***
В тот день все было как обычно. Рядом шел Хаку, его оружие, хотя в том, что мальчик был его оружием, Забуза уже сомневался. Слишком он привязался к обладателю стихии льда. Все было как обычно. Абсолютно все. Ровно до тех пор, пока в глазах не потемнело. Очнулся Забуза уже в каком то подвале за решеткой, и на миг в голове закралась мысль о тюрьме — впрочем, надолго она не задержалась. Доступ же к чакре был каким-то неведомым образом полностью блокирован. Рядом, в соседней клетке, лежал бессознательный Хаку, и Момочи невольно сглотнул, поняв, что сейчас он настолько уязвим, насколько это вообще возможно. Что в любой момент посетители могут сделать с Хаку что угодно, и нукенин ничего не сможет противопоставить. Дверь со скрежетом открылась, и Забуза оглядел вошедшего человека. Это был невысокий, даже хрупкий внешне парень в плаще, скрывающем все тело, кроме головы. Его иссиня-черные волосы с парой белых прядей спускались до узких плеч, а насыщенно-синие, словно море, глаза смотрели с детским интересом, любопытством и какой-то странной задумчивостью. Внешне он был безобиден, но что то кричало о том,том что он опасен, что нужно бежать от него как можно дальше. Парень приветливо улыбнулся настороженному Забузе, и его инстинкты буквально взвыли об опасности. — Привет. Я Итоми Канаку*. А ты Момочи Забуза, да? Впрочем, что ж я спрашиваю, это и так очевидно, — он мило хихикнул, и нукенин ощутил противоестественный страх. Этот Итоми явно был не милым добрым парнем, пусть и слабым. Да, чакры в нем почти не было, но один его характер, его намерения ощущались на инстинктивном уровне, и это пугало. Очень пугало. — Молчишь... даже не поздороваешься? Какие нынче невоспитанные нукенины, — он звонко рассмеялся, вероятно, считая это смешным, но уже через минуту резко замолк, хмуро глядя на Забузу. — Почему ты не смеешься? Это же так весело. Смейся! Момочи нахмурился, и Канаку подошел к Хаку. — Смейся! — приказал он напрягшемуся нукенину, и тот натянуто хохотнул. Но это не понравилось Итоми. Он тяжко вздохнул, доставая из-за пазухи что то отдаленно напоминающее нож, и одним точным движением отрезал Хаку пару пальцев. Тот даже не дернулся, и впервые Забуза эгоистично порадовался тому, что его всегда очень сложно привести в сознание. Кровь быстро вытекала из него, и мечнику тумана почти физически больно было смотреть на это. — Смейся! Иначе я перережу ему горло! — повторил приказ Канаку. И Забуза смеялся. Он еще не знал, что будет должен смеяться еще кучу раз, смотря, как Хаку уродуют, как он кричит и с мольбой смотрит на бессильного перед этим парнем Момочи.***
Забуза не знал, почему не мог даже двинуться в присутствии этого Итоми Канаку. Вероятно, это была какая то парализующая печать. Он не хотел смотреть, но Канаку раз за разом поворачивая его голову в сторону Хаку, снова и снова открывал ему веки, и Забуза смотрел, как Хаку пытают. Как над единственным дорогим ему человеком проводили какие то опыты, отчего тот истошно кричал, выгибался, ломая себе позвоночник... и смеялся. Смеялся-смеялся-смеялся. Потому что иначе этот псих перешел бы к тому, что называл "тяжелой артиллерией". Один раз он показал Забузе эту самую "артиллерию" на еще одном подопытном, и даже вспоминать, что происходило с жертвой ученого, не хотелось, а именно ученым и был Канаку. Несмотря на садизм, безумие и внешнюю молодость — а он выглядел от силы на шестнадцать, — он был настоящим знатоком своего дела. Именно он, казалось, знал в области науки больше, чем легендарный змеиный санин Орочимару — но сам Итоми так не думал. Он считал, что до этого великого ученого ему еще расти и расти. О том, почему до сих пор над ним не провели ни одного опыта, Забуза старался не думать. Старался. Пока в один из слившихся в один дней не нашел Хаку, вернее, то, что от него осталось, в соседней камере. А затем пришел Итоми и, невинно перекатываясь с пятки на носок, рассказал о том, что теперь с Хаку. Он убил его. Итоми убил Хаку и пересадил его ген, отвечающий за кеккей генкай Забузе. Потому над Момочи и не ставили экспериментов. Был нужен чистый лист. Невозможно описать, что он тогда испытывал. Злость, отчаяние, боль, бессилие... но сильнее всего была ненависть. Та самая, от которой сводит зубы, а глаза застилает кровавая пелена. Хаку. Его оружие. Его маленькое, хрупкое с виду оружие, что столько времени сводили с ума лишь ради того, чтобы в его теле произошла какая-то научая чушь и можно было извлечь ген целиком. О том, как можно извлечь ген не целиком, Забуза до сих пор не хотел даже думать. Итоми рассчитал все. Он держал мечника тумана в блокирующих чакру браслетах, под парализующей печатью... но он не учел, что внедренная, еще не прижившаяся стихия будет нестабильна настолько, что ей будет плевать на сдерживание чакры. В тот день лаборатория Канаку была уничтожена, а самого ученого Забуза так и не смог найти, искренне надеясь, что он мертв. В тот день он твердо решил стать сильнее настолько, насколько это вообще возможно. В тот день он понял, что часть Хаку всегда будет рядом. В его венах, крови, теле. С того дня Забуза стал почти одержим тренировками. Он и сам не знал, зачем ему сила, но упорно продолжал изнурять себя, мучить организм и систему циркуляции чакры. И всё казалось, что Хаку, мягко улыбаясь, стоит в тени дерева и смотрит на него с гордостью.***
Внезапно Забуза ощутил, что его сжимают, и уже через мгновение тело вновь пронзила боль, а он понял, что находится в подвале. Не в том, что был у Итоми, но все же... Из тени ему одновременно нежно и ненавидяще улыбалась девушка с алыми, как кровь, волосами. И нукенина S+ ранга от этой улыбки бросило в холодный пот. — Я надеюсь, ты не думал, что демон листа простит тебе попытку убийства своего верного пса?