(редактируется) Осколки жизни в пасти динобота

      Когда он увидел, как навстречу киберформированным выбегает Гримлок, он перестал думать.       Когда он сбил Сверхновую с пути динобота, он не думал.       Когда кричал ей бежать, кричал не он, а его искра.       Когда над его головой разверзлась пасть с сияющей изнутри раскалённой глоткой, в тот миг к нему вернулись мысли, воссоздав в уме лишь один единственный вопрос: «К чему всё это?», породивший целый выводок себе подобных.       Почему он бросился спасать её? Зачем он пошёл против Шаттер? Почему он умирает за какого-то человека?       Его разум не успел сгенерировать ни одного ответа на ни один из вопросов. Пасть схлопнулась. Мозговой модуль перестал получать сигналы с корпуса, выдав одинокое сообщение о критическом повреждении центрального нейроствола, ведущей к невозможности принятия отчётов о повреждениях отделов. Промелькнуло единственное вялое воспоминание с размытым лицом Флэтлайна, угрожавшего ему когда-то уже очень и очень давно.       «…и учти, мозговой модуль, отделённый от тела, может функционировать в агонии ещё восемь клик…»       Похоже, что медик ошибся насчёт агонии. Он ничего не чувствует. Зато всё видит. Хоть и с рябью, но видит. Мир кружится, не давая сфокусироваться на чём-то одном, а потом замирает, начинает сереть.       Её лицо. Черно-белое. Почти все краски пропали, оставив только две точки, выделяющиеся контрастным пятном на общем фоне. Синие. Ультрамариновые окуляры. Широко распахнутые. Сколько же в них боли…       «Я не брошу тебя. Я присмотрю…» — промелькнула тусклая мысль в его голове. Нет. Не мысль. Порыв. Стремление. А потом… «а потом» не было.              Или было?..       Смотря на серые разрушенные здания Иакона, он везде видит этот взгляд. Пустеющий, угасающий. Что она почувствовала, когда он умер? Он не знает. Он лишь заблудшая душа в руинах древнего города.       Умирая, он видел ужас в её глазах, пустоту… но что это было? Потеря или страх? Страх умереть или страх перед одиночеством? Она постоянно чего-то боялась, и для него это была вечная загадка, что именно терзало её искру в очередной раз.       Иногда, в моменты затишья, ему приходят видения. Иногда он видит, как она смотрит на него из какого-то маленького помещения с миниатюрным иллюминатором у самого потолка. Иногда он сам представляет, как она парит в небе, разрезая своими острыми крыльями густые золотые, прямо как в дни Триединого Заката и Тройственного Восхода его родного города, облака. А иногда он слышит, как она говорит с ним, рассказывает о своей жизни, хоть поначалу он не понимал и половины слов. Со временем к нему пришёл их смысл. Здесь это его единственное развлечение.       В дни бури, когда за пределами полуразрушенных зданий царит сущий хаос, он вслушивается в грохот, желая услышать её голос вновь, желая прекратить это унылое одиночество. Но к чему всё это? Ах, да, она помнит… Она помнит его даже после его гибели. Она исполнила его желание… сдержала обещание сохранить его голову.       Почему? Почему? Почему? Зачем она ей? Какие глупые вопросы он задаёт в пустоту…       Он ни разу не слышал здесь чужих голосов. Только она говорила с ним. Он чувствовал, как она грустила, как она была счастлива, как она горевала, как она радовалась, как она плакала, как она смеялась.       Он слышал, как она пела.       Она говорила, как жалеет, что всё так обернулась. Он ничего не говорил. Он лишь слушал.       Она говорила, как хочет к нему. Он видел, как она сама едва не переступила грань. И он кричал. Он не хотел, чтобы она попала в эту ловушку, он не хотел, чтобы она блуждала в одиночестве в этом сером дезактивном мире. Она здесь завянет, как цветок без солнца…       Когда он засыпал, он видел её. Видел, как она бьётся, борется за свою жизнь и жизни своих близких, и он поддерживал её, стоя у её плеча. Он видел, как она парила в небе, ведя за собой армаду. И он ликовал вместе с ней. Он видел, как она впервые вступила в союз. И ему было больно. Он видел, как она убивала и скорбела над телами, а он ликовал. Он видел, как части её искры полыхают ярче звёзд, и не мог поверить в то, что видит.       