Never let me go

— Этот кинжал угодит ей в грудь, как только она откроет глаза! — рявкнул мужской голос; Клаус поднял серебряный клинок в воздух, демонстрируя намерения, — Думала-то она явно не мозгами, приезжая сюда. Может, полвека в гробу отрезвят ее! Он негодовал. Размашистые шаги измеряли гостиную «Бойни», пока мужчина пыхтел и сыпал угрозами. Никто не пытался его остановить. Старший брат молча сидел в кресле, потягивая алкоголь, пока девушка рядом разрезала себе запястье кухонным ножом. Блондинка спрятала лицо в ладони. Не хотелось ни спорить, ни слушать его крик. — Хотя может полвека — это мало. Как насчет века? Кол, тебе нравится такой срок? — бросил Клаус, обращаясь к младшему брату, который лишь пил вторую девочку из обслуги, игнорируя привычные угрозы. — Мне это надоело, — устало протянула Фрея, сбросив салфетку с колен на стол. — Я проверю оборотня. — Давай, иди, — поддевал первородный. — Надеюсь, никакой ведьмовской недуг не скосит тебя, пока ты поднимаешься по лестнице. Блондинка закатила глаза; ей хотелось просто спать. Тяжело быть семейной ведьмой, которая изо дня в день выискивает новые лекарства, узнает о магических связях и просто имеет дело с Майклсонами. Дойдя до покоев Ребекки, она не удержалась от того, чтобы проверить сестру. Первородная все так же неподвижно лежала на кровати, тонкий слой липкого пота покрывал лицо и руки. Ладонь перестала гноится, затягиваясь рубчиками. Блондинка слабо дышала. Когда она наконец-то проснется? Убирая светлые локоны от лица сестры, Фрея покачала головой. Они могли ведь не успеть. Что было бы с их семьей, если бы Ребекка умерла? От одной мысли мурашки пробежали по позвоночнику, ведьма машинально передернулась, отгоняя непрошеные образы. — Ребекка, мне очень не хватает тебя. Слушать колкие речи нашего брата весьма утомительно, — прошептала она. — Значит, я утомляю тебя, сестра? — тон был слегка насмешливый, а серые глаза пронизывающими; очевидно, Клаусу уже лучше. Казалось, он вышел из своего оцепенения, когда Фрея погрузила Ребекку в сон; первородный понял, что младшая сестренка будет спасена. Тогда-то в ход и пошли колкости. Всю свою боль и страдания, страх и беспомощность, которые окружали его с момента, как услышал ее слабый хриплый кашель, он вымещал в злобе, позволяя себе забыть мучительные образы бездыханной Ребекки. — Очень, — пробормотала Фрея, рассматривая его. — Что ж, в таком случае, мы квиты, — насмешливо, но все же как-то по-доброму сказал первородный. — Проверь оборотня, я посижу с ней. — Попрошу Элайджу спрятать кинжалы, — напоследок сказала блондинка. Все-таки Клаус оставался Клаусом, и несмотря на его изменения, нельзя было ожидать, что Ребекку не ждет несколько лет сна. Его защита иногда приобретает странные формы, пугая окружающих. — Скажи, чтобы они с Колом прибрали все, что происходит во дворе. Дети не должны это увидеть, — оставил за собой последнее слово. Его младшая сестра, потрепавшая ему нервы за последние двадцать четыре часа, мирно лежала. Едва угроза ее жизни миновала, злость охватила Майклсона, воспламеняя как спичку. Поехала одна в Новый Орлеан прямо в руки к Марселю и всего-то из-за пустых обещаний любви? Как она могла так глупо рисковать своей жизнью? Клаусу действительно непреодолимо хотелось упрятать ее в гроб и будить только для семейных ужинов, где больше никто не будет за нее беспокоиться. Но даже ему эта мысль казалась слишком жестокой. Тем более, оставались и другие проблемы. Что им делать с щенком, закованным у них в подвале? Он практически убил Ребекку, и в глазах Клауса его не оправдывало проклятье и лихорадочное состояние и то, что они нашли его, обнимающего сестру. Единственное, что спасало его, так это то, что несмотря на красноречивые речи, которыми бросался мулат, для первородного Марсель оставался семьей. А ведь он даже не сопротивлялся, когда