Never let me go

— Хватит, — ее губы предательски дрожат, пока по щекам рекой стекают слезы, — Хватит это делать! — она срывается на рык, строптиво дергаясь вперед на своего обидчика, цепи со звоном натягиваются, но все тщетно, хрупкое тело безвольно опадает под тягой боли, — Я не могу, — плачет блондинка, голос срывается на безутешный шепот, — Я не хочу вспоминать… пожалуйста… — она с трудом открывает глаза, желая встретится взглядом с ними, но тело не подчиняется; когда голова ее безвольно падает набок, мысли растворяются в хаосе крови. Она уверена, что было бы проще, если бы они облили ее вербеной и подожгли на солнце, чем вспоминать все. Сердце бьется запредельно быстро, когда она видит его. Лицо и одежда покрыты кровью, взгляд суровый, она чувствует, как паника и страх окутывают ее, но она не может сделать ничего. Сознание, загнанное в тело простой женщины, понимает, что сейчас произойдет. — Он мой сын, он все, что у меня есть, — слова срываются с ее губ, когда страх и бессилие заполняют каждую клеточку ее тела. — А ты все, что есть у него, — бесстрастно отвечает мужчина, сердце подпрыгнуло, казалось, к гортани, срываясь даже с бешеного ритма. Она знает, что будет дальше; ей все понятно; и женщина, в чье тело она попала наблюдателем, также осознает свою участь, но упрямо борется с признанием очевидного. Ее голова едва заметно отрицательно качается из стороны в сторону. Она хочет жить. Она никак не вредила первородному, держась в тени, волнуясь о своих человеческих заботах и любимом сыне, на судьбу которого выпало слишком много бремени. — В этом есть красивая симметрия. Не так ли? — интересуется он, уголки его губ изгибаются в сардонической усмешке. Последние секунды. Стальная хватка впивается в шею, не давая возможности шевельнуться, когда ее голова ныряет под воду. "Это конец", — проносится в голове. Но боль на позвонках становится едва ли досаждающей, когда доступ к кислороду прекращается, и она широко распахивает глаза, готовая упрямо бороться. Тело подключает все свои инстинкты, чтобы обеспечить самосохранение, но у нее нет шансов. Изо всех сил она пытается изменить прошлое, но не хватает ни сил, ни упорства, чтобы противостоять его убийственной мощи. Ей хочется молить, но вот рот приоткрывается, впуская в легкие воду, дышать становиться невозможно, агония накрывает сознание вампирши, когда все погружается в темноту. Безвольное тело Кэрол Локвуд перестает сражаться за свою жизнь. Слезы катятся по щекам, заполняя сердце небывалой болью. Сколько еще смертей от его рук они заставят ее пережить? Она умерла за каждого из его гибридов, которые ушли ради планов Сайласа, она испытала агонию Дженны, она больше не могла терпеть муки. Справиться с физической болью, которую она испытывала за них, было еще можно, но все эти воспоминания... Они сеяли смуту и боль в ее сердце. Его жестокость, лицо, покрытое кровью, крики жертв, их страх, их предсмертные мысли — это сводило с ума. Она не понимала, за что ей это. Они даже не пытались у нее узнать что-то, они не пытались добиться внимания первородных. Так что, черт возьми, они от нее хотели? — И с этим ублюдком ты оставила своих детей, — шепчет ей на ухо голос. — Ты знаешь, скольких невинных он убил? Сколько детей пало от его рук? — девушка натягивает цепи что есть мочи, желая выдрать их с корнем, она хочет сорваться на свободу, но сил совсем нет. — Ты знаешь так мало о нем… Ты совсем не видела его безумным, — говорит второй голос, но она сцепив зубы продолжает упорно тянуть на себя цепи. — Ты осталась с убийцей, доверилась ему, оставила своих детей. Ей хочется протестовать. Она знает, что он уже не тот, кем был раньше. Его внутренний свет горит ярче с каждым днем. Она точно знает, что он не навредит ее дочерям и ей. Они не заставят ее отвернуться от него, они не смогут. Если в этом заключается их план, то Кэролайн вдруг осознает, что он обречен на провал. В ней больше не было ненависти к нему. Как бы ей ни хотелось и насколько проще бы это не было, но она не ненавидела его, совсем другое чувство таилось внутри нее. Он был рядом каждый день, когда она страдала без своих детей, он был рядом, пока она оплакивала Рика, он был рядом, чтобы помочь ей двигаться вперед. Он стал ее силой и ее безопасным местом. Нельзя поспорить, его прошлое — ад, разыгравшийся на земле, но она невольно стала его неотрывной частью, не в состоянии бороться. Может, ее свет потух под его напором. Однако глубоко в душе, она знала, что больше нет их противостояния. Он другой человек теперь. — Мне кажется, ей надо еще немного, — шприц с вербеной прокалывает ее шею, руки на железе слабнут, пока совсем не отпускают металл. "Только не снова", — молит она. Ей хочет свернуться маленьким клубочком на полу, чтобы больше не думать о крови на его руках, чтобы больше не терзать свой разум и совесть. Она боролась с вербеной, чтобы как можно дольше оставаться в своем сознании и не попасть в еще одно предсмертное воспоминание. — Что мешает вырвать ему сердца твоих малюток? — издевается мужчина, оставляя своими словами ссадины на ее сердце, она теряет связь с реальностью. — Я прощаю… прощаю, — лихорадочно шепчет блондинка, погружаясь в очередной транс, где он безумствует, где убивает; слезы смешиваются с вербеной, которая казалось покрывает каждый уголок ее тела. В этот раз она умирает за Елену от его клыков. *** С легкостью опрокинув стол, за которым сидела блондинка, он не замечает