Шторм внутри меня

      Рихтер сидел на ступенях тёмной лестницы, уже почти полчаса пугая людей, идущих с экзамена.       — Сколько там ещё человек стоит?       — О Господи, Рихтер, напугал, блин! Что ты здесь делаешь, ты же уже сдал?       Андрей пожал плечами.       — Да так, хочу кое-что спросить у Алексея Геннадьевича, — без зазрения совести соврал он. — Вот жажду узнать долго ли мне ещё ждать.       — Два человека. Богдан и белобрысая зануда. Так что сидеть тебе здесь до скончания веков, ты же знаешь, что Никольская ещё сто лет потом будет с Лавровым лясы точить. Бу-бу-бу, бу-бу-бу, — закатив глаза, он ладонью изобразил болтовню. — Умная типа сильно.       Рихтер хотел ответить грубо, а ещё лучше размазать по лицу парня язвительную ухмылочку кулаком, но взял себя в руки и с ледяным спокойствием сказал:       — Ясно. Пока.       — Слушай, это всё равно бесполезно. Пойдём лучше со мной, я сейчас к Димычу, будем сегодня у него отмечать удачное окончание учёбы. И не очень удачное тоже, — сказал он, намекая, что кто-то из их компании умудрился не сдать, но расстраиваться по этому поводу сильно не намерен.       — Прости, это действительно важно. Так что я сегодня пас. Передай парням, что не приду.       Однокурсник, уходя, только нахмурил брови, глядя на странное поведение Андрея. Вскоре вышел Богдан, а значит, настала очередь Лизы. Андрей вышел с лестницы и сел под дверью аудитории, ожидая сам не зная чего. Просто Рихтеру сразу не понравился список. Этот старикашка точно задумал что-то нехорошее.       Андрей не знал, замечала ли Лиза, но практически всему курсу было абсолютно очевидно, что преподаватель дышит к ней неровно. Многие даже предполагали, что они уже любовники. Иначе, зачем так часто ходить к нему в кабинет, зачем так долго у него задерживаться (очевидно же, что целуются, а-то и вовсе предаются любовным утехам прямо в аудитории), в конце концов, как иначе ей удалось бы так легко получать зачёты, хорошие оценки и кучу комплиментов вдогонку? Только полный идиот решит, что она с ним не спит, так говорили все, кто был хоть как-то связан с Вадиком. Но Андрею не потребовалось бы много ума, чтобы сложить два и два. Задерживалась Никольская в кабинете преподавателя всегда, а вот слухи поползли только после того, как девушка продинамила Вадима. Это не кажется совпадением. Только вот все слишком благоговеют перед великим и ужасным Вадимом, хотя он тот ещё сучоныш. Только слепой этого не заметит. Пусть Лиза ему действительно нравилась, но поступать, как последняя свинья только из-за того, что тебя отшила девушка — это просто жалко.       А Лиза не замечала ничего вокруг себя. Она была в учёбе. Она точно слишком честная и правильная, чтобы спать с преподавателем за оценки. Как минимум, слишком умная, чтобы не делать это таким очевидным для всех вокруг. А поведение Лаврова могло значить только одно.       Странный глухой удар заставил Рихтера вскочить на ноги, которые немного затекли. Чёрт, сколько же он здесь просидел? Андрей весь обратился в слух, пытаясь различить звуки, доносящиеся из-за двери. Но было как-то слишком тихо. Нет, больше ждать смысла не было. В конце концов, если там ничего не случилось, он сможет просто извиниться и уйти. Стучаться не стал, просто с грохотом распахнул дверь и первое, что бросилось ему в глаза — заплаканное, испуганное лицо милой девушки. Она лежала, зажмурившись от страха, опрокинутая на стол. Её запястья были сомкнуты профессором над головой. Лавров стоял так, чтобы Лиза не смогла ему помешать.       Преподаватель вздрогнул, услышав грохот, и отшатнулся от стола, путаясь в собственных штанах, свалившихся к самому полу, и Лиза, почувствовав, что её руки больше никто не держит, приподнялась и обхватила себя за плечи. Андрей не мог смотреть на всё это, но и не смотреть не мог.       — Ты что, мужик, совсем страх потерял?! — Рихтер даже не пытался скрыть своё бешенство.       