Never let me go

Люди, жаждущие внимания и признания, не любят оставаться в тени, но что, если некоторым из них это приносит больше утешения, чем блеск во всей красе перед толпой. Была ли первородная такой? Она уже и не знала, кто она после всего, что обрушилось на ее плечи за последние годы. Ей хотелось жить, дышать, любить, смеяться, танцевать и слушать музыку. Ребекка жаждала этого, чтобы обрести саму себя, наполнить свое существование жизнью, которая растекалась бы по ее венам. Но что сейчас? По ее венам растекался яд Марселя. Прижимая окровавленный кусок блузки, она, торопясь, перемещалась по кварталу, чтобы скрыться в доме, построенным ее братом. Был ли он прав, когда говорил, что она не думает головой, отдавая сердце каждому, кто признается ей в любви? Достигнув кованных ворот, которые были ей так хорошо знакомы, она сильнее сжала блузку, закрывая укус; и, замахнувшись ногой, разбила цепь, держащую конструкцию вместе. Ну вот и все. Она добралась, куда хотела. Зайдя во внутрь, девушка не заметила разрухи, пыли, паутины, трупов. Вокруг расцвели ее воспоминания, которая она старалась подавить. Отгоняя от себя образы прислужников, бокалы с шампанским и девушек в длинных платьях, она устало повалилась на фонтан в центре дома. Ей нужно позвонить Фрее. Сглотнув вязкую слюну, она прикрыла глаза, стараясь унять гул в голове, упорно отправляющий ее назад в эпохи. Раненую ладонь она положила тяжелым грузом на колено, и свободной принялась искать телефон в кармане. Руки были ватные, взгляд плыл. Она промахнулась мимо джинсов несколько раз, прежде чем смогла нащупать сотовый. Хорошо, что номер сестры в быстром наборе. — Ребекка, — голос ведьмы звучал слишком громко, слишком близко к уху, но блондинка подавила желание отбросить телефон, лишь сжала его сильнее. — Приятный сюрприз. Как твои дела? — Фрея, у нас проблемы, — прохрипела в трубку первородная. — Мне нужно противоядие, — Майклсон закашляла, чувствуя, как бешенно пульсирует голова, и слабнут руки, пот проступал по всему телу. — От укуса Марселя. Срочно, — забывая, где она находится блондинка хотела откинуться назад, но лишь упала в бетонный фонтан, попутно ударяя голову. — Ребекка, что случилось? Где ты? Как давно тебе укусили? — сыпала вопросами ведьма, теряя самообладание. Только бы не потерять Ребекку. Никто в этой семье не переживет потерю самой наивной и импульсивной сестры. Братья, прошедшие с ней эпохи, не оправятся от этого. Хейли, с которой они сроднились, приехав в Новый Орлеан, будет подавлена. Она сама не сможет без любимой, саркастичной и такой заботливой младшей Майклсон. Неужели Хоуп не узнает тетю Бекс, которая одаривала бы ее лучшими платьями и украшениями, баловала бы, едва увидев? — Но… Новый Орлеа…н — выдавила Ребекка, собирая голову и мысли в кучу, что едва ли успешно получилось. — Час, — прошептала она, теряя сознание. Тело первородной лежало на холодном бетоне, лишь ноги свисали с края, а голова была на дне. Она тщетно пыталась открыть глаза, расслышать, что еще говорит ей сестра, но у нее не получалось даже вспомнить, где она и как попала сюда, почему голова болела еще сильнее. Последнее, что слышала блондинка был грозный рык Клауса, после она начала терять сознание, молясь, чтобы они успели вовремя. Слабые хриплые стоны на том конце телефона, заставляли сжиматься сердца Майклсонов. Звонок Ребекки раздался, когда Фрея и Клаус думали над магической связью с Кэролайн. Каждый из них понимал, что дела шли чрезвычайно плохо. Смутно прокручивая в голове воспоминания о завораживающей и амбициозной волчице, Фрея пыталась вспомнить, удалось ли Элайдже найти ее снова. Какого черта Хейли отпустила ее, зная, что противоядие им необходимо? Ведьма негодовала. Если эта оплошность будет стоить жизни Ребекки, она себе этого не простит. — Найди Элайджу! — повторила она, когда поняла, что Клаус просто застыл, уставившись в