***
Каллен набросал серию команд, когда к нему пришли последние инструкции, доходящие до него по кусочкам в течение всего дня; у него было такое чувство, будто он пытается удержать миллион кусочков данных одновременно, постоянно пересматривая и приспосабливаясь, когда поступала новая информация от передовых разведчиков или когда их настигало бедствие во время долгого путешествия на юг (один из требушетов сломал ось на развороченной южной дороге, и он часами мучился над решением оставить войска, догнав их позже, как только они его починят, а не просить всю колонну остановиться и ждать). Они с интендантом, должно быть, уже с десяток раз поспорили о разнице между предметами первой необходимости и предметами роскоши, а также о том, что нужно занять место в обозе — он не мог сказать, что ему раньше приходило в голову. Угроза мятежа только из-за отсутствия булочек с вареньем — и его голова уже несколько дней болела от напряжения и обезвоживания под палящим солнцем пустыни. Он был уставшим и находился на грани нервного срыва, чрезвычайно напряжённый перспективой упустить какую-то, казалось бы, незначительную деталь только для того, чтобы всё это рухнуло из-за его ошибки. Он не прерывался на ужин и почти ничего не ел за обедом; всё, чего он хотел — чтобы этот поход закончился, чтобы закончилось ожидание, чтобы они могли привести в действие его тщательно продуманные планы и приступить к делу. В сражениях была простота, которую он ценил, видя, что план складывается именно так, как он рассчитывал, и это давало ему столь необходимое чувство контроля, которое он просто не мог обрести в этих бесконечных песках и таком же бесконечном ожидании. Он мог контролировать сражение. По крайней мере, это имело для него смысл, как ничто другое. Схватив бумаги с нацарапанными инструкциями, он снова выскочил из палатки наполовину раздетый, без доспехов, в расстёгнутой рубашке, зарываясь босыми ногами в песок — слава Андрасте, сейчас было достаточно прохладно, чтобы ходить босиком. Он намеревался найти разведчика, который всё ещё был на дежурстве, чтобы передать записи разным офицерам, находящимся под его командованием, которые должны были знать о новых приказах, но был так поглощён своими мыслями, что не заметил Дориана, крадущегося вдоль палатки, пока чуть не врезался в него. Он практически споткнулся, чуть не сделав ему подножку, а руки машинально протянулись к нему, чтобы поддержать его ещё до того, как мозг понял, кто это был. Он моргнул, глаза привыкли к темноте снаружи палатки, лунный свет отбрасывал на лицо Дориана мрамор и серебро. — Дориан? — спросил он, его хватка ослабла, когда руки скользнули вниз. — Почему ты прячешься возле палатки? Если ты хотел меня увидеть, то мог бы прости прийти. Если бы он не наблюдал за ним так пристально, то, возможно, не заметил бы проблеск страха и тоски в его глазах, исчезнувшие мгновением позже за очаровательной, жаркой улыбкой, от которой по венам прокатилось желание. Руки Дориана погладили его грудь, пальцы играли со шнурками на рубашке. — Дежа вю, — пробормотал он, глядя куда-то вдаль. — Сколько ещё раз мы должны встретиться вне палатки, прежде чем просто… Он замолчал, и Каллен затаил дыхание. Наконец, Дориан вздохнул. — Есть ли мгновение, где нам повезло просто жить, быть вместе, в своём доме, как двум нормальным людям, которые просто любят друг друга? Его сердце замерло. — Дориан? Услышав чужие слова, он, казалось, освободился от чего-то, что удерживало его, встряхнулся, а улыбка стала ярче. — Я не хотел тебя беспокоить, — сказал Дориан почти кокетливо. — Знаю, как занят ты был и… Вот я здесь, удивительно чувствительный, удивительно внимательный, каким всегда и был, и всё же ты суетишься из-за меня. — Он улыбнулся, засунув озябшие руки под рубашку Каллена, оставив поцелуй под его подбородком, отчего Каллен резко вздохнул. — Чем же я заслужил такое отвратительное обращение? — подразнил его Дориан, шепча у самого горла. Желудок Каллена болезненно сжался, и он мгновенно обнял Дориана. — Отвратительное обращение? — повторил он, растерявшись, едва ли заботясь о том, наблюдает ли кто-нибудь за ними в этот момент; все знали об их отношениях, в конце концов, так что не было ничего удивительного в том, что они будут замечены демонстрирующими свою любовь на публике. — Я… Что? Дориан, я сделал что-то не так? Он почувствовал, как сбилось дыхание и подступающую нерешительность, а затем Дориан тихо, почти печально рассмеялся, слегка отстраняясь. — Ну, я готов поспорить, что ты не ел и не спал как следует с тех пор, — сказал он, игнорируя виноватое вздрагивание Каллена. — Но я не об этом. Конечно, это не имеет отношения к моим прискорбным попыткам пошутить. — Но ты сказал… — Тшшш, дорогой, — прошептал Дориан, наклоняясь ближе, пока не уткнулся носом в его нос. — Это была шутка, плохая шутка. Я только хотел сказать… Он разочарованно выдохнул, а затем поцеловал Каллена, очевидно, оставив попытки объяснить своё странное настроение. Он почувствовал прилив тепла от прикосновения, кожа покраснела, а губы покалывало от мягкости чужих, будто он забыл, насколько это было чудесно. — Просто поцелуй меня, — хрипло прошептал Дориан в его губы. — Я скучаю по тебе, аматус. Облегчение накрыло его как одеяло, быстро сменившись желанием, пока Дориан продолжал свою дразняще-нежную игру; он знал, что Дориан чувствовал себя не слишком хорошо, открыто проявляя близость, и, даже если они стояли в тени залитого лунным светом лагеря, это было, пожалуй, самым смелым, что он сделал. Зная, что он постепенно примиряется со своими страхами и преодолевает их, зная, что он чувствует себя комфортно, выражая себя более открыто, хорошо… в этом было что-то мощное, возбуждающее, что-то удивительное. Отчёты в его руке медленно скомкались, когда он крепче обнял Дориана, притягивая ближе к себе. Он не ставил под сомнение нужду в поцелуях и не пытался дразнить — он просто с готовностью подчинился, так же нетерпеливо, проводя языком по нижней губе и требуя разрешения войти. — Я тоже скучал по тебе, — прохрипел он, подавляя волну возбуждения, когда чужой вкус осел на языке, а губы пощекотали его. Он настолько привык проводить с ним каждую ночь, сжимая в своих объятиях и слушая биение его сердца, что ему было больно находиться вдали от него. Возможно, это была романтическая чушь, возможно, Дориан рассмеялся бы, стоило ему рассказать, но Каллену было всё равно. Он любил его и хотел быть с ним. Скоро они