Счастливая изгнанница

Тик-так Тик-так Стрелки серебряных часов, что издавали некоторый звук цоканья, всё время двигались по внутренней окружности прибора, вися высоко и величественно на стене, то и дело показывая время. Зал был огромным, как для простой комнаты, стены были белее снега, потолок тоже ни темнее, из-за чего и пространство казалось больше. Пол был деревянным и гладким, на нём располагались изящные ковры, жаль, что на них только и можно наступать ногами. В комнате была одна обширная двуспальная кровать, люстры и свечи, цвета ясного неба длинные шторы на окнах, картины, изображающие природу, казалось бы, умиротворение должно придти в таком месте, но ничто из этого всего не успокаивало тех, что потратили ночи в ожидании и мольбе, в надежде вновь повидать прелестные драгоценные глаза Атти. Девочка лежала по середине кровати, её ноги были покрыты множеством бинтов, лишь тихое дыхание принцессы могло говорить о возможном пробуждении. Но прошло уже два месяца, а до сих пор ни движения, ни слова, ничего, только тихие вдохи да выдохи. Лукас сидел на краю кровати, читая какую-то книгу в твёрдом синем перелёте, со старинными жёлтыми потёртыми страницами, имевшие разные не ясные надписи, которые мог понять только этот могущественный маг. Дженит сидела на другом краю, вся бледная, растрёпанная, то и дело, каждый раз оглядывая Атти, но видя ту же картину, наполняясь пустотой и чувством вины. Её глаза каждый раз мерцали, то начиная становиться драгоценными, то окончательно теряя цвет и становясь мрачными. Лилиан сидела на стуле рядом, она выглядела пожалуй хуже всех присутствующих; бледная, истощённая, с чёрными мешками под глазами, с покрасневшими белками, трясущимися пальцами на руках, что каждый раз бережно поглаживали ладонь принцессы. Во время крайнего истощения, оттащить её от кровати принцессы удавалось лишь Феликсу, потому что вечное просиживание может довести до потери сознания и моральному истощению. Не хватало Атти после пробуждения видеть свою полумёртвую слугу. Ага, чтобы снова впасть в кому? Феликс, как можно чаще, посещал эту комнату, потому что Клод смог оправиться, и занимался обычными дневным делами, как и полагается императору. Его мысли были подобны шторму, то набирали оборот, то резко останавливались, то вновь начинали. В большинстве, Клод никогда не чувствовал вины за какое-либо происшествие, так сказать, над ними просто посмеялась судьба, вовсе не он виновен, и если уж говорить об этой ситуации, то он от части сожалел, но не опускался до прощений и чего-то подобного. — Сегодня вечером бинты уже можно снять, — спокойно сказал Лукас, пальцем бесшумно перевернув страницу. — Она должна проснуться на этой неделе. — Правда? — риторически задалась Лилиан, и хотела была разрыдаться от радости, но слёз, пожалуй, в ней уже не осталось. — Да, — равнодушно добавил тот, уткнувшись в книгу. Лилиан облегчённо выдохнула грудью, улыбнулась и соединила пальцы рук, прямо как в мольбе. Её пряди, уже волнистых коричневых волос, свисали с банта на затылке, иногда виднелись и серебристые среди них волосы, видать, переживания были очень сильными. Дженит же слабо улыбнулась, прикрыв глаза и сжав руки; она обязательно попросит прощения у Атти. Следующий день прошёл почти точно также, разве что Дженит, что пила чай с Его Величеством в зелёном саду, поведала о возможном пробуждении принцессы на этой неделе. Император только повёл глазами, будто в незаинтересованности, но скорее его охватило переживание, хотя он и сам выглядел не лучшим образом; видно похудел, вечно сонный, уставший. Хватается за голову при внезапной боли, пусть он и остановил казнь, но