Жизнь – тлен, все друзья – предатели, семья – просто слово из пяти букв. Такой вывод сделал Тверцов утром понедельника последней учебной недели. Сидя в кабинете истории, что была поставлена в расписании первым уроком, Нолик недовольно бурчал себе под нос различные ругательства в адрес старосты и его белобрысой подружки. Те с самого утра решили пойти в школу вместе, прервав сложившуюся с недавних пор между Тверцовым и Кориццевым традицию. Уже тогда настроение парня опустилось ниже плинтуса. Всё выводило из себя: глупые шуточки, ясные лишь тем двоим, странные обсуждения, подобные сплетням, идиотские восхваления Авропова и влюбленные взгляды Стэса, брошенные бесконечное число раз в сторону подруги, которые по-прежнему невыносимо раздражали и одновременно с тем навевали какую-то тоску. От того ли, что на Нолика так никто никогда не взглянет или же дело было в чём-то ином, подросток и сам не знал. В классе было шумно. С разных сторон раздавались обрывки фраз, многие из которые Нолик желал стереть из памяти, как например подробности личной жизни парочки его одноклассников, что хвастались друг перед другом своими достижениями, начиная от первого выпитого алкоголя и завершая более интимными вещами. Нолик презрительно фыркнул и обвёл класс взглядом. Сосредоточившись на троице, Тверцов решил, что вслушиваться в их диалог будет менее травматично для психики, и разлёгся на парте, предварительно скрестно сложив на неё руки. Парни о чём-то активно беседовали, но недостаточно громко, чтобы расслышать каждое слово. Кажется, Роп волновался из-за предстоящей по истории самостоятельной работы, а Дэм старательно убеждал его, что всё будет в порядке и Енютцев со всем справится. Нолик усмехнулся. Сам он даже учебник не открывал ни разу, не говоря уже о подготовке. Ему было плевать, раз родители затеяли войну, он не собирается идти у них на поводу и сдаваться в плен. Он всё сделает для того, чтобы его успеваемость стала ещё хуже, чем до проведения родительского собрания, может, тогда до преподавателей и его умалишённых родственников дойдёт, что давление и глупые условия на нём не сработают. Давно пора было это понять.
Внимание привлекает движение возле двери, и Тверцов рефлекторно переводит туда взгляд, тут же встречаясь с улыбкой старосты, обращённой к Ирите. Подросток проследил за тем, как парочка направилась к своим местам, а затем присоединилась к беседе с Дэмом и его друзьями. Нолик ощутил явный укол обиды и зависти. Ну да, верно, зачем же общаться с ним, когда есть Дэмис и его свита? И Ирита в придачу.
К чёрту.
Дождаться звонка на урок было сложнее, чем могло показаться. Это даже удивительно, ведь обычно Тверцов из тех, кто ожидает звонка на перемену, но никак не наоборот. А всё этот староста со своей подружкой. Сводят парня с ума, а потом хихикают в сторонке. Быть может, у всех вокруг был какой-то коварный заговор против Тверцова? Специально втереться в его доверие, разузнать секреты, слабости, а потом, довольными от проделанной работы, высмеять перед классом и всей школой. Да что там школой? Городом! Нолик повертел головой в разные стороны, отгоняя странные неприятные мысли прочь. Глупости. Тверцова и так все ненавидят и думают невесть что, к чему такие сложности? Да и секретов у него столь значительных нет, чтобы их раскрытие привело к личной трагедии. С другой стороны, ни староста, ни его подружка, ни кто-либо ещё из одноклассников этого не знает.
Нолик с подозрением уставился на Стэса, но тот лишь продолжил с улыбкой наблюдать за Колесниковой, совершенно не замечая прикованного к себе внимания. Проследив так же за остальными, подросток наконец успокоился и мысленно обрадовался трели звонка. Преподаватель, всё это время находившийся в кабинете, поднялся из-за стола и обвёл присутствующих внимательным взглядом, когда те встали со своих мест, после чего, мысленно отметив опоздавших, остановился на Нолике, как всегда не потрудившемся показаться из-за парты, однако ничего не сказал. За что Тверцов любил их историка, так за его бесконфликтность. Что бы не вытворяли дети, он всегда смотрел на них сквозь пальцы и лишь изредка позволял себе колко комментировать чьё-либо поведение. Чаще всего, одной такой фразы хватало, чтобы раз и навсегда прекратить разговоры на его уроках. Впрочем, Имофея Софроновича и без того любили и уважали, поэтому шум поднимался крайне редко. Что тут скажешь, молодой преподаватель, который сумел с первых лет поставить себя наравне с опытными учителями старой закалки, ни мог не произвести впечатление и не вызвать симпатию. Нолик фыркнул. Редко он позволял себе расхваливать взрослых.
– Дать вам время повторить материал? – раздаётся голос учителя, и большинство единогласно соглашается с предложением, вызывая у мужчины усмешку. Нолик безразлично откидывается на спинку стула и демонстративно смотрит в глаза историку. Имофей Софронович сочившийся наружу комментарий придерживает при себе, а вот Нолик продолжает следить за ним до тех пор, пока мужчина не задерживает дольше положенного взгляд на Енютцеве. Тот судорожно листает страницы учебника с заданным параграфом и едва заметно шевелит губами. Тверцов вновь ложится на парту и принимается следить уже за Ропером. Тот вздрагивает, когда звучит фраза: «всё закрываем и передаём листочки», и лишь быстрее листает страницы, будто это как-то поможет ему усвоить информацию. Свой полученный листок Нолик оглядел с пренебрежением, после чего, недолго думая, начал изгибать в разные стороны. Вскоре тот превратился в бумажный кораблик, а спустя пару минут перестроился в журавлика. Развернув в конечном итоге и самодельную птицу, Нолик хотел было сотворить очередную фигуру, но рефлекторно бросил мимолётный взор на пыхтящего в метре от него одноклассника. Кажется, Роп не на шутку был взволнован, если судить по сбитому дыханию и вертящейся ручке в левой руке, пока правая беспокойно тёрлась по ноге верх и вниз. Роп поднял глаза на часы и затем перевёл их на учителя, видимо, решив оценить возможность списать, однако вместо желанной отвлечённости, встретился с его пристальным вниманием.
– Что, Енютцев? Что-то не так? – первым откликается преподаватель на их безмолвные переглядки. Ропер несдержанно вздрагивает и тут же неловко отводит глаза на парту. Стыдится, но не понятно чего больше: того, что не может написать ни строчки на выданном листе, или собственной оплошности в надежде незаметно подглядеть информацию из секунду назад закрытого учебника.
– Можно будет пересдать?.. – всё же тихо и совершенно неуверенно произносит тот, понимая, что учитель не собирается перестать сверлить в нём дыру. Раньше Нолик не замечал за Имофеем Софроновичем такого предвзятого отношения к списыванию, но сейчас его поведение отдалённо напоминало какой-то приступ справедливости, вымещенный на первом попавшемся несчастном. Осмотревшись по сторонам, парень подметил, что почти все сидящие за вторыми и последующими партами, уже давно нашли свои источники ответов. Кто-то пользовался шпаргалками, кто-то – в наглую телефоном, а кто-то совершенно бесстрашно листал учебник. И как среди всего этого хаоса можно было вычленить именно Енютцева, что даже не успел сделать ничего криминального, как его уже поймали? Нолик задумчиво нахмурился. Что-то не складывалось.
– Пиши сейчас, ты же готовился, я видел, – мягко произносит Имофей Софронович, но его слова не имеют желаемого эффекта; Ропер лишь сильнее закапывает себя в яму самобичевания, смешанного с безудержной паникой. Историк некоторое время не сводит глаз с разнервничавшегося ученика, а затем неожиданно предлагает: – Хочешь дам время повторить? Ответишь устно, если не получается письменно.
Роп поднимает на него полный надежды взгляд, но затем сомневается улыбнувшейся ему удаче и склоняет голову обратно. Нолик заинтересованно наблюдает за происходящим и, когда Енютцев всё же кивает, с нетерпением ожидает завершения времени, данного на самостоятельную. Всё же интересно, как ответит его недруг на те же вопросы, но устно, да ещё и перед всем классом. Опозорится? Получит два? Вытянет на три? Или спасётся четвёркой? Вряд ли его выходящий в четверти чрезмерно низкий балл сможет исправить один или даже два тройбана. И конечно Имофей Софронович это понимает, поэтому наверняка захочет вытянуть бедного утопающего. Другое дело – сможет ли?