прибудут в Адамант, и он хотел провести с ним ещё хотя бы одну ночь до… До? Дориан взял Каллена за руку и переплёл их пальцы. Он потянул Каллена к открытому пологу палатки. — Идём со мной, — сказал он, переводя взгляд на бумаги, скомканные в другой руке Каллена, прежде чем встретиться с ним взглядом. — Это может подождать, не так ли? Каллен проследил за его взглядом, опуская глаза на бумаги, которые держал в одной руке, а затем перевёл взгляд на другую, где его пальцы были крепко переплетены с пальцами Дориана. И снова посмотрел на него туда, где в темноте блестели его тёмно-серые глаза. Он судорожно вздохнул. — Это может подождать, — сказал он, а затем подтолкнул Дориана к палатке, забыв о бумагах, трепещущих возле его ног, стоило им пройти через брезентовые створки. Удивление на лице Дориана быстро сменилось озорным восторгом, а затем Каллен прижал его к себе, обхватив руками и целуя, затаив дыхание. Он хотел извиниться за то, что был так занят последние несколько недель, за то, что не находил для него времени; хотел признаться, как тяжело ему было спать, особенно в одиночестве, рассказать ему о своих мыслях и ночных кошмарах с тех пор, как они расстались, но… Находясь так близко к нему, в тёплом, уютном пространстве своей палатки, он вдруг осознал, как хорошо он выглядит в расстёгнутой рубашке, достаточно свободной, чтобы обнажить грудь, со слегка взъерошенными волосами вокруг лица и тёмными глазами с полуприкрытыми веками… — Создатель, — выдохнул Дориан, очевидно, придерживаясь того же мнения. Все мысли вылетели у него из головы. Всё, о чём он мог думать, это то, как сильно он хотел поцеловать его, провести руками по его телу, чтобы их не разделяло ни дюйма. — Ты такой красивый, — хрипло прошептал Дориан, вплетая пальцы в волосы Каллена, и поцеловал так сильно, что губы стало покалывать. Вскоре их одежда последовала за бумагами, скомканными на полу, и раздались тихие смешки, мольбы и отчаянные стоны, когда у них перехватывало дыхание, а руки и губы говорили всё, что хотели и не могли сказать сердца. Солдатская постель в палатке посреди пустыни была не самым обычным местом для расцветающей любви, но это вряд ли имело значение, когда они терялись друг в друге. Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждый дрожащий вздох, когда пальцы пробегали по обнажённой коже, а тела двигались как одно целое — всё это уводило их дальше от реальности, от угрозы войны и смерти, от надвигающегося призрака зла, угрожающего всем и каждому, о ком они заботились. На какое-то время, совсем немного, они позволили себе забыть, раствориться друг в друге, и, когда наполненные желанием остекленевшие глаза Дориана расширились, а имя Каллена слетело с его губ, Каллен крепко переплёл свои пальцы с его, сжимая и следуя за ним через край.***
Дориан не помнил, как задремал, но, должно быть, он заснул, свернувшись калачиком у Каллена под боком и прижавшись щекой к его груди. Это не могло длиться дольше десяти минут, пот все еще не остыл на его коже, а в палатке стоял густой запах секса. Он сонно улыбнулся и слегка приподнял голову, утыкаясь носом в его челюсть. — Ммм, мне было это нужно, — сказал он. Он рассмеялся над выражением лица Каллена – потрясенное и ухмыляющееся, оно было больше похоже на довольного котёнка, чем на льва, которого когда-либо видел Дориан. – И, смею предположить, что и тебе тоже, — добавил он, покрывая подбородок Каллена сонными, неспешными поцелуями. Каллен лениво потянулся, слегка подрагивая, пока Дориан лежал на нем, выводя медленные круги на его животе. — Полагаю, да, — признался он, слегка покраснев от торжествующего самодовольного выражения на лице Дориана. – Что? Ты… можешь быть весьма убедительным, когда пожелаешь. Дориан поцеловал его, наслаждаясь ощущением чужих губ и языка. Он просто хотел целовать его вечно, медленно и глубоко, прерываясь лишь на тихий смех. Он был уверен, что сможет целовать Каллена до тех пор, пока время не остановится, но все равно захочет еще. Один Создатель знал, как много времени они провели за неспешными поцелуями и еще более неспешными ласками, не требуя никакого особого завершения и наслаждаясь медленным исследованием друг друга. Когда Дориан, наконец, высвободился достаточно, чтобы рассмотреть его детальней, в мягком свете фонаря он заметил, каким усталым Каллен был, насколько темными были круги под его глазами. Он слегка нахмурился, проводя костяшками пальцев по его щеке, и сжал чужой подбородок. — Всё настолько плохо? — спросил Дориан, стараясь, чтобы его голос звучал так же мягко, каким и было прикосновение. Каллену хватило такта выглядеть слегка смущенным; он вздохнул и наклонил голову, уткнувшись носом в щеку Дориана. — Не хуже, чем обычно, — признался он. — И не было бы ничего особенного, если бы благополучно вернулись в Скайхолд, просто… Он вздохнул. — Это было нелегко из-за возросшей нагрузки и стресса. Я почувствую облегчение, когда все закончится, и мы сможем вместе вернуться домой. Дориан перекатился на спину, потянув Каллена за собой. Он притянул его к себе за затылок и поцеловал; не с жаром и похотью, не с беспричинной потребностью, а сладко, ласково и нежно. Его вес сверху на нем был великолепен, и Дориан скользнул одной ногой по задней стороне икры Каллена; в течение последнего месяца Каллен боролся со всем самостоятельно, и никто не мог прижать его к себе посреди ночи, от пробуждения после ночных кошмаров. И завтра, когда они доберутся до Адаманта… Дориан все еще не мог закончить эту мысль. Он не мог признаться самому себе, что это может быть последний раз, когда они будут вместе. — Сегодня вечером я буду чувствовать себя как дома, — прошептал Дориан, чувствуя комок в горле от собственных слов. Дома. Дома, с Калленом. Он прижался губами к чужому лбу, притягивая ближе, пока его лицо не уткнулось в шею Дориана. – Я останусь с тобой сегодня ночью, а завтра… На секунду он прикусил губу, прежде чем закончить. — Что бы ни случилось, пусть случится.***