телефон, из которого все еще звучали хрипы сестры; казалось, он не слышит Фрею, но через мгновенье первородный исчез из кабинета. Перемещаясь на вампирской скорости по дому, Клаус слышал звонкий смех Кэролайн, Хейли и детей, но в конечном итоге все превращалось в какофонию. Неужели Ребекки может не стать? Эта мысль, как змея вилась вокруг него, не давая сделать полноценного вздоха. Как и ожидалось, Элайджа был на чердаке, заполнял комнату музыкой. Задорной мелодией, которую от написал еще века назад в Новом Орлеане. — Что-то случилось, брат? На тебе нет лица, — голос старшего Майклсона был ровный, тело подавалось вперед зависимо от того, на какие клавиши надо было нажимать, а уголки его губ были изогнуты. — Проблемы с мисс Форбс? — бросив мимолетный взгляд на Клауса, спросил он. Гибрид стоял, выпучив глаза, небо жгло от нежелания произносить что-либо вслух. Их несносная влюбчивая сестра, которая столетия преданно была рядом, та, что оберегала его дочь; она снова страдает из-за своего нелепого желания найти кого-то. — Ребекке нужна наша помощь, — придя в себя, произнес Клаус, брат перевел свой взгляд на него, ожидая продолжения. — Ее укусил Марсель. Она в Новом Орлеане. В одно мгновение Элайджа подхватился на ноги и уже держал телефон возле уха, слушая гудки. Разговор был короткий, и скорее всего, каждый Майклсон слышал его лишь обрывками: найти, доставить в Новый Орлеан, удержать любой ценой, собрать яд. Возможно, не так уж и ошибался старший первородный, когда был наготове все время. — Что, черт возьми, тут происходит? — ворвалась на чердак Хейли, волчица обеспокоено смотрела на братьев. Каждый из них по-своему был не в себе, хотя, вероятно, для первого встречного эти изменения были бы не заметны. Взгляд Элайджи был стеклянный; волчица уже успела заметить разницу между пустотой в карих глаз и обычной собранностью. С Клауса будто сбили спесь, и толкнули к пропасти. Наверное, второй раз в жизни она видела такой неприкрытый испуг и замешательство на его лице. — Наша сестра попала в неприятности из-за ее непреодолимой тяги к любовным приключениям, — сообщил брюнет, и было видно, как ему хотелось поправить по привычке отсутствующий галстук. Сердце Хейли пропустило удар, неужели что-то опять не так? Их ждет новая борьба? Что могло случиться с Ребеккой? Из-за чего Клаус вместо злых и колких фраз бросал в нее обреченные взгляды? Вопросы генерировались без остановки, когда Элайджа взял ее руку в свою. Ей хотелось протереть ладошки о джинсы, так как они неожиданно начали потеть от волнения. — Не волнуйся, дорогая. Просто нам с братом и Фреей придется ненадолго покинуть вас, — сдержано сообщил Майклсон. — Да объясните вы, что с ней? Она в плену? Ее покусали оборотни и ей нужна кровь Клауса? Умер тот человек, с которым она сбежала от Кола? — сыпала вопросами в раздражении Хейли, коленки дрожали. — Едва ли она была с каким-то человеком. Думаю, Кол нам соврал, или Ребекка обманула нашего непутевого брата. — дипломатично, но с некой усталостью говорил Элайджа; волчица впилась взглядом в отца ее ребенка, ожидая, что он не будет растекаться в неясных фразах. — Ее укусил Марсель, — бросил Клаус и покинул чердак, оставляя их вдвоем. — Боже, — прошептала Хейли, это последнее, что слышал Клаус перед тем, как отправиться в погреб. Гибрид знал, что брат закажет самолет, на котором они смогут добраться до Нового Орлеана; что оставалось ему? Он спустился вниз, оглядывая полки, покрытые легким налетом пыли и паутины. Когда Элайджа успевал приносить сюда коллекционные напитки? Он взял первую попавшуюся бутылку и, не утруждая себя, чтобы открыть ее, просто разбил горлышко о выступающую полку. Были ли те слова по телефону на кухне последними, что ему сказала Ребекка? — Клаус? — тихий шепот немного отвлек его, принося секундное утешение. — Love, ты не вовремя, — отмахнулся первородный от девушки, но он слышал, как