его заковывали. — Помоги ей, Клаус, пожалуйста, — одержимо просил он. — Спаси ее. Элайджа только что оттащил Марселя от бездыханного тела Ребекки, бросая как мешок на пол. Что с ним происходило? Парень был на себя не похож. Его тело подрагивало на полу, казалось, что даже когда он общается с ними, едва ли пребывает полностью в сознании. Его взгляд плыл по комнате и был стеклянным. — Я погрузила ее в сон. Она… должна жить. — шептала Фрея. — Мне нужна кровь Марселя, чтобы усилить противоядие. Блондинка не глядела ни на кого, Элайджа подал пыльный стакан мулату, который уже прокусывал «здоровую» руку, выливая темную жидкость в емкость. В этот момент его создатель заметил метку, проступающую на Жераре. — Что у тебя на руке? — бросил Клаус. Мужчина сидел над телом своей сестры, склонив голову, и наблюдал за ее дыханием. Он был поражен тем, как она глупо бросилась в огонь. Что же управляет ей в эти моменты? Хотя вряд ли такой вопрос имел место быть, особенно сейчас. Что управляло им, когда он поехал за Кэролайн? Да, угроза была в разы меньше, но был ли он хоть несколько моментов в раздумьях? Нет. — Дорогая сестра, тебе действительно стоит проснуться, — с нажимом сообщил он и взял ее прохладную руку в свою. Ее грудная клетка поднималась и падала, когда ресницы задрожали на ее веках, и глаза медленно открылись, заставляя Клауса усмехнуться. Облегчение охватило его теплой волной по телу, немного развеивая его злость, пока она не подхватилась на кровати. — Марсель? — прохрипела она, распаляя брата. Он сильнее сжал ее руку, привлекая внимание к себе. Испуганные глаза, уставились на первородного, который хищно улыбался ей, обманчиво поглаживая костяшки на ее руке. — Спасибо, моя дорогая семья, что вы бросили все и приехали, рискуя жизнью, чтобы спасти меня, — ядовито протянул он, разглядывая ее лицо. Блондинка выпучила глаза на брата, готовая расплакаться. Эмоции били в голову, заставляя вспоминать все, что она испытывала за последние часы, погруженная в сон. Каждое воспоминание проходило прямо через сердце, оставляя один вопрос. Что с Марселем сейчас? — Ник, — она освободила свою руку из его хватки, убирая волосы от лица, и села. — Спасибо, Ник, — прошептала она. — Должно быть, ты голодна. Я попрошу принести тебе крови, — сообщил он, поднимаясь с кровати. В ней боролись чувства и разум, но она не могла не спросить. Просто не могла. Собравшись с силами, девушка позвала брата, который уже был возле двери. Он застыл, усмехаясь, конечно, она спросит. Как приятно будет наказать ее за этот нелепый поступок. — Где Марсель, Ник? — стараясь скрыть свое волнение, подала голос Ребекка. — Твой друг там, где он держал меня вдали от моей семьи; он там и он не знает, что с тобой; он там и он страдает от ужасного проклятья, развившего в нем паранойю; такое чудесное проклятье, что мне жаль, не Фрея его сделала. Его мозги, — он повел руками над головой, — плавно растекаются, сводя его с ума. — не взглянув на Ребекку, он покинул ее комнату. Девушка встала с кровати, желая увидеть Жерара и сказать ему, что все хорошо, но не смогла прикоснуться к ручке, обжигая руку. Она зашипела от боли, лицо покрылось венами. По другую сторону двери первородная услышала смех брата. — А это моя идея, сестра. Посиди тут, пока я не придумаю, что делать с твоим щенком. Слезы злости застыли у нее на глазах, и впервые за долгие годы, когда она в своем трезвом сознании, начали катиться по щекам. — Ник, выпусти меня немедленно! — закричала она. — Фрея! — звала первородная, — Элайджа! Хейли! Кол! — ее голос сип, пока она стучала в дверь. Сидя за столом, старший брат пил кровь, услужливо налитую в его стакан служанкой, он осуждающе смотрел на Клауса, слушая жалостный голос сестры. Плач резал по мертвому сердцу, что делать ему с его безумной семьей? — Тебе не кажется, что это