Never let me go

— Мне неинтересно то, как ты строишь из себя крутого гибрида, я не позволю управлять машиной, в которой сидят мои дочери, человеку, который не спал сутки, — Кэролайн прошипела, глядя на первородного исподлобья, тоном, который не терпит пререканий; она видела, как он открыл рот, а потом сомкнул губы. — Вот так-то, — поставила она точку, и заметила, что Клаус с трудом сдерживает ухмылку. Она могла бы съязвить, она могла бы пошутить или сказать ему что-то, но какой был смысл? Поэтому она просто смотрела, как он садится в машину, чтобы наблюдать, как Хоуп играет в куклы на заднем сидении с ее дочками. — Лихо ты его, — похвалила Хейли подругу, подавая ей стаканчик с кофе; на губах волчицы играла улыбка; она смотрела на полную луну. Кэролайн лишь пожала плечами в ответ на ее реплику, делая глоток желанного напитка; и хоть это не сравнится с тем, что варила девушка в старом доме первородных, она все же успела соскучиться по этому вкусу. — Насколько это больно? — вдруг спросила блондинка, засматриваясь на луну так же, как и ее подруга, которая пожала плечами. — Все говорят, что ты чувствуешь, как ломаются все кости в твоем теле, одна за другой, многие сходят с ума от боли… но если не бороться с болью, — Хейли задумалась, подбирая нужные слова, — то это дарит освобождение. Боль проходит, и остается только свобода, и ты просто бежишь, — мечтательно прошептала она, ее веки опустились, волчица притихла, — это одно из лучших чувств на свете. Не понимаю, почему Клаус не хочет попробовать, - добавила Хейли. — Когда ты обращалась последний раз, чтобы просто побегать, ощутить свободу? — почти шепотом спросила девушка, любуясь, как на смуглой коже блестит луна. — Наверное, еще до истории с Марселем, — после долгой паузы сообщила волчица, кидая стаканчик из-под кофе в мусорный бак. Все происходящее с Кэролайн и ее вопросы о превращении в волка напоминали ей о Джексоне, она все еще не знала, как относилась к его смерти, думать о ней было невыносимо, но разве могла она заставить себя перестать чувствовать и остановить жизнь? Кэролайн ничего не ответила ей, и не потому что ей нечего было сказать или ей было не интересно, она почувствовала, как горло опалило кислотой. Вены проступали на ее лице, а клыки разрывали десна. Вампирша старалась дышать, как ее учил Стефан — разве не забавно, что ее учителем был Потрошитель — и как можно спокойнее пошла в сторону туалетов. Желание разорвать глотку любому попавшемуся было велико, а тем более ее тянуло к вкусу крови, которая так быстро пробудила в ней яростный голод. Дойдя до закрытых кабинок туалета, которые находились на улице, она обернулась к тому месту, где был источник ее голода и увидела его — мальчика лет пяти, который разбил коленку о тротуар. Русый ребенок заливался слезами, пока густая темная жидкость окрашивала асфальта, капелька за капелькой, сводя Кэролайн с ума. Ярость на саму себя поднялась в ней новой волной. Как она могла позволить себе такое? Вампирша стояла, прерывисто дыша, держась за голову за углом туалета. Ей было ненавистно, что она так нелепо сорвалась, и отдала самой себе нерушимый приказ успокоиться. Казалось, ее воля безгранична, ведь тело слушалось, закрывая на задворках инстинкты. Пульсация в голове ослабла, а клыки больше не прорывались наружу. Приступ был позади, решила Кэр. Она облокотилась о стену, возле которой стояла, когда услышала писклявый выкрик: -Отпусти меня, пусти, - просила девушка, Кэролайн двинулась на звуки ее голоса, обходя заправку, которая стояла на обочине. Парень прижимал молоденькую брюнетку к стене, насмехаясь над ее безысходным положением. Конечно, Кэролайн помогла бы ей в любом случае, но эта ситуация была ей так знакома, вскрывая старые раны, которые покрылись шрамами. Разве не делали так же с ней? Сколько раз другие пользовались ее слабостью, доверчивостью и наивностью, применяя при этом грубую силу и внушение? Вампирша любила своего друга Деймона — парня Елены, с которым