– Тверцов, за оригами выше двойки не поставлю. Спиши хотя бы на первый вопрос ответ, – внезапно обращается уже к нему историк, и Нолик едва успевает скрыть свой задумчивый вид, а в особенности прикованный к однокласснику взгляд. Учитель смотрит в упор теперь уже на него, видимо, решив сменить жертву. Подросток фыркает и невозмутимо выдаёт:
– Не хочу. И чему Вы учите своих учеников? Списывать же нехорошо.
– Умение списать так, чтобы никто не заметил, тоже полезный навык. Но дело Ваше, Тверцов, захотите исправить – приходите, с радостью Вас приму.
– Мурашки от Вашего «Вы»-канья, – парень хмыкает и отворачивается к окну.
– Не любишь уважительного обращения к себе? Хорошо, как тебе будет удобно, – быстро соглашается мужчина, мгновенно переходя на «ты»; настолько быстро, что Нолик даже не успевает ничего возразить. Уважение – это хорошо и более того приятно, просто непривычно, тем более от преподавателя. Но озвучить свои мысли подросток не успевает, с последней парты третьего ряда тут же раздаются два голоса:
– Учитель!
– А Вам не кажется нечестным давать возможность лишь одному ученику?
Близнецы Фырковы собственными персонами. Ещё большие затычки в каждой бочке, чем сам Тверцов, а это ещё постараться надо, чтобы достигнуть его уровня. И чего только понадобилось этим двум именно сейчас вмешаться в разговор? Нолик уставляется на них со злобным выражением лица, демонстрируя негодование, но его успешно игнорируют.
– Кто угодно за это время, пока все пишут работу, успеет зазубрить параграф, – продолжает пламенную речь Фрик. Или Гик, чёрт их знает, Нолик никогда не умел отличать братьев, тем более по одному брошенному на них взгляду. Как специально подбирают одинаковую одежду и даже волосы укладывают идентично. Самим не скучно так ходить? Не надоедает ежедневно со всех сторон видеть собственное отражение? Тверцов бы уже свихнулся – вечно быть с кем-то рядом, ещё и с таким же лицом, как у тебя.
– Тогда заучите, – без заминки откликается на их реплики мужчина, из-за чего запал парней, судя по лицам, немного спадает. – Я и вас спрошу. Желаете ответить устно?
– А мы что? Мы ничего, – быстро находятся с ответом близнецы, продолжая озвучивать одну мысль на двоих.
– Как бы Ваша доброта не привела к междоусобице в нашем дружном коллективе.
– Да-да, знаете, всякое бывает. Завистливые нынче люди, – братья переглядываются и хоть на губах сверкают усмешки, в глазах что-то смутно напоминает о не забытой прошлой обиде. Нолик не любит замечать чужие эмоции, потому что чаще всего не имеет понятия, как на них лучше реагировать, но выработанная годами внимательность всякий раз играет с ним в злую шутку.
– Я Вас услышал. В следующий раз с самого начала предложу выбор для ответа. А пока не отвлекайте нас всех от работы, кому-то необходима тишина, чтобы сосредоточиться, – тактично затыкает их Имофей Софронович, на что Тверцов довольно ухмыляется. Верно, нечего тут воздух сотрясать своими едкими фразочками.
– Да мы тише, чем трупы на кладбище, – выкрикивают в последний раз, после чего затихают под суровым взглядом историка, не оценившего метафору.
По окончании времени, все кроме Тверцова и Енютцева сдают письменные работы, за что первый получает разочарованный взгляд от учителя и кажется взволнованный от старосты. Последнее малость обрадовало. Сам не зная чем движимый, Нолик всё же собрал последнюю фигуру и запустил полученный самолётик по направлению первой парты второго ряда. Всё было хорошо ровно до того момента, пока курс не сбился, и самолёт не приземлился на одну парту раньше. К Дэму и Ясе. Те резво обернулись, чтобы увидеть отправителя и удивлённо переглянулись, когда столкнулись с прикованным к ним вниманием Нолика. Дэм, о чём-то поразмыслив, усмехнулся и, покрутив фигурку в руках, стукнул Ясю локтём и кивнул в сторону старосты, после чего посмотрел назад на Тверцова, якобы уточняя адресата. Нолик с сомнением на душе кивнул, и Дэм немедля запустил самолётик Кориццеву в спину. Тот охнул и обернулся, чтобы увидеть, в чём дело, тут же получив указание от одноклассников опустить глаза ниже. Со смятением на лице, староста убедился, что внимание преподавателя направлено не на него и наклонился за странным посланием. Стараясь действовать тихо, он осторожно развернул бумагу и прочитал написанное.
«
Погуляем после уроков?»
Оторвав глаза от листа, Стэс нашёл взглядом своего друга и улыбнулся, после чего сложил вчетверо бумагу и отложил ту на край стола под дневник и пенал, а закончив, принялся шуршать уже страницами учебника, должно быть, проверяя, не упустил ли чего важного в своих ответах в самостоятельной работе.
– Итак, – прервал нарастающие в классе разговоры голос историка, – Енютцев, готовы ответить?
Роп неспешно отрывает от учебника взгляд, явно теряя в это мгновение остатки уверенности. Он несколько раз отрицательно машет головой и кажется планирует отказаться от возможности в пользу двойки, но не успевает открыть рта, когда за него уже отвечает Дэм твёрдое: «конечно он готов», а затем оборачивается к другу и что-то шепчет тому. Судя по спавшему с плеч напряжения, что-то весьма убедительное и поддерживающее. Учитель неотрывно наблюдает за дружескими переговорами и молча радуется их исходу, когда Енютцев всё же закрывает учебник и встаёт из-за парты, молча глядя в глаза преподавателю. Вопросы начинаются с самих элементарных, что поначалу даже вводит учеников в ступор, но после объём ответов постепенно нарастает. Роп говорит зазубренными фразами, а историк старательно пытается вывести его на осознание озвучиваемого материала, чем малость сбивает ученика, настроенного оттарабанить текст из учебника и тут же забыть его. В итоге беседа из вопросов-ответов завершается по истечении десяти минут. Енютцева садят на место, и Нолик с усмешкой замечает, как тот скрещивает пальцы, видимо молясь всем богам о хорошей оценке. Хотя, как считал Тверцов, бояться ему было нечего, ответил он и вправду неплохо. Ну подумаешь, забыл пару-тройку моментов и одну значительную дату, зато весь параграф отчеканил так, будто в жизни нет более полезной информации, чем история.
– Ну что ж, – задумчиво произносит учитель, глядя перед собой в самодельный журнал с оценками. Самодельным он был по причине перехода школы на электронные ресурсы, однако не все преподаватели торопились изменять своим привычкам и поначалу записывали их в обычные тетради. С одной стороны – к чему эти лишние заморочки? Разве не разумнее сразу вводить отметки в компьютер и больше не возвращаться к этому делу? А с другой – так гораздо легче незаметно от администрации исправить плохой результат ученику, и Нолику в том числе, так что в данном случае он не был против приверженности традициям. Имофей Софронович недолго думает, прежде чем вывести что-то у себя в журнале, после чего поднимает глаза на сжавшегося Енютцева и по-доброму улыбается. – Поставлю Вам пять. Были конечно существенные недочёты, но, как мотивация к продолжению изучения моего предмета, добавлю балл. А теперь переходим к уроку. Открываем, кто ещё не открыл, учебник и записываем следующую тему. Число сегодня девятнадцатое, – на этом Нолик прекращает слушать муторную, по его мнению, речь, и посвящает всё внимание окну, лишь на мгновение одарив Ропера взглядом. После урока, учитель подзывает того к себе с дневником и выставляет красной ручкой заслуженную пятёрку. Енютцев ещё несколько секунд завороженно смотрит на неё, видимо, до конца не веря своему счастью, а затем настолько сдержанно улыбается, что Нолик даже не заметил бы, если намеренно не следил за реакцией. К нему незамедлительно подлетают друзья, и Дэм без стеснения захваливает парня и его старания, но при этом не забывает напомнить о важности сна и отдыха, и что ни одна пятёрка не стоит его страданий, на что в ответ получает лишь молчаливый толчок в бок. Нолик даже физически ощущает эту радость, исходящую от одноклассников, и где-то внутри всё падает, когда они случайно пересекаются взглядами. Ропер мгновенно теряет искорку в глазах и на мгновение замирает, а затем съёживается и, спешно собрав вещи в сумку, уходит из кабинета. За ним следуют друзья, однако не понимая, что могло послужить причиной такой резкой перемены настроения.