слишком, Никлаус? — вежливо поинтересовался первородный. — Слишком? Для Ника не существует слишком, — посмеялся Кол, довольный, что кинжалы были спрятаны. — когда дело касается мучений семьи, не так ли? — склоняя голову, младший Майклсон смотрел на усмехающегося брата. — Но я ведь не применял кинжалы. Это для ее безопасности. — Клаус развел руками. — Что, если Марсель укусит ее еще раз? — елейно пропел гибрид своим родственникам. Элайджа, не желающий слушать это, поднялся со стула со всей своей грациозностью и лишь покачал головой, направившись в соседний дом. Сил не было, чтобы слушать истошные просьбы и проклятья младшей сестры, а выступать против Никлауса… Что ж его поступок имел смысл. Скорее всего, едва дверь откроется, Ребекка побежит к Марселю. — Может тогда мы просто уберемся из этого мерзкого города? — взмолился Кол, обращая внимание на реакцию братьев. Каждый из них застыл, но, быстро оправившись, Элайджа продолжил свой путь, а Клаус отправился в подземелье. Им не хотелось уезжать. Несмотря на трагический характер их возвращения это место ощущалось, как дом. Тем более, Грета Сиена все еще ходила по этим улицам, что значит, они не могут уйти, пока ее черное сердце качает кровь по телу. — С этим придется подождать, — ответил Клаус. Старший первородный застал Хейли и Кэролайн за игрой с девочками. Они впятером собирали высокий розовый замок. Девушки молча наблюдали за детьми с теплым светом в глазах. Элайджа всегда считал, что женщина с ребенком — одно из самых прекрасных зрелищ: завораживающее, сильное, наполненною любовью. В конце концов, сила в семье, а семья начинается с женщины, дающей жизнь. — Дамы, — после некоторого наблюдения, поприветствовал он их, заставляя повернутся к себе. Кэролайн коротко кивнула ему и вернулась к наблюдению за девочками, а лицо Хейли осветилось нежной улыбкой, вставая с колен, она подошла к первородному. Оставив целомудренный поцелуй на щеке любимой, первородный сообщил: — Ребекка проснулась, она в порядке, — ни от кого не ускользнуло тихое фырканье Кэролайн, но все проигнорировали его из вежливости. Первородный отвел волчицу в комнату, где их бы не смогла слышать Форбс. Ему казалось, что эта девушка пробуждает в нем свет; не стоит омрачать впечатление о Клаусе слишком поспешно; вероятно, брат и сам с этим справится без участия семьи. — Я хочу увидеть ее, — спохватилась Хейли, — Я скучала по ней и волновалась. Элайджа остановил ее, придерживая за плечи, и бросил взгляд на окна квартиры, которые смотрят прямо на «Бойню». Заглядывая в глаза волчице, он тяжело вздохнул и объяснил: — У Никлауса свои планы по поводу того, как держать нашу сестру в безопасности, — устало сказал старший брат, плач сестры все еще звенел в ушах. — Он что заколол ее? — возмутилась волчица, складывая руки под грудью; первородный поправил галстук и аккуратно присел не край кровати. — Нет, но ты же знаешь, что у Никлауса никогда не было недостатка фантазии. Он запер ее в комнате, чтобы она не пошла к Марселю. Реакция Хейли всегда была несколько непредсказуема для него: в один момент она поддерживает Клауса, а потом будет кричать, что он сошел с ума. Ему было интересно, что волчица скажет сейчас. Придется ли ему снова защищать брата перед матерью его ребенка? Девушка села рядом с ним на кровати, устало вздыхая, она положила голову ему на плечо. — Новый Орлеан действительно ощущается, как дом, — прошептала она, удивляя его в очередной раз. *** Молча шагая с дочками по «Бойне», Кэролайн, осматривала убранный дом, снова поражаясь красоте вокруг. Казалось, жилище представляло собой сложный характер владельца. Немного неаккуратная штукатурка без излишних элементов декора, и плющ, вдыхающий жизнь. Всюду весели картины, стояли старинные вазы и статуэтки, при взгляде на которые невольно задаешься вопросом, а не прокляты ли они? — Мам, а мы надолго тут