Never let me go

Светлые локоны спадали по плечам, прикрывая хрупкие плечи. Девушка в простых джинсах и поношенной рубашке выглядела, как владелица старой фермы, на которой она трудится годами, передавая домик с землями из поколения в поколения. Забавно, ведь ее максимум был — забота о нежных цветах в изысканном саду, однако сейчас она стояла посреди пыльного сарая, в котором гвозди торчали из половиц. Казалось, что после всего случившегося, горе должно было овладеть ею, но Кэролайн было будто все равно. Не было света или беспроглядной грусти. Опустошение являлось побегом от боли, хотя кто об этом сильно задумывается в моменты трагедий? Люди или страдают, или упиваются оцепенением, хватаясь за спасательный круг безразличия. Это не контроль, а просто освобождение. Мир остановился, когда большой черный внедорожник, похожий в каком-то смысле на гроб на колесах, привез блондинку с телом отца ее девочек. Он остановился у дома с белым забором, на встречу машине сразу побежали три милые девчушки в сопровождении древней ведьмы. Дрожащие руки Кэролайн были покрыты кровью, и девушка ужаснулась, что дочери увидят ее такой — грязной, окровавленной, поломанной, беспомощной. Увидят ее, которая не смогла спасти их отца. Ведьмы хорошо чувствуют энергетику, поэтому Фрее хватило одного взгляда на машину, чтобы понять: детям там не место. Развернув шустрых малюток на полдороге, она повела их в сад, нашептывая что-то на ухо. Мир должен был рухнуть при виде Джози и Лиззи, Кэролайн была уверена в этом, но ничего не произошло. Даже слезинка не прокатилась по щеке, на которой засохли следы крови. Ее настигло оцепенение, из которого казалось нельзя вырваться. Она не решалась прикасаться окровавленными руками к бежевому салону, не понимала, как заставить мышцы прийти в действие и подняться. — Посиди тут, я быстро, — попросил мужской голос, не ожидая ответа, и понимая, что она все равно не шевельнется. Клаус отнёс тело в сарай, но она продолжала сидеть в машине, глядя в пустоту, что поглощала ее. Ей не удавалось дышать спокойно, хотя всеми силами она пыталась глотать воздух, в ее груди разрасталась темнота. Голубые глаза бросались из стороны в сторону, стараясь зацепиться хоть за что-то, когда высокий мужчина подошёл к ее двери. — Я помогу тебе, — твердо сказал первородный, стараясь бороться со страхом от ее вида; слабость и беспомощность ужасали его. Сухие губы девушки приоткрылись, но ни одно слово не нарушило тишину, пожиравшую ее. Его рука потянулась к вампирше, и Клаус ужаснулся, заметив, как она вздрогнула. Подхватив ее на руки, он закрыл дверцу машины ногой и понёс ее в дом, периодически поглядывая на лицо, искажённое глубокой болью. Она продолжала молчать, ей казалось, что даже думать у неё не выйдет, а Клаус тем временем нёс ее, чтобы отвести в душ. Вампирша осознавала то, что происходило вокруг, но одновременно с этим была не там. Каждый мускул в теле отказывался работать, как надо, но ее утешало, что первородный был рядом. Обеспокоено посмотрев на некогда светящуюся девушку, он потянулся к ручке, чтобы выйти из ванной, когда услышал глухой стук колен о кафель. — Кэролайн! — но ей было все равно, что он скажет, у неё не было сил стоять, она не видела смысла в том, чтобы это делать; Клаус понял это по пустому взгляду и новым слезам, что скользили по щекам, смешиваясь с засохшими разводами крови. — Ты не оставила мне выбора, love. Подхватив ее за талию, он помог ей встать и направил к душу, куда девушка покорно шагнула. Голубые глаза смотрели на него хоть и без эмоций, но с немой просьбой о помощи, а он не знал, что сделать, кроме как подготовить ее ко сну и помочь приблизить новый день Клаус не понимал, почему его сердце саднило, когда он смотрел на ее страдания, почему не мог поступить с ней эгоистично, почему хотелось сдувать с неё пылинки. Она была живой, но казалась мертвой, и Клаус не собирался оставлять это так, но и не понимал, чем может облегчить боль. Вода потекла на нее сверху, смачивая пряди, в которых осталась засохшая кровь; слои одежды и лицо, где