та обрела гармонию; но она ненавидела того Деймона, с которым познакомилась в свои школьные годы, будучи человеком. Потребовалась всего секунда, чтобы она оторвала парня от невинной девушки и дала кулаком в нос ее обидчику. Бросив повелительное «беги», она обернулась на парня, ощущая, как клыки прорезают десны, как выступает сеточка вен, как она сможет на несколько минут забыть свою боль. Хищность в ней восставала, заменяя ангельское лицо оскалом. Заглядывая глубоко в его испуганные глаза, она внушила ему: — Не двигайся, не кричи, — она чувствовала триумф, загоняя его в угол. Это была месть, облегчение, контроль и ее личная победа, но что-то все же было не так. Глаза парня искрились ужасом от вида ее лица — теперь он стал загнанной жертвой. Проклиная и благодаря свой здравый смысл и совесть, она поняла, что не имеет права этого делать. Как бы больно ей не было, это не то, что заслужил кто-либо. Она не будет судьей и присяжным, она не будет пользоваться своей силой так. — Ты забудешь меня, пойдешь молить прощение у той девочки, дашь ей денег на такси и сделаешь все, чтобы она добралась домой в безопасности, — она сглотнула, чувствуя, как снова становится собой. — Ты больше никогда не тронешь ее и пальцем без разрешения, а если ты решишь ее или кого-то еще обидеть, то начнешь вместо этого биться головой о стену. Уходи, — приказала она. Инстинкты хищника все еще оставались при ней, но она контролировала себя, и это была та победа, к которой она стремилась. Если она сдержалась перед этим уродом, то она сможет что угодно. Ее глаза сверлили стену, пока Кэролайн пыталась заглушить гул в голове. — Я искренне восхищен самоконтролем, — прошептал голос с британским акцентом, заставляя ее повернутся к нему. — А я нет, — огрызнулась она, чувствуя стыд, что ее застали в таком состоянии, — Шпионаж — это так низко, — бросила она, возвращая свой настоящий облик; ее подбородок снова был приподнят, и Клаус успел понять, что так она демонстрирует свое превосходство и силу. Это ее оборонительная маска. Первородный изучал ее лицо, на котором совсем недавно проступали черные вены, под глазами у нее были синяки, и на самом деле он хотел бы сказать, что это ей не стоит садиться за руль машины, в которой сидят ее девочки. Кожа обтянула ее скулы, губы были слегка сухими, и Клаус понимал, почему солнечная девочка гаснет на глазах, но, чтобы помочь утопающему, тот должен захотеть всплыть. — Знаешь, Кэролайн, одиночество — это состояние души, а не количество людей вокруг тебя, и поэтому ты никогда не будешь одинока, — задумчиво произнес он, внимательно вглядываясь в ее глаза, ожидая вспышки понимания или протеста, но заметив в них лишь оглушающую пустоту, он повернулся, чтобы уйти. Если бы он только знал, насколько ее душа одинока, заброшена и испугана сейчас. Если бы он знал, что никто не может помочь ей справиться со страданиями. Если бы он знал, что она хотела бы быть сейчас простым смертным человеком, который может смириться с этим, которому любой мог бы внушить забыть. — Стой, Клаус, стой, — крикнула она, хватая его локоть и увлекая обратно к стене заправки. — Клаус, внуши мне забыть боль, — взмолилась девушка, удивляя их обоих. — Дорогуша, в тот единственный раз, когда я внушил тебе, ты убежала от меня, — откликнулся мужчина, поражая ее своим спокойствием, но его ответ разозлил ее: да как он смеет ей отказать в такой маленькой просьбе, в такой необходимой помощи? — Серьезно? — вскрикнула она. — Бросаешься пафосными фразами, строишь из себя прекрасного джентльмена, внушаешь ради собственной выгоды? Спустя столько лет ты продолжаешь быть... — она кричала и пыхтела от злости и бури внутри, которая не находила утешения. Клаус взял ее лицо в ладоши, обманчиво спокойно заглядывая глубоко в ее глаза. Ее брови слегка приподнялись, и она приготовилась к тому, как сейчас он начнет внушать. В ее душе смешались страх с облегчением и некоторым трепетом. Он смотрел пристально прям на нее, и хоть