Андрей был явно обескуражен ситуацией не меньше преподавателя, который поправлял свой внешний вид и попутно вяло пытался оправдаться, но он точно не был растерян. Монотонное бормотание, словно они находились на лекции, только ещё больше разъярило Рихтера. С каким-то особенным удовольствием Рихтер подошёл к Лаврову и сделал то, что давно уже лелеял в своих мечтах — треснул преподавателю между глаз. Кажется, получилось даже немного лучше, чем он рассчитывал. На пол брызнула кровь. У преподавателя точно была разбита переносица. Лавров, потеряв жалкие остатки своей интеллигентности и самообладания, отчаянно сыпал нецензурными выражениями, схватившись за ушибленное место и совсем забыв о студентах.       Никольская сидела на столе и, не обращая ни на что внимания, только мелко дрожала, а слёзы катились по её лицу непрерывным потоком. Рихтер тихонько подошёл и аккуратно тронул Лизу за плечо в том месте, где сейчас была ткань платья, не решившись дотронуться до оголённой кожи, та испуганно взвизгнула, попыталась ударить парня и только потом распахнула заплаканные глаза. Рихтер не знал, что нужно сказать, как вести себя дальше, но Лиза, не слезая со стола, сама вцепилась в его футболку, умоляюще поглядев прямо в глаза:       — Андрей… Забери меня отсюда, пожалуйста.       Рихтер даже немного растерялся. Но в голубых глазах девушки плескалось столько страха, а побелевшие костяшки указывали на то, что девушка хватается за него так, словно он был последней её надеждой. Она совершенно не обращала внимания на то, как она выглядит. Ей было всё равно насколько высоко задралось её платье и на то, что её грудь совершенно не скрыта хоть каким-нибудь кусочком ткани. Рихтер отогнал мысль о том, что девушка, видимо, довольно часто ходит без лифчика. Момент сейчас был определённо не подходящий.       — Хорошо, маленькая. Ты только не плачь, пожалуйста.       Конечно, он и не надеялся, что это сработает, просто чувствовал, что хочет что-то ей сказать. Поддерживать людей он не умел никогда, но сейчас за это умение отдал бы многое. Только бы это помогло успокоить сейчас одну самую прекрасную из всех девушку, которая совершенно не заслуживала того, чтобы когда-либо оказаться в такой мерзкой ситуации, как сейчас. Но жизнь часто несправедливо бьёт наотмашь по таким нежным ангелочкам, как Никольская. Да, она могла показать зубки, могла съязвить, спорить с пеной у рта, но… Тогда ночью он видел в ней маленькую испуганную девочку, он видел её и сейчас. Днём она умело скрывалась под маской, но где-то внутри Лизы всегда живёт эта маленькая девочка, которой нужна защита, надёжное укрытие, где она сможет спрятаться от всего мира. Рихтер не мог ей этого дать, но для себя решил, что будет очень стараться.       Он подошёл вплотную и подхватил девушку на руки, изумившись какая она была лёгкая, точно пушинка. Такая хрупкая и беззащитная. Стоило ему только подумать о том, что он мог не прийти за ней, зайти в аудиторию позже… Его снова охватывала ярость, которую ему приходилось держать в узде, чтобы не испугать ещё больше и без того дрожащую Лизу. Вместо того, чтобы пойти вниз, к выходу, Рихтер понёс Никольскую наверх, чтобы в абсолютно пустом коридоре, где они гарантированно не встретят никого, дать Лизе немного собраться с мыслями.       Хотя хотелось обругать её на чём свет стоит. Ну, неужели правда ничего не слышала о том, что Лавров давно уже прославился своими домогательствами к студенткам? Правда не замечала, как он смотрит на неё? И последнее место в списке экзаменуемых, подальше от всех друзей её тоже не смутило? Просто нельзя сочетать в себе столько ума и в то же самое время столько наивности! Но светлые волосы щекотали лицо, не давая забыть, что можно и у него на руках прямое тому доказательство. Возможно, одно единственное и неповторимое, а потому, следует с этим восьмым чудом света действовать помягче.       