струи из душа смешивались со слезами. Она продолжала молчать, не двигаясь, принимая все, что может произойти. Ей казалось, если сейчас первородный пробьёт ее грудную клетку, то она почувствует облегчение, вместо страха. Клаус выжидающе посмотрел на нее, и казалось, будто он и вправду готов сейчас прекратить ее страдания, но он не вырывал ее сердце, а потянул джинсовую куртку вниз, бросая ее к ногам девушки. Белая промокшая футболка липла к изгибам ее тела, но он смотрел лишь в потерянные лазурные глаза, когда начал снимать ее. Кэролайн было все равно, пока он медленно раздевал ее, оставляя и вовсе без белья, пока он нежно мыл ее волосы и отмывал кровь с тела. Нежная кожа под его пальцами покрывалась мурашками, шершавые руки скользили по плоскому животу, покрывая пеной красные разводы, мышцы под подушечками пальцев напрягались, когда он касался влажного тела, разгоряченного душем. Клаус продвигался выше, избегая чувствительных зон, аккуратно стирал следы прошедшего дня с нее. Он очистил полные груди, поднимаясь к шее и хрупким плечам. Оцепенение в ее взгляде сменилось податливой нежностью и доверчивостью. Она верила ему, и знала, что он не будет пользоваться ее положением. Хотя тогда это осознание не пришло ни к одному из них, эта ночь изменила их, привязывая крепче друг другу. Чувства, которые зарождались в них, пускали корни, прочно обосноваясь. Слова были лишними, и им хватало действий, немого диалога глазами, когда он подавал ей руку, чтобы она ступила голыми ступнями на коврик, выходя из душа, когда Клаус помогал ей надеть махровый халат, пока первородный вел ее в комнату, где она смогла бы забыться сном. Он положил ее на кровать поверх простыней. Длинные пальцы заправили ее влажные волосы за ухо, когда она перехватила его ладонь, притягивая гибрида к себе. Он покорно лёг, обнимая ее, позволяя ей плакать в его плечо. *** Черные ботинки шумно шагали к дому, их владелица, распыленная неудачей, хотела лишь обнять дочку, забыть об очередной резне, причиной которой была ее семья. В который раз для выживания им пришлось идти по головам. Ее лицо было чистое, а кожаная куртка – без единого следа борьбы, теперь ей было близко стремление Элайджи выглядеть как с иголочки. Это не стирает твои поступки, но делает их незаметными для окружающих. Хейли Маршалл было наплевать, кто и что о ней подумает, однако ее дочь будет оставаться в неведении относительной этой стороны ее родителей так долго, как получится. Ее дыхание было глубоким и тяжелым, винтики крутились в голове, думая, какие вещи надо собирать, а какие можно оставить. Снова пора было уезжать. Неужели спокойная жизнь никогда не придет? — Хейли, пожалуйста, остановись, — его голос был требовательный, несмотря на вежливость слов. Все знали, что Майклсоны не просят, а требуют, и дипломатичный, как многим казалось, Элайджа не был исключением. Даже от любимой женщины он ожидал выполнения приказа, ему хотелось подарить ей покой, хотелось проявить нежность, но ее строптивый характер нужно было уметь приручить. Волчица могла считаться только с сильным и равным себе, поэтому она остановилась на влажной траве. Рельефная подошва немного зарылась в грязь, оставшуюся после дождя. Тонкие пальцы разделили пряди волос, а взор обратился к звездам на небе, таким же, какие покрывали синюю пижаму ее дочки. — Я просто устала от этого. Когда нашу семью перестанут преследовать кровь и убийства? Хоуп не должна бороться за существование. Я хочу… я просто хочу, чтобы она жила, как нормальный ребенок, — зеленые глаза посмотрели на лицо первородного, отмечая на нем усталость. — Мы выйдем из этого круга вечного насилия, я даю тебе слово. Иди сюда, — Элайджа заметил, как ее плечи опустились. Морщинка между ее бровями разгладилась, враждебное выражение лица ушло, и волчица позволила себе расслабиться в его объятиях. Он оставил целомудренный поцелуй на ее волосах, после чего сказал ей: — Пошли посмотрим, спит ли уже Хоуп, — при упоминании дочери она ласково улыбнулась и, взяв его за руку, пошла в дом. Внутри пахло блинчиками, ягодным