Замороженное солнце

— Лучше бы я умерла, чем жила в такой семье, Хокаге-сама. Из рук Нагато выпал стакан с водой. Он только минуту назад проснулся и вышел из комнаты. Что произошло за это время, биджу всех подери?! Тихий, непривычно холодный голос младшей сестры отчего-то вызвал мурашки по коже. Когда его маленькая сестрёнка стала такой пугающей? Она была необычной, сколько он себя помнил. Тихая, спокойная, мягкая и открытая, она казалась ему чем-то хрупким, что можно сломать даже неосторожным вздохом. Наруко же была ее полной противоположностью. Яркая, шумная, обжигающе-горячая, упрямая — как маленькое солнце. И такая же опасная. Вопреки мнению родителей, боялся всегда Нагато именно ее. Наруко вызывала в нем липкий, иррациональный ужас, а вот Наруто была какой-то... уютной. Теплой, но не горячей. Когда на его глазах Наруко была заживо растворена, страха это не вызвало. Нагато был еще слишком мал, чтобы осознать произошедшее. А потом... потом отец, его любимый папочка, возненавидел драгоценную сестру. И Нагато охладел к отцу. Между его солнцем и вечно отсутствующим отцом малыш Нагато без сомнений выбирал сестру. Наруто обратилась к маме. Но и мама покинула девочку. Так из списка дорогих ему людей была вычеркнута и мать. Нагато искренне хотел помочь Наруто, но что-то не позволяло. Что-то в нем даже при одной мысли о помощи сестре буквально вопило, что подходить нельзя, что она этого не позволит. И он не подходил. А когда решился, когда преодолел это, его дорогая сестра, его солнышко, потухла. Просто... раз — и она не греет, как раньше. Наруто больше не улыбалась. Нагато не понимал. Он лишь хотел снова увидеть ее теплую, мягкую, светлую улыбку, но она... не улыбалась. Совсем. Маленький Нагато плакал. Отчего-то казалось, что смерть Наруто — его вина. Нагато не знал, но он чувствовал состояние души каждого человека, к которому был привязан. И он чувствовал, что сестре очень плохо, что она погибла, что в ней убили все светлое, но сделать ничего не мог. Нагато кричал. Ему было едва ли менее больно, чем умирающей на его глазах душе, но сделать он ничего не мог. Подсознательно, невольно он отдавал собственную энергию сестре, неосознанно отдавал свои годы жизни ей, отсрочивал ее смерть. Нагато умирал. Нагато... жил. И от этого было еще омерзительнее. И тогда Нагато решил стать сильнее. Все, чтобы спасти свое солнце. Мальчик перерыл все свитки, в которых хотя бы упоминалось о смерти души, прочел все, что мог, выучил все языки, на которых были написаны эти самые свитки, отыскал даже затерянную библиотеку Узумаки, но ничего не нашел. А солнце уже давно стало луной. От неё несло чем-то холодным, чем-то мрачным, чем то абсолютно диким, необузданным, безумным. И Нагато сам сходил с ума от бессилия. Все напрасно, зачем, зачем он потратил все свое время на поиски того, чего нет? Почему он не провел это время с ней? Почему не дал надежду? Наруто совсем замолчала. Каждую ночь он до крови прокусывал губу, сдерживал злость на самого себя, слыша ее сдавленные рыдания в соседней комнате. Каждая такая ночь, каждый всхлип за стеной, каждая ее пролитая слеза будто вырывала кусок уже его души. Родители... родители ничего не замечали. Им было плевать. Плевать на красные от слез глаза Наруто, на его собственные — от очередной бессонной ночи. Родители уже давно были для Нагато не более, чем знакомые. Последним, что спасало его от чего-то страшного, ожидающего его за каждым углом — была сестра. Его маленькая сестренка, умирающая по его вине. В одной из библиотек Нагато и встретился с Учихой Итачи, который стал тем, кто мог выслушать все, что накопилось на душе старшего сына Хокаге. Итачи стал его первым другом. Он не знал даже сотой части того, что испытывал и знал Нагато, но даже так на душе было легче. Хотя бы от того, что кто-то может выслушать его