Land of broken promises

С самого начала все пошло не по плану. Она должна была забыться на десять лет, уснуть магическим сном. Но уже через несколько дней Сара проснулась и Человек с его чудиками быстро успели пожалеть, что вообще родились на этот бренный свет. Никто даже представить себе не мог, что эта тихая, осторожная девушка окажется такой бестией стоило только дать ей полную свободу. Очнувшись от болезненного сна, мучившего ее видениями прошлого, обликами тех, кого она любила, Сара отпустила себя на полную. И первым делом она занялась чудиками. Каждому досталось ровно то, что они творили с ее близкими, да с бонусами в придачу. Кого-то подвесили и избивали, кого-то морили голодом, иных держали в клетке сутками напролет. Одни издевались над другими, впрочем, жалости друг к другу они не испытывали. На то цирк уродов и есть цирк уродов. Человек с интересом опытного наблюдателя поощрял все выходки своей любимой, желая увидеть, как далеко она зайдет. Не дозволялось только убивать, но и то из практических соображений. Пока они не успели набрать новых актеров от старых избавляться не следовало. — Милая, ты и так убила Жоззи, а она была любимицей публики, — Человек приобнял Сару за талию в тот момент, когда она точила ножи для нового представления. Суть проста — попасть как можно больше раз в живую мишень. Кто ей окажется, девушка еще не решила, предпочтя переложить эту заботу на плечи хозяина цирка. — Ты сам обещал мне приключения, — Сара повернулась к нему, поигрывая оставшимся в руке ножом, — обещал, что мы будем наказывать грешников, а в итоге мы еще даже не начали выступать! — девушка провела острием ножа по скуле Человека, плавно спустившись к шее, — ты обманул меня? — Что ты, дорогая, — он мягко коснулся ее подбородка, провел пальцем по нежным губам, которые девушка надула от обиды, совершенно не обращая внимания на оружие в ее руках. Казалось, его только забавляет и возбуждает ее злость. Но одно его все же настораживало и удивляло. Хоть он и стремился продемонстрировать Саре ее испорченность, она превзошла даже его ожидания. Злодейство злодейством, но что-то в ее стремлении стать хладнокровной убийцей было не так. Но что — разгадать он не мог. По крайней мере пока. — Я дам тебе все, что ты пожелаешь, Сара, ты знаешь это, — он резко толкнул девушку на кровать, да что там, это был целый бастион из бархата и шелка, скидывая свой плащ и устраиваясь рядом с заинтересованной мисс О’Нил. Он обожал этот взгляд, когда она смотрела на него с таким нескрываемым звериным интересом. Кто бы ни был в ее жизни — такого необузданного желания у нее не вызывал никто. Или почти никто. Впрочем, Человек в силу своей самовлюбленности об этом не догадывался, а лишь продолжал подчиняться едва ли не каждому желанию этой злодейки. Как не крути, а он нуждался в ней так сильно, что это превращалось в своего рода фетиш. Дайте раз отвергнутому немного любви, и он сложит перед вами все сокровища мира. — Тогда дай мне свое имя, — Саре нравилось звать его Человеком, но эта маска не давала ей подчинить его до конца, если это вообще было в чьей-то власти. Последовав за ним во мрак, она испытала самый большой страх в своей жизни, но на деле страх неизвестности и был венцом ее несчастий. Человек в маске был с ней нежен и ласков, заботился о ней так, как не заботился никто и страстно любил ее. О нет, иллюзий на его счет она не испытывала. Он был коварен, жесток, умел наказывать и быть безжалостным. Но была в нем эта черная справедливость, с которой она не могла спорить, зная, что во многом он прав. Сара и сама никогда не испытывала излишних чаяний в отношении окружающего мира, но всегда старалась избавить его от необоснованного зла. Так было в истории с Писадейрой, так было с Фавном. Но с самого начала, повстречав Человека, она не могла не соглашаться с ним в глубине души. Многие его методы были ей чужды, да и будем честны, быть абсолютным злом в шестнадцать все же не так-то уж и просто, особенно находясь в статусе героя, поправшего льва и змия. — Если тебе угодно, хоть я и не вижу ничего дурного в своем привычном прозвище, — он прижался губами к шее девушки, другой рукой притянув ее к себе за талию поближе, оставив за собой ленту поцелуев и вызвав этим у Сары глухой стон, произнес, — Габриэль, так меня звали. — Габриэль… — Сара тихо повторила его имя, пробуя на вкус, — оно прекрасно. И они слились в долгом страстном поцелуе, познавая в своем единении нечто новое, тот уровень близости, что раньше был под запретом. Ее непреодолимо тянуло к этому мужчине, но каждый раз сердце Сары разбивалось, стоило ей подумать о доме и людях, что она оставила. Пути назад не было. Выхода не было. Спастись, но как? Как покинуть его, не потянув за собой новую череду несчастий? Она больше не могла никем жертвовать. Не могла потерять их. И больше всего боялась за Дерека. Человек не трогал его лишь потому, что забрал ее. Он до сих пор время от времени сетовал на потерю такого экземпляра для их цирка. Немой силач с искривленным позвоночником и нечеловеческими болями. Он был бы новым любимцем их труппы. Или трупом. В зависимости от его желаний, — усмехался директор цирка, но замолкал под взглядом Сары, напоминавшем об их уговоре. Как бы он ни был тщеславен, но она была ему нужна гораздо больше очередной надломленной игрушки. Габриэль видел в ней союзницу, спутницу и любовницу, ту женщину, которой бы никогда не стала для него пресвятая сука Аннет. От одной мысли о ней, его лицо искажалось, приобретая прежнее жуткое выражение. Все запуталось. В своем влечении к Человеку она больше не сомневалась, но отказаться от прошлого оказалось сложнее, чем казалось вначале. Ведь сперва она даже ничему не противилась. Она вымещала свою злость на чудиках, измывалась над Человеком, что вне всякого сомнения было опасно для жизни (но, быть может, так она в глубине души и желала с ней расстаться?), даже иногда была упоенно счастлива с ним, но сейчас? Поняв, что ей ничто не угрожает, куда ей было податься со всеми этими чувствами, бурлящими в ее крови? Она невыносимо тосковала по свободе, друзьям, по тихим годам со Стефани, с которой она так отвратительно обошлась. Но страшнее всего была тоска по его зеленым, летним глазам. По насмешливой и одновременно теплой как пламя камина холодной ночью улыбке, внимательному взгляду и его сильным рукам, по всему тому, чему не суждено было между ними случиться. Сильнее всего ей не хватало Дерека. Страшнее было только вызвать гнев директора цирка. Позволить ему окончательно сломать жизнь и без того настрадавшегося парня. Она знала, что он искал ее. И заставила Габриэля собрать свой чертов цирк и убраться подальше от Сентфора. И все же она знала. Чувствовала биение его сердца за сотни километров. И потому обязана держаться. Что ж, новое шоу было почти готово и на днях они давали первое представление. Таким жестоким цирк уродов не видел еще никто. И уж тут она постаралась на славу. — Кажется, я слышала чьи-то крики? — Сара уселась сверху на Габриэля, притянув его к себе, дабы оказаться лицом к лицу. Стокгольмский синдром во плоти. Добровольная пытка. Жертва, совратившая маньяка. — Всего лишь наш новенький, — Человек улыбнулся уголком рта, спуская с плеча девушки тонкую лямку алого шелкового платья, — не отвлекайся, любимая. И они погрузились во тьму их всепоглощающей страсти, неизбежной как апокалипсис, вечной как смерть и столь же неизбежной.