останемся? — вырывая девушку из раздумий, спросила Джози. Хотелось ответить, что навсегда, но у нее не было такой уверенности в их будущем. Кто знает, когда нагрянет Рейна или этот самодовольный тип Марсель подвергнет их опасности? Да и разве это не детские мечты? — Не знаю, дорогая, — она улыбнулась зевающей дочери. Клаус сказал, что она может положить девочек в старой спальне Хоуп, куда доставили две новые кровати для ее дочерей. Такая расточительность немного беспокоила Кэролайн; ведь она привыкла сама платить за себя и рассчитывать на свой ум и находчивость, а не сверхъестественные способности. И все же девушка хорошо помнила, что Клаус говорил о Новом Орлеане. — Тебе бы понравился этот город, он полностью олицетворяет тебя, Кэролайн, — вампирша приподняла брови и сделала глоток вина. Ей успели полюбиться их прогулки по саду, его рассказы. Клаус всегда был галантен, спокоен и задумчив. В его глазах блестели воспоминания об эпохах, заставляя ее тянуться ближе к этому мерцанию. Его грудной смех заставил ее улыбнуться. Она не привыкла к такому расслабленному первородному во времена Мистик Фоллс. — Там можно не скрываться. Ты могла бы наслаждаться своей сущностью без зазрения совести. Он бьет жизнью и энергией, так же, как ты, Luv, — криво усмехнувшись, он посмотрел на блондинку. — Вы будете жить тут, — сказала Кэролайн, заводя детей в комнату. Она была сделана в том же стиле, что и весь дом. На полках стояли мягкие игрушки, и она заметила стопку из пазлов, которые любили собирать ее девочки. Купил ли их Клаус специально для них? Возле каждой кровати были светильники, потому что малышки боялись темноты. Розовый для Лиззи и желтый для Джози; она была уверена, что цвета были выбраны не случайно. Пледы, которыми были застелены кровати, казалось, также тщательно и специально выбраны для них. Кто бы этим не занимался, он был внимателен, и все было подобрано идеально. — Это моя, — захлопала в ладошки темная близняшка, указывая пухлым пальчиком на кровать, над которой был прикручен замысловатый желтый ночник. — Не сомневаюсь, солнце, — прошептала Кэролайн, отпуская дочь порадоваться новой комнате; в ее глазах пробегали эмоции, которые она и не знала, что Клаус сможет в ней вызвать. — Мне здесь нравится, мама, — сдержано сообщила Лиззи, но в голубых глазах светилось восхищение, пока она разглядывала игры и убранство нового жилища. — Не могу скрыть своей радости по поводу того, что юные леди довольны своей комнатой, — довольно протянул Клаус. — Я выбрал для вас лучшее, — сердце Кэролайн пропустило удар; неужели ей не послышалось? Руки гибрида были сомкнуты за спиной, походка ленивой, а в глазах играли чертики. "Кажется, так выглядит счастливый первородный", — подумала Кэролайн. Он осмотрел комнату с наиграно придирчивым взглядом, а потом остановил глаза на Джози, которая забиралась под одеяло. Близняшка чуть ли не тряслась от удовольствия, окунаясь в мягкие ткани. В руках у нее был небольшой голубой плюшевый слон, которого она подхватила с полки. Что-то знакомое поднялось у него в груди, пока он смотрел на девочку, которая прижимала плюшевую игрушку к себе. Тепло окутало его, наполняя спокойствием. — Спокойной ночи, Джозетт, — учтиво сказал он, слегка склонив перед ней голову; девочка хихикнула и улыбнулась ему. — Спокойной ночи, Клаус, — пропел ему детский голос, заглядывая в его глаза. — Комната очень красивая, — с трепетом прошептала она, слегка смущаясь. — Я старался для вас, юные леди, — дружелюбно ответил он, улыбаясь; на душе было легко. — Элизабет, — начал он, поворачиваясь к другой близняшке. — Спокойной ночи, надеюсь комната пришлась по вкусу, — чертята играли у него в глазах, пока он смотрел на маленькую копию его солнечной девочки. — Мне все нравится, — улыбнувшись, ответила она. Девочка, словно взрослая аккуратно расстелила кровать и