причиненного им шума. Шаги измеряют кабинет, наматывая круги по одному и тому же маршруту. Только бы была жива. Если она будет жива и захочет бежать от него, сломя голову, он отпустит ее. Не будет удерживать возле себя. Разрушительные мысли заполняли его голову. Какого черта Фрея не связала их жизни, когда он приказал ей сделать это незамедлительно? — Клаус, мы найдем ее, — утверждает ведьма, отойдя от шока после того, как деревянный массивный стол прокатился по кабинету, словно игрушечная декорация. — По частям? — рявкнул ей гибрид, смиряя девушку взглядом. — Когда я говорю, Фрея, свяжи ее жизнь с моей, это разве не значит, что нужно исполнить сразу же, как я сказал? Почему второй раз по твоей вине я должен нервничать? — подлетев к сестре, он упер руки в подлокотники стула и, низко наклонившись к ее лицу, шипел ядовитые слова, заставляя ее поежиться. — Никлаус, не обвиняй нашу сестру в случившемся, — требовательно произнес Элайджа и присел на, пока что, целый диван. Мужчины сцепились взглядами, и всем стало ясно, что гибрид находится в одном шаге от пролития крови. Встав во весь рост, он смотрел на брата сверху вниз, но первородный не был из хрупкого десятка и спокойно выдержал пытку немыми упреками. — Не смей говорить мне, что делать, — отрезал он. — Ищи ее. Быстро! — крикнул он на сестру. Ведьма гордо задрала подбородок и поднялась со своего места. Ей не нужны его упреки и угрозы, чтобы беспокоиться о ней. Кэролайн и ее подруга, она стала для нее близким человеком, за которого та готова биться. Конечно, она и сама чувствует себя виноватой, что недостаточно обезопасила «Бойню», что не связала ее с Клаусом, как он и просил. Но в любом случае, это не дает ему права так обращаться с ней. — Клаус, она и мне дорога. Прекрати кричать на меня, я ищу ее, ищу, — отрезала девушка. – Ты мне мешаешь, я займусь заклинанием у себя, — смерив его взглядом, она покинула их «теплую» компанию, хлопнув напоследок дверью. Элайджа приподнял брови, как бы говоря ему: «Вот видишь», но это только больше злило гибрида. С нечеловеческим рыком и янтарным блеском в глазах он ударил перевернутый стол кулаком и толкнул его еще раз, и еще раз. Воздух вырывался со свистом, а мужчина только и мог, что истязать обломки дерева. — Никлаус! — выкрикнул первородный, утомленный этим спектаклем для одного актера, — Прекрати этот цирк, — пытался отрезвить его он, словно не был знаком с братом тысячелетие. Подхватив один из обломка стола Клаус швырнул его в первородного, испытав при этом небывалое удовольствие. Насилие — форма контроля, к которой прибегают крайне слабые, а в этой ситуации он был именно таким — бессильным. — Не смей, Элайджа, успокаивать меня, — очутившись возле брата в мгновение ока, он вцепился в деревяшку прокручивая ее в груди родственника. — Если бы пропала Хейли? Если бы Хоуп осталась совсем одна? Ты был бы так же спокоен? — рычал мужчина, сжимая плечо брата. — Они не одни. Ребекка прекрасно справляется, развлекая детей мисс Форбс, — отрезал старший. Конечно, сестра прекрасно справляется, потакая невинным капризам и увлекаясь детскими забавами, но это было не то. Немые вопросы читались в глазах близняшек, у которых неожиданно отобрали уже второго родителя. — Не испытывай мое терпение, Элайджа! — проорал Клаус, отходя от брата. Казалось, он сейчас готов был взорваться от злобы, а старший Майклсон только подливал масла в, и без того бушующий, огонь. Мужчина в костюме с непроницаемым выражением лица достал деревяшку из себя, небрежно отшвырнув ее подальше. Словно ничего и не случилось, он поправил манжеты, взглянув на Клауса с легкой долей осуждения. Дверь в кабинет приоткрылась, привлекая внимание первородных. Гибрид уже хотел начать кричать на того, кто посмел нарушить их «разговор», но пара круглых карих глаз смотрела на него, не моргая. — Клаус? — просунув голову в дверной проем маленькая гостья, уставилась на первородного убийцу, гадая, можно ли к нему зайти, когда он так кричит. — Да, Джозетт? — невинное лицо заставило вспыльчивый темперамент подчиниться воле, сцепив руки за спиной в замок, мужчина улыбнулся девочке. Улыбка было немного натянутой, но внутри он действительно испытывал какое-то удовольствие от общения с очаровательными близняшками, которые были так похожи и так не похожи одновременно. — Я хотела спросить у тебя, — глаза девочки забегали по кабинету, и, заметив это, гибрид подошел к ней ближе, закрывая собой беспорядок. Темные локоны слегка завивались, и из-за отсутствия Кэролайн никто не заплетал привычные косы. Несмотря на довольно покладистый характер обеих близняшек, они запретили прикасаться к их волосам всем. Даже уговоры Ребекки, которая обещала сделать им прически, как у принцесс, были отвергнуты напрочь. — Знаешь, будет лучше, если мы поговорим в другом месте, — сказал он, беря мягкую ручку в свою. Девочка покорно покинула комнату и шла за первородным, который вел ее в их детскую. Они молчали, по большей части потому, что он не знал, как ему обращаться с чужим ребенком, а она была вся в своих мыслях о маме, которая так и не посмотрела с ними мультик про красавицу и чудовище, как обещала. — Что ты хотела спросить? — спокойно поинтересовался гибрид, когда присел на ее кровать. Ему было даже частично не понять, какие мысли могли проноситься в голове ребенка. Что она думает, когда единственный родной человек, кроме сестры, неожиданно пропал? Девочка присела рядом с ним, и, скинув