Паршиво.
– Что-то не так с вами двумя в последнее время, – пугая своим неожиданным появлением, комментирует увиденное Стэс и с подозрением хмурится, переводя взгляд с одного одноклассника на дверь, в которую только что вышел другой.
– Ты слишком внимательный, – фыркает на него Тверцов, недовольно закатывая глаза. Нет, ну вот какое ему дело до их с Ропером взаимоотношений? – Если постоянно лезть в чужие проблемы, можно кукухой поехать.
– Полностью согласна, – внезапно вмешивается в их диалог Ирита, пихая Кориццева в бок и глупо хихикая, на что тот цокает языком и обиженно произносит:
– Ну хоть где-то вы сошлись во мнениях.
– Ага, надо же, – саркастично добавляет девушка, после чего толкает обоих парней в сторону выхода. – Давайте не тормозите, Дэм уже почти ушёл.
– Мы всё равно в один кабинет, – напоследок бурчит Нолик, но впрочем и не сопротивляется. Следующим уроком по расписанию английский язык, на котором парень был намерен поспать или позалипать в телефоне. Главное, пережить первые пятнадцать минут, которые будут посвящены ученикам с неудовлетворительными оценками в четверти, а то бишь и самому Тверцову, а дальше можно и расслабиться. Прискорбно, конечно, выслушивать про себя дюжину неприятных эпитетов, но ничего не поделаешь. Хотя бы не оскорбляет, как учительница по физике, уже плюс. Добравшись вскоре до кабинета, следуя всё это время за тройкой парней, ребята столкнулись со столпившимися одноклассниками, от которых через старосту Нолик узнал, что дверь закрыта и учителя никто не видел. Неудовлетворённый сием событием, он нахмурился, ведь торчать в душном коридоре совершенно не входило в его планы.
– Не могла, что ли, кабинет открытым оставить? – высказал он вслух своё негодование, тут же привлекая внимание Стэса, что до этого о чём-то беседовал с подругой.
– Да ладно тебе, скоро придёт.
Возможно, это фраза из уст старосты и должна была звучать подбадривающе, но Нолика мало успокоила. Как долго будет длиться это «скоро»?
– Кто куда, а мы пожалуй пойдём, – проталкиваясь между одноклассниками и ведя за собой свою «свиту» друзей, довольно громко предупредил о своём уходе Дэмис, видимо так же не оценив перспективу стоять возле двери в шумной компании. – Стэсик, если что, мы "у медика", – показав пальцами кавычки, Авропов усмехнулся и быстро ретировался из поля зрения, даже не дожидаясь согласия от Кориццева. Впрочем, тот не казался возмущённым, очевидно прикрывая чьё-то опоздание уже не в первый раз. Странно, что Нолик раньше не замечал за ним этого. Мог бы пользоваться в конце концов.
– А ведь мог и с нами поторчать, – обиженно надувая губы, с лёгкой тоской в голосе произносит Ирита, тут же кладя ладони на плечо Стэса и затем упираясь в них подбородком. Парень лишь окидывает её мимолётным взглядом и вновь возвращает его на друга, видимо, стараясь не думать о близости между ним и девушкой. Разговор совсем не клеился, оттого пребывать в некомфортном месте и положении становилось всё более напряжно. Не любил Нолик коридоры. Вечно на него кто-нибудь да пялился из мимо проходящих школьников со своими дурацкими усмешками на лице или оценивающими взглядами. Было бы что оценивать; идите куда шли, нечего глазёнки выпучивать. Благо кабинет английского находился почти в самом конце коридора, и почти никого, кроме носившихся мимо одноклассников, не было. Так, пару преподавателей и кто-то из дежурного по школе класса.
Скука.
Прозвеневший звонок вырвал его из затянувшихся мыслей, тут же давая возможность прислушаться к разговорам вокруг. В основном все с надеждой обсуждали отмену урока, лишь изредка задаваясь вопросом, почему учитель опаздывает. И только тогда Нолик заметил, что из его поля зрения пропал староста. Оглядевшись по сторонам, он заметил лишь Ириту, что прибилась к своим подругам и что-то активно обсуждала в сформированном чисто женском кругу. Вот же бесячие девчонки. И куда подевался Стэс? Урок уже вообще-то начался. Нолик настолько увлёкся своим негодованием, что о возвращении старосты узнал лишь услышав его голос, просящий минуточку внимания. Откуда-то сбоку послышались шутки от близнецов, на которые Кориццев лишь сдержанно скривился и продолжил вещать, судя всему, важную информацию.
– Итак, ребят, я сходил сейчас к нашему классному руководителю уточнить вопрос по поводу урока английского, и выяснилось, что Анга Маркловна ушла на больничный, и как-то так сложилось, что ответственный за расписание пропустил нас в списке. В общем-то, опустим детали, сейчас у нас «окно». И мне доверили ключ от этого кабинета, поэтому всех убедительно прошу не блуждать по школе в поисках неприятностей и завуча в одном лице.
– Опять ты заговорил этим руководящим тоном, – слышится из толпы недовольный голос кого-то из близнецов.
– Мы тебе что собаки на привязи в кабинете сидеть? – поддерживает его второй.
– У нас урок, про какую привязь вообще речь? – отвечает им Кориццев, даже не скрывая раздражения в голосе. Братья переглядываются, а затем в один голос выдают:
– У нас «окно», так что счастливо оставаться.
Стэс цокает языком и проводит удаляющихся парней озлобленным взглядом, но вскоре возвращает привычное самообладание и продвигается к двери, чтобы открыть её. Нолик хмыкает. Раздражённый староста. Что может быть привлекательнее? То есть... Неважно. Тверцов неловко заводит чёлку за ухо и проталкивается одним из первых в кабинет английского, дабы занять любимое место возле окна. В этом классе всегда недоставало парт, так ещё и хорошие всегда кто-то торопился прибрать себе. Например, дурацкий Дэм с его командой. Хорошо, что их нет. Неудачники, пропустившие такую хорошую новость. От торжествующих мыслей Нолика отвлёк голос Стэса, призывающий обратить на него внимание.
– Чего тебе? – без особого дружелюбия отозвался Тверцов, сам не понимая, что послужило причиной преследующего его сегодня плохого настроения. Возможно, это была мать, успевшая прочесть ему утром нотацию, или сестра, присоединившаяся к ней после. А может её отвратительный завтрак в виде перловой каши. Ну вот сколько можно готовить эти каши? Себя голодом морит и его принуждает. Глупая сестра. Глупые родители. Глупый староста со своими глупыми тёрками с близнецами. Кажется, он никогда не отчитывал Нолика так же, как это временами проделывает с братьями. Есть ли в этом какой-то подвох? О чёрт, он слишком много думает. Возможно ли, что Стэс уже дал ему ответ на его вопрос, а он прослушал? Нолик сосредоточил внимание на друге, что с выжиданием смотрел прямо на него. Что ж, и вправду прослушал. Словно прочитав его мысли, Кориццев терпеливо повторил уже ранее сказанное, судя по всему списав потерянность друга на шум в классе.
– Не хочешь сесть поближе?
Тверцов несколько раз тупо моргал в ответ на неожиданное предложение, хотя и не особо понимал, что именно его смущало. Стоит ли отказаться от хорошего места в пользу старосты и его подружки? Определённо нет, почему он вообще должен пересаживаться?
– Я хочу сидеть здесь. А вот твоей тяги к первой парте не имею ни возможности, ни желания понимать. Здесь всё ещё есть одно свободное место, не хочешь ли сам пересесть поближе? – едва скрывая коварную ухмылку, произносит Нолик, ловя на себе рассерженный взгляд Ириты и недопонимающий Стэса. Извольте выбирать, Кориццев, с кем дружба для Вас важнее.
– О, что ж, – с сомнением проговорил парень, с явственным усилием что-то обдумывая. – Впрочем, да, какой смысл сидеть за первой партой, когда нет учителя, верно? – он поднялся из-за стола и, утягивая за собой ничего не понимающую Ириту, двинулся к Тверцову вместе со своими вещами: – Одну минуту, – добавил он, оставляя друзей, недовольных компанией друг друга, наедине, а сам возвращаясь обратно к первой парте и забирая освободившийся стул. – Вот. Немного потеснимся, зато вместе. Тут и правда неплохое место; весь класс видно, а тебя самого с трудом. Понимаю теперь, почему у всех двоечников нашего класса вечные тёрки за него, – чересчур жизнерадостно и мечтательно говорил староста, едва не пропевая.