— Дракон! Этот крик был единственным предупреждением, прежде чем это отвратительное чудовище ринулось вниз свысока; его рев эхом разнесся по разрушенной долине, когда когти зацепили верхушку одного из требушетов, разломав его на щепки, даже не нарушив инерции. Со своего места на недавно освобожденной зубчатой стене Каллен лишь с ужасом мог наблюдать, как это существо снова взмыло вверх, направляясь прямо к крепости. — Уходим! – крикнул он, поворачиваясь к солдатам на стене рядом с ним. – В укрытие! Солдаты бросились в укрытие, когда дракон снова направился вниз, и Каллен в последний момент отскочил в сторону, почувствовав поток воздуха над собой, когда чудовище пронеслось мимо. Раздался ужасающий хруст, когда он нырнул прямо сквозь верхушки зубчатых стен, каменная кладка раскрошилась от удара, и когда Каллен вскочил на ноги, то мог лишь со страхом наблюдать, как дракон словил кусок камня между когтей, который был намного больше лошади, и швырнул его назад, в толпу солдат на открытом пространстве за пределами крепости. Даже отсюда он почувствовал удар, когда тот приземлился, съежившись, и отвернулся от падающих под его мощью тел. Однако времени оплакивать павших не было – им предстояло выиграть сражение, и судьба Тедаса зависела от их победы. Поднявшись на ноги и смахнув пот с глаз (его рука окрасилась в красный, заставив нахмуриться), он жестом указал на зубчатую стену. — Кто-нибудь, садитесь за баллисты и заставьте их работать, — крикнул он, указывая вниз на оборонительные сооружения, которые команда Хоук вывела из строя при первом давлении. – Убейте эту тварь прежде, чем она принесет еще больше вреда! Вспышки зеленого света были направлены ко двору в глубине Цитадели, свидетельствуя о том, что по крайней мере один разлом все еще был активен для ударной команды Инквизитора. Дориан находился с ней, и Каллен отчаянно пытался не думать о свирепости битвы и о том, в какой опасности находится Дориан. Инквизиция превосходила Стражей численностью десять к одному, но ряды Стражей полнились демонами и мерзкими тварями, вызванными магами, управляемыми разумом, и их число было намного больше. Кое-какие места были густо забрызганы кровью и эктоплазмой, ужасающе черными и липкими под тем же бледным лунным светом, который еще ночью заставлял Дориана казаться каким-то неземным существом в его руках. Дракон снова взревел и повернул к центру крепости, а Каллен почувствовал, как кровь в его жилах вскипает от страха. — Продолжайте наступление! – зарычал он, вскидывая руку с мечом, чтобы вселить мужество солдатам; ответные крики были менее воодушевлёнными, чем ему хотелось бы, солдаты были напуганы появлением искажённого дракона. И он не мог винить их. Бой продолжался, все его тело болело; он блокировал щитом так много ударов, что чувствовал, как потряхивает плечи, будто они хотят выскочить прямо из суставов. Он продолжал вытирать пот со лба, и каждый раз, стоило ему это сделать, как он видел вместо него густое пятно крови на тыльной стороне перчатки. Они продвигались все дальше и дальше, наталкиваясь на Стражей, которых пощадила Намаэтель, прячущихся за ящиками и умоляющих оставить их в покое, и казалось, что они одержат победу этой ночью, приблизившись к центру внутреннего двора, последнему оплоту убежища Стражей. Он почувствовал нечто у себя под ногами, когда все произошло – зловещее грохочущее содрогание, отдаленное гулкое эхо, которое стряхнуло пыль с камней и заставило сотрястись все строение крепости. — Стойте, – прорычал он, глядя на ближайшие стены. – Кто-то из наших еще проводит обстрел издали? Ближайшая из разведчиков быстро вскарабкалась на одну из странных статуй, цепляясь за уродливые крылья, и оглянулась на солдат. — Отрицательно, командующий, – крикнула она. – Требушеты не готовятся к бою. Нервный ропот пробежался по их рядам. — Тогда что это было? – прошептал кто-то достаточно громко, чтобы Каллен услышал. Он хмуро глянул на них всех. — Что бы это ни было, если оно недружелюбное, мы с ним разберемся. Придерживайтесь текущих действий! К югу от их нынешней позиции в воздухе начало подниматься гигантское облако пыли, явно от удара, и он старался не зацикливаться на том, что могло вызвать такое столкновение. Когда они наконец ворвались в центральный двор, то обнаружили, что их передовые разведчики сражаются с постоянно растущим скоплением демонов, хлынувших из Бреши, которая все еще оставалась подозрительно раскрытой. Ударного отряда Инквизитора нигде не было видно – как и прислужника венатори Корифея, – и паника в его жилах начала нарастать. — Командующий! — Одна из солдат подбежала к нему, пока остальные охраняли двор, у неё была довольно уродливая рана вниз по шее, и было удивительно, что она вообще стояла на ногах. — Вестница погналась за Командиром Стражей, а магистр-дракон последовал за ними. — Куда они направились? — По направлению к сторожевым башням, — сказала она, указывая за спину. Адамантская крепость была построена на краю бездонного разлома, огромной, искаженной пропасти, которая, как поговаривали, простиралась до самых Глубинных Троп и кишела невероятно бесконечными волнами порождений тьмы в годы Второго Мора. Это было ужасное и одинокое бдение, сторожевые дворы были более высокими платформами, построенными для Стражей и их ныне вымерших союзников – грифонов, чтобы наблюдать за злом, поднимающимся из бесконечных глубин, и начинать воздушные атаки оттуда. Он был достаточно велик, чтобы дракон мог приземлиться для атаки. Они нашли магистра с окровавленной головой и следами ожогов на воротнике его безвкусно пестрого одеяния, благословенно лежавшего без сознания. Каллен рявкнул, чтобы его связали и заткнули рот кляпом, не желая рисковать, если негодяй проснется и начнет плеваться в них заклинаниями. — Командующий? – Один из его солдат жестом указал на край платформы. – Я нашел командира Стражей. Ее тело было раздавлено безо всякой надежды на спасение, колотые раны, нанесенные не мечом, пронзали ее тело и сочились густым ядом. Рядом лежал сломанный посох, разломленный так же сильно, как и ее тело, и, хотя глаза ее были закрыты, она слабо, с хрипом дышала, все еще цепляясь за жизнь. Главной команды нигде не было видно. — Инквизитор… Его голова резко повернулась на хриплый, дрожащий звук, и он присел на корточки рядом с командующей Стражами, чтобы лучше расслышать ее слова. — Да? – настойчиво спросил он. – Где она? На ее губах выступили капли пенящейся крови, а дыхание казалось посвистывающим, как ветер. — Она упала, — сказала она. – Помилуй Создатель, я только хотела… Она замолчала, дыхание стало спокойным, и леденящая ужасающая правда пронзила его. Каллен медленно встал, его тело было опустошенным, когда он повернулся лицом к сломанной каменной кладке, выступающей над краем пропасти. Она упала. Гулкое эхо, содрогающийся звук удара немыслимой силы. Облако пыли. Разбитые камни… Он даже не понял, что упал на колени, пока не обнаружил, что наклонился вперед, хватая ртом воздух, которого все равно не хватало. — Дориан, — хрипло прошептал он, чувствуя самую сильную боль, которую когда-либо испытывал в жизни, расцветающую где-то под ребрами. – Дориан.***
