В ночи, когда падал снег

«В твоём тихом шёпоте было куда больше смысла, чем в моих криках…»       В чашке с полупрозрачным чаем отражалась почти полная Луна. Странно думать, но чай мы не пьём со случайными людьми в нашей жизни, словно бы чай — это что-то очень особенное. Кейко, обыкновенно, пила его в гордом одиночестве или с другими медиками, с которыми успела сдружиться, если это был, например, обед в столовой. В общем-то, неплохо. Не только дали кров, но и кормят, а также есть зарплата. Организация охотников щедра, и значительно поддерживает Поместье Бабочки.       Оставив Столпа Пламени спать, сама девушка сожгла кипу его старых повязок в больничной печи и пришла к себе, в небольшую коморочку на углу корпуса. Вообще, медсестры обычно жили по двое в комнате, но Кейко повезло получить хоть самую маленькую, но одиночную комнатушку. Сёдзи в ней выходили на общую веранду, а с неё несколько деревянных ступенек вели в сад. Толкнув раздвижные двери, Кейко уселась с чашкой остывающего чая и тёмным пледом на плечах.       Сад только зеленеет, вечера и ночи пока холодны — начало апреля в этом году не радовало. Прохладный воздух и лунный свет проникали в комнату медленным потоком и белыми полосами. Если не утепляться, то можно заболеть, а легкие Кейко и так слишком ослабли. Как говорила Шинобу-сан: «Ещё одна прогулочка босиком по сугробам, и тебя в них и закопают». При этом, наставница мило улыбалась и грозила пальчиком. Жуть иногда берёт от некоторых её выпадов…       Ночь тихая и спокойная, хотя бывали и случаи, когда на территории лазарета объявлялись демоны, которых быстро выслеживали часовые. Но за ограду поместья в это время лучше не выходить, ведь даже глициния, окружающая лазарет по периметру, ещё не зацвела. В саду пустынно, деревья едва раскрыли почки, и птиц тоже ещё толком не слышно.       И тут, Кейко замечает какой-то странный свет — как предрассветный, но не такой, словно солнце скоро встанет — ещё же нет и полуночи! Её дыхание сбило с кружки облачко пара, и девушка тревожно подобралась с пола. Знакомый свет за одним из корпусов стал алее, и вдруг озарил часть сада, но не слишком яркий, чтобы разбудить кого-то. Кейко уже видела его, и не раз — так рдеет только пламя. И нет, это не что-то горит, это кто-то тренируется. И сердито поставив кружку так, что часть жидкости выплеснулась на доску пола, Кейко уже прекрасно знала, кто нарушает постельный режим.       Она же ведь просила… Почему он такой упертый?! Постоянно стремится всем помогать и всех спасти, в то время как своё тело просто убивает! Поудобнее укутавшись в плед, девушка недовольно вздохнула и прикрыла сёдзи в свою комнату — делать нечего, нужно возвращать пациента. Теперь понятно, почему другие медсестры так не хотели брать его под свою опеку — за ним же не уследишь! Как бы его рана не открылась сейчас… Кейко решила поторопиться, чтобы вовремя успеть его остановить.       Гэта вязли в рыхлой почве сада — в них Кейко ходила в свободное от работы время, и отлично помня, что у неё завтра выходной, девушка не боялась не выспаться. Кёджиро… Он же ещё так слаб, а уже тренируется! В душе что-то болело, стоило об этом подумать. А если ему вновь станет плохо? Если истечёт кровью?! Кейко должна быть рядом, чтобы как-то помочь, в случае чего! Сердечко колотится часто-часто, не то от быстрого шага, не от беспокойства за мечника, не то от… От знания, что она сейчас вновь с ним увидится, покраснели и горят щёки.       Действительно прохладно, но внимание упускает это. Кейко быстро шла на свет, обогнула ближайший корпус, но Столпа там не оказалось. А значит, нужно выйти за ограду к другому зданию, и девушка скользнула к воротам, совсем не размышляя о том, что это не очень то безопасно. Но разве там, где есть этот человек, ей может грозить опасность? Светлый и добрый, Кёджиро успел стать ей самым близким существом! Только неизвестно, что он сам об этом думал…       Она нашла его возле рощицы глициний, где мужчина в стороне от деревьев сидел на небольшой скамье и держал в руках клинок, из которого выходил широкий столб огня. Он сидит к ней спиной и, должно быть, давно её почувствовал — мужчина оборачивается с виноватым лицом, и вдруг прижимает указательный палец к губам, замечая, что медсестра вот-вот накричит на него. Ну что вот с ним делать… Ещё и ветер стих. И почему-то Кейко смогла взять себя в руки, устроившись на другой половине скамьи: — Кёджиро… — девушка сглотнула — Простите, но вам придётся прекратить использование дыхания.       