Усадив Лизу на скамеечку, Рихтер навис над ней. Девушка закрыла лицо ладонями, пряча слёзы и заглушая возобновившиеся всхлипы, она никак не могла успокоиться. Андрею было неловко, но молчать он не мог, потому что несмотря ни на какие обстоятельства, он находил Лизу очень привлекательной девушкой, и мужское начало, несмотря на самовнушение, рисковало взять верх.       — Лиза, прости, можно я…       Он, не закончив свою фразу, поднял рукава платья обратно на плечи, заставляя скрыться совсем оголившуюся грудь. Снял с себя свой вечный белый свитер (где он его только всё время оставляет днём?), одел в него Никольскую и опустился перед ней на колени, поправил её задравшееся платье и, обняв её за ноги, положил голову к ней на бёдра. Они не знали сколько просидели так, но, когда слёзы кончились, и Лиза устала плакать, она запустила пальцы в лохматую шевелюру Рихтера и начала бездумно ерошить волосы у него на затылке. Андрей млел от её прикосновений, чуть не мурлыча от удовольствия. Тишину нарушило тихое признание девушки:       — Андрей, знаешь… Никогда не думала, что это скажу, а в особенности тебе, но… Я так хочу напиться! Чтобы не помнить ничего, — сказала Никольская предельно честно и смущённо замолкла, как будто сморозила какую-то чепуху.       — Тогда пойдём ко мне, — руки, ласкающие его макушку, испуганно застыли, тонкие пальчики взволнованно сжали короткие пряди, и Андрею очень большого труда стоило успокоить немного сбившееся дыхание. — У меня есть бутылочка вина. Не переживай, я тебя и пальцем не трону выше дозволенного. Пить я тоже не буду, за это тоже можешь не переживать…       — А как же ребята, с которыми ты живёшь? — вот чего она испугалась, Рихтеру она верила, а вот к его дружкам явно доверия не испытывала.       — А они тут при чём? Лиза, — он поднял на неё глаза. — Я же не совсем идиот тебя в общежитие звать. Я приглашаю тебя домой. Родители на даче, так что ты сможешь сходить в душ и немного прийти в себя в тихой обстановке. Родители живут недалеко от общежития, если ты вдруг передумаешь, испугаешься, устанешь от моей компании, я просто провожу тебя до корпуса, пожелаю хороших снов и уйду. Договорились?       Лиза подумала и немного неуверенно кивнула. Андрей тихонько выдохнул, выдав этот вздох облегчения за кашель. Провёл он этим Лизу или нет было неважно, главное, что он смог провести себя. Рихтер медленно, словно нехотя поднялся и предложил Лизе руку, которую она приняла на удивление легко. Такие противоречия в её поведении сбивали Рихтера с толку. Днём она сбегает от него, как от огня, лишь бы избежать разговора, а теперь, чуть не изнасилованная человеком, которому явно доверяла, идёт с едва знакомым и вряд ли очень симпатизирующим парнем, сама не знает куда, на ночь глядя. Беспечность или доверие? Нет, Лиза была какой угодно, только не беспечной. А доверие? Оно бы ему очень польстило, только в таком случае он совершенно не понимал, чем мог его заслужить. Да, Лиза была загадкой, и к разгадке Рихтер ещё не приблизился ни на шаг. Но от этого ему было только интересней.

***

      Эхо шагов раздавалось по всему подъезду, отталкиваясь от холодного бетона, отчего среди безжизненных стен становилось всё более неуютно. Сердце у Лизы билось уже не в груди, а гулко ухало где-то в горле. Что-то внутри кричало, что её поступок не был обдуман и ещё не поздно попросить Андрея остановиться, сказать, что передумала и пойти в общежитие, это, действительно, не так уж и далеко.       Она прошлась по тихим безлюдным улицам с Рихтером под ручку, сначала шарахаясь от каждой неосвещённой подворотни, ближе и ближе прижимаясь к тёплому боку идущего рядом парня. Но в конце концов её отпустило. Наверное, так на неё подействовал холодный воздух, отрезвляющий своей свежестью. Страх почти улетучился. И Никольская гнала прочь приятные мысли о том, что причина тому — широкая мужская ладонь, вывернувшаяся из девичьего захвата и лёгшая на хрупкие плечи. Не хотелось признаваться даже самой себе, что рядом с противным Андреем она чувствует себя под надёжной защитой. Но лучше думать о нём, чем о произошедшей ситуации. Все мысли о ней временно были посланы куда подальше.       