навстречу мужчине в чёрных доспехах.       Всадник снял капюшон, когда заметил бегущего со всех ног Брана. Ему было немного за тридцать, он был хорош собой, а его волосы были черны, как уголь. Бран ускорился, радостно крича:       — Кагыр! Ты вернулся!       Мужчина остановился, чтобы слезть с лошади. Бран чуть ли не запрыгнул ему на руки.       — Уф! — Кагыр спустился и погладил мальчика по светло-рыжей голове. — Ну и ну, кажется, мне решили оказать радушный приём! — Он улыбнулся ещё шире, когда заметил, что Мильва тоже идёт навстречу.       — Кагыр, — просто сказала она, криво улыбнувшись от сдержанной радости.       — Кагыр, я скучал по тебе! — воскликнул Бран. Он выбрался из объятий рыцаря и с горящими глазами спросил его: — Ты привёз мне что-нибудь из своих странствий?       Мильва упёрлась руками в бока.       — Ах ты, маленький проказник! Мы не видели его целый год, и вот об этом ты его спрашиваешь первым делом?       — Не ворчи, Мильва, — сказал Кагыр. — Я был таким же в его возрасте. — Он порылся в седельных сумках и достал загадочный предмет, завёрнутый в платок. — Я купил это в Цинтре. Ты знаешь, где Цинтра?       — На юге от Редании и Темерии! — сказа Бран. — Лютик мне рассказывал. Он показывал мне карту, где есть все страны.       — Хорошо. Вскоре ты сможешь сам отправиться за приключениями.       Кагыр протянул подарок Брану. Мальчик нетерпеливо развернул его и обнаружил фигурку рыцаря верхом на породистом боевом коне. Синяя и золотая краска местами слезла, и кончик копья всадника был отломан — было заметно, что у игрушки была богатая на события жизнь.       Бран с широкой улыбкой рассматривал фигурку.       — Спасибо, Кагыр! Но я не узнаю знамя.       — Лютик учил тебя гербам разных стран? — спросил Кагыр.       — Учил, — ответил Бран, — но я их почти все забыл.       Мильва пригляделась к щиту человечка.       — Золотые львы на синем. Не скажу, что я его знаю.       — Это эмблема цинтрийских королей, — объяснил Кагыр. — Или, по крайней мере, была ей до войны…       Мильва фыркнула и крепко обняла Брана.       — Значит, эта вещица может быть даже старше, чем ты, пострелёнок.       Бран проворчал, вывернувшись из её объятия, и Мильва хихикнула в ответ. И всё же, несмотря на беззаботность ситуации, лицо Кагыра помрачнело. По-видимому, что-то, имеющее отношение к маленькому деревянному рыцарю — нет, к Цинтре — очень печалило его. Бран задумался, почему.       — Пошли домой, — сказала Мильва через некоторое время. — Ты, наверное, помираешь с голоду.       — На самом деле, со мной всё хорошо. Прошу прощения за то, что навязываю вам своё присутствие…       — Ой, заткнись, нильфгаардец. Ты ж нам как родной.       Кагыр улыбнулся и слегка покраснел.       — Как скажешь, Мильва. И я не нильфгаардец — тебе надо бы уже запомнить.       Пока они вели лошадь Кагыра по лесной тропинке, Бран задавал вопросы о его путешествиях. Он так давно не видел Кагыра, и Брану не терпелось услышать обо всех диковинных краях, в которых он побывал. Кагыр, конечно, был не таким хорошим рассказчиком, как Лютик, но он старался словами изобразить места, которые видел. По крайней мере, он был более эмоциональным рассказчиком, чем Геральт.       Несмотря на упорство Мильвы, Кагыр отказался от предложенной ей еды, сказав, что уже поел по дороге в Алнесс. Бран, в свою очередь, зашёл домой, чтобы поставить новый подарок на полку над кроватью. Некоторые игрушки Кагыр купил во время поездок, но иногда рыцарь сам вырезал фигурки из дерева. Оставшуюся часть бесценной коллекции Брана составляли подарки от Детлаффа, неразговорчивого приятеля Региса. Бран всегда считал его немного пугающим, но, если не считать Геральта, голубоглазый вампир чаще всех вызывал у Региса улыбку, поэтому Бран решил дать ему шанс, несмотря на первоначальные опасения.       