он не отрывался от ее лица, ей казалось, что она абсолютно голая перед ним. — Sweetheart, не испытывай мое терпение, я совсем им не славлюсь, — Кэролайн чувствовала, что ходит по тонкому льду, что ее истерики, обвинения и перепады настроения выводят его себя, но она знала, что была бы не собой, не выговорив ему все, что она сейчас думает. Розовые губы приоткрылись, она собиралась закончить свою маленькую речь, но он не дал ей вставить и словечка. — Если ты хочешь забыть боль, то тебе надо двигаться вперед, а не хвататься за нее, держаться и истязать свое тело и разум, — властно говорил он, наблюдая, как она недовольно поджала губы и нахмурила брови. Кэролайн знала, что он был прав сейчас, ее саму удивляло, что этот человек дает ей советы, с которыми она согласилась бы в своем нормальном состоянии, но когда она поняла, откуда в нем это, то злоба вспыхнула с новой силой. — Советы от покойной любовницы? — съязвила девушка, стреляя в него глазками; ревность сдавила ей горло. — Дорогуша, ты напрашиваешься на то, чтобы я свернул тебе шею, — она знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что он действительно сделает это, не моргнув и глазом. — Прекрасно! Дерзай, Клаус! — она раскинула руки, демонстрируя, что не против, что не будет сопротивляться. В одно мгновение он оказался рядом, положив ладони ей на шею, большие пальцы упирались в ее подбородок, и первородный увидел страх мелькнувший в ее глазах. Клаус увидел в ней ту девочку, с которой познакомился годы назад, он вспомнил, как она юна, что у нее не было времени на простую жизнь, хотя бы даже по меркам вампира. Он понял, что она страдает, и сейчас одно из самых могущественных существ на планете почувствовало себя бессильным. Первородному было страшно смотреть, как солнечная девочка рассыпается и гаснет. — Тебе придется двигаться вперед, Кэролайн, — повисло в воздухе, когда он исчез на вампирской скорости прочь. *** Кэролайн подперла подбородок рукой и упорно смотрела в окно, стыдясь даже взглянуть на волчицу. После их с Клаусом перепалки, первородный поехал в другой машине, предоставив блондинку Хейли. Сейчас, как никогда, она была счастлива, что ее подруга знает, когда помолчать, и что она хотя бы не начнет допрашивать ее при девочках. Пейзаж мелькал за окном, но ничего конкретного ей так и не запомнилось из этой дороги: сплошные всплески зеленого, которые прерываются лишь асфальтом и разделительными полосами. Природная красота поглощала ее, и она сама не заметила, как голова опустилась на стекло, а веки закрылись, унося ее в другой мир. Кэролайн лежала в поле, окруженная ромашками и высокой травой, и впервые в жизни все ощущалось так. Она понимала, что спит, она точно знала, что это не происходит на самом деле, но все казалось реальным. Этот мир не был похож на сон, потому что она чувствовала холодную землю, росу на траве, она слышала, как где-то рядом пролетают пчелы. Вся картинка была четкой и ясной, как и ее чувства, но в то же время все было нереалистичное. Девушка поднялась на ноги, замечая, что на ней надето довольно нелепое для ее стиля белое ситцевое платье. Вампирша усмехнулась и закатила глаза. Ладошками она поровняла платье, потом волосы и скинула прилипшие травинки. "Вот вам и романтика", — подумала она. Перед ее глазами раскрылся бесконечный зеленый горизонт, и она убедилась в том, что спит. В жизни не может быть что-то настолько прекрасное, нет таких ярких цветов, нет таких больших полей, нет… Ход мыслей остановился, когда вокруг ее талии обернулись мужские руки, она почувствовала трепет в животе. Длинные пальцы вырисовывали узоры на ее животе в прекрасной сладкой муке. Щетина слегка царапала и щекотала ей шею, пока губы властно, но нежно скользили по ней. Она чувствовала, будто летит. Она знала, что спит, и она не хотела просыпаться, и она знала, кто ее обнимает, но она не хотела оборачиваться. Дорожка поцелуев поднималась по ее шеи вверх к подбородку, щеке и завернула к уху. Мужчина