Пустынная принцесса

      Выступление шло своим ходом. Принцесса стояла на носу спидера Энакина и пела, а тот вместе с Ноланом продолжал лететь. Девочка время от времени перепрыгивала на нос второго спидера. И когда же они пролетали над клеткой, Нолан ловко бросил обруч, тогрута так же легко поймала и несколько секунд покрутив его над головой, удивляясь странной тяжести, после чего небрежно кинула вниз.       Она могла не смотреть, куда кидает, движение было и так отточено до автоматизма и было понятно, что металлический круг послушно приземлиться на шею Фелуции. Дальше, по сценарию, оба ранкора должны были вытянуться по струнке и встав на задние лапы, потереться мордами о спидеры, словно благодаря, но на самом деле, к большому удивлению девочки, самка ранкора протяжно зарычала и отчаянно тряся головой, заметалась по клетке, почти выскакивая из неё. Принцесса опустила на неё удивлённый взгляд и собрав все силы, прокричала: — Фелуция, сюда! Ко мне!       Но ранкориха её будто не слышала, продолжая носиться по клетке, словно чем-то одурманенная и вдруг, прежде, чем кто-то успел понять, что будет дальше, сделала сильный прыжок вверх и передними лапами столкнула Принцессу со спидера, прямо на жёсткий пол клетки, при этом вонзив в неё всё с тем же жутким рычанием длинные острые когти…       Страшный крик ужаса и боли сотряс здание станции. Яркая алая кровь тотчас же хлынула из глубокой рваной раны, окропляя розовый наряд Принцессы. И следом за этим криком прозвучал грохот спидера, потерявшего управление, врезаясь в стену. Эти два события случились почти одновременно и потому, наверное, никто не заметил ещё одного вопля: — Спасите их! Спасайте! Уберите обруч! Усмирите ранкоров! Они надышались алеандром! Скорее!       Это кричал безумно носящийся по сцене Нолан, путаясь в красной ситской мантии. Зрители же ровным счётом ничего не понимали, отчаянно метаясь на своих местах, не зная, что делать. Кто-то плакал, другие кричали, третьи просто падали в обморок. — Главного сюда! Где главный? — кричали самые активные из них, не видя того, что мистер Фрай уже стоит возле клетки, вынимая из-за пояса бластер, который всегда носил с собой на всякий случай.        А тем временем Фелуция с торжествующим рычанием стояла над потерявший сознание девочкой. Вид крови и её запах пробудили в ней пьянящие инстинкты. И она уже занесла над ней свою огромную когтистую лапу.       Но прежде, чем ранкориха успела нанести новый, на этот раз уже, бесспорно, смертельный удар, из покореженного, разбитого и перевернутого спидера выскочил кто-то, оставляя за собой мистера Фрая метнулся к клетке. На бегу приходя в чувства от сильного удара головой и ещё не вполне от него оправившись, Энакин в несколько секунд достиг клетки. Юноша был смертельно бледен, несмотря на густой слой пыли, покрывающий его лицо.       Сильным движением руки он рванул тяжёлую железную дверь клетки и, прежде чем кто-либо успел остановить его, очутился с глазу на глаз с рассвирепевшими ранкорами. Первым стремлением Энакина было заслонить бесчувственную и окровавленную Принцессу от злобных зверей. Но это было не так легко сделать. Фелуция и подошедший за ней Эндор, тоже почуявший при виде крови свои инстинкты дикого хищника, стояли над несчастным ребенком, не начиная страшную расправу над ним.       Не медля ни минуты, Энакин прыгнул прямо к ним и со всей силы ударил Фелуцию по голове своим достаточно сильным кулаком. Зверь взвыл скорее от обиды, нежели от боли, и мгновенно обратился теперь на нового врага. Но смелый парень, не дав Фелуции время опомниться, бросился к Принцессе, схватил ее на руки и бросился прочь из клетки. Взбешенные звери метнулись следом за детьми, но голос и хлыст мистера Фрая привёл их в безусловное повиновение.        Одновременно раздался выстрел в воздух, заставивший насторожиться обоих ранкоров. Воспользовавшись этим, мистер Фрай сорвал обруч с Фелуции и замер на секунду, почувствовав терпкий аромат. — Какая же мразь это сделала? — прогремел его голос на всю станцию, в нем звучали гнев и угроза. В тот же миг кто-то рыдающий, дрожащий и бледный упал к ногам хозяина и обнял его колени, обильно полив их слезами. Это был обезумевший от горя и испуга Нолан.  — О, мистер Фрай! Мистер Фрай! — стонал он, рыдая. — Я не хотел, клянусь, я не этого хотел, теперь я не хотел! Я только раньше, то есть раньше, да! Я завидовал им обоим, да, завидовал их успеху и хотел помешать! Я не думал, не знал, что так всё случится, когда обливал обруч алеандром! Я забыл его помыть, совсем забыл, и стабилизатор не починил! Вчера я перестал даже думать о мести обоим! Я не могу так мучиться, не могу, прибейте меня!       И он зарыдал ещё сильнее, закрыв лицо обеими руками. Мистер Фрай, оказалось, сразу понял всё. Гадкий мерзкий замысел, свершившийся помимо воли свершившего, тогда, когда рыдающий маленький преступник менее всего думал об этом, мигом стал ему понятен. Неприятие и гнев отразились на лице мужчины. Он оттолкнул от себя Нолана и произнес с ненавистью и гневной дрожью в голосе:  — Уйди от меня! Мне стыдно, что я считал тебя своим учеником и честным порядочным человеком! — и быстрыми шагами прошёл за трибуны.