– За своими тёрками лучше бы следил, – буркнул в ответ Нолик, неудовлетворённый тем, что раздражающая девчонка всё же вторглась в его великолепное мужское пространство. Стэс отчего-то по-дурацки хихикнул и... подсел ближе. Что-то в столь незначительном жесте заставило парня вспыхнуть от смущения, но он всё же воздержался от того, чтобы отодвинуться, тем самым уступая Ирите больше места. Черта с два он будет жертвовать собственным комфортом ради неё.
Глупый-глупый-глупый староста.
– Итак, чем займёмся? Есть идеи? Быть может, решить пока вариант по обществу на завтра? Или постримить пока время есть? Как считаешь? – девушка со смешком фыркнула, видимо по какой-то причине посчитав своё предложение неудачным. – Ради тридцати человечков, которые смогут оторваться от своих дел в девять грёбаных утра. Кто вообще свободен в такое время?
– Ну вот и проверишь, кто твой самый преданный фанат, – зачем-то поддерживает её идею Стэс, игнорируя буравящего его полным возмущения взглядом Тверцова. Ирита улыбается и принимается водить пальцем по экрану явно недешёвой модели телефона. Нет, им с Авроповым и правда пойдёт быть вместе. Богатые выскочки с очевидно хорошими родителями. Пока Нолик мысленно оценивал денежное состояние чужих семей, Колесникова всерьёз начала вести прямой эфир на своём аккаунте, приветствуя каждого присоединившегося. Тверцов осуждающе скривился, отчего-то чувствуя себя неловко, даже не попадая в камеру. И что она могла показать своим подписчикам, если таковые были, за недолгие 40 минут? И какой в этом всём смысл? Нолик недоверчиво наблюдает за телефоном девушки и удивляется нарастающем количеству людей до тех пор, пока в дверях не появляется троица, недоуменно уставившаяся на балаган в кабинете, очевидно ожидая нечто иного. Например, недовольную их опозданием преподавательницу, коей вообще не оказалось в классе. Завидев старосту, устроившегося рядом с Тверцовым, Дэм отчего-то сразу последовал к ним. И что всех так тянет испортить впервые за последнее время законные свободные от уроков 45 минут?
– Разрешите доебаться, товарищ староста, а что, блять, происходит? – бесцеремонно обращается к нему Дэм, пока его друзья ожидают где-то позади, видимо, не видя смысла подходить ближе.
– Училка заболела, урока не будет. Свободен, – отчеканил вместо него Нолик, смерив парня самым недовольным взглядом, каким только обладал. Впрочем, Авропов остался не впечатленным и лишь усмехнулся в ответ на такое утверждение. Заметив телефон в руках Ириты с открытой камерой, он резво наклонился к ней в кадр, тут же открыто улыбаясь и делая жест «мир». Лишь спустя какое-то время до него доходит, в чём дело.
– Блять, ты стримишь, я думал, фоткаешься. Прошу прощения, – смеётся он и отстраняется, чтобы не светиться в кадре, однако совершенно не смущаясь собственной оплошности, если вообще считал произошедшее таковым.
– Всё в порядке, Дэм, ты давно покорил сердца моих зрителей, – с милой улыбкой отвечает девушка, сверля его глазами и мысленно наверняка заверяя, что и её сердце давно в его руках.
– Ещё бы не покорил, вы только посмотрите на этого прелестного юношу, валить и трахать, просто валить и трахать, да, Роп? – завидев подошедшего приятеля, тут же весело обратился к нему. Ирита же незаметно – почти незаметно – расстроилась, ведь её возлюбленный в очередной раз направил всё своё внимание на друга, а не на неё.
– Что бы ты не сказал, я не согласен, иди на хуй, – грубо отреагировал парень, ничуть не сомневаясь в фантазии Авропова и том факте, что ей ни в коем случае нельзя подыгрывать. – Что за прикол с пересаживанием и где училка?
– Заболела, друг мой, – ласково пропел Дэмис, ничуть не обижаясь на жёсткий тон. – Урок отменили.
– Вот же блять, – с досадой выпаливает Енютцев, тут же впадая в тревожные размышления, которыми вскоре делится с остальными: – В смысле заболела? А оценки когда исправлять?
– Может быть, разрешит поработать дистанционно, – вмешивается в разговор староста, тут же беря проблему одноклассника на себя. Конечно же, когда дело касается учёбы и помощи, он не может оставаться в стороне. – Я попробую выяснить сегодня. Если что, напишу в беседу.
Роп хмуро кивает, но явно продолжает пребывать в упадническом настроении. Нолик частично его понимал: очень неприятно, когда твои планы рушатся ещё и по вине других людей. А планы у Енютцева были явно грандиозные, наверняка подготовил какое-нибудь задание и хотел исправить парой четвёрок нынешнюю двойку. Нолику даже стало интересно, насколько низкие у него баллы в сравнении с баллами самого Тверцова.
– Мальчик-брюнет, улыбнись, пожалуйста, – с улыбкой протянула Ирита, снова привлекая к себе внимание. В её руках по-прежнему был телефон, вот только камера была направлена на Енютцева.
– Чего? – запоздало понимая, что под брюнетом имели в виду его, парень недоуменно смотрит на одноклассницу, а затем замечает, что та его снимает. – Блять, нахуй, что творишь?! Не снимай меня! – Енютцев шарахается от направленного на него смартфона, пока девушка продолжает каждый раз наводить на него камеру. – Да Ирита, блять! До Дэма доебись, он красивый хотя бы, – он прячется за своим другом, пока тот смеётся, но затем Дэм отходит, вновь открывая приятеля. – Предатель ебанный, – Роп смущённо пыхтит и прикрывает лицо руками, продолжая бросать тревожные взгляды на гаджет в руках одноклассницы. Всех вокруг, кажется, лишь забавляет эта ситуация. Посмотрев на единственного невозмутимого Ясю, стоящего слева от него, Роп, недолго думая, наклоняется к тому и одним движением снимает с него маску и надевает на своё лицо, наконец чувствуя себя более защищённым.
– Хей, а кто говорил, что маски – это по-пидорски? – наконец заговорил Икушевский, и хотя его слова подразумевали негодование, в самом голосе его не было слышно. Парень скорее усмехался, нежели был возмущён.
– Не помню такого, – сконфуженно отвечает ему Енютцев и, злобно зыркнув на засмеявшуюся Ириту, в недоумении поднимает одну бровь, ожидая пояснений.
– Зря ты это сделал.
– Это ещё почему?
– Лучше тебе не знать.
– О чём она, блять? – Енютцев посмотрел на Дэма, требуя от того объяснений, но тот лишь пожал плечами, поэтому взгляд метнулся вновь на притихишего Ясю, ожидая, что тот всё же донесёт до друга всё то, чего он сам не уловил. Икушевский, кажется, всегда понимал глупые намёки.
– Полагаю, дело в близости. Знаешь, тебе необязательно было... – Яся не успевает договорить, так как его прерывает пылкая речью смутившегося приятеля:
– Заткнись нахуй! Не было ничего! А ты вообще, – он грозно смотрит на беззаботно хихикающую Ириту, что тут же старается сделать серьезный вид, но тщетно, – будешь продолжать, телефон к хуям разъебу.
– Хей-ей-ей, Роп, успокойся, она же просто веселится, – тут же поспевает к нему Дэмис, успокаивающе сжимая напряжённые плечи, слегка массируя их пальцами.
– Да пошли вы на хуй, – шипит в ответ Енютцев, незамедлительно вырываясь из прикосновений и отбегая на небольшое расстояние. Голос вновь подаёт Ирита, и Нолик презрительно закатывает глаза, мысленно комментируя удивительность того факта, что девушка всё же догадалась наконец переключить камеру на фронтальную и больше не снимать людей без их согласия:
– Тут тебе пишут, Роп, что ты очень даже милый, так что зря переживаешь.
– Чего? Милый, блять? – парень, кажется, лишь ещё больше закипает от внезапного комплимента. – Я что девчонка, чтоб милым быть? Сам ты милый, блять, гондон.
– Это девушки пишут, – уточняет девушка, усмехнувшись. Комментарии с появлением троицы в кадре быстро сменяли друг друга, а количество зрителей увеличивалось, видимо, по той же причине. И с одной стороны, это радовало, а с другой – было несколько обидно, что интересовались люди фактически не девушкой и даже не самими парнями, а разворачиваемой сценой. Отчего-то людей развлекали чужие ссоры.