туфли, забралась с ногами на кровать. — Клаус, где мама? — совсем тихо спросила малышка, гибрид заметил, как ее нижняя губа слегка дрожит; это короткое наблюдение отдалось глухой болью в мертвом сердце. Непривычно было испытывать назойливое волнение за кого-то, кто не был их семьей. — Ваша мама, — начал он. — Она, — он не знал, какие подобрать слова, и чуть ли не впервые в жизни оказался растерян. — У нее возникли трудности, но она скоро вернется, — постарался он найти самый уклончивый ответ. — Ты мне врешь? — прошептала девочка с вопросительной интонацией. — Она нас больше не любит? Она ушла, потому что мы с Хоуп натворили беспорядок? — большие как блюдца глаза уставились на него с застывшими слезами. В горле пересохло. — Твоя мама сейчас у плохих людей, Джозетт, — честно сказал он, и, подхватив малышку на руки, посадил ее на колени. — Навсегда? — со страхом прошептала близняшка, и сдерживаемые слезы начали катиться по пухленьким щечкам. — Я больше никогда ее не увижу? — ее подбородок дрожал, пока она сыпала вопросами, от которых ему было больно. — Нет, я заберу ее домой, с ней все будет хорошо, — успокаивающе шептал он, не выдерживая вида ее слез. Соленые капельки, стекающие по щечкам, давали выход ярости на того, кто вызвал такие страдания. Ему не приходилось иметь дело со слезами. Хоуп была строптивая и гордая, конечно, он не был с ней многие годы, но за время рядом, Клаус понял, что она не из тех, кто будет часто плакать. — Мама говорила, что ты самый сильный на свете, и что ты помогал ей много раз, — подрагивающим голосом рассказывала девочка, заставляя гибрида улыбнуться. — Значит, ты и сейчас ей поможешь? Ну, нравилось ему слушать похвалу про себя, да и малышка на его руках начала успокаиваться и уже просто хлюпала носом. — Она сказала, что раньше ты был плохим и делал много ужасных вещей, потому что не знал, как справляться со своей болью, но Хоуп изменила тебя. — Джози ласково улыбнулась, думая о подруге; брови Клауса приподнялись, пока он слушал речь ребенка. — А еще она сказала, что ты очень старый, но, по-моему, ты красивый, — продолжая улыбаться, она положила ладошку на сердце гибрида. — Вы с мамой связаны, — прошептала она, от чего по позвоночнику первородного пробежался холодок. — Я найду вашу маму, — клятвенно пообещал он, все еще глядя на маленькую ручку на своей груди. Кажется, раньше если чья-то рука и оказывалась у него на груди, то это были враги желающие вырвать его сердце. Ему было неловко и хотелось оторвать ладошку от сердца, но что-то внутри противилось этому. Сглотнув, он сказал ей: — Знаешь, чем раньше вы с сестрой ляжете спать, тем скорее, я и моя семья сможем сосредоточиться на поисках вашей мамы. — Хорошо, но мне надо расчесаться, — совсем тихо прошептала девочка. — Мама не разрешает ложиться спать со спутанными волосами. — он вздохнул с облегчением, довольный, что ему больше не придется пребывать в растерянных чувствах относительно двух крох, хотя бы потому что они будут не рядом. — Я позову Ребекку, она поможет тебе, — предложил гибрид, готовый покинуть детскую. Малышка упрямо молчала, но первородный видел отчетливое сопротивление в ее глазах. Ну и что ему теперь делать? Чего она хочет от него? Неужели, чтобы это сделал он? Джози слезла с колен и подошла к своему рюкзачку, который стоял возле кровати, достав оттуда расческу, она, невинно моргая, присела на кровать и протянула ее Клаусу. — Пожалуйста? — попросила она, положив расческу ему на колени, и, даже не дождавшись ответа, повернулась к нему спиной, откинув темные длинные волосы назад. Замерев на минуту, он просто не осознавал, что это происходит с ним, но что-то екнуло в его сердце. Он не мог противиться, когда кто-то не являющейся его семьей видел в нем что-то и доверял ему нечто сокровенное, пусть даже и такую мелочь, как разрешение расчесать волосы. Доверие — очень хрупкая и ценная вещь. Уставившись на длинные локоны, мужчина неуверенно поднял расческу, и когда девочка уже и не ожидала, что он приступит к делу, разделил пряди для удобства. В абсолютной тишине они так и сидели: пятилетняя ведьма и тысячелетний гибрид, который расчесывал ее пряди. Вспоминая давно забытое их с Ребеккой прошлое, он нежно распутывал волосы, отделял расчесанные от запутанных. Девочка молчала, не видя его испуганного и неподдельно сосредоточенного лица, но чувствовала на уровне инстинктов, как со временем он начинает расслабляться. — Вот и все, — немного неуверенно произнес Клаус, — Пожалуй, теперь ты должна помочь мне найти твою сестру? — добавив голосу игривость, он старался скрыть волнение за насмешливым взглядом глаз. Кивнув, маленькая ведьма поднялась на ноги и снова протянула ему руку. Ей нравилось, когда он держал ее. Казалось, что никто и ничто не смогут обидеть ее в такие моменты. Хоуп говорила, что ее папа всегда боролся за нее и своих родных. Папа. Девочке не хватало его, не хватало задорных игр, в которых мужчина с удовольствием принимал участие, не хватало того, что они с мамой целовали их на ночь, не хватало шуток, дорожных песен. Мама им сказала, что он больше не может быть с ними, потому что он ушел в лучший мир, где обретет покой. Когда Лиззи, не сдержавшись, выкрикнула, что это значит «он больше не любит их», Кэролайн едва сдерживая слезы и дрожь в голосе, объяснила, что это значит, он умер. Сердце ребенка болело, хотя ей и не было до конца понятно, что такое смерть. Она просто скучала. — Клаус? — она