прикусил мочку, от чего она непроизвольно захихикала. Неужели он может быть таким на самом деле? — Какой прекрасный звук, Sweetheart, — он шептал ей на ухо, а она прикрыла глаза от удовольствия, позволяя его рукам скользить вверх к ее груди, светловолосая голова опустилась ему на грудь, открывая всю шею. Клаус продолжал целовать ее, ласкать ее грудь через нелепое ситцевое платье, и ей казалось, что стоит обернуться к нему, как все исчезнет, что едва она произнесет слово, первородный, поле, ослепительно зеленый цвет — все пропадет, растворится в реальность. Как всегда бывает, когда ты осознаешь, что спишь, и все обрывается. Поэтому она молчала, принимая все, что сможет ей дать это мгновение. — Ты невероятна, Кэролайн. Я скучал по твоей улыбке, по твоему смеху, — продолжал шептать он, прерываясь лишь на поцелуи. Вокруг них царило царство жизни: она слышала пение птиц, жужжание жуков, пролетающих рядом пчел. Ее глаза окончательно закрылись, когда его ласки из нежных становились требовательными, она чувствовала нарастающее желание и нужду сжать бедра, но симфония природы оборвалась. Ей стало холодно, и она машинально захотела обернуть вокруг себя руки, как поняла, что они будто прикованы. Кэролайн распахнула глаза, и увидела то, от чего продолжала убегать днем; то, что преследовало ее каждый миг, когда она закрывала глаза или смотрела на дочек. Она была посреди заброшенного дома, а возле ее ног лежало мертвое тело Аларика, Рейна Круз собственной персоной достала импровизированный кол из его сердца, и одним махом схватила блондинку в охапку, напоминая ей о том, как ее держал Клаус всего мгновение назад. — Ты опоздал, — прошептала охотница, и вампирша подняла глаза на первородного. Его взгляд так больно бил ее по чувствам, что она даже не сразу ощутила, как кол медленно пробивает ее грудь. Она видела его страдания, его бессилие, его страх, и хоть она знала, что это просто сон, но душераздирающий крик Клауса все равно звенел в ушах. Звук стал эмоциями для нее в тот момент. Кэролайн понимала, что еще несколько секунд, и дерево встретится с ее сердцем. — Нет! — он хотел подойти к ней, но между ними была невидимая преграда, и вампирша могла поклясться, что Рейна ухмыляется. Гибрид, словно одержимый продолжал биться о барьер, рассыпаясь в угрозах, которые она раньше так часто от него слышала, но Круз было все равно. Она смеялась, протыкая Кэролайн колом, специально избегая сердца. Слова застряли у девушки в горле, ей хотелось проснуться, потому что боль была реальная, и вид Клауса разрывал ее сердце, как и воспоминания, которые обрушивались на нее снова и снова. Реальность сна разбивалась на мелкие куски, забирая ее в воспоминания, которые мелькали на бешеной скорости. Кэролайн не знала, что это, но она видела, как сгорает тело Кола в гостиной Елены, она видела, как какие-то ведьмы — непонятно откуда, но она была уверена, что это ведьмы — перерезают горло Хейли; она видела, как на кровати умирает блондинка, руку которой держит Клаус — и она точно знала, что это Ками. — Попрощайся с милой Кэролайн, — прошептала охотница, ее рука с колом поднялась в воздух, чтобы замахнуться, и девушка понимала: сейчас это будет удар в сердце. Это же осознал и первородный, замерев на месте, он прожигал взглядом блондинку. Ему было страшно. — Это просто сон, Клаус. Это все неправда, — смогла выговорить вампирша перед тем, как кол пронзил ее грудь. Счет шел на секунды, и она почувствовала дерево в сердце в тот момент, когда ее глаза встретились с Клаусом. Она знала, что он услышал ее, и повторила для них обоих: — Это просто сон. Неровное дыхание наполняло машину, нарушая некое спокойствие в салоне. Воздух казался вязким, словно нечем вздохнуть. Из колонок доносилась тихая спокойная мелодия, которая должна была успокаивать. — Неужели кошмар? — иронично спросил Элайджа, бросив мимолетный взгляд на брата, у которого в ушах все еще звучало нежное хихиканье и отчаянный шепот «это просто сон, Клаус».