Дориан. Он резко обернулся и виновато покраснел. Должно быть, он оказался в своём собственном мире, проводя рукой по камням – камням? – настоящим камням? – в изумлении. Ощущение Тени было чем-то, что он не мог описать – для других это было удивительно страшно, но у них было мало оснований для сравнения. Дориан гулял по Тени каждую ночь, когда ему снились сны, сознательно или нет, и он был хорошо знаком с эфирными телами, которые танцевали и извивались вне его досягаемости, задерживаясь на краю взгляда. Там, где неестественно простирались тени, чернильные пальцы тянулись к нему и скользили ледяными прикосновениями. Но теперь он был в Тени – физически. Он мог осязать, чувствовать и ясно видеть. Он мог дышать и ощущать запах чего-то медного в воздухе, металлического в задней части горла, а магия вокруг была такой сырой и осязаемой, что он чувствовал, что может просто протянуть руку и схватить её в горсть. Это было чертовски ошеломляюще, достаточно, чтобы заставить его безумно опьянеть от всего этого. Но под его ошеломляющим возбуждением и изумлением от того, что он физически находился в Тени, а не во сне, скрывалось беспокойство. Что происходило за пределами Тени, в Адаманте? Где же находился Каллен в разгар этой ужасной битвы? Был ли он вообще жив? Знает ли, что с ними приключилось? Или он страдает от беспокойства и страха за него? — Дориан. — Да, — ответил Дориан, с силой встряхиваясь. – Что, прости? Намаэтель была ближе, чем когда-либо, как будто сделала шаг и пересекла пространство между ними и Создателем. — Нам нужно идти, — сказала она, ее лицо побледнело, она с трудом сглотнула. – Должен же быть какой-то выход отсюда. Невысказанное «не так ли» повисло в воздухе между ними, не совсем паническое, но определенно жаждущее поддержки от того, кто понимал всю грандиозность их положения лучше, чем она. Он кинул взгляд поверх ее головы туда, где стояли остальные, и ни один из них, казалось, не был в лучшем состоянии, чем сама Нама. Хоук и Страуд сидели, склонив друг к другу головы, и разговаривали вполголоса; у нее на лице было такое же пьяно-легкомысленное выражение, что и у него, а посох она сжимала так крепко, что побелели костяшки пальцев. Коул и Кассандра подошли ближе, почти наступая на полы плаща Намы и беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Кассандра выглядела мрачной и уставшей, ее неспособность остановить бегающий взгляд, сосредотачиваясь на чем-то конкретном, была единственным признаком того, что ее контроль был лишь пустой оболочкой, обволакивающей поднимающуюся панику. Коул же был… — Коул, — позвал Дориан немного резче, чем намеревался. Коул в отчаянии посмотрел на него, а затем, как и Нама до этого, оказался рядом с Дорианом, без каких-либо явных признаков, что пересек пространство между ними. — Неправильно, — сказал Коул, его пальцы почти отчаянно вцепились в рукав Дориана, будто он думал, что его рука пройдет сквозь. – Воздух цепляется так, будто он живой. Хватает, хватает, хватает. — Он снова посмотрел на Дориана, прошептав: – Я не хочу находиться здесь. Пожалуйста. — Мы уходим, — сказал Дориан на этот раз мягче. – Идем. Легче было сказать, чем сделать. Дух, или демон — или что бы это ни было — нечто похожее на Божество, вело их через Тень, и никто не был уверен, что он или она ведет их к спасению, если не к погибели. Что еще можно было сделать, как не довериться ей? У них не было других вариантов. Часы тянулись без передышки; кусочек за кусочком Нама восстанавливала события, произошедшие на Конклаве, когда она ворвалась к Корифею и разрушила его планы. И кусочек за кусочком они рвались на части Кошмаром, который правил этим уголком Тени. Дориану следовало ожидать, что эти приступы не будут похожи ни на что из того, что он испытывал раньше – если сила физического нахождения в Тени наполняла его энергией, каково же это для существа, растворившегося в самом воздухе, присосавшегося к нему, словно прожорливая пиявка? В своих снах ему приходилось иметь дело с демонами, которые были лишь частичкой самих себя, когда проходили сквозь Завесу. Он никогда не задумывался, каково это – встретиться лицом к лицу с демонами на их собственной территории, и теперь, оглядываясь назад, он с ужасом думал о том, как легко тот заманил их всех в ловушку. Только что он шагал рядом с Коулом, шепча ему нежные ободрения, когда паника угрожала захлестнуть этого странного юношу, а в следующий момент он споткнулся на неожиданно гладком полу, его ноги больше не находились по колено в воде, а звук шагов по холодным мраморным плиткам зловеще отзывался эхом. Он вскинул голову, и драгоценный камень в верхушке его посоха вспыхнул, подстраиваясь под настроение и реагируя на опасность. Дориан повел плечами, надеясь унять дрожь страха, ползущую по спине; он находился в незнакомой комнате, с каменными стенами и далекими окнами, находящимися вне досягаемости цепких рук… и с достаточным количеством запекшейся крови и сломанной мебели, чтобы он в ужасе отшатнулся, инстинктивно прикрыв рукой рот и нос. Вокруг стояла почти непреодолимая вонь гнили и разложения, заставляющая задохнуться, сам воздух вокруг Дориана, казалось, пульсировал от зловещей энергии – он на самом деле видел изгиб и деформацию Завесы, когда она вскипала и растягивалась, реальность Тени резко сталкивалась с реальностью из мира смертных. Мир смертных? Дориан нахмурился, его глаза сузились, когда он осмотрел свое окружение поверх пальцев, закрывающих нижнюю часть лица. Это был не мир смертных, это была еще большая ловушка от Кошмара, кошмар внутри кошмара, чтобы обмануть и поймать его. Вдалеке раздавались крики и редкие раскаты грома, которые могли оказаться взрывом, а могли быть и бурей. Он беспокойно вздрогнул, его глаза пристально всматривались сквозь мрак, когда он поднял свой посох, а украшенная драгоценным камнем верхушка пронзила темноту. — Эй? – крикнул он, удерживая свой вес на подушечках пальцев на случай, если двигаться придется быстро. – Намаэтель? Кассандра? Ему никто не ответил, заставив невольно сглотнуть. — Хоук? – попробовал он снова, надеясь, по крайней мере, что другой маг из их отряда сможет стряхнуть с себя паутину ловушки и дотянуться до него. Неподалеку послышался