Тёплый свитер уже привычно грел и оберегал от вечерней прохлады. Интересно, поздно ещё не было, но они с Андреем не встретили практически никого. Это показалось бы Лизе странным, но голова сейчас была забита совсем другими мыслями. На языке вертелось очень много вопросов, которые она непременно задаст, когда будет готова.       Раздался звук ключа, проворачивающегося в замке, вырывая Лизу из собственных мыслей. Один оборот, два… Ещё один, и пути назад уже нет. Рихтер высвободил Лизу из объятий и мягко втолкнул в квартиру. Почему-то теперь звук запираемой двери, раздающийся за спиной, доставил лёгкий дискомфорт.       — Разувайся, проходи. Чувствуй себя, как дома.       Какие-то дежурные фразы, Андрей тоже не знал, что нужно говорить в таких ситуациях. Нет, ему уже доводилось приводить девушек в родительскую квартиру, но с ними всё складывалось так легко. Таких, как Лиза здесь ещё точно не было. Другие проходили так, будто бывали в этой квартире уже не раз, а Никольская… Она неповторимая.       Не зная куда идти, Лиза нерешительно переступила с ноги на ногу, совершенно потерянная. От чувства неловкости, которое накатывало волнами, она не могла поднять взгляда от тёмно-коричневой «ёлочки» и своих босых ног. Но тут Андрей всё же взял себя в руки, молча прошёл в комнату, недолго где-то покопался, что-то громко свалилось на пол, но Рихтер, кажется, даже не обратил на это внимания.       — Держи, — Лиза с почти радостью приняла из рук Андрея чистое, аккуратно сложенное, клетчатое полотенце, махровый халат и мочалку, очевидно, всё это было предназначено для гостей. — Ванна там, туалет рядом. С остальным, я думаю, разберёшься. Я на кухне, это дальше по коридору, не буду тебе мешать, так что не торопись. И не стесняйся.       После всего произошедшего душ был Лизе просто необходим, это она почувствовала, как только зашла в ванную комнату. Когда рядом наконец не было лишних глаз, Никольская опять дала волю слезам. На неё с новой силой накатило осознание произошедшего. Никольская стояла под упругими струями воды, тёрла кожу до тех пор, пока та не приобретала красноватый оттенок, пытаясь избавиться от ощущения влажных рук профессора на теле. Теперь, когда рядом не было поддержки в виде Андрея, Никольская повсюду чувствовала мерзкий запах изо рта, будто Лавров всё время дышит ей в затылок. Хотелось поскорее выбежать на кухню, но она всё тёрла и тёрла кожу, пока всё тело не начало гореть. Теперь она почувствовала хоть какое-то подобие облегчения. Шум воды стих, в дверь тихо постучали. Никольская испуганно прижала полотенце к груди и замерла, едва дыша.       — Лиза, я оставил тапочки у двери. Обязательно надень.       Выдохнула. Улыбнулась, подумав о том, что Рихтер несмотря на производимое им впечатление, оказался очень заботливым. Пояс на тяжёлом длинном халате пришлось обернуть дважды, чтобы он не свалился. Влажные волосы Лиза несколько раз пропустила между пальцев, в попытке расчесать. Кинула придирчиво-оценивающий взгляд в зеркало. Выглядела она не очень, но чувствовала себя уже гораздо лучше. На полу у двери лежали серые вязанные тапочки. Никольская не решилась их надеть, догадавшись, что они явно не были предназначены для гостей, прижала их к груди с целью попросить какие-то другие, попроще. По полу сквозило.       — Лиза, тапочки носят на ногах, — Рихтер смотрел на неё строго. — Я же попросил надеть, по полу дует.       — Андрей, я не могу…       — Давай без «не могу», пожалуйста. Надевай. Да тапочки мама вязала себе, но что-то неправильно подсчитала, и они оказались ей малы, решила потом распустить, но пока этого не сделала. Тебе, надеюсь, они будут как раз, — Лиза попыталась вставить что-то ещё, но Рихтер её перебил. — Быстро, — внимательно проследил, как девушка неловко надевает удобные тапочки, которые оказались ей по размеру. — Не хочешь переодеться? Тебе, наверное, неудобно в халате? Я в ближней комнате положил для тебя одежду. Надень, пожалуйста, тебе так будет удобнее, я думаю. Своё платье можешь оставить там же.       — А… — Рихтер снова не дал отказаться.       — Это тоже мамины вещи, но она их давно не носит, так что она была бы не против. Всё. Не спорь.       Не то чтобы Лизе сильно хотелось отказываться, но поставить молодого человека на место хотелось точно. Она совсем не привыкла, чтобы ей указывали на то, что ей следует делать. А проявление заботы от Рихтера выглядело именно так.       — Хватит мной командовать! — возмутилась Никольская.       — Не расстраивайся, детка. Когда-нибудь и ты мной покомандуешь.       Лиза стояла молча, открывая и закрывая рот, не находясь, как остроумнее ответить на слова Андрея. Но тот так мягко и обезоруживающе улыбнулся, что у Лизы голова кругом пошла. Осознав, что спорить бесполезно, Никольская, так же, не проронив ни слова, только недовольно фыркнув, направилась переодеваться. Проигран бой, но не война.       Как воровка, она прокралась в комнату, единственным источником света в которой сейчас было окно, но на улице было уже слишком темно, чтобы разглядеть в помещении хоть что-то, кроме смутных очертаний мебели. Никольская попыталась нащупать выключатель, но быстро сдалась, подумав, что если будет переодеваться слишком долго, то Рихтер точно заглянет поинтересоваться как у неё дела. Быстро, рваными движениями, чутко прислушиваясь к окружающим звукам, подобно маленькому зверьку, Лиза стянула с себя большой халат и взамен него надела одежду, которая лежала на диване аккуратной стопочкой. Лёгкие бриджи и длинная футболка, явно слишком большая даже для женщины, а уж тем более для хрупкой девушки, приятно касались тела. К счастью, вещи пахли только стиркой, поэтому ощущение того, что Лиза взяла и надела чужие вещи, быстро исчезло.       Лиза была благодарна Рихтеру за такой подбор вещей, потому что свободная футболка хоть немного скрывала факт отсутствия бюстгальтера. Пусть Андрей уже в курсе, что на самом деле его нет, но Лиза сама для себя испытывала какой-никакой психологический комфорт. Кажется, футболка когда-то служила полноценной пижамой, по крайней мере, будь девушка одна, она вполне могла бы… Но она была не одна, поэтому бриджи были очень кстати. Оглядев себя в полумраке настолько, насколько это вообще было возможно, Лиза пришла к выводу, что наряд смотрится вполне прилично, ничего вызывающего в нём не было и близко.       Удовлетворённо выдохнув, она вытащила из-под футболки влажные, холодные волосы, аккуратно сложила платье, положив его на ручку дивана, и пошла обратно на кухню, где её ждал Рихтер, который, кажется, за всё время её отсутствия даже не попытался сдвинуться с места. Даже поза, в которой он сидел, осталась той же. Но эта неподвижность была только кажущейся, потому что с момента Лизиного ухода на столе появились чашки, заварник, какие-то печенья и бутылка красного вина.       Андрей отвернулся от окна, повернув голову в её сторону и застыл, осматривая Лизу каким-то новым взглядом с головы до ног. Так он на неё ещё не смотрел, природа этого взгляда была совсем неясна Никольской, но она на всякий случай решила смутиться. Непонятно ведь, понравилось ему то, что он увидел или нет. Впрочем, более она засмущалась не от реакции Рихтера на неё, а, скорее, наоборот. В ступор её ввела реакция именно её тела.       Андрей такой домашний, такой манящий в серой майке, открывающей вид на мускулистые плечи и руки, спортивные штаны длинные, широкие со смешно болтающимися белыми верёвочками и босые ступни. Пожалуй, до сегодняшнего дня у Лизы не было возможности так близко рассмотреть своего однокурсника. Когда она встретилась взглядом с его глазами, кажется, сердце в груди на миг остановилось. Никольская чего-то испугавшись поспешила неловко разорвать зрительный контакт. Волосы у Рихтера были влажными. Странно, как это она не услышала шума воды? И как он всё успел.       — Можем остаться здесь, но если хочешь, пойдём ко мне в комнату, у меня там тоже есть стол.       Лиза кивнула и осталась стоять. Она чувствовала, что правильней будет сесть, но ей ужасно хотелось увидеть комнату Рихтера. Хотя сознаться в этом вслух было слишком стыдно. Андрей не стал это комментировать, хотя Никольская ожидала уже чего угодно, вручил Лизе три чашки и бутылку, сам взял чайник, вазочку с печеньем и кивком головы позвал девушку за собой, в самую дальнюю комнату.       — Садись. Я сейчас принесу заварник.       В отличии от светлой прихожей и такой же светлой кухни в спальне молодого человека было хоть и симпатично, но довольно сумрачно. И немного пусто. Помещение не выглядело жилым, но оно и понятно, Андрей вроде бы живёт в общежитии. Серые рельефные обои с белыми узорами, мрачные задёрнутые шторы, тёмно-синее постельное бельё и красный ковёр, который среди всего этого смотрелся немного неуместно, словно чужак, невольно затесавшийся в толпу. Кровать, стол, два стула, огромный книжный шкаф и всё. Больше ничего. Даже банальному зеркалу здесь не нашлось места. Главным украшением комнаты была люстра со свисающими вниз блестяшками, она и вовсе выглядела смешно, слишком вычурно для этой лаконичной комнаты.       — Мама уже лет пять просит перевесить её в гостиную, но сама видишь. Папа шутит, что если люстра, наконец, будет висеть там, где нужно, то маме будет не за что его пилить. А идеальных семей не существует и существовать не должно. Люстра хранит их брак.       Рихтер улыбнулся, пытаясь разрядить атмосферу. Лиза казалась ему слишком напряжённой. А ещё он хотел обратить её внимание с люстры обратно на себя. Ему понравилось, как она смотрела на него там, на кухне. Её влажные волосы разметались по плечам, голубые глаза были широко распахнуты, будто она боялась упустить малейшую деталь, губы нервно подрагивали в улыбке. Он был почти уверен, что Лиза даже приблизительно не подозревала насколько сексуально она выглядит в этой одежде, иначе она бы точно не вышла из комнаты. В этом он был совершенно уверен.       Мягкие серые тапочки, которые мама безумно хотела связать, прекрасно подошли Лизе, её ножка была чуть меньше, чем у родительницы. Футболка и бриджи с полки под названием «выбрасывать жалко вещи-то хорошие» были выбраны не просто так. Футболка была длинная и очень даже приличная, только очень тонкая, стоило свету упасть немного по-другому, и то, что она должна была скрывать начинало прекрасно проглядываться через ткань. По этой причине она, собственно, когда-то и перекачивала на дальнюю полку. Андрею даже стало немного стыдно, но отказать себе в этом маленьком удовольствии он просто не смог, впрочем, он пожалел об этом уже несколько раз, начиная с того момента, как Лиза зашла на кухню.       — Ну что не передумала? — спросил Андрей, наливая в одну из чашек вино, и ставя её перед Лизой.       Никольская отрицательно качнула головой, хоть уверенности после фразы, брошенной в институте сгоряча, сильно поубавилось.       — Точно? Ты можешь не пить. Я совершенно не настаиваю, если сейчас тебе это вдруг показалось… — он не успел договорить.       Рихтер удивлённо смотрел на то, как Лиза в несколько глотков осушает далеко не маленькую чашку. Он даже не успел поставить бутылку на стол. Озадаченно покрутил её в руках, понюхал горлышко, убедившись, что оттуда отчётливо слышится запах алкоголя. Никольская закашлялась и зажмурилась, приложила руку к носу, шумно втянув воздух. Спаивать девушку Рихтеру не хотелось, но он молча налил в кружку ещё вина, но меньше, чем в первый раз.       — Всё нормально? — тихо спросил он, пытаясь вглядеться в лицо Лизы.       — Всё отлично, — просипела Никольская. — Просто с непривычки.       — Подожди-ка… Ты что пьёшь впервые?       — Андрей, а почему ты не живёшь с родителями? — неуклюже перевела тему Лиза, которой, видимо, с той же самой непривычки, быстро ударило в голову.       Андрей вздохнул, для него и без ответа стало ясно, что он урод, который сейчас спаивает девочку. Если бы он знал заранее, он бы лучше достал из серванта папину бутылку коньяка, которая стояла там неизвестно сколько и ровно это же количество времени была заполнена, отнюдь не коньяком, а чаем, гораздо больше, чем наполовину. Причём сделал это не Андрей. Но запах спирта всё ещё витал где-то около. Для Никольской было бы достаточно и этого, собственно, как и соответствия цвета маме, которая периодически поглядывала на бутылку с явным недоверием, контролируя количество спиртного, даже не подозревая, что его, как такового, там уже и не осталось.       — Мы с родителями немного не совпадаем во взглядах на некоторые вещи и, когда у меня появилась возможность, я заселился вместо Олега. Он начал снимать квартиру, хотя формально он всё ещё обитает в общаге. Я сделал это, чтобы избегать возможной конфронтации с мамой, — эта тема была ему не особенно приятна, и он просто перевёл стрелки. — А ты почему живёшь в общежитии?       Захотелось стукнуть себя по лбу. Серьёзно? Почему ты живёшь в общежитии, а зачем ты дышишь, почему небо голубое… И ещё тысяча и один вопрос, чтобы выставить себя в глазах девушки полным идиотом. Прекрасно, Рихтер, просто прекрасно. Скажи сам себе браво и похлопай. По пустой черепной коробке раздастся эхо, и ты не будешь чувствовать себя одиноким идиотом. Андрей мысленно ругал себя за то, что наедине с Лизой его мозг, словно отключается.       — Ну… Я родилась в Москве и провела здесь первые годы своей жизни, примерно до первого класса, а потом родители решили, что жить в Подмосковье для них куда удобнее, и мы переехали. Ничего интересного, — девушка пожала плечами, тихонько поставила подозрительно быстро опустевшую чашку на стол и поёжилась.       — Замёрзла? Давай я тебе плед достану.       Пока Рихтер ходил за пледом в соседнюю комнату, Лиза попыталась налить себе ещё вина, но бутылка предательски дрожала в руках, да и чашка никак не соглашалась не плыть перед глазами. И Лиза, уже явно была не в самом трезвом состоянии, что её почему-то развеселило. Едва сдерживая рвущийся наружу глупый смех, она решила, что начать пить из горла — это правильное решение. Ей показалось, что Рихтер ушёл за пледом целую вечность назад, и она, ожидая его, села, как ей показалось, совсем ровно и очень естественно, потом стала подпирать голову кулачком и кренить в бок её стало ещё сильнее. Её клонило в сон из-за тяжёлого дня и из-за выпитого алкоголя. Андрей, конечно, немного удивился, увидев эту картину, но вида не подал. Подошёл к девушке, которая всё норовила соскользнуть со стула и накинул на её плечи плед, она вздрогнула, очнувшись от дремоты.       Андрей понял, что не готов ежесекундно страховать неровно сидящую девушку, и решительно поменял дислокацию. Рывком переместив Лизу, которая от неожиданности схватилась за самую близкую к себе вещь, которой оказалась уже почти ставший родным бутыль, на кровать, он спокойно сел рядом на таком расстоянии, чтобы было понятно, что он ни на что не претендует. Но Никольская сама подползла почти вплотную и устроилась поудобнее, подтянув колени к груди.       