мягкими и тихими шагами она подходит к нему. Тепло за его спиной свидетельствовало о том, что она стоит за ним, но сил повернуться не было. Ему не нужна ее жалость. Он слышал дыхание Форбс и ее взволнованное сердцебиение, девушка не шевелилась, наблюдая за тем, как он делает большие глотки из разбитой бутылки. Клаус услышал, как она сглотнула, а после тонкие ручки обняли его торс, прижимаясь всем телом так близко, что он сомневался, может ли он дышать. Ее руки подрагивали, потому что, как никто другой, она прекрасно помнила о том, как больно терять кого-то близкого и родного; как больно терять семью. Клаус был все время рядом, не давая ей захлебнуться в страданиях, поэтому Кэролайн хотелось быть полезной для него. — Все будет хорошо, Клаус. Слышишь? Ребекка будет жить, — шептала она, положив голову ему на плечо. Этот сильный мужчина, который не раз спасал ее жизнь, так глубоко врезался в ее больное сердце, что она боялась, если отпустит его, то сама не сможет полноценно дышать. Ей хотелось, чтобы боль, сковывающая его, прошла; чтобы он верил в то, что его младшая несносная и импульсивная сестра, которая вечно попадает в неприятности, будет жить. Ее ждут еще долгие и долгие годы. Застыв с бутылкой в воздухе, первородный был ошарашен этим детским и невинным порывом утешить его. Никто, наверное, даже его родные не обнимали его так долго и самозабвенно, как это юное и прекрасное создание, которое доверчиво щемилось к его спине, жадно вдыхало его запах и так отчаянно верило в продолжительность жизни младшей Майклсон. Он молчал, опешив; не зная, что ему стоит сделать, когда хрупкие ручки еще сильнее сжались вокруг него. — Клаус, пожалуйста, возвращайся; что бы не произошло, вернись. Здесь твоя дочь, которая души в тебе не чает; Хейли любит тебя, у Фреи не будет вечности, чтобы ждать тебя… и я… Клаус, я буду скучать. Буду ждать тебя. Не из-за какой-то дурацкой связи, ты просто нужен мне. Пожалуйста, — ее шепот был похож на лихорадочное бормотание, но она свято верила в свои слова; она так чувствовала. Приподнявшись на носочки, она позволила себе вольность оставить нежный невесомый поцелуй не его щеке. На темно-серую кофту падали слезы, которых Кэролайн даже не чувствовала. В жизни никто не выбирал ее. Елена выбирала Бонни; Бонни выбирала Елену; папа и мама выбрали смерть; Тайлер выбрал месть; Стефан выбрал бегство с какой-то девицей. Каждому дорогому человеку было мало ее любви, мало самой Кэролайн, чтобы просто быть с ней. Соленые капли продолжали омывать одежду первородного, как и случайные поцелуи касались его лица. Выберет ли он ее в случае смерти Ребекки или утонет в своем горе, обратится к мести? Она тихо всхлипывала на его плече, поражая саму себя, что ей абсолютно все равно на мнение любой человека, который ей скажет, что Клаус Майклсон не стоит ее слез. — Пожалуйста, поделись со мной своим горем, только не уходи, Клаус, — прошептала она. Желание открыться ему, показать свои слабости и свою боль накрыло Кэролайн, и она не могла просто сказать ему, описать все те чувства, когда она видела спины близких, повернутые к ней; когда видела мертвых родителей и записку Стефана об уходе. Картинки всех предательств всплыли в ее голове, заполняя чувственными и созидаемыми образами, будто оживая в комнате. Каждое ядовитое слово, каждое «прости», каждое «прощай», листки с записками, уходящие люди восставали перед ней с Клаусом, показывая ему самую сокровенную рану, которая всегда оставалась при ней. Ту боль, которую она прятала глубоко в себе, ощущая себя не родной мамой девочек. Ведь, если однажды и они отрекутся от нее? Слезы градом лились по ее щекам, пока она заново переживала моменты разлуки, но ее вернули обратно его руки, которые обхватили девичье лицо. Она чувствовала родной запах краски и растворителя, моргая ресницами, пока на нее смотрел первородный. По взгляду серых глаз она