всхлип, и Дориан в тревоге обернулся, на его раскрытой ладони вспыхнуло пламя. — Эй? – позвал он, легко ступая по мраморному полу и огибая разорванные в клочья гобелены – явно приложивших к этому свою лапу собак было в избытке, как и темных деревянных обломков и щепок, оставшихся от мебели. – Должен предупредить тебя, тварь, хоть твоя ловушка превосходно сработала – браво, кстати, за это, – я не настолько глупый бедняга, чтобы поддаваться твоим коварным иллюзиям. Скулеж снова раздался, на этот раз громче, и Дориан осторожно встал рядом с одной из открытых в комнате дверей, тяжелое дерево ненадежно висело на единственной петле с ужасными следами от когтей. Коридор не был прямым за дверью, вместо этого изгибаясь, и в комнате впереди он мог видеть мерцающий фиолетовый свет, кровь и окровавленную плоть, сложенную вокруг, образуя некий купол. Сгорая от любопытства, он шагнул в комнату, глаза заслезились, привыкая к болезненной яркости магической клетки – всхлип раздался снова, темная фигура в самом центре света двигалась рывками. По его спине пробежала чернильная ласкающая ладонь, словно кубик льда, прижавшийся к коже. — Неужели ты думал, что он когда-нибудь сможет полюбить тебя? – донесся до его уха почти печальный, чувственный шепот. Дориан ощутил, как вокруг его груди сомкнулись тиски, уставившись на фигуру, скорчившуюся в клетке – Каллен, но одновременно и не Каллен. Его лицо было худым, доспехи болтались на его долговязом молодом теле и были помяты, исцарапаны и окровавлены, в нагруднике были дыры, будто какой-то огромный зверь сделал выпад и глубоко вонзил когти, пытаясь сорвать защитный кожух. Его волосы лежали буйными кудрями, не поддающимися контролю, и были длиннее, чем Дориан привык видеть – но они тоже были окровавленными и спутанными, прилипшими к затылку от запекшейся крови. Его губы были потрескавшимися и кровоточащими, а глаза смотрели пустым взглядом человека, настолько потерявшегося в боли, что он почти отключился. И он был молод, очень молод, едва ли взрослее мальчика, когда стоял на коленях в своей тюрьме, его конечности были непропорционального к телу размера, а лицо усеяно юношескими прыщиками и совершенно нелепой попыткой отрастить что-то вроде козлиной бородки. При других обстоятельствах, в другое время и в другом месте Дориан мог бы с удовольствием подразнить его, такого неуклюжего и угловатого, не умещающегося в собственном теле, как человек, которого Дориан знал и любил. Но не сейчас. Только не здесь. — Это Кинлох Холд, — выдохнул он с опасной дрожью в голосе, произнося эти слова вслух. Это была иллюзия, конечно, кошмар, но… — Каллен? Юноша, запертый в темнице яркого света, резко дернулся, отпрянув назад, и упал на бедро, подтягиваясь на руках. — Держись подальше, демон! – закричал он с истерикой, его голос надломился на последнем слове. Глаза дико метались по комнате, цепляясь за Дориана, а затем проскальзывали дальше без малейшего признака узнавания – и с чего бы? Это происходило за десятилетие до того, как они встретились, и, по правде говоря, это был даже не он. Это была всего лишь иллюзия, ложная память, собранная из ужасающих фрагментов, что Каллен доверил ему. Но это не означало, что она не пронзила его сердце, как нож. — Каллен, — попытался он снова, его желудок вскипел, а глаза загорелись, когда он поднял руку к барьеру. – Все в порядке, Каллен, это всего лишь сон, не… — Мерзость! – закричал он, его грудь вздымалась, сухие губы снова приоткрылись, а по подбородку сочилась кровь. – Каким демоном ты одержим? На какую ложь ты купился? Ты не получишь меня! — Это всего лишь сон, — сказал он себе, чувствуя, как первая слеза скатывается по щеке. – Аматус, — сказал он, опускаясь на колени рядом с барьером. – Каллен, умоляю, все будет хорошо… — Лжец! Убей меня или оставь, но не насмехайся своей ложью, демон! – Каллен крепко вцепился руками в волосы, будто хотел вырвать их с клочьями. – Маги, колдуны, монстры, чудовища, им нельзя доверять, лжецы! Дориан закрыл глаза, паника, ненависть и боль в голосе Каллена глубоко вонзились ему куда-то под ребра; слезы продолжали течь по лицу. — Каллен, — тихо умолял он, и после этого последовал зловещий свистящий смешок. — Как ты мог подумать, что он когда-нибудь полюбит тебя? Дориан съежился, слова приземлились и застряли, несмотря на его повторяемую мантру. Просто сон, просто кошмар. — Я не прислушиваюсь к советам насчет взаимоотношений от демонов, — сказал он, пытаясь вернуть себе легкую уверенность и отодвинуть в сторону тошнотворный страх. – Когда ты в последний раз хоть с кем-то встречался? Нет, неважно, я предпочел бы не слышать ужасов, которые за этим последовали. Слишком много щупалец, на мой вкус. Веселый смех зазвенел вокруг него, достаточный, чтобы заставить съежиться, согнуться пополам, будто это помогло бы ослабить боль в груди. — Если ты думаешь, что пресмыкательство смягчит наши сердца по отношению к тебе, несчастный, ты очень ошибаешься. Дориан замер, его глаза снова распахнулись. Исчезли скользкие мраморные плитки под ним, и вместо этого он обнаружил, что стоит на коленях на гладко истертых булыжниках; смутно липкий воздух Кинлох Холда исчез, сменившись запахом соли, рассола, гнили и дерьма, запах, который можно связать только с гаванью большого портового города. И действительно, он слышал слабые крики чаек и отдаленный шум волн, бьющихся о камни, и поморщился, когда его глаза привыкли к внезапно яркому полудню после мрака разрушенной башни. — Мы благодарны Вам за то, что Вы задержали эту Тевинтерскую мерзость, — снова раздался этот голос, и Дориан почувствовал, как его желудок подскочил к горлу при звуке этого голоса. С некоторым трудом он поднял голову, с удивлением осознав, что в какой-то момент он оказался скован цепями. Перед ним, блистая в сверкающих доспехах Ордена Храмовников, стоял Каллен. И, как и прежде, это был не он. Дориан знал, что это всего лишь иллюзия, всего лишь кошмар, но это не уберегло его кровь от застывания в жилах, когда он увидел полный ненависти холодный взгляд. Он был старше, чем ранее, но все еще молод – теперь он полностью соответствовал своим доспехам, его плечи были широкими, а челюсть квадратной, теперь в нем не было мягкости. Можно было бы принять его за гранитную статую, если бы не исходившее от него тепло. Его глаза были жестоки, в них не было ни искорки юмора и, как и прежде, в нем не было даже проблеска воспоминаний при взгляде на него. Дориан встряхнулся, более