Несколько минут она только молча смотрела на серые тапочки и шевелила пальцами ног. Рихтер не знал, что сказать, и стоит ли говорить вообще, поэтому тоже молчал, разглядывая немного грустное лицо Лизы, пока она на него не смотрит. Пушистые ресницы раскрывались всё медленнее, но иногда начинали дрожать мелко и часто, видимо, девушка пыталась проморгаться от сонливости. Изредка Лиза задумчиво ненадолго морщила лобик, сводя брови к переносице, то покусывала губы, то растягивала их в печальной ухмылке. О чём она думала в эти моменты оставалось для Рихтера тайной, но всё о чём мог думать он — её губы. Он жаждал их, как в ту ночь около общежития. А что, если?.. Нет, это уже будет слишком. Андрей зажмурился, потому что в этот момент Никольская надула губы и медленно их раскрыла, он открыл глаза только, когда она заговорила:       — Знаешь, мне с тобой так спокойно. Как будто бы и не было ничего. А веки закрываю — тебя нет. И разом всё перед глазами встаёт… Эта его ухмылка мерзкая, руки его влажные по всему телу, слюнявые причмокивания, — она пару раз шмыгнула носом. — Раньше меня всегда защищал папа, он горой за меня стоял. Как будто даже ветер был недостоин меня касаться. Я привыкла. А теперь я переехала в большой город совсем одна и мне пришлось быстро научиться справляться с провокациями или отгораживаться от них. Оказалось, что… — Лиза снова всхлипнула, ни в силах договорить и глотнула ещё вина.       — Что жизнь совсем не похожа на кулёк с пряниками… И люди, порой, оказываются монстрами, скрывающими в себе только гниль, и монстры иногда бывают людьми, скрывая в себе зефирных зайцев, — Рихтер говорил тихо и медленно, этим самым даже не успокаивая девушку, а, скорее, усыпляя её.       Лиза рассмеялась, смахнув слезу.       — Это ты про себя что ли? Или про меня? — заплетающийся язык уже плохо её слушался, спотыкаясь о буквы, как о кочки.       — Да хоть бы и про себя, ну? — заметив, что девушка уже слишком сильно захмелела, он успокаивающе сказал: — Уже не всё так плохо. Он же не успел ничего сделать. И я рядом, — сказав это, он на секунду замешкался, пытаясь осознать ту незнакомую волну тепла, что пробежала по всему телу, но всё же продолжил говорить, вспомнив о первоначальной цели: — Может, хватит?       Рихтер ненавязчиво потянулся за бутылкой, чтобы отобрать её у девушки, но Никольская вовремя просекла манёвр Андрея, снова приложившись губами к горлышку и делая большой глоток.       — Эй, ты не увлекайся. А-то потом будет плохо.       — Это будет потом, а сейчас мне оч-чень хорошо. С тобой мне очень хорошо, — вдруг заявила Лиза, отставив бутылку на прикроватную тумбочку, и прижимаясь к Андрею ближе. На секунду взгляд её стал, как будто бы даже трезвым. — Андрей, ты хочешь меня?       Ан нет. Показалось.       — О боже, Лиза, — взвыл Рихтер, понимая, что Никольская не отдаёт себе отчёта, а он может и не удержаться, а потом будет, ой как плохо!       — Я что совсем тебе не нравлюсь? — её настроение менялось со скоростью света и после недавнего смеха снова были близко слёзы.       — Очень нравишься, — боже, какой идиот! — Только надо… — Лиза с надеждой на него посмотрела и, скинув с плеч плед, нежно провела пальчиком от кадыка до груди, остановив на последней целую ладошку.       Андрей ухватил её за запястье и аккуратно отвёл в сторону. Наклонился к самому ушку и, едва касаясь губами мочки, обжигая шею горячим дыханием, тихо произнёс:       — Я сейчас приду. Подождёшь?       Лиза сглотнула, но буквы отказывались складываться в слова, бесконечным потоком кружась в голове. Она только кивнула. Рихтер мазнул губами по щеке, заставив сердце выпрыгивать из груди, и ушёл в другую комнату.       Рихтер стоял под холодным душем целую вечность, надеясь, что, когда он вернётся, Лиза уже будет спать. К его счастью, так и произошло. Мило свернувшись калачиком, она уснула прямо поверх одеяла. Андрей никогда ещё так сильно не радовался, что его не дождались. Он перенёс девушку на середину кровати и укрыл пледом, немного переживая, что может ненароком её разбудить. Недолго посмотрев на неё, мирно посапывающую, он начал убираться в комнате. Меньше, чем через полчаса в квартире нельзя было найти и следа того, что здесь вообще что-то происходило. Крадучись, он пошёл спать в гостиную, решившись перед этим убрать с лица Лизы налипшую на её губы прядь и осторожно провести кончиками пальцев по скуле. Девушка улыбнулась сквозь сон, прижимаясь щекой к тёплой ладони.