– Значит... Значит..! – Роп, не найдя слов, резко замолкает и, видимо, до конца осознав, что всё это означает, покрывается румянцем, который получается без труда разглядеть даже под маской. Придя в сознание и поймав на себе пару насмешливых взглядов, он едва слышно рычит, демонстрируя негодование, а затем всё же продолжает: – Ещё бы, блять, не девушки это писали. Найду и урою, если какой-нибудь пидор такое спизданет.
Разговор становится всё более напряжённым, и дабы как-то сгладить ситуацию, Дэм быстро находится с ответом:
– Ты милый, – и улыбается одной из своих обольстительных улыбок, которые обычно применяет на учителях, уговаривая их не задавать домашнее задание на каникулы. Почему-то те не особо велись, но пробовать стоило.
Енютцев оторвал взгляд от Колесниковой и перевел его на своего, как бы он выразился, пришибленного друга. Хотелось задать уже привычный вопрос, не тронулся ли умом его уважаемый товарищ, но что-то не позволяло озвучить эту мысль. Роп редко сдерживал колкие слова, часто бросаясь ими совершенно невпопад и без размышления о последствиях и тем более влиянии этих самых слов на других людей. Близкие всё стерпят – так всегда ему говорили. И он, время от времени, думая о своей семье, соглашался с этим утверждением. Иногда Роп в порыве обиды хотел ненавидеть своих родителей так же, как и старших братьев, но затем, когда чувства устаканивались, всё прощал, что бы не произошло ранее. Так же было и с друзьями с одной лишь разницей. Это было глупо, но иногда, в самые отвратительные дни, когда на душе было беспричинно тоскливо, а в голову лезли мрачные думы, Роперу казалось, что друзья однажды могут уйти. Они ведь не часть его семьи и не связаны с ним кровью. Устанут терпеть его психи, и он останется совсем один, потому что когда-то не смог сдержать эмоций. В такие дни парень был молчаливее, смурнее и позволял своим друзьям всего того, чего не позволял в обычном состоянии. Дэм, расценивая это напротив как хороший знак, становился более прилипчивым, иногда даже слишком. Будто пытался узнать, насколько далеко может зайти, пока Роп всё же не сорвётся и не выскажет, как ему осточертели его прикосновения. Но сегодня был не один из тех дней, поэтому Роп не сразу понял, что сдерживало его от грубости. Может быть, всё дело было в камере. Он не любил внимания, прикованного в себе, не любил чужих взглядов. Роп не боялся, но испытывал жуткий дискомфорт. Сколько там этих людей сейчас наблюдают за ним, оценивая и высмеивая? Парень прикусил нижнюю губу и, едва ощутимо пожёвывая её, перевёл внимание на телефон, наконец замечая, что их больше не снимают. Дышать стало заметно легче. Фыркнув, Енютцев стянул с себя маску и впечатал её Ясе в грудь, не дожидаясь пока тот её словит, после чего отошёл. Всё же за той партой всё ещё сидел Нолик, от присутствия которого рядом с собой было не по себе. Бояться его было стыдно, но Роп не мог перестать вспоминать произошедшее, когда видел его раздражающую мордашку.
Тверцов тем временем проводил парня любопытным взглядом, пытаясь понять собственные ощущения. Прав был Стэс. Кое-что между ними действительно не так. И это кое-что чертовски неправильное и оттого раздражающее. Нолик не пытался ничего исправить, но решил хотя бы сделать вид, что всё как прежде, чтобы староста не сверлил в нём дыру своими пронзительными глазами.
– Да ладно тебе, чего ушёл, не такой уж ты и урод, – бросает он парню вслед, когда тот отходит к своему обычному месту, которое до сих пор не заняли лишь потому, что оно принадлежит как раз-таки Роперу. Тот замирает, но даже не поворачивается, чтобы сверкнуть в ответ злобным взглядом. И только тогда Тверцов запоздало понимает, что его фразу в связи с последними событиями можно распознать весьма двусмысленно. И про себя чертыхается. Теперь Стэс явно понимает, что изменилось. Жертвой был больше не Нолик. И не дай бог староста узнает, какими методами он воспользовался ради такой блажи.
– Эй, не правда. Роп – воплощение божества, – тут же заступается за него Авропов, смеряя Тверцова предупреждающим взглядом.
– Разве что, божества уродства, – хмыкает тот, игнорируя угрозу надвисшую над ним в виде блондинистого парня, а сам гипнотизирует макушку Ропера, мысленно проговаривая: да ответь ты уже что-нибудь! Будто услышав его молитвы, Енютцев всё же оборачивается и огрызается:
– Пидорасам слова не давали.
Нолик выдыхает и спешно даёт ответ:
– Ну так и завались по-братски.
– Выйди в окно по-братски.
– Только после тебя.
Роп рычит, вновь не находя, что ответить, но Тверцов вместо обычного вкуса победы ощущает облегчение. Всё же такие перекидывания словами были ближе к сердцу, чем молчаливое напряжение.
– Ирит, хочешь больше подписчиков? – неожиданно обращается к девушке Ропер, вкладывая в свои слова тонну раздражения. – Снимай, вон, Нолика, нынче геи в тренде.
Тверцов только успевает возмущённо открыть рот, чтобы доказать неправдивость сказанного, как его опережает Дэм:
– О-оо, мне не послышалось? Ты сказал геи? Не пидоры? Вау, – с наигранным восхищением протягивает тот, однако весельем своего друга не заражает.
– Пошёл на хуй, не имеет значение как называть этих выродков, – он многозначительно смотрит на Тверцова, ясно давая понять, что это непрямое оскорбление в его адрес, на что Нолик лишь ухмыляется. И почему-то этого достаточно, чтобы Енютцева вновь перемкнуло, и он отвернулся от ребят и сел за парту, возвращаясь к своим непозитивным думам.
Нолик фыркает. Стэс дёргает его за рукав и смотрит так, будто у парня не остаётся выбора, кроме как всё выложить, как только выдастся возможность. Карие глаза, полные немых вопросов и доли осуждения, выжигают душу, вынуждая отвернуться. Роп по-прежнему не удостаивает вниманием всё окружающее его пространство, глубоко погружаясь в свои мысли, и изредка вздрагивает, сжимая и разжимая ладони. Нолик вздыхает.
Он никому ничего не должен. И он ни в чём не виноват. И пусть дурацкое сердце не взывает к совести.
***
Время было позднее, но не настолько чтобы готовиться ко сну. Тверцова сидела, склонившись перед ноутбуком; в наушниках играло что-то из подобранного алгоритмами ВКонтакте плейлиста, на который Симка обращала лишь долю своего внимания. Перед глазами плыло огромное количество текста, и где-то на затворках сознания крутился вопрос: зачем ей это? Выдался не самый загруженный день, но вместо заслуженного отдыха девушка сидит за чтением дополнительного материала, найденного на просторах онлайн-курса по предмету. А всё из-за дурного чувства вины за своё бездействие, настигающее всякий раз, стоит только чуть отвлечься от бесконечного потока планов и заданий. Тяжко вздохнув, она несколько раз моргнула, прогоняя сонливость, и вернулась к работе. Телефон спасательно провибрировал на другом конце стола. Симка спешно притянула мобильник к себе и едва заметно улыбнулась, заметив новое сообщение от Файера.
Вечер добрый всем задротам. :)
20:23
Симка фыркнула, но улыбка по-прежнему оставалась на губах.
Ничего не попутал?
20:23
Нормальные студенты столько не учатся.
20:23
Нормальные студенты перед сессией не спят сутками?
20:24
Допустим. В любом случае, я уверен, что у тебя автоматы по всем предметам, по которым реально получить автомат. Не нужно зубрить всё в последнюю ночь.
20:24
Мистер, получающий зачёт за генетику, лучше бы промолчал.
20:25
Я считаю, это удар ниже пояса. Ты тоже выходит хвалишь внешность моего отца?
20:25
Я не видела его. Но я вижу тебя, так что да. Глупо отрицать очевидное преимущество.
20:25
Ох.
20:25
Что?
20:26
Нет, ничего.
20:26
Не сильно занята? Погуляем?
20:26
Симка недоуменно перечитала сообщение и затем перевела взгляд на время. Что за глупое предложение? И на что он надеется? Ответ вышел кратким, но весьма исчерпывающим:
Нет.