спутанные сожаления и дать подзатыльник, заставляя жить дальше, жить ради жизни, жить ради надежды, что однажды он сможет спасти любимую сестру. Втайне Нагато всегда ее охранял. Он всегда был рядом, если имел возможность. Он со злостью смотрел, как девочку дразнили, а потом с болью наблюдал, как она бессильно кричит на тех, кто причинил ей боль. Как она умирает, как гниет изнутри. Он умолял всех Богов, демонов и даже Шинигами, чтобы она стала прежней. Чтобы она вновь тепло ему улыбнулась, чтобы вновь беззаботно пожала плечами и мягко потрепала его по волосам, будто старшая сестра тут она. Умолял, чтобы она вновь стала сгустком пламени, ярким, но не обжигающим, сильным огнем. Впрочем, на его мольбы всем было плевать, и Нагато понял, что надеяться можно лишь на себя. С новой силой он зарылся в свитки других стран, и, не жалея себя, тренировался, игнорируя боль во всем теле и мелькающие точки перед глазами. Когда Наруто похитили, Нагато первым бросился на ее поиски. Он корил себя за то, что тогда был на миссии, за то, что его не было рядом, и искал ее везде. Но первым ее нашел Итачи. А затем она появилась на обеде. И Нагато едва сдержал неверящую, счастливую улыбку. Его солнце снова горело. Она сияла ярко, светло и непоколебимо. Она излучала почти осязаемое тепло, но при этом сама тепла не принимала. Она будто была покрыта льдом, но даже через него умудрялась гореть ровным, непоколебимым светом. Стоило Наруто уйти, как он спешно собрал вещи и направился к Итачи, который, как оказалось, буквально час назад нашел своего также похищенного брата. Итачи опять же его понял, несмотря на запутанность и эмоциональность. Он мягко улыбнулся и порадовался за друга. Нагато сиял. Невозможно описать ту бурю чувств, что сейчас в нем бушевала. Он был по меньшей мере счастлив. И плевать, что ночью сестры дома не было — он ощущал, что с ней все хорошо. Хотелось взлететь, как воздушный шарик, и закричать. Хотелось смеяться, ведь мир, оказывается, такой прекрасный. И небо такое синее, и трава такая мягкая... Весь следующий день Нагато глупо улыбался, втайне наблюдая за сестрой. Та преобразилась. Оделась, расплелась, закупилась — и когда успела? Она ловила на себе восхищенные и завистливые взгляды, она расцвела, и Нагато расцвел вместе с ней. А то, что она как-то незаметно подружились с братом Итачи, сделало Нагато еще счастливее. Ведь теперь у его солнца была чистая луна. И Нагато ощущал, что эта луна никогда не предаст. А сейчас... это. За одно только то, что родители довели Наруто до такого состояния, хотелось их растерзать и перегрызть им глотки. — О... о чем ты, Наруто? — дрожащий голос Кушины вывел его из ступора, и Нагато прислушался. — Вот только не притворяйтесь, что не знаете, Кушина-сан, — прозвучал все тот же непривычно холодный голос сестры. — Не волнуйтесь, я больше не причиню вам неудобств, — у Нагато перехватило дыхание. Мысль о том, что она могла взяться за старое и попытаться покончить с собой, вызвала дрожь. — Я буду здесь лишь ночевать, и мы больше не встретимся, — Нагато выдохнул. — Как только я достигну совершеннолетия — избавлюсь от фамилии Хокаге, и больше не буду вас позорить. — Не смей так говорить! — вскрикнула неожиданно Кушина. — Я... — Подожди, Кушина, — оборвал ее Минато. — Пусть делает, что хочет. Мы не будем мешать тебе, Наруто. Думай и делай что хочешь, если это... — Не опозорит имя Хокаге? — встрял голос Наруто. — ...не причинит тебе вреда, — все также невозмутимо закончил Минато. — Деньги мы будем оставлять на тумбочке в коридоре. И он ушел в спальню, не слушая больше ничего. Кушина, постояла с минуту возле двери в комнату Наруто, скомканно пробормотала что-то вроде "спокойной ночи" и последовала за супругом. Свет в комнате Наруто потух, и в доме воцарилась тишина. Нагато подумал, что, вероятно, вновь обрел родителей.