память недоконца к нему вернулась. Ему не стоит видеть Атти до тех пор, пока он сам всё не вспомнит, иначе дело дойдёт до обморока и отхаркиванию кровью, что очень болезненно и опасно, как для здоровья Солнца Обелии. Спустя три дня, Атти чутка пошевелила рукой, но глаза её были закрыты. Её ладонь поймала Дженит, ухватившись за аккуратные и ровные пальцы, которые, как очень странно, были холодными и словно за одно движение с лёгкостью сломались бы. Тревога накатила на Джети, и она рассказала об этом Лукасу. Придворный маг приказал лишь оставить принцессу одну, вечная опека и присмотр будут только мешать. Ближе к субботе, Лукас посетил комнату принцессы поздней ночью, правда войдя через балкон. Присев на кровать, он тёплыми ладонями коснулся ледяных рук девушки, которые и вправду были настолько холодными, словно держишь сосульки, а не пальцы. Немного сжав в руке ладонь Атти, маг невольно заметил слёзы, стекавшие по обеим щекам принцессы. — Ещё немного, Атанасия, продержись. Терпи. Терпи, — Лукас прекрасно знал с чем борится сейчас Атти, и ему это очень знакомо, как никак он и сам сколько жил один и ничего, вытерпел и вот он здесь. Как для девушки, терпеть подобное совсем не просто, если уж она постоянно была окружена людьми, пусть и незнакомыми, то там абсолютно никого, постоянные круги во тьме и крики, умоляющие выйти в свет. Маг прикоснулся к лицу принцессы, пальцами убрав капельки слёз, сохраняя равнодушное выражение лица. Он совершенно не ожидал, что всё так обернётся, ведь по его меркам, он отсутствовал не долго, а столько произошло. И вот теперь; Атанасия страдает ещё больше, еле сохраняя рассудок, абсолютно беспомощная и слабая, глупая и жалкая… Надо же было всему этому произойти, но Лукас не потерял свой интерес к принцессе. Он готов каждый раз глядеть на её лицо, каким бы оно не было, смахивать её слёзы, любоваться очаровательной красотой. Теперь когда он вернулся, ничто и никто не заставит Атанасию вновь упасть в пропасть, теперь всё будет иначе — лучше. Лукас впитал много маны от священного дерева, поэтому о его силе и не стоит говорить. — Кто-нибудь…пожалуйста… — тихо завопила Атанасия, всхлипнув, сжав ладонь мага, желая словно ухватиться за него сквозь сон и получить родное тепло. — Так холодно… И снова слёзы… Холод бежал и будоражил кровь, заставляя замедляться, свёртываться, отдавая больными ударами сердца, громкие стуки, окоченения конечностей, абсолютная прострация. Одиночество, тьма, безнадёжность… Тёплые дорожки слёз заставляли краснеть щёки, а бледные щеки наливались слабой розовизной, губы иссохли и стали кораловыми, веки дёргались, а руки дрожали да дрожали. Смотря на это всё, Лукас понял, что всё же для Атанасии это слишком и она не выдерживает, пытается даже во сне протянуть руки к человеку. Плачет от беспомощности и чувства дикого одиночества и холода. Бледнеет, прямо уж точно смерть накатывает. Холодный пот образовался прозрачными бусинами на её лбу, а волосы беспорядочно ложились на подушку и лицо. Тяжёлое дыхание, вздрагивания, движения, всякая тяга поймать тепло. Холодная кожа, прямо как у Снежной Королевы. Всхлипывания, дрожь по всему телу, мурашки по коже. — Видимо, ты всё-таки не справишься, — маг сжал её руку, ещё раз оглядел с ног до головы, убедился в своих мыслях. Взяв золотой кудрявый непослушный локон, парень преподнёс их к губам и нежно поцеловал. Волосы покрылись ярким светом, отдав солнечного цвета отливом. Кожа со сторон покрылась красными символами, напоминающие лианы, что тоже высветились, да и вообще всё её тело накрыло приятным светом, и она облегчённо вздохнула, почувствовав долгожданное тепло.