остановилась, подняв глаза на гибрида, — ты никогда не уйдешь в лучший мир? — прошептала девочка. Опешив от горькой тоски в детском взгляде, он присел, чтобы быть на одном уровне с ней. Ему было смешно. Сколько же врагов пытались его туда отправить, но никто не добивался своей цели. — Не думаю, что позволю кому-то меня туда отправить, — он немного улыбнулся ей кривой усмешкой. — Мама сказала, что ты вампир, как и она; но только ты сильнее ее, — продолжила она детские размышления, — а Хоуп говорит, что ты никогда-никогда, — малышка затаила дыхание, — не умрешь. Пребывая в неподдельном ступоре, он уже и не знал, что ожидать от нее, поэтому просто коротко кивнул, гадая, к чему идет эта речь. — Давай ты тогда будешь дружить с нами всегда-всегда, — попросила девочка, акцентируя внимание на «всегда-всегда». — Со мной и Лиззи, и с мамой. Тебе будет с нами хорошо. Мама очень умная и добрая, она веселая, а еще у нее всегда все под контролем, и Лиззи похожа на нее, и Хоуп со мной весело, — бормотала она. Ласково улыбнувшись, первородный кивнул ей, от чего карие глаза засветились, как фонарики. Не сдержавшись, она бросилась обнять нового друга, который обещал долгую дружбу. В очередной раз опешив, находясь рядом с ребенком, он скомкано ответил на ее объятия. Ему хотелось личного пространства, близняшки Кэролайн так ловко пробирались ему под кожу, заставляя забывать, что он убийца, который старался избегать слабостей. Ему было тяжело принять собственную дочь, осознавая, каким уязвимым она его делает; ведь за Хоуп он был готов отдать любую жизнь, даже свою. Разомкнув объятия, Джози так по-доброму ему улыбнулась, что камень на сердце дал еще одну маленькую трещину, глядя на наивную нужность. — Папа будет не против! — крикнула Хоуп, слегка притопнув ножкой за дверью, голос подруги, как боевой клич привлек внимание девочки. Было видно задор в глазах, и как она напряглась, словно настраиваясь на волну подруги. Быстро вынырнув за дверь, она наткнулась на девочку и ее взвинченную маму, которая сложив руки под грудью, говорила с дочерью. В своей манере Джози ласково улыбнулась волчице, от чего та непроизвольно отзеркалила ее выражение лица. Клаус вышел к ним. — Но там же негде спать, — спокойно парировала девушка. — Мы можем сдвинуть кровати, — предложила светлая близняшка, появившись из-за угла. Хейли приподняла брови, удивляясь, как малышка похожа на ее подругу. В ребенка она четко видела зазнайку из Мистик Фоллс, которая всегда находила решение, если ей что-то было нужно. Словно сдаваясь, она опустила руки, и, не глядя на детей, она посмотрела на Клауса. Первородный видел, как она была измучена. На них навалилось много проблем. — Говорите с Клаусом, я сдаюсь, — приподнимая руки, признавая свое поражение, она слегка лукаво улыбнулась; теперь ему придется иметь дело с неумолимым трио юных ведьм. — Ну, и что тут происходит? — заглядывая в глаза дочке, спросил он, будто поддразнивая ее. Увидев дочь, ему захотелось немного отложить поход к Фрее. Проживший тысячу лет, он как никогда ощущал течение времени, глядя на изменения, которые оно откладывает на Хоуп. — Я хочу спать с Лиззи и Джози, а мама говорит, что это неудобно, — объяснила девочка. — Но мы сдвинем кровати, и это будет нормально, — запротестовала Лиззи. — Пожалуйста, — тут же подключилась Джози, обращая полный мольбы невинный взгляд на первородного. Милые мордашки были неумолимы в своем желании вить из него веревки. Ему даже стало смешно, он и не сильно пытался противиться этому. — Кажется, вы вздумали прибегнуть к самым изощренным пыткам, — подшутил он. Хоуп невинно пожала плечами, три пары глаз уставились на него, ожидая ответа. Отказывать его принцессе не было в привычках Клауса, и две близняшки странно действовали на него, вызывая смешанные эмоции. Ему хотелось оттолкнуть и оберегать, игнорировать и слушать забавные разговоры. — Волчонок, это твой дом, — нежно сказал он, — Конечно, ты можешь остаться тут, тем более, девочки, явно хотят, чтобы ты ночевала с ними, — ответил гибрид, услышав, как Хейли издала звук, отдаленно напоминающий фырканье. — Ты ее разбалуешь, — бросила она. — Пойду сложу ей вещи на ночь, — развернувшись на пятках, она успела заметить, как непринужденно Клаус подхватил дочку и начал кружить ее вокруг своей оси. В это темное время ему нужен был ее смех. — И это будет самым верным решением, — крикнул он удаляющейся волчице, она улыбнулась, слыша звонкий хохот за спиной. Девочка хихикала, наслаждаясь вниманием папы и веселой забавой. Близняшки смеялись, но легкая грусть затаилась в их глазах. Они совсем одни сейчас, без мамы и без папы, а им так сильно хотелось присоединиться к веселью. Заметив, что девочки стоят, понуро опустив плечи, Клаус, не раздумывая, поставил дочку на пол. Согнув спину, наклонился и выставил руки, будто готов ловить добычу. — Каждую, кого словлю, съем до последней косточки, — игриво грозился гибрид, и, заметив вспыхнувший интерес в глазах троих детей, ринулся вперед под истошный детский визг и хохот. Детские ножки громко шуршали по «Бойне». В конце концов смешная детская забава не сможет что-то сильно изменить в нем. Элайджа был немым наблюдателем со стороны. Он смотрел на своего брата, который, притворяясь волком, и, не прилагая больших усилий, чтобы словить кого-то, бегал за детьми по двору, заполняя дом смехом. Давно в этом месте не было столько счастливых возгласов. Задумавшись, Элайджа