сиропом, а дрова потрескивали в камине. Едва переступив порог, она почувствовала, как мышцы расслабились от тепла, на душе стало спокойней. — Фрея, почему мама закрылась у себя? — спросила светловолосая близняшка, и аккуратно, как манерная принцесса, откусила блинчик. У Хейли засосало под ложечкой, когда она услышала детский вопрос, на вампирской скорости девушка попала в кухню. Там за столом она увидела трех девочек. Джози и Хоуп не обращали внимание ни на что, кроме них самих. Они кушали руками, макая сладкий ужин в сироп, но пятилетняя Лиззи сидела с приборами, смотрела прямо в глаза ведьмы и ожидала своего ответа. — Привет, девочки, — нежно сказала волчица, опасаясь того, что могло произойти с Кэролайн. Глаза волчицы блуждали то к малышкам, то к Фрее, думая, что могло случить, но внутреннее чутье подсказывало, ведьма сама толком не знает. — Здравствуйте, — хором сказали близняшки. — Привет, мамочка! — радостно крикнула Хоуп. — Хейли, — ведьма сдержанно кивнула ей, а губы изогнулись в улыбке; ей был необходим кто-то рядом. — Так что с Кэролайн, Фрея? — пропустив приветствия, спросила волчица. — Она себя плохо чувствует, — соврала блондинка, прикусывая губу, она посмотрела в сторону лестницы, которая вела к спальне вампирши, когда оттуда спустился Клаус с пустым выражением лица. — Я смотрю вы уже дома. Надеюсь, смогли решить все вопросы. — он добавил в голос привычные насмешливые нотки и надел маску равнодушия. — Приятного аппетита, юные леди, — с напускной учтивостью он сделал шутливый реверанс в сторону девочек. Лиззи Зальцман всегда хотела быть похожей на свою маму, но она, как и свойственно многим детям, часто переусердствовала. Кэролайн любила контролировать все, ей нравилось быть аккуратной, опрятной и жить по расписанию, знать, как и когда, что произойдет. Она была внимательная и быстро соображала. Но ее дочь, она видела перед собой цель стать принцессой и говорила маме, что когда-то станет примером для маленьких девочек. Обычно прохожие оставались для нее как будто декорациями, но первородный вампир, отдавший ей честь реверансом, пробудил в ребенке интерес. Маленькая блондинка была примером хороших манер, но иногда в ней просыпались чертики, которые плясали в ее глазах, что и произошло с ней сейчас. — Моя сестра абсолютно права, ваша мама себя плохо чувствует, поэтому надеюсь, вы согласитесь с тем, что вас уложит спать Хейли, — Клаус продолжал озорно говорить, но едва выйдя из комнаты, где горе поглощало мать этих самых девочек, сложно было проявить радушие во взгляде. — Конечно, — отозвалась светлая близняшка, привлекая внимание первородного, который не мог не заметить такое очевидное сходство с той, что пробиралась в его сердце. Волчица бросила последний взгляд на первородного, поцеловала макушку дочки и, сглотнув ком в горле, сказала, что ей надо только самой быстро переодеться. Встретившись с Клаусом на первой ступеньке, она взяла его за локоть и на вампирской скорости увела наверх, собираясь допросить его. — Что произошло? — злобно прошептала она, вампир опустил глаза в пол, ощущая, как к нему возвращается беспокойство и боль, которые он испытывал за Кэролайн. — Эта охотница убила Аларика у нее на глазах. И она поплатится за это. Кол должен немедленно найти чертов артефакт, в котором будет гнить ее душа, — рука Хейли поднялась ко рту, останавливая выкрик, который грозился вырваться. — Как она? — прошептала девушка, переминаясь с ноги на ногу. — А как ты себя чувствовала после того, что случилось с Джексоном? — саркастично сказал Клаус, у него было ощущение, что демоны, которые казалось давно успокоились, снова оживают, стоит ему вспомнить поглощающую боль на ангельском лице Кэролайн. — Мы расправились с этим фашистским загоном из Нового Орлеана, но их предводительница Грета убежала. Марсель сказал, что найдет ее… но мне кажется, нам лучше уехать, — Хейли говорила тихо, смотрела в пол и слушала неровное дыхание первородного, — Это будет полезно для Кэролайн, будет безопаснее для Хоуп. Я не позволю ей смотреть, как мы