поняла, что смогла показать и ему все эти моменты, умоляя не покидать ее снова. Только не он. — Я вернусь, Кэролайн, вернусь, — с чувством сказал он, давая еще одну клятву, которую собирался сдержать. Мягкие губы первородного накрыли ее, окуная девушку в мир блаженства. Он вернется. Он снова выбирает ее. Обхватив его шею руками, она притягивала его ближе, не желая отпускать не на секунду. Только не сейчас. Его язык поглаживал ее, они держались, словно утопающие, друг за друга. — Кхм, кхм, — прочистил горло Элайджа. — Никлаус, Кэролайн, собирайте вещи, мы отправляемся в Новый Орлеан. У вас есть час. Ведьма с артефактом тоже прибудет туда, — так же бесшумно, как появился, первородный покинул погреб. Позже Фрея объяснила вампирше, что возможно, Кэролайн понадобится Клаус, чтобы не дать ей увязнуть в одном из ее снов; Хейли напрочь отказывается отпускать их одних в логово Марселя и так же она не может сидеть спокойно, зная, что Ребекка в опасности. Не имея времени на долгие разговоры, семейство Майклсонов в полном составе отправилось в путь. Кэролайн нервничала, что ей приходиться брать девочек с собой, но Элайджа и Клаус клятвенно пообещали, что даже волосок не упадет с их голов. Когда гибрид заглянул в ее глаза со словами: «Подвел ли я тебя хоть раз, Love?», она не смогла не согласиться. Дети втроем весело играли в различные забавы, наслаждаясь компанией друг друга, потому что они действительно хорошо поладили. Даже отстраненная Лиззи позволила Хоуп занять место в своем сердце. Единственный, кто искренне негодовал из-за возвращения в Новый Орлеан, был Кол. Это портило его планы; и ему не нравился этот город, потому что он весь напоминал о Давине. Каждый уголок кричал ему о ней, закидывая в воспоминания о ее смерти. Но он должен был поехать и проконтролировать, чтобы его дела шли, как надо. Вампирша сжимала руку Клауса, словно боясь, что он растворится. Ее немного пугало его отрешенное настроение, и то, как он молча смотрел в окно с высоты птичьего полета. По правде говоря, ехать в Новый Орлеан ей не хотелось совсем. Марсель не нравился ей, куча вампиров, гуляющая по городу, беспокоила, но, если первородные, и главное сам Клаус, дали ей обещание, что дочки будут в порядке, она им верила. За все то время, которая она провела с ним, они были терпеливы по отношению к ней и помогали всеми силами. Разве можно было после этого встать в позу и отказать им, когда их семья нуждалась в поддержке? Ей непреодолимо хотелось поговорить с Хейли, чтобы узнать, кто такой этот загадочный мулат. Она уже знала, что тот был частью их семьи когда-то — у него были дружеские отношения с волчицей, он ненавидел Элайджу и его что-то связывало с Ребеккой, но это не укладывалось в общий пазл. Если он любит первородную, зачем было кусать ее? Что если это ловушка? Несмотря на желание допросить подругу, она не решалась отпускать руку Клауса, потому что он держал ее так же крепко, как и она. Это его способ получить ее поддержку? Усталость напомнила о себе зевком, и Кэролайн подумала, что может без опасений вздремнуть, ведь ее любимый первородный был рядом. Еще раз сладко зевнув, она аккуратно, будто опасаясь потревожить его, положила голову на плечо Клауса и нежно приобняла за торс. Когда Кэролайн закрыла глаза, первородный взглянул на это ласковое создание, которое ютилось возле него, и уголки его губ дрогнули в улыбке. «Только не уходи, Клаус» — шептал девичий голос в его голове. Под звуки ее размеренного дыхания первородный окунулся в воспоминания, которые оживали в сознании Форбс, словно это происходит при ней. Похоронная процессия олицетворяла собой траур. Был ли кто-то по-настоящему убит горем, оставалось лишь гадать. Статная блондинка с аристократическим лицо вытирала кристальные слезинки белым платочком. Рядом шли ее гордые братья. Так лицемерно, ведь один из них убил покойника. Всем было известно, что у