заключил, что скорее всего, тут никогда не было столько жизни. Невольно подумав о молодой вампирше, он пришел к выводу, что без ее участия этой перемены бы не случилось. Что-то светлое и доброе окружало девушку, подкупая даже такую черную душу, как ту, что была у Никлауса. — Я бы не советовал тебе прерывать их, Кол, — с нажимом произнес старший Майклсон; надежда на искупление брата не просто росла, она твердо закрепилась у него в голове. — Веселье с ведьмами — это по моей части, брат, не могу устоять, — хищно улыбнувшись, он перепрыгнул через перила на первый этаж и, притворно зашипев на одну из близняшек, начал гоняться за ними, раззадоривая детей еще сильнее. Три ведьмы и два первородных носились вокруг, создавая небывалый шум. Кол казался дружелюбным, заинтересованным и очень игривым, но Элайджу это не обманывало. Он был солидарен со своим братом — доверять младшему Майклсону нельзя. Не будучи большим поклонником детей, Кол все же весьма по-доброму относился к близняшкам, даже потакая капризам в виде еще одной порции сладкого и еще одного мультика вместо того, чтобы пойти спать. Он отвечал на их вопросы про магию, шутил с ними и обещал рассказать много интересных историй про ведьм, когда те вырастут. Устало пощипав переносицу, мужчина оставил их, направляясь в комнату сестры. Она сидела в кресле, склонившись над гримуаром Эстер, пока оборотень, которого он пригласил к ним, мирно спала на ее кровати. Бросив подозрительный взгляд на гостью, он прочистил горло, привлекая внимание Фреи. — Кажется, Клаус чувствует себя лучше, — отметила блондинка шепотом, оторвав взгляд от записей. — С ним всегда такое случается после того, как он проткнет чем-то родственников, — иронично отметил он, указывая взглядом на разорванную белоснежную рубашку. Ведьма тихо хмыкнула, но потом устало вздохнула, закрывая веки. Очень хотелось спать. — Элайджа, ее скрывает очень сильная магия, скорее всего, помогают духи предков, я чувствую их магию, — оперев голову на руки, она хотела уже впасть в отчаяние. Вторые сутки от Кэролайн Форбс не было никаких известий. Никто не просил чего-то взамен, и никто не ставил условия, давая хоть намек на то, где она и с какой целью ее забрали. — Возможно, ты сможешь использовать меня в качестве помощи, — предложил старший первородный и заметил интерес, блеснувший в глазах сестры. Почему он хочет помочь ей? Элайджа всегда относился прохладно к увлечениям брата, да и в целом к посторонним. Он не был уверен в своих причинах, но не был готов сопротивляться желанию раскрыть Фрее частичку их жизней до встречи с ней. Ему попросту хотелось поделиться, позволить мыслям плыть по течению воспоминаний. Вековая грусть застыла в его глазах, когда он заговорил: — Я провел с Никлаусом тысячелетие, сестра, ожидая, когда он сможет найти свое искупление. Кол не понимает моего стремления, а я все еще вижу в нем своего младшего брата, которого избивал Майкл, которого предала мать. Он всегда чувствовал себя непонятым и покинутым. Всего несколько раз я видел в нем вспышки света, говорящие, что что-то в нем еще осталось от того юноши. Слушая, затаив дыхание, Фрея четко видела, о чем говорил брат; и хоть ей было известно все, что он сказал, она все равно жадно впитывала все, что ей предложат. — Марсель, — горько сказал тот. — Он был дорог для Никлауса. Он, действительно, считал его своим приемником, он оплакивал потерю, но вместе с болью свет снова гас в нем. В какой-то момент я потерял веру в него. Возможно, мисс Форбс говорила тебе, я был готов помочь ее друзьям убить нашего брата. Этого не случилось. Потом Мистик Фоллс я покинул в погоне за призраком прошлого, но Ребекка всегда была на связи. Она могла час мне распинаться по телефону, как Никлаус, сломя голову бросался угодить юной вампирше. Когда дела привели нас в Новый Орлеан, он отлучался несколько раз ради встреч с ней. Каждый раз по возвращению что-то в нем было другое. Он, казалось, наполнялся чем-то светлым. Как ты заметила, Кэролайн не самый ординарный вампир. Эта девушка по-настоящему чиста. Рефлексивно кивая, Фрея навострила все внимание. К чему ведет он? Он хочет ей объяснить что-то? Хочет расположить на свою сторону? Хочет что-то от Кэролайн? — Я был обеспокоен этим. Не пойми меня неправильно, сестра, но он не должен был отвлекаться от беременной Хейли и дел в городе. Помню, когда он поехал туда во второй и последний раз. Нашего брата было не узнать. Подозрения росли у меня, как и сомнения, что Никлаус не останется с дочерью, что он не осознает всю важность ребенка, но ничего не случилось, больше в Мистик Фоллс он не ездил. Тихий стук обуви привлек внимание первородного. Оторвавшись от книги, он подошел к перилам, чтобы убедиться, что его брат вернулся. Он знает, где он был. Его люди все доложили ему, проследив, как гибрид пересек черту города, приехав в Мистик Фоллс. Но даже если бы не знал, то все выдали бы его глаза, легкая насмешка, которая был одновременно безмятежной и печальной. "Удивительно", — заключил Майклсон. Он видел его в отдаленно похожем состоянии, когда тот вернулся в прошлый раз оттуда. — Ты все же вернулся к нам, Никлаус, — укоризненно сказал Элайджа. Клаус поднял на него глаза, но потом, словно не замечая его, протяжно вздохнул, продолжив путь. Было как-то до необычного все равно. Спокойствие царило в душе. Пальцы его покалывало от воспоминаний о нежной коже, мягких волос. Казалось, он трогал само солнце, не