***
Не помню точно, сколько ушло времени на отмывание квартиры от крови. Не помню, сколько мы ехали в молчании, чтобы закопать тело. Я помню только то, что добровольно пошла на это, потому что это была Селеста. Она затуманила мою голову, мой разум превратился в шутку. Я запачкала руки в земле и в крови, но мне было все равно, ведь она была рядом. Моя. Целиком и полностью. Я знала это, я чувствовала. И мне было плевать, ведь я думала, что никогда не стану жертвой ее мании. Она хотела обладать мной, как вещью, которую очень давно хотела себе купить, но никак не сходилось по финансам. В тот вечер она взяла мою любовь в кредит и не выплачивала, если только малыми долями. — Мы все отмыли, — нарушает молчание Селеста, бросая окровавленную тряпку в измельчитель для мусора. — Теперь я соучастница… — тихо говорит Джун, опуская взгляд в пол. Ее начинает трясти. — Послушай меня внимательно, — Селеста берет ее за запястья, заставляя посмотреть в глаза, — никто об этом не узнает, а когда узнают, мы обе будем обладать такой властью, что никто и не подумает, даже не сумеет повесить это на нас. — О чем ты вообще говоришь?! Ты с катушек слетела?! Мы закапывали труп! Труп, блять, понимаешь?! — выходит из себя Клэйтон, но пальцы Селесты не позволяют ей вырваться: — Поверь мне, просто доверься, слышишь? — Да с чего бы мне… — Потому что я люблю тебя! — перебивает ее ФонРозен, и тут же замолкает, испуганно смотря в голубые глаза напротив. Джун застывает, непонимающе взирая в карие. То ли с недоверием, то ли с желанием, чтобы это оказалось правдой. — Ты снова лжешь мне, — тихо отвечает Клэйтон. — Нет, — качает головой Селеста, не теряя фокуса глаз цвета небесной лазури, — я говорю правду. — Я ненавижу тебя, — шепчет Джун, освобождая и перемещая руку на горло девушки. Та не сопротивляется, — настолько сильно, что хочу убить тебя, — оскаливается, игнорируя накатывающиеся слезы. — настолько сильно… — стискивает, но Селеста только спокойно стоит, позволяя этому случиться. Клэйтон прижимает ее к стене, и наклоняется к шее, продолжая давить, а затем резко отпускает, целуя покрасневшую от удушения кожу. Прерывистое дыхание Селесты заполняет слух Джун. Тонкие руки опускаются на плечи, прижимая к себе. Джун перемещается к губам Селесты и целует продолжительно, остановившись только на одном движении, не отпуская нижнюю. Она зажмуривает, ощущая собственный приступ нехватки дыхания истекающих слез по щекам, её губы задрожали, но отпустить поцелуй Джун не могла. Ее руки, слегка огрубевшие после отмывания крови и копания неизвестной могилы, протягиваются к лицу Селесты и обхватывают щёки. Она отрывается на секунду, чтобы вдохнуть воздух и снова целует, тогда как подушечки пальцев Селесты тихонько накрывают руки, обнимающие лицо, чтобы не дать девушке отпустить её. В этих поцелуях не было грубости, в них были боль и полнейшее подчинение друг другу. Это была созависимость, нездоровое влечение, причиняющее страдания, нервные срывы и эйфорию, которая возникала вперемешку с буйством в груди. Они стали двигаться в сторону спальни, где было новое постельное белье из черного шелка. Тот раз я считаю нашим первым. Настоящим, созданным не на основе сексуального влечения. Я хотела почувствовать тепло её тела. Полностью. Без одежды. Хотелось обнажиться друг перед другом, я вдруг поняла что доверяю ей. Мне было страшно от этого, наверно, потому и больно, что я боялась предательства с её стороны. Я целовала ее так, будто это был наш последний раз, последняя возможность побыть вместе, будто она скоро покинет меня и останется со мной только в качестве воспоминания, которое со временем исчезнет из памяти. Но я была готова подвергнуть всю свою жизнь риску, лишь бы почувствовать тепло, настоящая тепло, которое я ощущала в тот момент. Это не было фальсификацией. Наши взаимоотношения были настоящими, наша любовь была настоящей, пусть больной, нездоровой, разрушающей последние нервные клетки, но они восстанавливались сразу, как только мы целовали друг друга. Она лишала меня рассудка, но я тут же могла выстроить в голове целый план по захвату мира и нигде не проколоться. Я так думала, но не предполагала, что через некоторое время о нас заговорят миллионы людей, и миллионы людей будут перечитывать нашу историю, следить за нашими жизнями. В тот вечер меня уже не волновало, что пару часов назад, а может быть больше, мы закапывали труп какого-то ублюдка. Меня не волновало, что я обнимала и целовала убийцу. Я просто забыла обо всём этом, даже о том, что в то же утро я должна буду идти в колледж, что я должна буду докладывать о Лукасе, о его махинациях, которые