губернатора лишь один сын, но только некоторые знали, что есть еще наследник от подневольной женщины. Рядом с траурным шествием были слышны крики и удары плеткой, но напыщенные аристократы даже глазом не повели. Какое им дело до чужих страданий? Но одному джентльмену было не все равно. Ситуация была до боли знакома ему, возвращая его на столетия назад, в пору, когда он был бессильным юнцом, которого он сам ненавидел; к отцу, что терроризировал его. Юнец, истерзанный каким-то подростком, взывал к чему-то забытому в сердце джентльмена. Смуглый мальчик издал грозный рык, не готовый мириться с таким обращением, и, подхватив яблоко, швырнул его в обидчика. То попало в руку, которой били ребенка, и каратель замахнулся для нового, более сильного, удара, заставляя мальчишку согнуться в ожидании очередной порции боли. Что-то екнуло у мужчины в сердце, и он немедля подхватил камень, устраняя обидчика. Решительным шагом Клаус двинулся к юнцу. Его родные были ошарашены таким альтруистичным поступком, и отстали от процессии, засмотревшись на развернувшуюся перед ними сцену. Ребенок вертел головой, осмысляя случившее. Неужели ему кто-то помог? Ему? — Как тебя зовут? — решительно спросил джентльмен, направляясь к нему. Ребенок смотрел на него снизу-вверх, сидя на коленях; белая сорочка была распахнута так же широко, как его глаза, следившие за опасным и властным мужчиной. — У меня нет имени. Мама не называла меня, пока мне не исполнится десять, вдруг меня заберет лихорадка, — мальчуган опустил темные глаза, не привыкший, что к нему обращаются, как к кому-то стоящему, и слушают. — Но она забрала ее, — признался ребенок, поднимая взгляд. Лицо мужчины осветилось каким-то загадочным выражением, а затем он присел к парнишке, сомкнув руки в замочек на коленях. — Ты боец, а бойцам нужно имя, — изрек он; не видя искорки прозрения в глазах парня, джентльмен сощурил глаза и улыбнулся. — Как насчет Марселуса? — Марселус? — повторил ребенок, он никогда не слышал ничего подобного. — Это производное от Марса, — мужчина выискивал на лице парня какое-то понимание. – Бога войны, — объяснил он. — И оно значит — маленький воин. Первородный выпрямился во весь рост, протягивая руку юнцу. Его скорбящая сестра и брат удивленно наблюдали за тем, как их Никлаус проявляет бескорыстную заботу о незнакомом ему существе. Мальчишка принял руку, и лица двух бойцов с судьбой за выживание озарились теплыми улыбками. Так принимают в свое сердце Майклсоны. — Возможно, наш брат не так уж и безнадежен, — заключил Элайджа. Юная Ребекка видела все своими глазами. Безнадежен он или нет, но в Марселе ее брат нашел маленького себя, он вспомнил, как их отец бил его. Девушка знала, что так началась их история, которая закончится только со смертью одного из них. Хотел того мальчишка или нет, но он стал частью этой семьи, и «всегда и навечно» закончится только с последним вздохом. Уж она-то это знала наверняка. Кэролайн снова наблюдала за воспоминаниями со стороны, как немой зритель. Это был тот самый Марсель, укусивший Ребекку; тот, который выставлял Клауса напоказ? — Элайджа, я волнуюсь о Ребекке, — Хейли сглотнула, она не была готова к этому; только не снова. — Если мы не успеем? — Мои люди уже там. Они нашли ее с разбитой головой в фонтане и перенесли в спальню. Они подготовят дом Никлауса и наш к приезду. Оборотень на месте, она согласилась пойти добровольно, потому что я обещал ей защиту. Все будет хорошо, я даю тебе слово, — первородный крепко сжал ладонь волчицы и сделал глоток. — Что, если Грета вернется в город? — не могла отпустить ситуацию волчица, слишком много было «если». — Мы устраним эту проблему навсегда. — коротко ответил Майклсон, поправляя галстук, который снова был на месте. *** По двору «Бойни» валялись трупы людей Элайджи; и мужчину мало волновало, закончили ли они работу; бросив нескольким ребятам убраться за ним, он