подробные детали прояснялись сами собой, когда он сосредоточился на том, чтобы преодолеть шок от встречи с Калленом — он стоял на коленях в огромном дворе, окружённом бесчисленными решетками вдоль портика и украшенными искусно вырезанными статуями, чьё мастерство довольно резко напомнило ему о доме. Огромное гранитное здание возвышалось впереди, отвесное и неприветливое, и, даже если бы он не посетил Киркволл много лет назад, то все равно узнал бы печально известную виселицу, даже исходя из одного описания. И вот теперь Дориан стоял на коленях перед Калленом — рыцарем-командующим Калленом — пытаясь напомнить себе, что это сон, кошмар и уловка ужасного могущественного демона, чтобы сломить его. Дориан попытался лукаво улыбнуться. — Должен сказать, Каллен, когда я спросил, не хочешь ли ты поиграть в непослушного отступника и новобранца храмовника, это не совсем то, что я… Рука в перчатке хлестанула его по щеке, отчего голова откинулась назад, а нос хрустнул до боли. Он вскрикнул от неожиданности, его голова зазвенела от удара, и после того, как из глаз исчезли звезды, он сплюнул кровь на булыжники перед собой. — Скажи спасибо, что я не заткнул тебе рот кляпом, мерзость, — раздался холодный голос кошмара с лицом Каллена. Просто сон, просто кошмар, но, о, Создатель, удар был таким же болезненным, как и настоящая пощечина, и он не мог сдержать разочарованного всхлипа от пульсирующей боли, когда кровь потекла по лицу из сломанного носа. Просто сон, просто кошмар… — Прими мою благодарность за это, Хоук, — продолжил Каллен, и глаза Дориана снова распахнулись. – Один Создатель знает, какие ужасы совершил бы этот мерзавец, учинил бы над невинными жителями Киркволла, если бы Вы не столкнулись с ним. Хоук стояла рядом с ним, и Дориану было интересно, когда она тут оказалась, потому что он не помнил, чтобы она стояла тут мгновение назад. Она смотрела на него без узнавания, ее глаза были пусты и не заинтересованы. — Что ты собираешься делать с ним? – спросила она монотонным тоном, почти пугающе напоминающий усмирённых. — С ним? Хоук, будь благоразумна — маги не люди, как ты или я. Дориан почувствовал, как тиски вокруг его груди снова сжались. Как ты мог подумать, что он когда-нибудь тебя полюбит? — Им нельзя доверять, и мы не можем относиться к нему иначе, кроме как с недоверием… Хоук внезапно закричала, дико и кровожадно. Каллен продолжал говорить, будто она и не реагировала, будто это был просто какой-то причудливый театр с заранее спланированным представлением. Хоук пошатнулась, словно только что высвободилась из цепких рук, а затем посох оказался в её руках, сложная резьба на его конце взорвалась столпом электрических искр. Она взмахнула посохом и воткнула его острым концом прямо в шею Каллена, кровь брызнула наружу ярко-красным фонтаном от удара… но она не ударилась о землю. Каллен закричал, нечеловеческий звук вырвался из его губ, заставив Дориана зажать уши ладонями и застонать, а затем Каллен растворился в чёрном скользком тумане, липкой луже эктоплазмы, единственном остатке существа, которое носило его кожу ради развлечения. Хоук стояла над лужей, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. В её глазах стояли слёзы, злые и безумные, и на какое-то мгновение Дориан мог только смотреть на неё, застыв в ожидании, была ли она на самом деле собой или просто ещё одним плодом Кошмара. Наконец она вытерла слёзы тыльной стороной ладони, неловко рассмеявшись. — Всегда чертовски ненавидела эту его речь, — сказала она хриплым голосом, протягивая руку Дориану. — Я не хотела выслушивать всё это снова. Прости за это. Дориан почувствовал себя словно в невесомости, словно он не был больше привязан ни к чему в этом мире. — Он не мог этого сказать, — глухо сказал он вполголоса, а ужас и необъятность этих слов, въевдались в кожу, как горячая смола. Хоук держала его руку в своей чуть дольше, чем это было необходимо, а в её глазах что-то неумолимо смягчилось. — Ты его любишь, — сказал она не столько вопросительно, сколь утверждающе. И не могла удержать его взгляд. — Ах, чёрт. Мне так жаль. Она неловко похлопала его по плечу. — Не знаю, твой это был кошмар или мой, но тот факт, что мы перемещаемся, означает, что напрячься придётся всем. — Она попыталась улыбнуться, но по-прежнему избегала встречаться с ним взглядом. — Давай поищем остальных. Как ты мог подумать, что он когда-нибудь сможет тебя полюбить?***
«Беги», — думал он, и это было всё, на чём он мог сосредоточиться, пока они мчались по воде, а потом вверх по каменной лестнице, ведущей к разрыву. — «Беги, беги, беги». Только Создатель знал, как долго они бежали — это могли быть минуты или часы, это могли быть дни. Страуд пожертвовал собой, чтобы они могли сбежать, и всё же казалось, что он не может двигаться достаточно быстро, будто он вообще не мог перебирать ногами. Разлом словно и не приближался, будто сама земля двигалась прочь, чтобы удерживать его в ловушке. Намаэтель вцепилась в него, её лицо было залито кровью и слезами, когда она тащила его за собой. Он видел, как она движется, видел панику на её лице и наблюдал за беззвучным движением её губ, когда она подгоняла их, и то, как она нарушила своё молчание, чтобы крикнуть, поторопив их, сломало паралич, охвативший его. Он помчался за ней, схватив Кассандру за руку, когда она споткнулась, и потащил её за собой к приближающемуся разлому. Отчётливо и оглушительно он услышал крик Лавеллан: — Мы почти у цели! Продолжайте двигаться! — прежде чем его глаза наполнились белым резким светом… …и он рухнул на твёрдый камень, видимо, споткнувшись в последнюю секунду. Дориан отчаянно цеплялся за камень, карабкаясь вверх и вставая на колени с паническим всхлипом, готовый продолжать бежать к разлому… Но разлом исчез. Тень исчезла. Разведчик Инквизиции схватил его за плечи и наклонился к самому лицу, присаживаясь рядом. Он смотрел на чужие губы, видя, как они шевелятся, но не мог разобрать ни слова из-за пронзительного звона в ушах. Они сделали это. Дориан почувствовал слёзы на своём лице, но не мог шевельнуться, чтобы вытереть их. Всё, что он мог сделать — это прохрипеть: — Найди Каллена. Пожалуйста. Позови командующего, — и, когда никто, казалось, не двинулся и даже не услышал его, он закричал. — Сейчас же!***