присела на край, ожидая ухода Клауса. В ее фантазиях это было бы неприлично завалиться подобно Джози с мягкой игрушкой. Несмотря на усталость, первородный нравился ей слишком сильно, чтобы показаться невежливой. — Я подожду вашу маму за дверью, — еще раз улыбнувшись каждой девочке, он вышел, тихо прикрывая за собой дверь. — Мне нравится Клаус, — сонно промямлила Джози. Кэролайн, которая до этого молча наблюдала за любезностями гибрида, словно пришла в себя и, подойдя к засыпающей девочке, поцеловала ее в лоб, поправив одеяло. Она ласково прошептала ей «Сладких снов», хотя уже даже не была уверена, не спит ли Джози. После девушка пошла ко второй дочери и сложила плед, убирая его с кровати. Лиззи залезла под одеяло, укрывшись. Она внимательно изучала лицо мамы, которая ждала, пока девочка уляжется поудобнее. — Он хороший, мам, — согласилась блондинка, устало зевнув. Вампирша засмеялась, удивляясь, что кто-то так откровенно льстит первородному, но разве думала она сама сейчас по-другому? Едва ли. — Я знаю, милая, — ответила она. Девочка закрыла глаза, прошептав невнятное «спокойной ночи, мам», ответив ей, Кэролайн оставила теплый поцелуй на лбу дочки, и также накрыв ее одеялом, вышла, погасив свет. Она была в замешательстве после всего, что случилось за прошедшие часы. Она успела признаться Клаусу в своих чувствах и, в который раз, поцеловала его сама, попросила его не бросать ее, если что-то случится с Ребеккой. Она успела приехать в Новый Орлеан и узнать, что он держит младшую сестру в ее комнате. Конечно, Элайджа увел Хейли в другую комнату, но она же вампир. Кого они хотели обмануть? Ее интерес был слишком велик, чтобы распыляться на вежливости и не подслушивать. Что, если первородная разбудит ее дочерей истошными криками и проклятьями, которые Кэролайн слышала от нее далеко не один раз? Да и кто вообще запирает своих родственников в комнате? Ей тысяча, а не пять лет. У вампирши было слишком много мыслей, чтобы быть уверенной, что голова сейчас не лопнет. — Luv, твое выражение лица говорит мне, что ничего хорошо ждать не приходится. О чем ты так усердно думаешь? — девушка слегка подскочила, испуганная его неожиданным появлением. Развернувшись к Клаусу, она не смогла не улыбнуться. У нее были вопросы, сомнения и куча мыслей, но само его нахождение рядом успокаивало ее. — О твоей сестре, — приподняв брови сказала она; девушка сложила руки под грудью, ожидая его ответа. — Я слышала, что ты запер ее в одной из этих комнат, — она указала на пространство вокруг, но Клаус лишь беззвучно засмеялся, подходя к ней. — Мне казалось, вы никогда не были близки с Ребеккой, — просто увильнул от ответа Клаус, положив руки ей на плечи. — Мы и не были… но запирать родственников, — девушка немного дернула плечами, освобождая себя от его прикосновений. — это неправильно, — закончила мысль Кэролайн. Услышав привычные слова от нее, Клаусу стало лучше. Его все еще беспокоила эта связь, но кажется, она не влияла на нее. Форбс оставалась Форбс с ее "правильно" и "неправильно". Интересно, какое место занимали их взаимоотношения в этой оценочной шкале? — Кэролайн, я рад, что ты остаешься собой, — сообщил он, усмехаясь, и не смог не заметить, как уголки ее губ приподнялись. — Моя сестра нигде не заперта больше. Это была лишь мера предосторожности, чтобы она не была укушена Марселем. Опять. Ты же знаешь, какая она может быть. — Клаус, открой чертову дверь! — снова начала первородная, и в этот раз после своего крика она услышала шаги. Первородный открыл двери, заглядывая к сестре. Он насмешливо ухмылялся ей. Зайдя во внутрь, он склонил голову, ожидая, что Ребекка скажет в этот раз. — Выпусти меня, — спокойно потребовала девушка, садясь на кровать. — Дорогая сестра, я не собирался тебя держать тут вечно, лишь пока Марсель не будет скрыт. Ты можешь идти, — отходя, он