уничтожаем врагов, — она встретилась взглядом с Клаусом, который взял ее за плечи. — Конечно, волчонок, — тихо отозвался он, ища в ее лице ответов, как бороться с беспокойством, как жить с чувствами, которые бурлят в нем. Теперь, стоя перед телом Аларика, вампирша чувствовала лишь, как жидкий метал течёт в ее венах вместо крови. Стоило закрыть глаза, как она видела Рейну, пробивающую его грудь колом, что предназначался ей. А стоило открыть глаза, как все эмоции снова останавливались. Она думала о похоронах, но кого ей надо туда пригласить? Как их организовывать? Телефон в его кармане зазвонил, словно выводя ее из транса. Это вызвало у неё новую волну озноба. Все казалось сюрреализмом. Было чувство, что есть что-то до безумия неправильное в том, что у мертвого холодного тела в кармане лежит телефон, на который все еще звонят люди, ожидая услышать его голос, что больше никогда не прозвучит в реальном мире. Безумный вопль сорвался с ее губ, наполняя все тело болью. Как и всегда страдания приходят в неожиданный момент, и ты никогда не знаешь, что станет триггером для этого, как и не знаешь, какая сигарета приведет к раку. Кости ломило, буквально скручивая ее напополам, и все мысли, что были у неё в голове, когда ей казалось, будто ее сознание пусто, обрушивались, сбивая с ног. Выйдя во двор, чтобы увидеть солнечный свет, Хейли услышала рычащий крик из сарая. На вампирской скорости она переместилась во внутрь, обнаружив хрупкую блондинку, что свернулась на полу, окружённая агонией, которая ломала кости, притягивая ее к деревянным доскам, из которых торчали гвозди. Конечно, Кэролайн было известно, какие последствия у отключения чувств, но, когда в твоём сознании, искалеченным муками появляется безликое пятнышко безразличия, соблазн потянуться к нему слишком велик. Собрав свою волю в кулак, она стала на четвереньки, принимая жгучую боль от напряжения мышц и процеживая воздух через зубы, сосредоточилась на безликом пятнышке безразличия, впуская его в себя, когда кто-то ухватил ее плечо, не давая закончить. — Дыши, Кэролайн, — голос Хейли казалось резал воздух. — В доме сидят две девочки, которые ждут тебя, которым нужна их мать. Просто дыши, Кэролайн. Волчица сидела на коленках, держа ее за плечо, которое тряслось от рыданий, но это помогало ей. Как она могла позволить себе отключить чувства, когда у неё были ее дети? — Надо ответить, он звонит без остановки. Встань и возьми телефон, — она продолжала говорить командным тоном. Хейли уже было известно, как Клаус трясся над ней, но она была знакома с болью, которая мучает Кэролайн. Если нежный подход не работал, то надо было просто встать на нужный путь, и это помогло. Покорно слушаясь, вампирша достала сотовый, на который названивал Деймон; повинуясь, она нажала на зелёную кнопку. — Рик, какого черта, ты не берёшь трубку? Предпочёл напиваться с первородным придурком? — голос Сальваторе гремел ей в ухо, сглотнув, она прикрыла глаза. — Привет, — ей показалось, что она забыла, как звучит ее голос. — Кэролайн? — все стало ясно, когда он услышал ее охрипшее приветствие, но как всегда, в худшее верить не хотелось. — Что случилось, Барби? Рик действительно ушёл в алкогольный рай с твоим другом? — сарказм не покидал его, хотя казалось, что все и так очевидно, но показушный фарс помогает скрывать боль для самих себя и делает ее очевидной для остальных. — Рейна взяла его в плен, — она втянула воздух со свистом, взглянув, тут ли ещё Хейли, — и она убила его, Деймон, — ее шёпот не сказал ему ничего нового, но окончательно вскрыл рану, которая начала кровоточить; молчание на той стороне связи говорило ей, что она не одинока в своих мучениях. — Что будешь делать? — за годы знакомства она уже успела изучит его, и ей казалось, что сейчас он потирает переносицу и ищет виски, старый виски, который Сальваторе хранит для особенно хреновых дней. — Я не знаю, Деймон. Не знаю. У меня столько вопросов: как сказать девочкам, где его похоронить, как это устроить, куда идти дальше. И это лишь малая часть всех вопросов, — ей было так