Бран выбежал из дома, чтобы составить компанию матери и Кагыру. Те рассказывали друг другу истории, пока Мильва трудилась над стрелами. Завидев Брана, Кагыр встал, держа в руке продолговатый предмет, завёрнутый в ткань. Бран нахмурился от любопытства и чувства предвкушения.       Кагыр развернул предмет, который оказался видавшим виды деревянным мечом. Бран уставился на оружие, открыв рот в невысказанном вопросе. В качестве ответа Кагыр с лёгкой ухмылкой бросил ему тренировочный клинок.       — Это я тоже нашёл во время путешествий, — объяснял Кагыр, пока лишившийся дара речи Бран рассматривал меч. — Помню, как я был счастлив, когда получил свой первый клинок… — На мгновение показалось, что он потерялся в воспоминаниях, его лицо смягчилось от меланхолической нежности. — Я был немного младше тебя. Только что стал пажом — первый шаг на пути к титулу рыцаря.       Бран изобразил несколько стоек, которые подсмотрел у Кагыра и Цири, потом улыбнулся и спросил:       — И каково это — быть пажом и оруженосцем? Трудно?       Кагыр застенчиво почесал затылок.       — Отчасти… эээ… жутко. Служба оруженосца утомительна и неблагодарна. Часто это упускают в песнях о рыцарских подвигах.       — Один из моих друзей хочет стать солдатом, — сказал Бран, думая про Радека, — но его родители против. Они говорят, что он нужен на хозяйстве. — Его подруга Сабина тоже хотела научиться сражаться, но её родители только смеялись, когда она поднимала эту тему. Из-за этого Бран приходил в ярость.       — Толковые родители у твоих друзей, — сухо сказала Мильва. — Лучше быть кметом, чем мясником-наёмником.       Синие глаза Кагыра вновь затуманились. Опять казалось, что он находится где угодно, но не здесь.       — Кагыр?.. — мягко произнёс Бран, обеспокоенный его внезапным молчанием. Он посмотрел на деревянный меч и почему-то почувствовал странную тошноту. Вся радость от нового подарка начала улетучиваться, оставляя горький привкус во рту. — С тобой всё хорошо, Кагыр?       Кагыр вздрогнул и заморгал.       — Д-да, правда, — наконец ответил он. Заметив, что это не убедило Брана, он присел, чтобы его глаза были на уровне глаз мальчика, и слегка ему улыбнулся. — Что насчёт того, чтобы я научил тебя основам? Как тебе такое?       Нахмурившись, Бран посмотрел на мать. Она пожала плечами.       — По правде, это я попросила его стать твоим учителем, — сказала она.       — Я думал, ты не любишь солдат, — сказал Бран.       — Я не люблю солдат, но это не значит, что не хочу, чтобы ты учился защищать себя. Просто не делай из этого труд всей жизни.       Бран покраснел и нервно засмеялся. Много раз он сопровождал мать на охоте — и всякий раз заливался слезами, когда огонь жизни угасал в глазах бедного животного, которому не повезло пасть от её стрел.       — Не думаю, что сделаю, — робко ответил он.       — Хорошо, — сказала Мильва. — Первый урок ты усвоил.       Кагыр достал ещё один тренировочный меч из седельной сумки.       — Действительно. Прими это близко к сердцу.       Бран шаркнул ногой и кивнул. Он задумался, почему мама и Кагыр так возражали против того, чтобы он стал солдатом. Ведь было столько чудесных баллад о доблестных рыцарях, совершающих подвиги во имя короля и державы. Это не могло быть так плохо… ведь правда?       — Погоди! — сказал он Кагыру. — Можно я сначала сбегаю в деревню? Я думаю, мои друзья тоже хотели бы поучиться фехтовать. Ну, если тебя это не сильно затруднит…       Казалось, Кагыр удивился, но не особо противился.       — Конечно, нет. Иди, мы с мамой подождём тебя здесь.       