Примерно в то же мгновение, как на меня прыгнул оскаливший клыки Абиссу, перед моими глазами мелькнул знакомый черный комочек меха с кучей хвостов. И вновь исчез.
И леопард пролетел мимо, в паре миллиметров от моего лица.
Когда я запоздало обернулась, то увидела лишь Абиссу, черные когти которого резко удлинились и с тихим хлюпом вошли точно в глазницу взвизгнувшего белого волка.
Смерть наступила мгновенно. Когти выкололи глаз, повреждая мозг, и волк просто умер. Почти безболезненно, если не считать того мгновения, когда ему выкололи глаза. А Абиссу лениво оглядел монстра, садясь рядом с трупом и со снисходительным весельем глядя на меня.
— Мы уничтожаем все, что может представить для нас угрозу, пока оно не стало слишком сильно, — повторил кот, коготком подцепив бегущего мимо муравья и разглядывая его с ленивым интересом. — Тем не менее мы очень любим сильных противников. К сожалению, здесь мы не можем иметь таковых, чтобы они не угрожали нашей популяции по настоящему. Мы бережем детенышей от чужаков. То, что ты называешь свитком, находится в нашем логове.
И кот, ехидно сверкнув глазами, прошел мимо меня. Вот же... хотя должна признать, что в какой то мере Абиссу прав. Нельзя приглашать домой незнакомца. А вот незнакомца, способного уничтожить волка-переростка, мирно общающегося с потенциальным врагом и обещающего хороших противников — вполне можно. Кошачья логика — она такая логичная.
А вот с Куро нужно разобраться. Почему я внезапно увидела именно его, и как это вообще вышло? К тому же его очень давно не слышно, и это начинает напрягать.
—
Все с твоим пухом нормально. Волнуется, кипиш поднял, решил, что тебя убивают. Я едва успел вернуть его обратно, ты действительно его видела. Этот мелкий идиот вылез из твоего подсознания, порываясь убить этого недокота, — рыкнул Курама, зевая, и я выдохнула. Он и... "вылезать" из меня умеет? Ну хоть не галлюцинации, и то хорошо. Однако больше тянуть нельзя. Пора уже решить, что делать с Куро.
По пути, как это ни странно, мы не встретили никого. Вообще. Не было даже бабочек-мутантов и птицекрабов. Будто все исчезло. Была у меня мыслишка, что все разбежались от Абиссу, но это же глупо, да? Не могут же все ощущать его приближение и бояться
настолько. Ведь не могут же?
Вокруг было тихо. Только из-за камней изредка выглядывали такие же маленькие леопарды, провожающие нас жесткими, настороженными взглядами. О том, что здесь живет вообще хоть кто-то, догадаться было невозможно. Просто вокруг камни, скалы, трава — вообще ничего, что говорило о жизни здесь. Тем не менее наличие котов говорило об обратном.
Либо они живут под землей, либо на деревьях, либо меня наебали и сейчас ведут в ловушку. Если верно последнее, то волноваться не о чем. Это мир животных, так что людей, кроме меня, конечно, здесь нет. А значит, Курама может вылезти из моей головы и наконец растрясти свой мохнатый зад.
Однако Абиссу, вопреки моим ожиданиям, привел меня в пещеру. В небольшую, совсем крошечную пещеру с постаментом. Каменным. Выцарапанным когтями. Что-то мне уже не по себе.
Нет, серьезно, я даже движения Абиссу не могла различить. А его когти действительно острые, еще и способны удлинняться так, чтобы повредить мозг здоровенного волчары и выцарапывать из камня постамент. Это начинает пугать.
— Вот это то, что ты называешь свитком? — я оглядела лежащий на постаменте свиток и молча кивнула. Кот расслабленно лег на камень, прикрыв глаза. — Этот... свиток находится у нас столько, сколько мы себя помним. По легендам его подарил Бог первому из нас, приказав хранить эту вещь так, как мы хранили бы своих детенышей. Теперь понятно, зачем нам нужен этот предмет.
Интересно. То есть здесь он не солгал, и они действительно никогда не встречали людей? Быть того не может.
Тем не менее, судя по всему, это было правдой. И в свитке появилось первое имя, написанное кровью.
***
Я спустилась в подсознание сразу, как смогла, и тут же меня сбил с ног пронзительно пищащий комочек черного меха, смотря на меня ярко сияющими синими глазами, едва заметными под шерстью. Курама глухо хмыкнул. В углу дремали хвостатые.
— Что скажешь? Ты не мог не изучить его, пока меня не было. И что это была за хрень во сне? — Кьюби оскалился, кивая, пока я пыталась отцепить от себя сопротивляющегося Куро. В итоге я забросила это занятие, и комочек, удовлетворенно пискнув, удобно устроился на моем плече.
— Это не совсем биджу, — я выгнула бровь, давая понять, что случилось дальше. — Он... другой. Просто другой. А вот насчет твоего сна... одновременно с тем, как ты увидела в нем лицо, нас всех посетило одно чувство. Такое смутно знакомое. Шукаку считает, что оно чем-то похоже на то, что мы испытывали, глядя на первого жителя этого мира. Когда мы только родились, Рикудо активно общался с неким существом. Оно было очень похоже на человека, однако при этом сильно от вас отличалось.
***
Курама с интересом смотрел на подошедшего к ним человека, смотрящего на него своими кроваво-алыми глазами.
— Интересные создания, Рик, — вынес вердикт он, склонив голову вбок.
Рикудо глухо усмехнулся, кинув взгляд в сторону остальных биджу.
Человек был... странным. Он был высоким — выше Рикудо, но это не казалось несуразным или неправильным. Высокий, стройный, обманчиво-расслабленный, Биджу он казался великаном.
Бледная кожа. Длинные, тонкие пальцы. Алые, скучающие глаза. Легкая ухмылка на припухлых губах. Тонкие, чуждые черты лица, чем-то отличающиеся от всех, кого раньше видел маленький Курама.
Его черные волосы, небрежно уложенные на голове, в тенях причудливо отливали кровью, и ни один волосок никогда не выбивался из этого небрежного беспорядка. Безукоризненно-идеально.
Одет он был также чуждо, словно прибыл из иного мира. Курама никогда не видел такой одежды. Неизвестный черный материал, длинные штаны, блестящие остроносые туфли. Рубашка была темно-красной, а поверх нее был одет пиджак из точно той же черной ткани, которая безумно ему шла. На тонкой шее был повязан странный кусок ткани черного цвета, который этот человек называл галстуком.
Эта странная одежда безумно ему шла, но создавалось такое ощущение, будто... Курама даже не знал, как это описать. Будто он
чужой.
Этот человек пах кровью. Этот стальной запах, неизменно тянущийся за ним тонким шлейфом Курама помнил также отчетливо, как и Рикудо. Черты лица этого существа оставались в памяти, но лишь по отдельности. Всякий раз, как он пытался вспомнить его лицо целиком, что-то неизменно казалось ему не таким, будто он что-то упускает, будто пытается собрать пазл из неподходящих деталей.
А еще Курама помнил, что это человек
всегда ухмылялся. Неважно, что происходило и о чем он говорил, на его губах
всегда цвела ухмылка.
Неважно, что он делал, она была его вечным спутником. Пытал ли он людей или общался ли с Рикудо. Убивал ли он или читал книгу. Он всегда ухмылялся. И эта ухмылка его долго снилась девятихвостому лису в кошмарах.