20:27
Ну полчасика, ну давай. Я как раз на улице, успею добежать до тебя, пока ты соберёшься.)
20:27.
Зачем? Не вижу смысла. Поговорить с тобой я могу и через переписку. Для каких целей мне видеть твою мордашку?
20:27
Ну ты ведь сама сказала, что я красивый, почему бы не лицезреть такую красоту чаще?
20:28
Обойдусь. Удачи.
20:28
Симкааааа.
20:28
Не бросай меня.
20:29
Моя смерть будет на твоей совести :(
20:33
Тверцова сначала легкомысленно отнеслась к такому заявлению, учитывая раздражающий смайлик в конце сообщения, но затем запоздало поняла, что ранее не потрудилась поинтересоваться, чем юноша занимается на улице в столь позднее время. Да и помня об его наклонностях, иногда становилось не по себе от таких фраз. Быть может, отшучивается, скрывая истинное самочувствие?
Что-то произошло?
20:37
Симка тревожно уставилась в экран телефона в ожидании ответа, однако сообщение оставалось безмолвно прочитанным. Долгое время. Это не было похоже на Файера; тот всегда реагировал на SMS девушки едва ли не в ту же секунду. На затворках сознания невольно вспыхнуло воспоминание об угрозах, сыплющихся в адрес парня от Симкиного преследователя.
Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт!
Почему он так поздно на улице? Если уж хотелось умереть, сделал бы это своими руками, зачем же подставляться? Ещё и Тверцову в чувство вины вгонять своими безумными поступками. А если вдруг что случится? И из-за неё?
Симка поднялась с места и, не выкладывая телефон из рук, двинулась к окну. Не зная, что делать, она лишь с надеждой вглядывалась в темноту, тайно желая увидеть знакомого юношу, живого и невредимого. Интересно, когда она сама некогда написала ему первой, а затем пропала, не забыв упомянуть, что находится вне дома, парень так же сходил с ума? Тверцова хмуро свела брови от промелькнувшей мысли: а не запоздавшая месть ли это? Хотя чёрт с ней, с местью, лучше пусть дурацкая шутка, чем...
Симка глубоко вздохнула и, просчитав до пяти, протяжно выдохнула. Сердце не прекращало отбивать бешеный ритм, в голове кружили мрачные домыслы, глаза неосознанно искали в каждом силуэте знакомые черты, надеясь увидеть в одном из них улыбающегося Файера, что решил поиздеваться над ней.
Она не должна так волноваться за него. Не должна.
Но кто ей запретит?
***
Файер отправил последнее сообщение с лёгкой улыбкой, несмотря на то, что девушка не соизволила отреагировать даже на предыдущие два. Отчего-то юноша был уверен, что она не против его внимания и не отвечает лишь из принципа. Вечер сегодня выдался не на редкость полон мрачных мыслей, поэтому Лисецкий решился на позднюю прогулку, дабы освежить голову и малость развеяться. Матушка всегда твердила, что свежий воздух полезен, да и в целом движение – это жизнь, так что единственными проблемами являлись скука да лёгкий морозец в преддверии зимы. Увлёкшись перепиской, юноша не сразу обратил внимание на шорох позади, и только, когда его собеседница замолчала, прислушался к шелесту одежды и едва слышным ритмичным шагам. Медленно обернувшись, он вгляделся в темноту. Улица не освещалась фонарями, и лишь редкий свет из окон жилых домов падал на асфальт, привлекая внимание мотыльков и давая ориентир поздним путникам. Внутри неприятно похолодело. Лисецкий прищурился, но, не заметив ничего подозрительного, скептически хмыкнул. Показалось? Опустив глаза в экран, он досадно вздохнул – сообщение горело прочитанным, но ответа по-прежнему не было. Неожиданно что-то вновь шоркануло по асфальту, выдавая своё местонахождение, но поднимать взгляд было уже поздно. Резкий захват со спины вызвал секундную дрожь по всему телу. Рука, крепко прижимающаяся к шее, нещадно перекрывала доступ к кислороду, из-за чего Файеру удавалось лишь едва слышно хрипеть что-то в адрес нападавшего. Человек казался ощутимо выше и физически сильнее. Спустя пару мгновений над ухом раздался ужасающий шёпот:
– Слушай, Лисецкий, и слушай внимательно: – говоривший сделал небольшую паузу, будто нагоняя больше драмы в собственную речь, и затем продолжил шептать, крепче сжимая шею юноши, – я шутки шутить не собираюсь, и за свою выходку ты ответишь. Но для начала уясни одну вещь: она моя. И ни ты, ни кто-либо ещё к ней приближаться не должен. А иначе не поздоровится. Спи, сладкий, а ещё лучше сдохни, – выплюнул напоследок он, после чего Файер почувствовал знакомое ощущение лезвия, что было приставлено к шее в районе сонной артерии. Пульс участился до невообразимой скорости, сердце ударами отмеряло считанные секунды до неизбежного – смерти. Та, казалось, уже маячила за спиной, держа в руках записную книжку, куда вписывала очередное имя сегодняшней жертвы. И честно признаться, Лисецкий с болью в сердце осознавал, что не боится её. Не боится умереть прямо сейчас на этом месте, пусть и не по своей воле, ещё и таким жестоким образом. Смерть не пугала, но... Как же матушка? Отчим? Как же Вектор? Они все волнуются о нём и вряд ли такая новость не скажется на их моральном состоянии и здоровье. Да и... Как же Симка? Что с ней будет? Как она справится без него? Как в принципе сможет жить дальше, когда узнает, что произошло? Файер не мог так поступить. Не мог сейчас уйти. Не мог их всех оставить. Матушка не переживёт, Вектор так точно замкнётся в себе. Они не заслуживают переживать такое. Но что, чёрт возьми, ему делать? Помнится, он говорил, что может за себя постоять, так и чего ждёт? Вперёд, дерзай, выпал шанс заступиться за себя! Хоть один раз в жизни можно позволить такую роскошь?
Лезвие едва задело кожу, когда Файер приложил все усилия, чтобы отвести руку с оружием, а затем вывернуться из ослабшего хвата и повернуться к противнику. В мраке не было видно лица, но, судя по всему, то было скрыто под маской и тенью от капюшона, накинутого на голову. Осознав, что нож всё ещё находился в руках нападавшего, Лисецкий запоздало понял, что совершил ошибку, не убежав в ту же секунду. Теперь он, кажется, и вправду испытывал панику, смешанную с огромной дозой адреналина в крови. А ещё не ясно откуда взявшееся любопытство, ведь... Чёрт возьми, перед ним в эту самую секунду стоит основная проблема его знакомой, и он может если и не решить её своими силами, то хотя бы узнать, кто скрывается под телефонными SMS. Где-то внутри разум кричал о глупости этой мысли, твердя, что у парня ничего не получится. Где-то внутри сердце умоляло рискнуть. Рискнуть ради... Симки. Ради её счастья и спокойствия.
– Ты имеешь наглость вести с ней переписку? – раздаётся из-под маски едва ли не рык, и Файер наконец понимает, что вызвало заминку у его неприятеля – телефон, удачно приземлившийся экраном верх с открытым диалогом с Тверцовой. Каким-то чудом нападавший заострил на нём внимание и отвлёкся от отправки юноши на тот свет. А теперь, не сводя глаз с поступающих новых сообщений от девушки, с ярой злобой обращался к Лисецкому. В самом деле, это не сулило ему ничего хорошего. Скорее, лишь ещё стремительнее приближало дату его смерти. Что ж...
– Обсудим это? – с нервозным смешком выдал Файер, даже сам не до конца понимая, чего хотел этим добиться. Но какой бы ни была цель, у юноши вышло привлечь внимание вновь к своей персоне, отведя его от смартфона. Вероятно, это было ошибкой. Очередной.
– Несомненно, – прошипел в ответ парень, двинувшись небольшими медленными шагами в его сторону. – За чашечкой кофе. С милыми танцами. И я даже знаю подходящее место. Тут неподалёку. За городом. Кладбище. Ммм, такое кладбище, сдохнешь от восхищения, – он издаёт нечто похожее на смех, резкий, высокий, словно лезвием по барабанным перепонкам. Файер вздрагивает и незаметно отступает назад. Складывается ощущение, будто слова пронизывают его тело, пробираются внутрь и заседают в самом сердце. Это было страшнее всякой смерти.