приоткрыл ей дверь и галантно указал руками на выход. Встав, первородная подошла к брату, сощурив глаза. Почему он снова поступает так с ней? Хотя вопрос был скорее риторический. Он просто был собой, защищая ее, как мог. Могла ли она винить его после всего, что сделала? Скорее всего. Собиралась ли она? Возможно, лишь чтобы напомнить, что больше он не смеет так поступать. Посмотрев на Клауса снизу-вверх, девушка поджала губы, сдерживая улыбку. Она была рада видеть свою семью несмотря ни на что. — Хейли и Хоуп у себя? — изгибая светлую бровь спросила она. Первородный усмехнулся ей, склоняя голову набок, будто размышлял, а затем кивнул. Ребекка не выдержала и ее губы расплылись в улыбке, она обняла Клауса, а потом сказала: — Я останусь в доме, где живет моя племянница. — Вы, Майклсоны, просто поражаете меня, — качая головой, сказала Кэролайн. На самом деле, Клаусу совсем не хотелось говорить о его семейной драме. Марселя все еще держал там же, где и до этого, но Фрея укрепила защитное заклинание, чтобы Ребекка не могла его освободить. Иногда невозможно понять, что творится в этой светлой голове, хотя предугадать можно. Конечно же, она не пошла первым делом к Хейли, а спустилась вниз, чтобы сообщить своему щенку, что она жива. Ему было интересно, чью сторону сестра выберет сейчас, но на время хотелось отложить эти мысли. — Позволь мне показать тебе, как я вижу Новый Орлеан, — попросил Клаус, галантно протягивая руку. Девушка улыбнулась ему, гадая, кого он пытался одурачить этим очаровательным выражением лица. Его глаза — они выдавали все. Хотя поза и была расслабленной, взгляд пронизывал до косточек, залезал под кожу, он возбуждал в ней желание жить. — Ты хочешь устроить экскурсию по городу? — ее брови приподнялись, а взгляд стал недоверчивым; Клаус лишь засмеялся, качая головой. Солнечная девочка иногда бывает до одури наивна, хотя ее несколько детские предположения умиляли его. Она действительно была солнечная. Может ли такой свет осветить даже его душу? — Нет, всего одну комнату в доме, — девушка слегка улыбнулась и приняла предложенную ладонь. — Надеюсь, это не комната пыток, — бросила она, заставляя его засмеяться. — Это можно отложить на завтра. Они шли по слабоосвещенному коридору, держась за руки. Тишина вокруг них была уютной, если это можно назвать тишиной, когда из открытых окон доносятся отголоски вечного праздника с улицы. Фонари ярко освещали город, и музыка звучала из каждого уголка, смешиваясь в симфонию Нового Орлеана. Прохожие смеялись, кричали и шептали. — Они влюблены? — прошептала Кэролайн, — Ребекка и Марсель, — пояснила девушка. — Этой истории уже двести лет. Двести лет страсти, напряжения, боли, любви, предательств, — увиливания Клауса позабавили ее. Ну, конечно, он не скажет ей "да" или "нет", а будет заглядывать в уголки своей души, вытягивая расплывчатые воспоминания, облачая их в чувства. Первородный пропустил ее в комнату перед собой, и это оказалась просторная и довольно минималистичная спальня, по которой она легко определила хозяина. Девушка нервно засмеялась. — Ты хочешь показать мне свою спальню? — она очаровательно хихикала, приподняв бровки, и смотрела на него. — Нет, luv, хотя идея заманчива, — отшутился мужчина, а после провел ее внутрь, чтобы можно было увидеть то, что он собирался продемонстрировать. — Я хотел показать это, — трепетно сообщил он, указывая на массивный холст в широкой деревянной раме. Кэролайн подошла к картине, разглядывая ее. Почему-то ей казалось, что не он автор. Изображение было жизнерадостное, оно было такое человеческое. Несмотря на то, что улица и дома были темными, художник использовал насыщенный, глубокий синий, вместо черного; оранжевый, желтый и красный кричали с полотна. Ей хотелось бы знать город лучше, чтобы определить, какая улица была изображена, но оставалось лишь гадать. — Это