в силах противиться соблазну, жегся об непреодолимое манящее тепло. Его тянуло бросить все и сорваться обратно. Призналась! Он ликовал. Маленькая и строптивая птичка поддалась ему, его напору, его тьме. Но почему же было такое чувство, словно это он поддался ослепительному свету? Ему было тоскливо, но в этот раз как-то по-новому. Это была светлая тоска, ласковая и мягкая, как восточные шелка. Податливые стоны и невысказанная нежность в голубых глазах преследовали его. Сидеть на месте было почти невыносимо. Машинально налив себе еще алкоголя, он как-то смиренно улыбнулся. Вкуса никакого нет. Он мертвецки пьян. Прикрыв глаза, он видел лес, видел ее, видел ненавистный Мистик Фоллс. Он видел, как она не хотела его отпускать. Инстинкты не могли подвести его, от внимательного взгляда не ускользнула блеклая печаль, скрытая за счастливой улыбкой. "Прощай, Клаус", — шептала она ему, смеясь, но ручки мертвецки вцепились в него. Элайджа уже сидел напротив молча выпивающего брата, молча наблюдая за ним. Впервые! За тысячу лет он впервые видит его таким. На лице гибрида нет ни одной морщинки, он был спокоен, расслаблен, безмятежен, будто у него сняли с плеч груз. Легкая добрая улыбка едва ли была заметна, а глаза прикрыты, унося его в мечты. Возможно, так ощущается счастье? Она придет к нему еще когда-то, обязательно придет, когда достаточно повзрослеет, когда откинет ненужные мысли и предрассудки. Солнечная девочка попадется в лапы серого волка. Рано или поздно, а пока у каждого из них есть своя жизнь. — Элайджа, ты так долго ищешь мое искупление, — тихо заговорил он, — так страстно веришь в мое спасение, но ты глупец, брат, — глаза его все еще были закрыты, голос необычайно спокоен: ни ироничных интонаций, ни насмешливой мимики, ни стального напора. — Ты не замечаешь таких очевидных вещей, таких простых, отдаляя меня все дальше и дальше от душевного покоя, — закончил он. Старшему первородному хотелось что-то сказать, но, открыв глаза, Клаус посмотрел на него, заметив удивление на родном лице. — Оставь меня, — то ли попросил, то ли приказал гибрид, но бесстрастный тон все же убедил Элайджу уйти. — Потом родилась Хоуп, у него были отношения с Камиллой. Он, казалось, исправляется, семья наша снова стала единой. Мы боролись плечо о плечо, встречали вместе счастливые и тяжелые моменты, но больше я никогда не видел у Никлауса такого чистого спокойствия на лице, пока Кэролайн не появилась в нашем доме. Удивительным образом, находясь рядом с ней, он находит мир в своей душе, сестра. Поэтому ты должна найти ее живой. Тот человек, которым он становиться от ее присутствия, действительно, заслуживает прощение, — поднявшись с места, Элайджа поправил костюм, и взволнованная сестра кивнула ему. — Как я и сказала, Кэролайн и мне дорога. Я делаю все, что могу, — первородный посмотрел на блондинку. — Думаю, мне пригодиться помощь Клауса, и у меня чувство, что Кол что-то знает, но скрывает. — Я не доверяю ему, как и Никлаус. Наш младший брат хорошо осведомлен о магии. Ты можешь рассчитывать на меня, я заставлю его помогать тебе. Благодарно улыбнувшись, ведьма устало потерла болящие глаза. Читать было почти невозможно, все плыло, но почему-то ей всегда хотелось доказывать братьям, что она ничуть не слабее их. — Ты не спала двое суток, Фрея, — дойдя до двери он обернулся, — Отдохни, нам ни к чему твои самопожертвования. Словно прочитав ее мысли, брат усмехнулся, и она ответила ему тем же. Хоть кто-то не требует от нее изнеможения. Еще не решив воспользуется ли его советом, ведьма ответила: — Спокойной ночи, Элайджа. — Спокойной, сестра, — откликнулся он. *** — Пап? — позвала девочка, привлекая внимание гибрида. Кивнув ей, он показал, что слушает. — Джози сказала, что ты пообещал дружить с ними всегда-всегда, — прошептала она. — Это правда? — Да, волчонок. Ты ревнуешь? — подразнил ее Клаус, бросив взгляд на близняшек. По правде говоря, он так увлекся собственными переживаниями по поводу чувств, которые в нем вызывают девочки, что и не задумался о том, какого на душе у нее. Он вырос в большой семье, но она привыкла быть одной и всегда на первом месте. — Нет, наоборот это так здорово! — воскликнул воодушевленно ребенок, ему стало спокойнее, хотя он и не совсем понял, почему; все-таки у него не было никаких претензий на близняшек. — Это значит, что с Хоуп мы тоже будем навсегда вместе, — поддержала темная девочка, улыбаясь. — Всегда и навечно — так она сказала, — вставила слово Лиззи со спокойным выражением лица. Гибрид смотрел на три пары глаз, желая укрыться от пронзительных взглядов. Семейная клятва из уст блондинки несмотря ни на что приятно ложилась на слух, и это пугало еще больше. Не секрет, что жизнь его была скорее чередой кровопролитий, чем красочным рассказом из детской книги. Он убивал не только женщин, стариков и немощных. В самые темные периоды он не брезговал и детьми. Они были декорациями, средством для манипуляции, будущими мстителями за своих родных. Всего однажды один мальчуган зацепил его: своим характером, сложной судьбой, глазами воина. Марселус стал для него родным, Клаус разрешил ему подобраться так близко к себе, что не заметил, как его смерть стала ядом, тоска по нему превращала все в реки крови, а их борьба к катастрофам. — Да, — подтвердил он, не зная, что подтверждал. — Я позову Ребекку, чтобы она уложила вас. — Клаус поднялся с их «кровати». Бросив насмешливый взгляд на сооружение, сделанное