Ответ звучит не сразу, но огонь постепенно уменьшается, а Кёджиро глядит на свою медсестру — они поменялись местами, и теперь он её подопечный. И ей решать, как его лечить, но… Он ведь мог без этого обойтись! Но в чайных глазах мольба, и Ренгоку не может ослушаться. — Ты уже знаешь про дыхания? — он не улыбается, и его клинок потухает, когда хозяин складывает его в ножны — Хотя, ты в любом случае всё бы узнала, на такой-то работе. — Вы сейчас совсем не улыбаетесь. А мне вы говорили всегда улыбаться… — Сейчас мне не больно, — он вздыхает и чешет затылок, потом снова поворачивается к девушке — Прости, если разбудил тебя. — Я всё равно не спала. А вот вам надо бы. Да и ночи холодные, а вы в одном больничном халате. Разве можно так?       Никогда не желая доставлять кому-то неприятности, сейчас он окончательно смирился с мыслью, что это приятно — чувствовать, что за тебя беспокоятся. Отцу давно нет дела, брат ещё слишком мал, матушка… Матушка давно не способна подарить ему этого чувства, и в том нет её вины. А эта девушка смотрит не с жалостью, а с заботой, и это греет: — Я сначала думал, ты будешь кричать, а ты сейчас так ласково со мной говоришь… — он покраснел и будто опомнился, чуть смеясь — Я очень рад, что наконец могу услышать твой голос! Я всегда помнил о тебе! — и осознав, что загнал себя в ещё более неловкую ситуацию, мечник пальцами потёр переносицу — То есть… Теперь я уверен, что та моя миссия полностью выполнена!       Уходя в свои ощущения, он и думать забыл о том, что может чувствовать она. А женщина устроена так, что мужчина никогда не узнает, что у неё в душе, пока она сама не решит это показать. И Кейко ломает пальцы — миссия… Так значит, просто миссия?! — Вы о той, на которой убили мою мать, а мой брат замерз насмерть?       Брошено слишком спокойно, но должно быть, за это время она уже со всем смирилась. Для него это просто миссия, а для неё — резкий разворот жизни. Разговор, очевидно, уже не склеится, и Кейко уже винила себя за неосторожность брошенной фразы. Ведь это прозвучало словно укор, словно бы он сделал тогда недостаточно! А ведь всё точно наоборот!       Совсем поникший, Кёджиро избегал смотреть ей в глаза и нахмурился — она согнула его дух? Как страшны бывают неосторожные слова… Девушка сначала зажимает себе рот, а потом падает перед Столпом на колени и складывает ладони в молитвенной позе: — П… Простите меня, я… Это вырвалось! Я понимаю, что вы меня тогда спасли и сделали всё возможное! — она зажмурилась — Я… Я все время думала как бы вас отблагодарить, а в итоге…       Плач начинает душить образовавшимся в горле комом, но она чувствует, как мужчина поднимается со скамьи. Уйдет он сейчас, выругается даже ударит… Это будет заслуженно. Но его добрый голос шепчет где-то совсем близко: — Эй, ну чего ты? — он мягко убрал слёзку с её щеки большим пальцем, сидя на коленях рядом с ней так, что лбом можно было ощутить его горячее дыхание — Я совсем не расстроен и не сержусь. Люди, пережившие всякого, многое могут сказать. Я же точно знаю, что это в них говорит боль. Вот и сейчас говорила не ты, а твоя боль. — Но моя благодарность… Я… — Улыбнись, и станет легче! Ну, давай вместе! — он улыбнулся, и девушка тоже через силу тянет уголки губ — Вот, теперь лучше?       Улыбайся когда больно… Выходит, ему всё-таки было больно от её слов! Он терпит всё, выносит любые раны и перевязки, и всё равно продолжает верить в людей! И кажется, ему сейчас правда важно, что Кейко чувствует, раз он точно также стоит на коленях: — Лучше… — она шмыгает — Но вам давно уже нужно ложиться спать. — И тебе тоже. — У меня завтра выходной. Должен был быть… — Взгляд притягивает его побагровевшее плечо — Вам ещё нельзя использовать дыхание! Вот видите, рана открылась! Пойдёмте скорее к вам в палату, я перевяжу вас! — Да уж, тут ты оказалась права… — девушка уже тянет его за здоровую руку, и он послушно следует за ней — Кейко, скажи мне, я, наверно, невыносим? Я причиняю столько неудобств… — Что за вздор? — хрупкая фигурка даже не оборачивается — Кёджиро, вы причиняете людям жизнь! Как это может быть невыносимым?!       И то верно… Впервые за столько времени его улыбка не была лекарством от боли, а следствием чего-то хорошего. И тихо проходя мимо окон корпуса, он ощутил, как ноги несут его словно сами, вслед за этой девушкой. Он сберёг её когда-то, а теперь она оберегает его. Как будто пара оберегов…       И только Шинобу, медленно дописывая состав лекарства от желтухи, чтобы его смогли заучить ученицы, недовольно зажгла вторую лампу — ну вот, скоро в лазарете станет на одну пару рук меньше, потому что из окна видно, как уж больно радостно Кёджиро спешит куда-то за этой девочкой. И почему было сразу не привести её к себе в дом, зачем были все эти сложности?! Медик закатила глаза, но потом вдруг тоже отчего-то улыбнулась. У Кёджиро, наверно, талант — заражать улыбкой. Звучит как болезнь…