буду узнавать от неё. Губы Джун опускаются ниже ключицам, а руки в приступе мечутся по обнаженной спине, прижимая сидящую на себе девушку, чтобы быть ближе, будто пытаясь слиться в какой-то особый живущий организм. Это было не то, что я испытывала с Андреа, но я была рада, что именно Андреа была моей первой. С ней я хотела заниматься сексом постоянно. Мне кажется, это было потому, что большего интереса мисс Шот у меня и не вызывала. Мне было просто хорошо с ней, приятно, но эмоции я испытывала только с Селестой. Именно Селеста перевернула моё сознание с ног на голову. У меня язык не поворачивался назвать это сексом, это было нечто большее. Мы никогда не говорили друг другу о любви. Тот раз был первым и последним, когда она сказала мне это. Мы говорили об этом языками тела, обнажаясь в прямом смысле этого слова. Мы говорили это взглядами, полными ненависти и боли, говорили о том, как же вкусно пахнут волосы или кожа, переплетали пальцы, душили друг друга, пытались убить. Она даже стреляла в меня. Но вся эта ненависть и ярость были чистейшими результатами любви и страха уязвимости. Вот только мы не понимали до самого конца, что уязвимы мы были только друг перед другом, хотя, возможно, мы и понимали это, только нам было очень страшно, ведь мы знали друг о друге то, чего не знал никто, и в этом был свой Ящик Пандоры. Мы доверили друг другу свои истории, свои личности. *** Утро наступило на горло Джон Клэйтон. Она резко вскакивает, вспоминая события нынешней ночи. От этого начинает задыхаться, от чего просыпается Селеста и обеспокоенно обхватывает его руками, насильно прижимая к себе. — Успокойся. Тише… Тише… — Да что ты! Я каждый день помогаю скрыть убийство! — Тише… — Ты ненормальная! — Джун, успокойся. — Да черта с два! — вырывается, но Селеста вдруг хватает ее за запястье и заводит руку за спину девушки: — Приди в себя. — Мне больно… Отпусти… — Приди в себя. — Ай, да все! Все! — Иди сюда, — Селеста обнимает ее и укладывает обратно в кровать. Она молчит несколько секунд, прижимая девушку к сердцу, а затем выпаливает: — Я хочу завладеть всем, чем владеет Лукас. — И как ты это сделаешь? — хмурится Клэйтон. — Я сделаю так, что он переоформит все свои активы и недвижимость на меня. — Очень смешно, тебя убьют скорее, — задумчиво водит кончиком указательного пальца по плечу Селесты. — Я слишком устала от зависимости от мужчин, — шепчет Селеста. — И, если у меня получится, мы обе никогда не будем нуждаться в чём-либо. Джун секунду задумывается, а после спрашивает: — Я могу тебе помочь? — Да, мне нужно алиби, ведь когда я это сделаю, Лукас будет мертв. — Ты собралась его убить? — Джун уже подрывается, чтобы взглянуть на девушку, как на ненормальную, но та только смеётся: — Нет, алиби не в этом. Да и потом, мне будет нужно, чтобы ты взяла те деньги, которые я оставлю кое-где. — Так, а в чём алиби? — Пока об этом рано говорить, сначала мне нужно, чтобы он полностью мне доверял. Но я обещаю, когда всё закончится, мы уедем куда-нибудь. — Ты предлагаешь мне бросить всё? — сводит брови Джун. — Да, именно это я и предлагаю, — Селеста поворачивается к девушке так, чтобы между ними было только несколько сантиметров пространства. — Я предлагаю тебе бросить всё и быть со мной. — Я не могу просто взять и всё бросить, — хмурится Клэйтон. — Мы же даже не вместе. И я знаю о тебе почти ничего. — Тогда, если тебе нужна официальное заявление, — ухмыляется Селеста, — то ты моя, Джун, я доверю тебе всё своё сердце что у меня есть. — Расскажи мне все, что скрываешь в себе, всю боль. Селеста нервно улыбается, опускает взгляд, и только после нескольких секунд снова встречается с фокусом голубых глаз: — Когда мне было тринадцать, меня впервые изнасиловали. Когда это закончилось, я убежала в ванную и долго плакала, а моя мать все еще лежала у себя в комнате под кайфом. И только, когда он ушел, я взяла мамин мобильный и позвонила в полицию… — Селеста задержала дыхание, — но моя мать не поверила мне и сказала, что у меня просто скверный характер, — губы ФонРозен исказились в гримасе боли и ненависти. — Именно тогда я поняла, что я совсем одна. Я думала, что так и должно быть. Потом это случилось снова, и я сбежала из дома. Меня нашла полиция и вернула обратно. — Это ужасно… — с горечью выпаливает Джун. — Я сбежала из дома, когда мне исполнилось восемнадцать, ушла работать стриптизершей. Жила там, пока не начала снимать эту квартиру. А потом… Потом я познакомилась с Лукасом. Он был обходителен, мне хотелось воспользоваться им, поэтому я переспала с ним. Через три недели узнала, что беременна. Сказала об этом ему. Но он был