Он брёл по знакомой улице, обходя развалины древнего города, тут и там встречая застывшие во времени серые фигуры. Как они стали такими? Он не знал. Он брёл и мечтал услышать голоса вдалеке, мечтал, чтобы его нашли, но здесь его не найдут. Он ни жив, ни мёртв. Он нигде.       Он гнался за тенью и отступал, слыша её голос вновь. Она предостерегала его.       Почему он отдал жизнь ради человека? Такова судьба? Нет, судьбы не существует.       Вселенская ирония? Возможно.       Любил ли он её? Нет.       Этого слова недостаточно, чтобы описать то, что он чувствует.       Сейчас она то, что не даёт ему сойти с ума.       Встретит ли он её вновь? Кто знает…       Он бредёт по незнакомой улице, чистой, но всё такой же серой. Буря бушует в дали, но ветра нет, не здесь. Купол сберёг его от лишних глаз, но стоит ли это риска? Стоит. Он не видел раньше изменений в этом сером, тусклом мире. На постаменте, где ещё вчера было пусто, где лежали корпуса забытых воинов, растёт цветок. Он шёл сюда, чтобы увидеть это чудо. Он, словно меч, направлен в небо, держимый рукой ликующего гладиатора. Он подошёл к нему, не решаясь дотронуться до кристаллических лепестков. Багровый, жёлтый, чёрный, синий. Единственные яркие краски за долгое, долгое время. Видел ли он раньше подобное? Нет.       «Всему приходит конец».       Он отпрянул от цветка.       «Даже вашему заточению».       Он посмотрел вверх, но не увидел ничего, кроме серого купола.       «Пора выйти из заточения».       Он дотронулся до цветка. Растение не может говорить. Но это и не его мысли. Откуда это? Что за голос? Какое заточение? О чём он?       Он закрыл оптику, вспоминая её голос, но он всё никак не всплывал в голове.       Где же ты?       Шум оглушил, заставил закрыть аудиосенсоры руками. Он в удивлении посмотрел на цветок у себя в руке. Поднял оптику.       Сотни. Тысячи. Миллионы. Вокруг их слишком много. Они растеряны. Они цветные. Они шумные. Они все двигаются. Кибертронцы.       Не понимая, что происходит, он отступил по знакомой улице в сторону. Они все мертвы. Или нет?       Они живы. Они все здесь. Он поднимает голову, чтобы в тот же миг столкнуться с ультрамариновыми окулярами. Те самые. Но это не она. Белая маска на лице, заинтересованный взгляд. Ни единого слова. Его броня сияет, ярче любых звёзд. Слепит. Это не СР. Это не Сверхновая… Старроар. Но это её оптика. Кто этот мех? Что за сходство? Но не он нужен.       Дропкик впервые трансформируется, впервые за столь долгое время он взмывает в небо. Натыкается взглядом на чёрно-красный корпус, знакомое эм-поле. Но это не она. Тёмно-багровая оптика провожает его пустым взглядом, крылья раздражённо подрагивают.       Он летит дальше. Толпу пытаются успокоить. Высокий белый мех, с отвратительным жёлтым визором гипнотизирует голосом, но его не слушают. Он снимает визор. Два разноцветных окуляра: правый ультрамариновый, как у неё, левый багровый, как у… как у кого? Все его слушают. Все очарованы. Но это не она.       Ему преграждают путь. Дропкик задирает голову. Громила вежливо просит его не торопиться. Смотрит удивлённо, будто знает. Дропкик не знает его. Он похож на кого-то смутно знакомого. Он не может вспомнить, на кого.       «Э…в…т…с…»       Он не разобрал, но услышал этот голос. Он повернулся, чтобы узреть, как небо рассекает огненный шлейф. Миг, и она перед ним. Он тянет руку к ней, хочет коснуться, ощутить тепло корпуса, понять, что она настоящая, что он… жив.       Она смотрит на кристаллический цветок, проводит по листу чёрным когтём и улыбается.       «Я всегда любила гладиолусы, Дропкик», — говорит она.              

***

             Он поднимает голову. Просто видение. Бредовый сон. Перед ним всё те же руины древнего города. Он всё также сидит на крыше и ждёт, когда же он вновь услышит её голос. Он его не услышит. Он ведь мёртв. Это лишь наваждения. Так к чему всё это?       Он поднимает руку, хочет протереть оптику, но чёрно-красный гладиолус сверкнул острыми гранями в его когтистых пальцах.       Дропкик оцепенел.