не ты нарисовал, не так ли? — повернув голову в его сторону, спросила девушка. — Твоя проницательность покоряет, — сдержано улыбнулся он. — Я бы хотела там побывать, — тихо сказала она, указав головой на застывшую в красках улицу. — Буду рад сопровождать тебя, — кивнул он. Девушка не могла не пройти в мастерскую, которая соединялась со спальней, поэтому не глядя на своего спутника, легкой походкой направилась туда. Холсты стояли на этюдниках и мольбертах, были сложены стопками один за другим. Казалось, здесь хватит картин на несколько выставок. Зайдя во внутрь, она не обратила сначала внимание ни на один рисунок, замечая лишь их разнообразие и количество, но потом увидела самый новый. Краска на нем еще блестела, говоря о том, как недавно была написана работа. У нее перехватило дыхание. Пораженная красотой и глубиной чувств, она едва слышно прошептала: — Можно? — Я думал повесить ее в их комнате, — ответил первородный, и она машинально кивнула. С картины на нее смотрели ее дочери сонными, но заинтересованными глазами. Вся работа была очень темной, но совсем не казалась печальной, скорее интимной, такой чувственной и близкой. Дети были словно живые с каждым загибом на мягкой коже так искусно переданной его кистью. — Клаус, это потрясающе, — повернувшись к первородному, она обнаружила, что он уже стоит за ней, нежно наблюдая за ее восторгом. — Все дело в моделях, я думаю, — его слова заставили ее улыбнуться. Тепло поднялось в ее груди, и ей казалось, что сейчас станет физически плохо, если Клаус не окажется ближе. Приподнявшись на носочки, девушка поцеловала его нежно и ласково, даря свою любовь, ее руки обвились вокруг него, прижимаясь ближе. — Могу я остаться здесь сегодня? — прошептала она, и первородный лукаво ухмыльнулся ей. Поцелуи становились глубже и интенсивнее, посылая сигналы по телу. Она зарывала пальчики ему в волосы, пока он целовал ее, отводя ближе к кровати. Ее глаза горели так ярко. Эта девушка была в его глазах королевой — самой прекрасной из всех, что можно себе представить. Он уложил ее на кровать, наваливаясь сверху. Губы Клауса спускались по ее шее и дойдя до выреза на рубашке, он посмотрел ей в глаза, усмехаясь. У нее перехватило дыхание от эмоций, и она поняла, что он собирается сделать слишком поздно. Потянув лоскуты ткани друг от друга, он разорвал ее кофту. — Нам надо серьезно поговорить об этой твоей привычке, — упрекнула она, но он продолжил осыпать ее тело ласками. Ее спина изгибалась на встречу губам и рукам, пока Клаус дарил ей наслаждение. Они никуда не спешили, наслаждаясь друг другом, истома наполняло тело, ожидая освобождения этого потока чувств, которые захлестывали каждого из них. Впервые за долгое время Кэролайн уснула настолько счастливая; она знала: что бы не принесло ей следующее утро, она сможет справиться с этим. Клаус наблюдал за мирно спящей Кэролайн, она сложила ладошки под голову и казалась похожей на ангела. В ней было столько спокойствия и тепла, что казалось, ничто больше не сможет ее побеспокоить. Он обнял ее за талию, привлекая ближе к себе, девушка промямлила что-то невнятное, ластясь к нему. Видимо, рядом с солнечной девочкой невозможно было не поддаться ее напору. Закрывая глаза первородный был уверен, что счастье ощущается именно так. Кол вернулся поздно ночью со встречи с ведьмой; он был раздражен, когда переступал порог «Бойни», потому что казалось, никто не спешил с воплощением его планов. Девушка рядом с ним следовала молча по пятам до его комнаты. Она аккуратно присела на кровать, ожидая его действий. Посмотрев на нее, младший первородный испытал презрение и жалость. Она была так слаба и так легко внушаема. Вонзая в нее свои клыки, он решил, что если кризис с Ребеккой миновал, а Новый Орлеан никто не спешит покидать, то надо просто заставить родственников действовать быстрее.