***

 — Ей совсем плохо, она умирает! — сказал кто-то из особо впечатлительных.  — Врача зовите, скорее! — кричали другие.  — Врач уже здесь. Он был среди зрителей. Он пришёл, — успокоили их третьи.  — Скажите, её раны смертельны? — с тревогой спрашивали почти все.  — Спасите её, умоляю! Это лучшая девочка в мире! — сказал уже кто-то из своих.  — Она умерла? Не правда ли? О, неужели правда? — снова вырвалось у особо впечатлительных.        Все эти возгласы, крики и вопли смешались в один отчаянный шум. В помещениях станции набилось столько народу, чужого и своего, интересующегося одинаково участью пострадавшей, что врачу было невозможно отвечать на все вопросы. Он, впрочем, и не думал об этом. Все его мысли заняты были несчастной девочкой. Принцесса всё ещё лежала раскинувшись на диване в приёмной мистера Фрая.       Над ней склонилась горько рыдающая Лиззи. Поддерживая голову Принцессы, на коленях у дивана стоял Энакин, не замечая, что кровь, обильно лившаяся из груди его раненой подруги заливала его руки и бежевый комбинезон. А так же и того, что у него самого была разбита правая бровь, а также та же рука похоже была сломана.       Мистер Спок, все пятеро сыновей Ивала, Элис, Роберт со своим Руди и, наконец, сам мистер Фрай стояли вокруг тогруты, ожидая, что скажет врач. Последний умелыми, ловкими руками уже приступил к перевязке и, раскрыв израненную грудь несчастной девочки, стал внимательно рассматривать рану, стараясь во что бы то ни стало прежде всего остановить кровь. Все замерли в ожидании его приговора и молчали. Принцесса по-прежнему лежала без чувств. Неожиданно распахнулась дверь, и взволнованная, трясущаяся аристократка Айси Тано, об руку с отцом, вошла в приемную.  — Она здесь, дядя! О, бедная моя Принцесса! Узнай, пожалуйста, будет ли она жива! — обливаясь слезами, вскрикивала Айси таща его за руку в приёмную, где лежала её подруга.       Мистер Тано быстрыми шагами подошёл к больной. Его аристократическая фигура, изящный костюм и взволнованное лицо, всё это заставило присутствующих посторониться и дать ему дорогу. Он низко наклонился над бесчувственной девочкой, желая узнать, дышит ли она, и вдруг отшатнулся от неё, бледный как сама смерть, с громким криком не то ужаса, не то недоумение.       Прямо в глаза ему блеснул странный, знакомый ему предмет — золотой ромбовидный кулон, на который едва ли обратили внимание другие присутствующие здесь люди. Дрожащими руками мужчина схватил кулон, повернул его оборотной стороной и, наклонившись ещё ниже, к самой груди девочки, к немалому удивлению окружающих, прочел надпись, сделанную на нем: «Храни тебя Сила, Асока». И с криком схватился за голову.        Это был хорошо знакомый ему золотой кулон на золотой цепочке. Слишком знакомый, чтобы не помнить, как он сам, не более, чем десять лет назад, застегнул его цепочку на шее племянницы, виденной в последний раз на очень долгое время. Долгие десять лет, вплоть до сегодняшнего тревожного дня…