В ночи, когда падал снег

«Тело болит — это стерпеть можно: уснуть или вколоть обезболивающее. А больная душа ничем не лечится, да к тому же и не умолкает ни на секунду. Даже во сне стенает…»       Треск андонового фонаря не даёт провалиться в дремоту, и теплый свет дрожит на полуприкрытых ресницах девушки. В ночь после свадьбы её тело так и осталось нетронутым. Она бы может и могла хотеть этого, но вот Кёджиро… Он слишком сильно боялся потревожить её недолгий покой.       Вот он рядом, и она внимательно прислушувается к ровному дыханию, лёжа на его плече. Да и свадьба была так — формальной, ведь помимо Кёджиро и Кейко на ней присутствовал только Сенджуро. А с отцом своего суженого девушка виделась ещё лишь пару раз, и то как-то мельком. Весенняя ночь была необыкновенно душной и томительной.       Странное дело — во сне кашель сходит на нет. Так что вот оно, краткосрочное спасение для её голоса, который уже походил на глухие сипы. Тонкая, почти белая ладонь вдруг ложится Кёджиро на скулу: — Жаль, что так выйдет, правда? — О чём ты? — он открывает уставшие глаза — Разве, кто-то может о чём-то жалеть после свадьбы? Или… Я слишком давил на тебя с этим? — Да нет, глупости… — она вздыхает, продолжая шептать и коря себя за пошлость — Просто, в конце концов, я не способна дать тебе самого простого. Как мужчине… — Но ты же уже дала мне самое сложное, что только я видел в жизни, — он приподымается с футона, пока его жена прикрыла лицо ладонями от стыда — И твое тело… Разве могу я сотворить что-то с ослабленным телом? Тебе… Тебе может быть больно, или… — Не будем об этом… — она садится на постели и, повернувшись к нему спиной, развязывает белый нагадзюбан — Приступов сегодня почти не было. Я… Я не могу, чтобы эта ночь прошла для тебя так пусто.       Шёлк течёт по плечам, а в глазах Кёджиро только боль — она ведь так и не поняла, что ему не так уж важно её тело! Сначала Кёджиро казалось, что Кейко просто боится признаться, что хочет его. А потом пришло понимание — это другое. Это то, что было навязано ей, то, что она считает должным отдать. Но принесёт ли это что-то хорошее хоть кому-нибудь из них?!       Он вдруг прижимается телом к спине жены, без капли стеснения обнимая её плечи и грудь. Так невинно, словно бы по-детски. Спустя минуту Кейко находит в себе силы расслабиться, печально повернувшь к супругу, и уже не прикрываясь: — Я не нравлюсь? — Нравишься… Очень нравишься! — он набрасывает нагадзюбан ей на плечи — Но оно тебе не нужно. Мы обязательно вернёмся к этому, когда тебе полегчает! И я обещаю быть внимательным и нежным к тебе…       Вздернутый носик утыкается супругу в шею, и её тёплое дыхание слабым паром согревает кожу. Тихое-тихое пение ночной птицы доносится с веранды — в эту полночь Угуйся поёт особенно печально. И отбросить тяжёлые мысли не получается — они как камень, который приходится катить в гору, когда позади тебя идёт толпа людей. Кажется, отпустишь — и всему настанет конец. Она было тянется к его вискам, желая растереть их подушечками пальцев, чтобы частый пульс не оглушал разум. Ей самой это всегда помогало расслабиться. Но Кёджиро тихонько перехватывает её ладони, а затем тихонько целует кончики её пальцев и розоватые, тонкие ноготки. В этом было что-то более сокровенное, чем то, что должно было бы быть после свадьбы. А японский соловей не унимается, и от этого становится лишь больнее. Счастье и боль — разве могут они сливаться?! А завтра у него миссия… Ворон Уз принёс распоряжение от Ояката-самы, и ослушаться было не то что нельзя, а грешно. Слёзы не стекали по щекам, а замирали на его нижних ресницах, как бы слепляя их. Кто бы мог подумать, что Кёджиро способен лить слёзы… А на лице по-прежнему — улыбка. Тревожно поправляя волосы, Кейко шепчет: — Я сделала что-то не так? — ореховые глаза вот-вот тоже наполнятся влагой — Кёджиро, горя ещё не стряслось… — Это от счастья, — он вытирает глаза — От очень большого счастья!       «Счастья, которое оборвётся также быстро, как ветер срывает листья осенью. И никому вокруг до этого не будет дела! Вот только следующей весной одному дереву уже не суждено зацвести…» — Прошу, тебе нужно поспать, аната, — Кейко нежно толкает грудь мужа на постель — Я ведь знаю, какого тебе. — Знаешь… Ты и сама смелее многих охотников на демонов, которых я знал. — Но сил ведь у меня нет. — Не всегда решает сила. И хорошо, что демонам этого не понять.       Поцелуи остаются невинными. Да если бы знать, что они последние, они бы может всю ночь напролёт целовались! Но человеческую жажду любви никак нельзя заполнить до краёв. Так что и этого им показалось бы мало. А завтра, с рассветом, её личное Солнце закатится за горизонт. Но об этом ведают одни боги…