«Святой дьявол, да он псих...»
***
Сделав резкий встревоженный вдох, юноша открыл глаза и спешно огляделся по сторонам. В горле пересохло, а дыхание по-прежнему оставалось учащённым. Таньшиев принял сидячее положение и мягко размял затёкшие конечности и спину. Незапланированно уснув ранее за чтением книги (что всего на секунду была отложена в сторону, дабы позволить глазам отдохнуть), Вектор чувствовал острую необходимость узнать, сколько сейчас времени. Пытаясь на ощупь найти свой смартфон, он прошарил рукой по одеялу, а затем сощурил глаза от яркого света экрана и охнул, распознав цифры. Шёл девятый час. А это значит, что он пробыл в отключке около трёх с половиной часов. И всё же больше собственной накатившей усталости юношу интересовала причина его столь внезапного и тревожного пробуждения. Вектору нечасто снились кошмары, и ему редко удавалось запомнить их. Впрочем, и сейчас он знал лишь то, что происходящее в сновидении его до чёртиков напугало. Сердце до сих пор не могло вернуться в привычный ритм, отмеряя стуком каждую треть секунды. Пальцы бессознательно вновь потянулись к телефону и набрали номер друга. Дрожащие губы просили высшие силы, чтобы на том конце раздался уставший голос, но трубку никто не снимал, даже когда на телефон поступил уже пятый звонок. Вектор делал частые судорожные вдохи и выдохи, не справляясь с тремором рук. Подскочив с постели, он бегом двинулся к выходу из комнаты и, стараясь не шуметь, запер ту на два поворота ключом, после чего на память проследовал по тёмному коридору ко входной двери. Спешно накинув на себя куртку, одновременно с этим влезая в кроссовки, Таньшиев вылетел в подъезд и торопливо направился по улице к дому, дорогу к которому, как иногда казалось, знал лучше, чем в собственный. Трезвонить на тот же номер очевидно было бы безрезультатно, вводить в волнение родителей Лисецкого без повода тоже не хотелось, хотя с другой стороны, Файер мог быть в безопасности в своей квартире и просто не слышать телефона. Быть может, поставил его на беззвучный режим или вовсе отошёл в ванную. Так и почему бы не уточнить это у его заботливой матушки? Чертыхнувшись, Вектор всё же нашёл контакт матери друга и неуверенно нажал на вызов. Спустя пару-тройку гудков трубку сняли, мягкий женский голос тут же поприветствовал юношу. Вектор тоже не стал медлить и, стараясь не выдавать собственного волнения, уточнил, не в курсе ли она где её сын. В ответ раздалась тишина, показавшаяся весьма тревожной.
– Он разве не с тобой? Мне сказал, что пошёл прогуляться. Я думала, с друзьями, – женщина явно начала переживать из-за того факта, что Файер бродит где-то в одиночку. Вектор бы не сказал, что поддерживал эту её черту, ведь именно чрезмерная забота воспитала в Лисецком страх жить дальше. Чем старше он становился, тем очевиднее был факт расставания с близкими, и как мама не хотела отпускать сына, так и он сам не хотел уходить. Быть может, боялся, что оставшись в квартире совсем один, не сможет остановиться в своём суицидальном припадке, а может – не имел достаточной решимости, чтобы выживать самостоятельно. Взрослая жизнь не так страшна, но когда ты к ней готов.
Вектор протяжно выдохнул.
– Да, мы планировали встретиться, просто... Он опаздывает, вот я и решил уточнить, не дома ли он до сих пор. Ну, вы же его знаете, – юноша выдавил из себя улыбку, хотя за экраном телефона её всё равно не увидели бы. И всё же его успокаивающий тон подействовал, и женщина поверила, пожелав напоследок парням удачи и быть осторожными. Когда звонок завершился, Вектор несдержанно выругался. Блядство. Где, чёрт возьми, его носит? В голову пришла неожиданная идея. Симка. Они ведь сдружились, может ли быть так, что сейчас Файер с ней? Хотелось бы верить. Мысленно поблагодарив себя из прошлого за то, что додумался обменяться с девушкой номерами, Вектор набрал ей. Звонок приняли не сразу, видимо, испытывая сомнения по поводу высветившегося имени, но всё же спустя довольно мучительные десять или около того секунд с той стороны прозвучало неуверенное «алло?» Вектор не стал медлить и сразу приступил к теме:
– Файер с тобой?
Ответ несколько задержался, было слышно лишь размеренное дыхание девушки, которая явно пребывала в состоянии шока.
– Эм... А должен быть? – наконец подала голос Тверцова, всё ещё борясь с чувством недоумения.
– Нет. Но было бы лучше, если бы ты знала, где он сейчас, – Вектор сделал короткую паузу, прежде чем снова заговорить. Голос звучал несколько грубее, чем обычно, но в данную минуту юношу это не волновало. – Ты знаешь?
– Не знаю, – кратко выдаёт Симка, очевидно включая защитную реакцию и тоже переходя на более жёсткий тон. – А что собственно происходит?
– Твоя осведомленность, увы, никак не поможет мне, я только потеряю время, пока буду объяснять. Извини, если отвлёк или показался грубым. Я малость переживаю, – словно по бумажке отчеканил Таньшиев и уже планировал сбросить вызов, но остановился.
– С Файером что-то стряслось? – голос девушки дёрнулся от волнения; на заднем фоне зашелестели страницы и скрипнул стул. – Боже, я так и знала. Что теперь делать? – тревожно бормотала она в трубку, продолжая чем-то шуршать.
– Что? Что ты знала? О чём речь? – тут же встрепенулся Вектор, насторожившись от слов собеседницы.
– Я... Думаю, это чересчур сложная история для телефонного разговора. Где ты сейчас? Может быть, я могла бы подойти к тебе? Или как тебе будет удобно.
– Не боишься пройтись одной так поздно вечером?
– Плевать. Если с ним... – Симка сделала судорожный вдох и повторила: – если с ним что-то случится, я же...
– Чёрт возьми, что вы уже успели оба натворить? – на эмоциях перебил её юноша, начиная осознавать, что прям перед его носом друг успел вляпаться в какие-то неприятности. – Сиди дома, лучше я к тебе подбегу. И быстрее, и безопаснее будет, судя по всему. Даю тебе фору подготовить краткий и понятный пересказ своего дерьма и желательно оправдание тому, почему ты втянула в него и Файера. Всё, до встречи.
Симка бросила в ответ лишь краткое «ага», после чего Вектор отключился. По задумке, разговор с девушкой должен был успокоить его и без того расшатанные нервы, но в результате лишь усугубил ситуацию.
– Боже, я же не переживу, Файер, – болезненно выдохнул тот и прибавил шагу по направлению к квартире младшего друга, вместе с которым жила и необходимая сейчас парню студентка. Потратив на дорогу пятнадцать минут, благодаря вызванному такси, Вектор набрал номер квартиры на домофоне и, дождавшись, когда его впустят, беглым шагом поднялся на нужный этаж, где его уже поджидала Симка, стоя в дверях в квартиру.
– Проходи, – едва слышно произнесла она, и Вектор молча проследовал внутрь. Покрасневшие глаза девушки говорили о чрезмерных переживаниях, и Таньшиева это ничуть не успокаивало. Оказавшись в комнате хозяйки квартиры, юноша нетерпеливо уставился на неё, ожидая истории. Симка тяжко вздохнула и, помявшись с минуту, видимо, не до конца определившись с чего стоит начать, всё же заговорила. По мере того, как развивались события в рассказе, Вектор всё меньше и меньше испытывал злобы на несчастную девушку и всё больше и больше сочувствия. А ещё тревоги и ужаса. Происходящее с трудом укладывалось в голове, а пути решения проблемы кружили где-то в недосягаемости. По завершении рассказа в комнате воцарилась напряжённая тишина. Симка старалась незаметно утирать слёзы, но Таньшиев, даже не глядя на неё, всё равно краем глаза примечал это. На сердце было тяжело. Необъяснимые чувства мешали сосредоточиться на плане действий. Парень понимал лишь одно – ему срочно нужно успокоиться, иначе он сорвётся и натворит глупостей. За ним редко можно было наблюдать нечто подобное, но иногда нервы непредсказуемо сдавали, и тогда он пропадал из виду всех своих знакомых на один неблагополучный день, помеченный проклятым в календаре, дабы собрать себя по кусочкам в единое целое. Такие дни казались адом, эмоции будто переполняли чашу терпения и затем выливались из неё жгучей противной беспорядочностью. Вектор терялся то ли в самом себе, то ли в окружающем его мире. В эти моменты обычно он позволял своему разуму тосковать по умершим друзьям, уж больно вписывалось чувство утери в общее состояние.