по инструкциям Лиззи, он подумал, что с легкостью мог бы представить себе маленькую Кэролайн, которая бы делала нечто похожее для себя и своих подруг. Решив не сдвигать кровати, девочки стянули два матраса, не без помощи гибрида. Поставив два стула по бокам, они натянули одно из одеял поверх них, создавая крышу. Из комнаты Хоуп они раздобыли причудливый светильник, который создавал иллюзию звездного неба, пуская крошечные лучики через дырочки на круглой конструкции. Они поставили его вовнутрь, чтобы внутри их жилища было как можно уютнее. Выпросив у первородного еще подушек и одеял, дети раскидали их внутри импровизированной палатки. Не ограничиваясь только убранствами, малышки захотели настоящий девичник. Как Кэролайн рассказывала близняшкам: со всякими вкусностями и ночными разговорами. Отказать этим просящим глазам не смог никто. — Нет, нам не нужны сказки, — возразила Лиззи. — Мы сами уснем, — упрямо констатировала она, ей хотелось девичник, как был у мамы в детстве. Клаус думал поцеловать Хоуп на ночь, но понимал, что в таком случае это придется проделать со всеми детьми. Не будучи готовым впускать их еще глубже, он улыбнулся троим ласковым мордашкам, прошептав им «спокойной ночи». Оставшись наедине, девочки захихикали, довольные собой. Невинные разговоры крутились вокруг магии и историй, которые рассказывал дядя Кол. Они говорили о своих мечтах и детских переживаниях. Кто куда хочет поехать, чем бы они хотели заниматься. Хотя в таком возрасте было сложно выбрать себе предназначение на всю жизнь, все равно хотелось поделиться мыслями. Будущее казалось далеким и неопределенным, когда одна из них подала голос: — Давайте поклянемся, — серьезно сказала Лиззи, выставив руку вперед. Два лица развернулись к ней, гадая, какую клятву она предлагает принести. Она была крайней справа, посередине — Хоуп, и с другого бока — Джози. Каждая девочка положила ладонь поверх ее. — Отныне мы все — сестры, — торжественно давала клятву светлая близняшка. — Всегда и навечно. — Сестры, — подражая ей твердо сказала Хоуп. — Всегда и навечно. — Всегда и навечно, пока вечность не закончится, — гордо закончила Джози. Серьезный момент прервался урчанием живота одной из девочек, они втроем дружно начали хихикать. Стоя за дверью, первородный слышал детскую клятву, слышал нежный смех, который задевал внутри него то, что, казалось, не должно было бы у него существовать. Он всего-то хотел проверить, спят ли они, но их слова застали его врасплох. С силой сжав кулаки до белеющих костяшек, он собирался направиться к сестре, но его остановил Элайджа. Злость, которая притаилась с тех пор, как Джози зашла в кабинет, снова возымела свою власть над ним. Он бессилен и беспомощен, пока она находится черт знает где. Ее две прекрасные дочки скучают по ней. Он скучает по ней. Ее не было всего двое суток, но она так долго была рядом, всегда в шаговой доступности. Такая добрая, искренняя, податливая и… живая. Ему не хватало ее. Насмешливого взгляда глаз, колких фраз или вечных ее просьб рассказывать истории из прошлых эпох. Видимо, это черта передалась и ее детям. Ему было страшно. Что если не уберег? Что если уже поздно? Поэтому чтобы ему не было страшно, он злился. Преобразовывал все навязчивые мысли в разрушительную силу, которая поможет ему обезвредить врагов, в возможные планы, гипотезы и теории. Он найдет ее, и его сестра поможет ему. Сейчас же. — Фрея отдыхает, Никлаус, она не спала уже вторые сутки, — терпеливо сказал первородный, уперев руки в грудь брата. — Я тоже не сплю вторые сутки! — прикрикнул он. — И мне нужно найти ее, — нотки отчаяния пробирались в его рычание, но он почти безупречно сдерживал их; если бы он говорил не с родней, то вряд ли это кто-то заметил бы. — Я надеялся, что ты понимаешь, насколько отличается природа наших организмов от хрупкости нашей сестры, — сцепив челюсти, Клаус слушал. — У меня есть для тебя предложение получше, — улыбка лиса коснулась губ Элайджи. Кто бы что не говорил, но он хищник, и, ведясь на красивые речи и чистый костюм, многие забывали, сколько крови на его руках, сколько боли он причинил, сколько хаоса посеял, и скольких он предавал ради семьи. Но Клаус был прав: некоторые монстры подчиняются только другим монстрам, поэтому эти двое были неразлучны. Заметив дьявольский блеск в глазах, гибрид усмехнулся. Он слишком хорошо его знал. — Поговорим с Колом? Фрея уверена, он что-то скрывает. — Как и я. Где же мелкий засранец? — предвкушая, спросил он, Элайджа указал головой ему за спину. Отзеркалив выражения лиц друг друга, они на вампирской скорости переместились к брату и, подхватив его за руки, уволокли подальше от детской. Младший Майклсон зашипел от боли, когда Клаус усадил его на стул, пригвождая руку к подлокотнику ножом. — Нам есть что обсудить, не так ли? — он опер одну руку о спинку стула, а вторую держал на клинке. — Никлаус, ну где же твоя сдержанность? — наиграно пожурив брата, старший первородный скинул пиджак и уже принялся закатывать манжеты. — Может, Кол сам все расскажет? — склонив голову набок, с хитрым прищуром и смешинками в глазах, Элайджа ждал. — Вы сошли с ума? — выкрикнул младший мужчина, готовый подняться, но старший Майклсон опустил руку ему на плечо, вынуждая сесть обратно. — Вы что вздумали меня пытать? Да, Элайджа? Хочешь выпустить внутреннего зверя на прогулку? — ехидничал он, думая, что хотя бы попытался осуществить свои планы. — Погляди, как