Дракон покинул поле боя довольно внезапно, а Стражи сдались быстрее, чем они окружили их. Они взяли магистра живым для допроса, и контроль разума, удерживающий магов-стражей в рабстве, был сломлен. Демонов тоже становилось всё меньше, и в целом это была довольно триумфальная победа с их стороны. За исключением той маленькой детали, что они потеряли Инквизитора и её команду. А Каллен потерял Дориана. Он чувствовал себя, словно внутри у него не было ничего, опустошённым, он чувствовал себя так, словно был сделан из хрупкого битого стекла, будто тысячи трещин пробежали по его коже, и малейший, крошечный удар мог разбить его на миллион зазубренных кусочков. Он продолжал сражаться, продолжал выкрикивать приказы, но человек, возглавляющий штурм центрального двора, был не совсем им, не совсем. Он наблюдал за всем этим издалека, сквозь густой туман, как кто-то, похожий на Каллена Резерфорда, носил его кожу и кричал его голосом, в то время как он умирал где-то глубоко внутри. Он потерял Дориана. Он говорил, что любит его, но это не всё — он хотел прожить всю жизнь, говоря это, и получать удовольствие, слыша то же в ответ. Он был глуп, предполагая, что получил эту реальность, строго убеждённый в своём бессмертии, несмотря на беспокойство. Это казалось невозможным до того момента, как он оказался стоящим на краю пропасти, простирающейся до самого сердца мира, и осознал, что его сердце ушло за него. Он мечтал просыпаться утром в объятиях Дориана и засыпать рядом с ним, свернувшимся калачиком у него на груди сотни тысяч раз. Он полагал, что у них будет достаточно времени, чтобы встретиться с его родственниками, племянницами и племянниками, чтобы дать Дориану семью, которая приняла бы его таким, какой он есть. Он осмелился мечтать о совместном будущем в то смутное время, которое наступило в Инквизиции. Дом, дети и, конечно же, собака. А теперь ничего не будет. Ни Дориана, ни будущего после Инквизиции… Ему ничего больше не оставалось, кроме как идти вперёд, сражаясь до полного изнеможения. В привычном пылу битвы он мог потерять себя и забыть, что потерял свою суть в бескрайней глубине разлома бездны. Он стоял на зубчатой стене, не до конца понимая, как ему удалось туда забраться, загоняя последних сопротивляющихся Стражей в тупик; позади него раздался шипящий электрический звук, заставив волосы встать дыбом. Последовавшая за этим вспышка зелёного света была предсказуема. Он резко обернулся, оглядев диким взглядом центральный двор — разлом исчез. Единственной, кто мог закрыть его, была Намаэтель, и она перешагнула через пропасть… Его сердце так болезненно забилось в груди, что он пошатнулся — если Нама выжила, если Нама была здесь, тогда… …Дориан? Он оставил солдат, находящихся под его командованием, и побежал обратно во двор; из-за груды стоящих друг на друге ящиков на него бросились Стражи с панической яростью в глазах. Каллен ринулся прямо сквозь них, подняв щит на манер тарана — Стражи перелетали через него, их крики обрывались, когда они ударялись о землю внизу. Он споткнулся на лестнице, дрожа так сильно, что едва мог идти, не пошатываясь, вошёл во двор, его взгляд скользнул по Хоук, яростно спорящей со Стражами, по Намаэтель, опустившейся на колени возле Коула, который сел на землю, обхватив себя руками, и прямо к… — Дориан, — произнёс он, задыхаясь от звука его имени, настолько обрадованный и ошеломлённый тем, что видит его живым, что у него не нашлось слов, чтобы описать поднявшуюся бурю эмоций в нём. Всё вокруг было размыто от движения, буйства активности во дворе, которые напрягали глаза и ещё больше затуманивали чувства. Он понятия не имел, откуда они взялись и как появились, и, будь он в лучшем состоянии, то, вероятно, настоял бы на каком-то протоколе безопасности, чтобы убедиться, что это действительно они, а не какая-то хитрая уловка исключительно могущественного демона. Но… Дориан. Каллен видел только его. Возможно, позже, когда у него будет время осознать всю важность и серьёзность случившегося, он сможет разобраться во всём, что чувствовал; но в этот момент всё, что он ощущал — отчаяние по Дориану, потребность настолько сильная, что он поднялся на ноги и немедленно двинулся туда, где тот стоял. Во дворе было довольно многолюдно, это было одно из последних мест, где сражение шло до самого конца; при появлении Намаэтель Стражи, казалось, побросали оружие и отступили, и это должно было стать тем самым сильным стимулом, который ему требовался, чтобы начать отдавать приказы и разоружить Стражей должным образом, чтобы положить конец осаде раз и навсегда. Он двигался как в тумане, с лёгкой головой, опустошённый, когда его направляли и подталкивали, движущегося к Дориану, и он видел, как изменилось его лицо, стоило тому заметить, что Каллен движется в его сторону. Дориан вскочил на ноги с выражением горя и отчаяния на лице, рухнув в его объятия с приглушённым «Аматус», произнесённым в его шею. Глаза и горло у Каллена горели, он знал, что плачет, но ему было всё равно. Дориан был здесь, рядом с ним, и больше ничего не имело значения. Он говорил с ним на переливчатом тевинтерском языке, чередуя слова между поцелуями, слова, которые Каллен и не надеялся понять, но слишком много эмоций бурлило в нём, и всё, что он мог сделать, это прижаться к нему и шептать слова, которые, как он надеялся, были адекватным ответом, покрывая его лоб и виски маленькими, быстрыми и отчаянными поцелуями. Он никак не мог описать то истерическое облегчение, которое он испытал в тот момент, когда обнял Дориана так крепко, что было удивительно, как он вообще не раздавил его. Он хотел спросить, что случилось, как он выжил; хотел спросить о крови, покрывающей его, не был ли он ранен, но, Создатель его побери, он не смог бы найти нужных слов, даже если бы от этого зависела его жизнь. Он плакал — не было ни единого способа избежать этого, никакого способа игнорировать рыдания, сотрясающие его плечи, когда он прижимался к нему, зарывшись лицом в волосы и прижав руки к спине. Он отчаянно закивал в знак согласия, а Дориан продолжал паниковать, бормоча на Тевинтерском слова, которые он не мог понять, но смысл которых был совершенно ему ясен несмотря ни на что. — Я знаю, я знаю, — задыхаясь повторял он снова и снова, словно мантру, помогающую ему удержаться на плаву, не потонув в собственном паническом неверии. — Я знаю, Дориан, я знаю. Я думал, ты погиб. Я думал, ты ушёл туда, куда я последовать не смогу. Он не мог произнести эти слова вслух, поэтому спрятал лицо, заплакав и обняв его. В какой-то момент или, быть может, секунду, а может, и неделю — нежные пальцы зарылись в его