во Франции, собирался прилететь на следующий день. А потом… — и тут Селеста не смогла больше сдерживаться. Она зарыдала, корчившись в гримасе невыносимой боли. — Когда я шла домой, двое ублюдков схватили меня… — её голос срывается на писк. Джун стискивает кулаки, поджимая губы и ощущая собственную боль и гнев в грудной клетке, которые подходили к горлу. — Они избили меня. Били, куда придется. Но больше всего меня били в живот, хотя я пыталась закрыть его руками и ногами. Но я лежала они били. Когда потеряла сознание меня изнасиловали. Этому свидетельствовало сорванная одежда и кровь внутри… — всхлипывает, зарываясь в руки девушки. — Я хотела этого ребёнка. Я хотела защитить его. Но они убили его. Они убили моего ребенка… — Джун прижимает Селесту к себе. Она не знала как реагировать, ей хотелось пойти крушить город. <i>Одно я знала точно, я должна и хочу защитить ее. Пусть меня отчислят из колледжа, но Селеста больше не должна страдать. Ни одна тварь больше не коснется ее, не надругается над ней. Она стала для меня образом той самой женщины, которая держит на своих плечах слишком тяжелую ношу. Ношу, которая причиняет ей невообразимую боль, но она улыбается. Все равно улыбается. Все равно держит осанку. Все равно… — Хочешь, я приготовлю тебе завтрак? — вдруг спрашивает Джун, ощущая как Селеста почти перестала плакать. Та шмыгает носом, усмехается и, как-то по-детски, выпаливает: — Угу.Глава 8. "Ящик Пандоры"
27 сентября 2020 г. в 03:38
Джун Клэйтон шагала по тротуару, засунув руки в карманы своей кожаной куртки. Серый капюшон толстовки на голове то и дело намеревался сползти назад из-за сильного и холодного ветра. Она сутулилась, дабы согреться, но мысли были ее где-то там, в квартире Селесты, к которой она шла быстрым шагом. В голове прокручивалось множество вариантов произошедшего, но все сходилось к тому, что ФонРозен, или Велес, просто хочет увидеться с ней, и это злило Джун.
Когда Клэйтон уже стояла у входной двери и только нажала на звонок, она представляла, как будет ворчать на Селесту за то, что та побеспокоила ее. Но, как только ей открыли дверь, Джун опешила. Перед ней стояла девушка, чья футболка была в крови, а карие глаза испуганно смотрели на нее:
— Заходи быстрее, — без лишних слов Селеста хватает блондинку за рукав и затаскивает внутрь.
— Что, блять, здесь произошло? — ошарашенно окидывает взглядом квартиру. — Почему здесь кровь?!
— Я убила человека… — выпаливает девушка, поджимая губы.
— Ты… ЧТО?! — казалось, Джун сейчас рехнется, но она стояла и смотрела в карие глаза Селесты. — Где он?
— В спальне… — сухо отвечает ФонРозен, а затем идет туда, призывая Клэйтон двигаться следом.
Войдя в комнату, Джун увидела разбросанные вещи, разбитую настольную лампу и мужское полуобнаженное тело, лежащее на кровати с разрезанной глоткой. На красном шелковом постельном белье пятна крови терялись, но на белом ковре возле кровати алые капли дорожкой вели в гостиную.
— Что произошло? — Клэйтон сглатывает образовавшийся сухой ком в горле.
— Помоги мне спрятать тело, — только лишь выпаливает Селеста.
— Ты издеваешься?! Ты хочешь, чтобы я подписалась на это?! — взрывается Джун, но карие глаза уже нестерпимо покрываются пеленой слез:
— Он хотел изнасиловать меня, — прижимает ладонь к трясущемуся подбородку, — снова… — всхлипывает. — Я врала тебе, я почти обо всем тебе врала, — опустошенно садится на пол и закрывает голову руками. — Лукас не мой клиент, это я работаю на него. Вернее, я как его злоебучий талисман, который он таскает с собой. Он говорит, что защищает меня, но это только чертова видимость, не больше. Я устала жить в страхе и делать вид, что контролирую каждую ситуацию. Меня насиловали клиенты матери, неоднократно, недавно это снова случилось и вот, он пришел сюда повторить. Я воспринимала это как должное, что так и должно быть в нашем злоебучем обществе. Что я просто красивое тело, которое можно использовать, так мне говорила моя злоебучая мама. Ненавижу! — Джун сжимает кулаки, ее начинает трясти, но она садится рядом, игнорируя труп справа от себя, валяющийся на кровати. — Я так давно хочу умереть… Я пыталась это сделать. Передозировка таблетками — откачали, веревка — порвалась, третий раз был тогда, когда мы впервые встретились на той крыше. Помнишь? Я стояла на краю, думая о том, что если упаду на голову, то уже получится, но ты остановила меня. И тогда, когда я тебя увидела, я вдруг не захотела этого. Я вдруг нашла повод жить, понимаешь? Я до сих пор не могу это объяснить, но я никогда ничего и никого так не желала, как тебя и твое присутствие в моей жизни.
— Что я должна сделать?