ерничает! — с толикой фальшивого восторга произнес Клаус. Не успел Кол и опомниться, как гибрид продырявил его живот, сжимая печень, которую уже слишком давно грозился вырвать. Видимо, время действовать. Он удовлетворительно отметил, как затруднилось дыхание брата, и он кашлянул кровью, бросив презрительный взгляд на родственников. Схватив за горло предателя, Элайджа выглядел действительно как монстр. Что-то было в этом блеске глаз, в презрительном взгляде, который говорил, что он сильнее, в холодной расчетливости и даже в самом положении руки. Он намертво фиксировал голову на месте, но казалось, будто тот не прикладывает и толики усилий. — Брат, мы просто хотим знать, что ты скрываешь от нас, — произнес старший. Придавив горло, он сощурился, наблюдая, как тот пытается схватить воздух; но попытки безуспешны. Искривив губы в усмешке, он снова ослабил хватку, позволяя ему говорить. — Вам никогда не понять моего природного шарма, забудьте, — съязвил младший, поперхнувшись кровью. Недобро усмехнувшись, Клаус все-таки вытянул руку с печенью из его живота. Приподняв жизненно важный орган к лицу непутевого развратника ведьм, который давился кровью, он как бы продемонстрировал, что угрозы были не пустыми, и откинул ее. — Говори, — прорычал гибрид ему в лицо, заставляя того взглянуть в глаза. — Тысяча лет, а все по кругу. — пробормотал Кол. — Снова ваши интересы встают выше моих, и вы издеваетесь надо мной, будто я значу меньше, чем шавка с улицы, — злее гаркнул он, сплюнув подступившую кровь на рубашку Элайджи. — Прекрати! — закричал Клаус. — Прекрати этот бред про вечно брошенного и одинокого. Ты предаешь нас снова и снова! — его ярость проступала на лице, делая черные венки и янтарные глаза заметными. — Я пять лет провел в темнице, чтобы вы могли жить! — напомнил он, снова подлетев к брату, схватил его в этот раз за сердце. — Говори, Кол, —стальным голос приказал Элайджа, но глаза его смотрели на все происходящее снисходительно. — Он убил Давину, — хрипел парень, заставляя гибрида расслабить хватку. — Любовь всей моей жизни, он убил ее. Вытащив руку, Клаус стряхнул ее от крови, старший Майклсон презрительно отбросил голову Кола, давая ему возможность передохнуть. С некой досадой на лице он оглядел перепачканную рубашку. Неприятный сопутствующий ущерб, хотя все равно Никлаус ее испортил ранее. — Я сделал то, в чем нуждалась наша семья, — спокойно парировал Элайджа. — А я нашел способ получить то, в чем нуждаюсь я, — придя в себя, ответил Кол, гибрид повернулся к нему с интересом в глазах. — Рассказывай, — потребовал он, и, вытерев кровь с ладони, достал кинжал из его руки. К черту все, решил Кол, и, приняв протянутый старшим братом стакан с кровью, сделал глоток. Физическая боль отступала. Возможно, за то, что он сам оборвал жизнь Давины, не сумев сдержаться, судьба наказывает его. — Я встретил ее в Румынии, — начал первородный. *** Стараясь ступать едва ли слышно, девушка зашла в подвал, ей совсем на руку то, что братья сцепились между собой. Она догадывалась, что Элайджа не позволит Нику убить Кола, поэтому аккуратно отложив муки совести в далекий ящик, приближалась к цели. Двигаясь точно по тому же маршруту, где ходила Кэролайн, когда искала Клауса, первородная в отличии от другой блондинки не боялась наткнуться на непрошеных гостей. Рядом с ней пробежала мышь, и девушка непроизвольно поморщила носик. Мерзость. Ее любимый мужчина лежал, как мешок с кровью, на полу, в кругу начерченном Фреей. Она боялась предположить был ли он в сознании, но его несвязное бормотание и неспокойные подергивания выдавали его. — Марсель, — болезненно прошептала блондинка; ей не нравилось видеть, как он мучится от проклятья. Некоторое время он не реагировал на ее зов, и она, соскучившись, присела рядом с кругом. Девушка просто смотрела на него. Первородная решила, что если Марсель придет в себя, даст ему пакет крови. Усмехнувшись беспокойной складочке у него лбу, она вспомнила, как приятно было просыпаться от солнечных лучей в его квартире. Хотя им и приходилось скрывать их отношения от всего города, она была счастлива в это время. Марсель ласково потакал ее капризам, но умел смирить горячий пыл. Он делился с ней своими переживаниями, тревогами и даже планами. Не желая иметь ничего общего с делами Орлеана, первородная просто уходила принимать ванну или в другую комнату, когда Жерар говорил по телефону со своими людьми. Ей было даже сложно представить, что с ним произошло в тот день, когда проклятье взяло его в свои заложники. Все начиналось так хорошо, как вдруг он начал обвинять ее во лжи и предательствах. — Уйди, Ребекка, я не в себе, я даже не уверен в том, что ты настоящая, — прохрипел мужчина, даже не силясь подняться. — Это я, Марсель, — бросив ему пакет с кровью, она заметила, как исказились его черты лица, но сдерживая себя изо всех сил, он старался пить медленнее. Он смотрел в упор на нее, но не видел. Ярость застилала ему разум, непрошеные воспоминания оживали, кровь была повсюду. Галлюцинации брали над ним верх, отдаляя его от нее. Схватившись за голову, он застонал от какой-то боли, поразившей его. Она поднялась на ноги. Пора выметаться. — Все будет хорошо, Марсель. Я знаю, как помочь тебе. У меня есть две ведьмы, которые могут поглощать магию. Они впитают проклятье, все будет хорошо. Ты будешь в порядке. Я обещаю тебе, Марсель Жерар, — сказала она на прощание, уверенная, что он не слышит ее.