приятно слышать родной и привычный голос, пусть это даже человек, который когда-то внушал ей и использовал, сейчас это согревало сердце. — Похорони его там, где ты сейчас, Кэролайн. Ему все равно, а разлагающийся труп точно не то, что тебе нужно, — она слышала, как он сделал глоток, а измученная улыбка от этого знакомого и привычного жеста украсила ее красное лицо. — Я нашла способ прикончить эту суку, — она вдруг поняла, что он не знал о ее плане, и вампирша была уверена, что заставит охотницу страдать. — Ее душу заточат в артефакт, когда мы найдём достаточно мощный, чтобы удержать Рейну там, потом забетонируем и выбросим в Марианскую впадину. — Позвони, если нужна будет помощь, а если нет, то позови, когда она будет страдать, я полью эту игрушку бурбоном, — они чувствовали объединяющий восторг, ожидая возмездия. — И, Барби, оставайся с Клаусом, ради своей же безопасности. — Обязательно позвоню, пока, Деймон, — она проигнорировала его последнюю реплику, но одобрение старого друга успокаивало ее, дарило утешение и какую-то блеклую надежду. — До встречи, Кэр, — сбросив звонок, девушка поняла, что ей стало легче. Рейна заплатит за то, что сделала с Риком, с их девочками, заплатит за боль, которую причинила ей и Деймону; это осознание дарило силы жить. Хорошо, что она не отключила эмоции, ведь в таком случае, она не смогла бы насладиться поражением своего врага. — Мы уезжаем завтра, собери девочек, — стальные нотки в голосе волчицы ослабли, потому что Хейли видела, как вампирша вернулась из оцепенения, с этими словами девушка покинула сарай. Она не была уверена, почему Майклсоны решили покинуть этот дом, но эта мысль утешала ее. Находиться в этих стенах и дальше было невозможно. Все казалось неправильным тут. Как будто они притворяются обычной нормальной большой семейкой, которая решила радостно жить вместе, но это все совсем не так. Кэролайн собиралась последовать за ними, потому что ей нужна была их помощь и защита. Потом, когда с Рейной все закончится, она перестанет утруждать Клауса и его родственников. Девочки сидели с Хейли на диване и смотрели мультики, волчица пыталась заплести длинные локоны дочки, следуя советам вампирши. Дети смеялись над ее неуспешными попытками и над тем, как звезда Патрик глупо шутит с экрана телевизора. Кэролайн оперлась плечом о дверной косяк, глядя на их мирное существование, и понимала, что сейчас разрушит их детский радостный мир. Когда она собралась с силами, то позвала их в свою комнату для важного разговора. От нее не ускользнул понимающий взгляд подруги, и она кивнула ей в знак благодарности. Две пары детских ног шустро поднимались по лестнице, когда их мама медленно плелась сзади, желая развернуть назад, усадить их на диван перед мультиками и никогда не начинать предстоящий разговор. Их косички болтались из стороны в сторону, старательно заплетенные ее руками. Малютки сели на большую кровать, застеленную мягким бордовым пледом, который сразу приглянулся Джози едва она побывала в этой комнате. Папа говорил ей, что такой цвет подчеркивает ее красоту, поэтому в студии, где они занимались танцами, у нее был такого же цвета костюм. — Что ты хотела сказать нам, мамочка? — спросила Лиззи, покачивая ногами; голубые туфли рассекали воздух. Присев на колени, Кэролайн взяла две маленькие пухленькие ручки и, заглядывая в доверчивые глаза, она сообщила им новость. Сначала они не верили ей. Но стоило им осознать слова мамы, и Джози, как заведенная, начала отрицательно махать головой, а Лиззи, которая будто забыла про то, что она пятилетняя девочка, сидела, прямо уставившись перед собой, и слезинки текли по мягким детским щекам, капая на белое платье с цветами разных форм. Сердце вампирши обливалось кровью, и она скорбела со своими детьми, укачивая их, напевая любые мелодии, что приходили ей на ум. Они сидели на большой кровати, утешая друг друга, принимая боль. Девочки вспоминали, каким он был хорошим, за что они его любили, и как много счастья он дарил им каждый день, а Кэролайн оставалось лишь кивать, проглатывая слезы.