– Блять, ну почему вы никому не сказали? – всё же с досадой выдохнул парень спустя долгие три минуты. Он не хотел сейчас злиться ни на друга, ни тем более на девушку, но на фоне всего происходящего казалось невозможным не высказаться. – Вы всерьёз думали справиться сами? Головой тронулись? Ладно Файер, он отбитый на голову конченый придурок, но ты-то? Что за глупости? Какого чёрта ты выбрала молчать? Боже блять, какой же идиот, – панически проговаривал Вектор, успев подскочить с нагретого места и начать ходить из угла в угол, время от времени искусывая губы и беспорядочно разминая пальцы на ладонях. Сердце бешено билось, оглушая все мысли. Что им делать? Ждать? Ждать чего? Чуда? Да кто вообще надеется на волю судьбы в такие моменты? Как по зову, телефон Таньшиева разразился вибрацией, вынуждая находящихся в комнате вздрогнуть. Парень, сообразив что является источником шума, спешно достал тот из своего кармана. Увидев заветное имя на дисплее, он едва не подавился воздухом и тут же принял вызов. – Чёрт тебя дери, где тебя носит?! – он и не заметил, как сорвался на крик, дыхание стало ещё более сбивчивым, а глаза застелила пелена из слёз. Если в телефоне раздастся не голос друга, он умрёт прямо на месте, честное слово.
– Прости, что не отвечал. Я был кое-чем занят, – спокойно ответил Файер, однако невозмутимый тон шёл вразрез с его сбитым дыханием. Вектор про себя просчитал до десяти и затем глубоко вдохнул и выдохнул. Тревожность и паранойя постепенно умолкали, и нервы возвращались в привычное состояние лёгкого напряжения.
– Ради святого, чем ты был, блять, занят? – осаживаясь на пол, не в силах больше устоять на ногах, юноша прикрыл ладонью лицо и зажмурил по-прежнему слезившиеся глаза.
– Что ж... Это не мой секрет, так что вряд ли могу посвятить тебя во все тонкости, но.., – начал объясняться парень, но вскоре оказался перебит своим другом.
– Я уже всё знаю. Симка мне рассказала. Только что. Ты понимаешь, как мы переживали? Где ты? Почему не отвечал? Почему куда-то ушёл, никого не предупредив, куда? Блять, нахуй вообще было тащиться одному, когда такое творится? И за каким было всё усугублять днём? Что за приступ смелости? – Вектор не прекращал задавать вопросы и выдвигать претензии на едва повышенном тоне, в то время как Файер лишь виновато помалкивал.
– Я... Чёрт, прости, – неуверенно произнёс Лисецкий, когда Таньшиев всё же сделал передышку и позволил ему говорить. – Кто же знал, что ты начнёшь мне трезвонить. Согласись, всё было бы в порядке, если бы не твоё сумасшедшее шестое чувство.
– Я придушу тебя собственными руками, – прошипел Вектор, в самом деле желая лишь сжать друга в объятиях и, возможно, никогда больше не выпускать из собственных рук. Прошло не более часа, как он потерял с Файером связь, а сердце уже не могло справиться с утратой чего-то чрезмерно важного в жизни. Может, снять одну квартиру на двоих? Чёрт, нет, тогда Вектор будет ничем не лучше, чем матушка Лисецкого. Нужно меньше его контролировать. С другой стороны – как такое не контролировать? Намеренно же ищет себе побольше проблем.
– Симка с тобой? – прерывает поток его бесконечных мыслей Файер, как раз в тот момент, когда Вектор начинает терять связь с реальностью. – У меня для неё новость. И небольшой трофей. Хотя сомневаюсь, что он ей нужен.
– Я придушу вас обоих, – повторяет Таньшиев и с уже меньшей злобой добавляет: – Да, я у неё дома. И если ты не появишься здесь же спустя десять минут, пеняй на себя.
– Боже, в последний раз я слышал от тебя угрозы в девятом классе, когда я отчаянно шутил про самоубийство из-за экзаменов, – не теряет попытки отшучиваться парень. – Я не успею дойти за десять минут, ты с ума сошёл?
– Я потратился на такси, знаешь ли, чтобы примчаться к твоей... – Вектор едва запнулся, бросив взгляд на Симку, – кхм, подружке. Так что как-нибудь постарайся. Я зол Файер, я блять очень зол. Ради Бога, просто доберись без неприятностей, окей?
– Будет сделано. Уже вызываю машинку, – чересчур позитивно произнёс Лисецкий, и вызов завершился. Вектор неспешно отодвинул мобильник в сторону, а Тверцова тут же подскочила поближе, всем своим видом прося подробностей разговора.
– С ним всё в порядке. Во всяком случае, не мёртв. Скоро приедет, – обессиленно отчеканил Таньшиев, мысленно подводя итог, что все его угрозы – пустой трёп на нервной почве. Он никогда не сможет причинить боль Файеру, да и даже в лицо ему всего того же сказать не сможет, чего наговорил по телефону. И всё же иногда хотелось донести до него свои чувства. Хотелось, чтобы он немного понял, чего стоят его выходки. И с одной стороны Вектор осознавал, что в большей части вины друга в его переживаниях нет, но с другой – был тот самый оставшийся процент, обозначающий случаи, когда Файер сводил его с ума весьма осознанно.
Больше Таньшиев ничего не сказал. Впрочем, и сама Тверцова ничего не спрашивала. Они просидели вдвоём на полу в полной тишине, не глядя друг на друга и не проронив ни единого тяжёлого вздоха. Из родительской спальни едва доносились разговоры по работе. Нахождения в доме чужого человека те не заметили, иначе бы мать Симки уже давно нашла повод заглянуть к дочери в комнату. Прошло пятнадцать или двадцать минут, когда по квартире разнеслась трель дверного звонка. Симка вздрогнула и тут же подскочила с пола, торопясь открыть гостю раньше расторопной матери, Вектор же остался сидеть на месте. В голову лезли ненужные воспоминания, которые с трудом удавалось отгонять. Наверное, стоит съездить к родителям на выходных. Да, определённо стоит.
Дверь в комнату совсем неслышно открылась, но парень заметил боковым зрением движение и тут же поднял взгляд на появившегося в дверях друга. Глаза в шоке уставились на кровавые пятна и гематомы, а рот замер приоткрытым в немом вопросе.
– Что с тобой? – вместо него спрашивает Симка, спешно закрывая за ними дверь, чтобы не привлекать лишнего внимания к своим гостям. Файер, всё это время смотревший на измученного приятеля, переводит внимание на девушку и, пожав плечами, безразлично выдаёт:
– Мы подрались.
– С кем ты, блять, подрался? – тут же подключаясь к диалогу, Таньшиев наконец встаёт на ноги и поспевает к другу, принимаясь осматривать участки его кожи на предмет повреждений.
– С ним, – отвечает Лисецкий, выделяя слово интонацией, после чего достаёт кое-что из своего кармана. – И у меня его маска.
Двое уставились на юношу с ещё большим недоумением в глазах. Вектор прочистил горло и, окинув друга ещё одним взглядом, хрипло произнёс:
– Что, чёрт возьми, произошло?..
– Думаю, он всё нам расскажет, но для начала я схожу за аптечкой, – неожиданно взяв себя в руки, нарочито бодро сказала Симка, после чего вновь двинулась к двери.
– Хм. Дежавю, – Лисецкий бросил на девушку хитрый взгляд и довольно улыбнулся. Тверцова, ответив ему недовольным выражением лица, уже вслух обратилась ко второму юноше:
– Вектор, будь добр, претвори свои угрозы в жизнь, пока этого не сделала я, – а затем удалилась из спальни и вернулась чуть позже с чемоданчиком первой помощи.
Свой вполне заслуженный подзатыльник Файер по результату беседы всё же получил, но сладкое чувство маленькой победы одерживало верх над всеми негативными эмоциями. Сегодня он мог умереть, но этого не произошло. Не то чтобы новость действительно была радостной, ведь на душе по-прежнему скреблись горечь и усталость от жизни и самого себя, но, видя облегченные улыбки друзей, парень подводил итог, что собственное спасение всё же того стоило. Жаль только, выяснить, кто скрывался под маской, всё же не вышло.