Через несколько минут Бран вернулся с Радеком и Сабиной. Её сестра Рения тоже увязалась за ними, хотя она и не разделяла их восторженный интерес к фехтованию.       Однако вскоре она передумала. Кагыр был превосходным учителем, и скоро все друзья Брана, широко улыбаясь, по очереди делали выпады, желая нанести ему удар. Однако никому из детей не удалось совершить этот подвиг, хотя Сабина была опасно близка. На лазурном небе над их головами солнце описывало безупречную дугу и уже клонилось к закату, когда Кагыр объявил об окончании урока. К тому времени Мильва ушла проверить, не попались ли какие-нибудь лесные твари в ловушки, которые она расставила рано утром. Вскоре друзья Брана ушли в деревню. Они щедро поблагодарили Кагыра, вогнав его в краску, а потом помчались по грязной тропинке в Алнесс.       Бран остался наедине с Кагыром, когда закатное солнце начало заливать багрянцем небо над горизонтом. Втайне мальчик чувствовал облегчение от того, что урок наконец закончился. Во время тренировки стало вполне очевидно, что он — наименее способный из новых учеников Кагыра. Не важно, сколько раз тот объяснял ему тонкости устойчивого положения ног и преимущества правильного хвата меча, — Брану не удавалось применить его наставления на деле. А когда ему пришлось встретиться лицом к лицу с внезапно помрачневшим Кагыром в учебном поединке, он почувствовал, что его ноги словно превратились в кисель. Только ободрение Сабины и Радека (или, скорее, их почти презрительный смех) смогло побудить Брана предпринять (практически безнадёжную) атаку. Всё-таки хорошо, что Бран почти пообещал матери, что никогда не станет воином. Очевидно, ему от рождения не досталось силы духа для такого занятия.       Однако стыд от этого жёг, будто осиное жало.       — Я пойду, наберу воды из колодца, — промямлил Бран Кагыру, отвернувшись, чтобы тот не увидел его глаза, полные гневных слёз. Приблизившись к колодцу, мальчик начал громче шмыгать, в горле появился комок. Бран изо всех сил крутил рукоять, поднимая ведро. Из-за опухших глаз и забитого носа голова была тяжёлой и болезненной; что ещё хуже, на руках темнело несколько больших синяков, которые ужасно болели. И всё-таки Брана успокаивало то, что он наконец-то один. Он всегда с неохотой плакал в присутствии других людей, а плакать перед Кагыром было ещё отвратительнее. Кагыр был рыцарем, смелым и добрым, и сильным человеком, в точности как герои и героини сказок Лютика.       В точности как Геральт и Цири, и Мильва, и все остальные в семье Брана…       Когда Бран вернулся с полным ведром воды, его глаза уже высохли; Кагыр рубил дрова. Тот остановился, чтобы вытереть лоб, слегка улыбнувшись Брану в знак благодарности. Они присели, чтобы напиться. Бран довольно вздохнул, когда почувствовал на губах освежающую прохладную влагу.       — Спасибо, Бран, — сказал Кагыр. — Было очень любезно с твоей стороны.       — Пожалуйста, — ответил Бран. — Я подумал, что ты, наверное, хочешь пить. Я-то точно хотел. Мне даже показалось, что моё горло горит!       Какое-то время они молча продолжали пить воду. Напившись, Бран зевнул и плюхнулся на спину, наслаждаясь щекочущим в носу ароматом летних цветов.       Почему-то Кагыр выглядел странно весёлым.       — Что ж, кажется, кто-то притомился, — сказал он Брану. — Ты хорошо справляешься, Бран. Ты хороший ученик.       Несмотря на все усилия скрыть досаду, Бран нахмурился.       — Как скажешь…       — Похоже, ты… сомневаешься. Что тебя беспокоит?       — Я не очень подхожу для таких занятий, так ведь? Для боя, я имею в виду. — Бран знал, что это несерьёзно, но разочарование до сих пор оставляло кислый привкус во рту. Все школьные предметы так легко ему давались…       — Я бы так не сказал, — ответил Кагыр. — Возможно, тебе не надо быть таким строгим к себе.       — Может быть, — ответил Бран немного удручённо. — Я всё ещё думаю, что буду ужасен в настоящей битве.       Улыбка Кагыра испарилась.       — Если я правильно сделаю свою работу, то, клянусь Великим Солнцем, это будет означать, что ты никогда не окажешься в настоящей битве.       Бран нахмурился, покосившись на него; было что-то угрожающее в том, как Кагыр почти выплюнул эти слова.       Кагыр со вздохом помассировал переносицу.       — Прости. Я не хотел повышать на тебя голос, Бран.       Бран прикусил губу.       — Что-то не так, Кагыр? Я сказал что-то не то?       — Нет-нет, ты всё сделал так, — сказал Кагыр. — Я просто вспомнил кое-что из детства. Кое-что, чему меня научили, когда я был мальчиком.       — Это было что-то плохое?       Минуту Кагыр молчал. Потом спокойным, бесстрастным голосом он заговорил:       — Всё началось, когда убили старшего из двух моих братьев.       Бран сел, открыв рот в смятении.       — Твой брат умер? — При этой мысли желудок сжался до боли. Он даже не знал, что у Кагыра были братья!       — Моего брата Аиллиля убили, когда он сражался с мятежниками в Назаире, — продолжил Кагыр, как будто и не слышал Брана. — Я был таким маленьким, что едва помнил его. Едва знал его. Но моя мать попросила меня… она попросила меня научиться ненавидеть. Она хотела, чтобы я вырос и убил врагов нашей семьи.       Бран не мог подобрать слова, чтобы ответить на такое заявление. Он просто обнял колени и уставился на Кагыра широко раскрытыми, тревожными глазами.       — Я не понимал, почему должен ненавидеть людей, которых никогда не видел, но не ставил под сомнение слова матери. Горюя, она больше не смеялась и не улыбалась — а я так хотел вновь увидеть её улыбку и услышать её смех. Поэтому я взращивал в себе ненависть, когда впервые взял в руки меч. И так я начал верить, что хороший нордлинг — это мёртвый нордлинг.       Глаза Брана наполнились слезами. Лицо Кагыра было маской холодной отстранённости. Ни разу он не взглянул на Брана.       — Получается, ты ненавидишь нас? — тихо спросил Бран. — Ты ненавидишь нордлингов вроде меня и мамы, и всех остальных?       — Что?.. — сказал Кагыр, как будто пробудившись ото сна. — Нет, разумеется, нет! Я думал, что ненавижу, когда был младше. Я узнал правду, набив шишки, к моему горю. К горю многих людей, на самом деле.       — Что случилось? — Бран почти не хотел узнать ответ.       — Цинтра случилась, — сказал Кагыр. — Нильфгаард вторгся в Цинтру. Моя семья гордилась тем, что меня отправили сражаться во имя славы императора. И какое-то время… я тоже гордился.       — И? — подтолкнул Бран.       Вместо ответа Кагыр пристально посмотрел на Брана, его синие глаза внезапно и пугающе загорелись.       — Кто-нибудь говорил тебе, что случилось с семьёй Цири? — резко произнёс он. — С её родной семьёй, я имею в виду.       Бран едва заметно покачал головой.       — Её убили. — Глаза Брана стали ещё шире. — В Цинтрийской бойне. Её бабушка была королевой — Каланте, Львицей из Цинтры, так её называли. Внушительная женщина, во всех отношениях. Она предпочла лишить себя жизни, чем позволить себе оказаться в руках своих самых ненавистных врагов. — Отвращение и ненависть к себе звучали в каждом слове Кагыра. — Цири была наследницей престола. Ей пришлось спасаться бегством, пока весь её мир рушился. Я… я наткнулся на неё среди руин цинтрийской столицы…       Бран ничего не сказал. Ужас истории Кагыра пробрал его до глубины души, и всё-таки больше всего он хотел услышать конец рассказа рыцаря. Как вышло, что никто не сказал ему, как сильно страдала Цири? Как вышло, что он ничего не знал об этом ужасающем событии?       — Она была всего лишь ребёнком, едва старше тебя. А я был всего лишь юношей — самонадеянным, безвольным юношей, опьянённым так называемой грандиозностью порученного мне задания. И посреди этого хаоса я заглянул Цири в глаза, и внезапно всё рухнуло — весь этот фарс, вся эта бессмысленная возня. — Когда Кагыр продолжил, его голос был хриплым. — Внезапно я понял, что эта девочка вырастет и будет ненавидеть меня так же сильно, как я ненавидел назаирских мятежников, убивших моего старшего брата.       — О, — только и вымолвил Бран.       — Позже настал момент, когда она могла убить меня… но она это не сделала. Цири сохранила мне жизнь, хотя имела полное право желать моей смерти. Она сломала замкнутый круг ненависти. — Щёки Кагыра слегка порозовели. — Поэтому я оставил прошлую жизнь и обязался служить ей и Геральту. В конце концов, за дар милосердия не так легко расплатиться.       Слабая улыбка тронула губы Брана. Тепло разлилось в груди, когда он подумал о пепельноволосой ведьмачке — о её широких ухмылках и озорных зелёных глазах. О, и об играх в снежки, которые они затевали всякий раз, когда она заезжала в Алнесс по дороге в Каэр Морхен! Все деревенские дети принимали участие, превращая потасовку в полномасштабную войну!       Кагыр, возможно, заметил выражение лица Брана, потому что его лицо тоже смягчилось.       — Она другая, не так ли? — пояснил он. — Цири, я имею в виду. — Его голос звучал немного смешно, как будто он с трудом подбирал правильные слова, когда говорил о ней.       Бран с воодушевлением кивнул, утирая последние слёзы.       — Так. Я правда скучаю по ней. Надеюсь, с ней всё в порядке в её странствиях.       — Я уверен в этом, — сказал Кагыр. Теперь он действительно покраснел: его лицо стало ярко-багровым. Бран посчитал это очень странным. Кагыр всегда вёл себя так странно, когда речь заходила о Цири. Однажды Бран попробовал расспросить об этом мать, и Мильва в ответ только безудержно рассмеялась.       Потом Кагыр стал серьёзным, даже мрачным.       — Теперь ты понимаешь, что мы с твоей матерью хотим для тебя? Я не хочу, чтобы ты повторил мои ошибки. Я не хочу, чтобы ты учился ненавидеть. Я научу тебя драться… но не научу быть солдатом.       Бран кивнул. Образ Цири — сильной, смелой Цири, которая смеялась так легко и свободно — как напуганного ребёнка застрял у него в глубине сознания. Это казалось таким неправильным.       — Я понимаю.       — Хорошо, — просто ответил Кагыр.       Молчание последовало за простым утверждением рыцаря. Потом Бран робко начал:       — Э, когда ты сказал, что оставил прошлую жизнь, ты имел в виду, ну, всё? И твою семью тоже?       — Да, — сказал Кагыр. — Я не видел родителей, брата и сестёр больше десяти лет. И не получал от них вестей. Я даже не знаю, знают ли они, что я всё ещё жив.       — Это ужасно, — прошептал Бран.       Кагыр пожал плечами.       — Я — позор нильфгаардской армии. Я не могу показываться дома, даже если бы хотел. Для меня нет дороги назад.       — Я… я не знал об этом…       — Тебе и не нужно. В любом случае, я до сих пор жив, и это лучшее будущее, чем то, на которое я рассчитывал, когда решил покинуть мою страну. — Улыбка Кагыра, хотя и была слабой, казалась искренней. — Так что моё положение не так ужасно, как кажется.       Бран посмотрел на него с искорками в глазах.       — Я думаю, да. И у тебя есть я и моя мама… она не хочет говорить об этом вслух, но ты ей очень нравишься. Я знаю, она бы разрешила тебе оставаться столько, сколько ты захочешь, если тебе это нужно. Я хочу сказать, это немного, но…       Глаза Кагыра тоже загорелись.       — Этого достаточно, Бран. Вполне достаточно.