волосы, заставив невольно вздрогнуть и инстинктивно отшатнуться, выпустив сорвавшийся с губ стон. — Ты ранен, аматус, — пробормотал Дориан срывающимся от волнения голосом. Каллен рассеянно покачал головой, все сильнее чувствуя головокружение, стряхивая с себя любопытные пальцы Дориана. — Нет, нет, теперь я в порядке, — решительно сказал он, хотя слова и были немного невнятными. – Ты вернулся, теперь я в порядке. Дориан слегка нахмурился и снова провел рукой по его волосам, мягко, но нерешительно приглаживая их назад, обнажая глубокую рану на лбу. Сейчас, когда Дориан трогал ее пальцем, не было ощущения, что она кровоточит, но это было довольно раздражающе и отвлекало, если честно. Он слегка покачнулся на ногах, его взгляд становился все более расфокусированным, и Дориан нахмурился еще сильнее, крепче обхватывая его руками вокруг талии, чтобы удержать в вертикальном положении. — Я бы предпочел не прерывать воссоединение, — сказал Дориан резко. – Но тебе нужно к лекарю, Каллен. Идем со мной. Он повернулся и посмотрел на толпу, многозначительно подняв руку. — Командующему нужен лекарь! – крикнул он, оглядываясь. – Фаста васс, — выругался Дориан, взяв Каллена за руку и потянув за собой. – О чем ты думал, сражаясь с травмой головы? Ты же мог погибнуть! Среди команд передовых отрядов были маги, включая парочку целителей, и Каллен слабо запротестовал, когда Дориан потащил его к одному из них. — Я должен… — Что он должен был сделать? Все было немного более размыто, чем он хотел себе признаться. – Перегруппировка. Я должен обезопасить… это место? «Ты был мертв», — ему хотелось заплакать. – «Что я должен был делать, когда ты был мертв, а я не смог спасти тебя?» Рука на его плече надавила вниз, усаживая его на ящики у стены, и он с трудом моргнул, поднимая глаза к сердитому лицу Дориана. — Почему ты..? Было что-то непостижимое в глазах Дориана, что-то, что кружилось и бурлило, превращая насыщенный серый цвет в ртуть, словно он балансировал на краю огромной эмоциональной пропасти и раздумывал, в какую сторону упасть. Он медленно присел перед ним, все еще крепко переплетая их пальцы. — Ты мог погибнуть, — сказал Дориан, его голос был чуть более резким, чем от него ожидал Каллен, чуть не отпрянув от упрека в его словах. – И ради чего? Еще нескольких мертвых демонов? Ты, черт бы тебя побрал, командующий войсками Инквизиции, нам нужно, чтобы ты… — Он резко одернул себя, смеясь почти горько, и быстро смахнул слезу, катящуюся по щеке. – Где, черт возьми, целители? Каллен с трудом сглотнул. — Дориан… — Что бы тогда было со мной, а? «О, не обращай внимания на этого легкомысленного и бойкого Дориана, я уверен, он переживет». Я не могу… — Его голос сорвался, по лицу потекли слезы, стоило ему моргнуть. Он придвинулся чуть ближе, его руки скользнули по лицу Каллена. – Я люблю тебя, — сказал он яростно. – Я должен… Мне еще о стольком нужно поговорить с тобой. И я не смогу этого сделать, если ты сознательно бросаешься на опасность, не заботясь о собственной безопасности или о том, как твое состояние влияет на окружающих тебя людей. — Ты был мертв, — наконец выпалил Каллен, хватая Дориана за запястье, якобы для того, чтобы удержать его рядом, но еще и в надежде, что это остановит головокружительное вращение вокруг него. – Ты упал в пропасть, а я… Меня не было рядом, чтобы спасти тебя. Ты упал, а я подвёл тебя. Гнев на лице Дориана утих, выражение в глазах медленно перетекло в разочарование, а не ярость, и рычание, приподнявшее уголок его рта, затихло, пока что-то более безнадежное и горькое поселилось там, хрупкое, разбитое и маленькое. Его плечи поникли, будто он отбросил всю свою браваду, крепко зажмурившись и опустив голову. — Аматус, — прошептал Дориан, будто само это слово было больно произносить. Он наклонился и запечатлел поцелуй на переносице, крепко, словно ставил на коже метку. – Ты не подвел меня. Ты не дал всему здесь развалиться на куски и продолжал бороться, потому что это было правильно. Ты не мог ничего поделать – у тебя не было… — Дориан уперся своим лбом в его, стиснув зубы, будто боролся со своими же словами. – Ты никогда не подведешь меня, Каллен, — наконец выдавил он. – Неважно, что ты сделаешь. В это мгновение он был совершенно уверен, что единственная причина, по которой он все еще сидел здесь, заключалась в том, что Дориан удерживал его, и сам Дориан тоже это знал. Дориан стоял перед ним на коленях, обхватив чужое лицо ладонями, и без конца шептал ему на Тевене слова, которые могли быть отчаявшимся наказанием или одобрением, или каким-то неловким сочетанием и того, и другого. Когда прибыли целители и встали между ними, отстранив Дориана, чтобы заняться раной, Каллен издал отчаянный испуганный звук от его отсутствия. — Задница Андрасте, ничего не изменится, если я останусь с ним, — услышал он голос Дориана над головой. — Травмы головы очень сложны, милорд… — И он будет волноваться, паниковать и брыкаться без меня, так что я остаюсь. — Он потерял очень много крови, раны на голове всегда сильно кровоточат… — Не знаю, насколько яснее я могу объяснить вам это, не обидев, назвав простаком – я остаюсь здесь. — Он почувствовал, как теплые пальцы скользнули между его, а рука обвилась вокруг талии, и после этого сосредоточиться на деталях разговора стало сложнее. Он не мог распознать ни одного слова, казалось, что он не понимает языка – туманные звуки вибрировали в его черепе, оставляя только боль, но не понимание. Было так много дел, так много вещей, которым необходимо было уделить внимание – он должен был проследить за последними этапами защиты крепости, потому что только Создатель знал, насколько глубоко туннели уходили в скалу, и сколько стражей или демонов скрывалось внизу. Он должен был связаться с капитанами и лейтенантами, чтобы получить списки погибших и пострадавших, передать эти цифры Намаэтель и приказать сжечь тела на костре по Андрастианскому обычаю. Он должен быть командующим войсками Инквизиции, быть оружием против их врагов. Он должен быть непоколебимым, невозмутимым, словно камень, стоящим неподвижно, какие бы ураганные ветры на него ни обрушивались. Он почувствовал покалывание маги, пробежавшее по коже почти до самого лба, и посмотрел на Дориана, на то место, где он прижимал его к себе, и ему захотелось сказать, что они договаривались больше не колдовать в спальне. Вместо этого он открыл рот, его глаза закатились, и он упал вперед, в ожидающие руки Дориана.