пошел в нужном ему направлении. Голова болела, мысли были спутанные, но мулат был уверен, что найдет ее в спальне, которая принадлежала ей с момента постройки дома. Мужчина двигался медленно, держась рукой за извилистые железные перила. Хотелось упасть со второго этажа. Он крепко сжал кисть с вновь проступающей меткой. Как его прекрасной Ребекке удалось бороться с ее проклятьем так долго? Как она сдерживала себя? Почему он не смог? Открыв ее покои, он облегченно вздохнул, увидев ее, свернувшуюся на кровати. Видимо, люди Элайджи переодели девушку и забинтовали пораненную ладонь. Мужчина смотрел на светловолосую вампиршу, ее ровный нос, пухлые, приоткрывшиеся губы. Она тихо сопела, периодически сдвигая брови к переносице. Что сейчас гложет ее сердце? — Ты предал меня, — плакала она, слезы были жгучими и тяжелыми; девушка действительно верила в эти слова, брошенные ему. — Да, Марсель, ты предал, — прохрипела Ребекка. На вампирской скорости он оказался рядом. Мужчина гладил ее волосы, просил прощенье и шептал слова любви, утешал и говорил, что скоро приедет помощь. У него не было сомнений, что девушка позвонила братьями, которые уже в дороге. Они спасут ее. По-другому и быть не может. Винсент сказал, что не может ничем помочь, да, и не хочет спасать жизнь Майклсон; его задача сейчас только искать лекарство от недуга Марселя, хотя и в этом ему не хочется копаться. Он занят церковью, занят делами ведьм: колдун хотел создать покой на этой земле. Оставалось лишь дожидаться первородных. Ребекке было скверно: она бранила Марселя, а потом признавалась ему в любви; кашляла кровью, а потом говорила, что ей лучше. Девушка гасла на его глазах, с каждым словом становясь все слабее. Приказав своим людям уйти после уборки трупов в «Бойне», мужчина лег рядом со страдающей девушкой, ожидая как решится его судьба. Потеряет ли он свое сердце вместе с ней или ему будет дарован второй шанс? Метка на кисти опаляла кожу и кости, врезаясь глубже, словно в само сознание. Мулата лихорадило, кидая по воспоминаниям. Он с трудом отличал, какой образ Ребекки был настоящий. Вот она замахивается саблей, на губах гордая усмешка, а глаза лукаво блестят. Она плачет и клянет его за годы, проведенные в ящике. Она приходит к нему после пробуждения и шепчет о любви, которую выбирает. Она стонет от боли, лихорадочно подрагивая на старых простынях. Хватаясь за последнее видение, мужчина снова гладит ее волосы, продолжая извиняться за годы в гробу, за укус и за то, что выбирал не ее, когда, казалось бы, и выбирать не стоило. Они лежали, обнявшись, утопая в своих грезах о прошлом, настоящем и будущем, которое, возможно, не наступит. Комната полнилась признаниями в любви и извинениями, хрипом, кашлем. Придут ли братья, гадала блондинка. Что, если все-таки не успеют? Она чувствовала, как силы покидают ее. Простил ее Финн, которому никто не смог помочь? Ждет ли ее такая же смерть, как его? Горькие слезы смешивались с потом. Одно утешало: он был рядом; он не хотел ее ранить. Умереть от рук любимого — ужасная участь, но если она умрет на его руках, как простой человек, не будет ли это хорошим концом ее тысячелетних приключений? Сдаваясь под напором тьмы, она закрывала глаза, позволяя яду протекать дальше. Сколько потребуется минут, часов, чтобы он добрался до сердца, выжигая ее вены на своем пути? Издав болезненный вопль, девушка распахнула глаза. Нет, она не умрет так. Ей надо просто бороться. Кто умеет это делать лучше Майклсонов? Однако сознание не поддавалось, проглатывая ее, и вот она снова в Новом Орлеане, Марсель кружит ее в черном платье посреди бара, софиты освещают ее кожу, а он бесстыдно флиртует с ней. Кованные воротом со скрипом открылись, но никто этого не услышал. Последние вздохи покидали грудную клетку первородной. "Осталось совсем чуть-чуть", — поняла она, когда софиты из воспоминаний начали бессмысленно моргать.