***
— Мисс, — дворецкий обращается к Рейчел, сидевшей в своём кабинете и рассматривающей что-то на своём компьютере. — Да? — Там у ворот какая-то девушка, говорит, что ей очень нужно с вами поговорить, — несмотря на возраст мужчина стоит прямо, держа руки за спиной. — Я готовлюсь к суду, меня ни для кого нет, кроме моей жены и сына. Ты знаешь это, — высказывается, не отрываясь от монитора ноутбука. — Мисс МакКоннал, — дворецкий настойчиво продолжает, хотя, все его нутро хочет назвать ее «миссис», но девушка не любила, когда к ней так обращались, ощущая себя уже женщиной бальзаковского возраста. Хоть это было и так, Рэйчел не чувствовала себя на тридцать два года, — я не горжусь этим, но краем уха услышал ваш разговор с вашей женой о некой Селесте. Рейчел переводит взгляд на дворецкого: — Старый ты интригант, — говорит с усмешкой, — и? — Эта девушка представилась, как Селеста ФонРозен. — Хм, — Рэйчел задумчиво ухмыляется уголком губ, поправляя очки на переносице, — это интересно. Прикажи охране пропустить её и проводи в гостиную. — Как скажите, — кивает дворецкий. — Нужно ли что-то подать? — Да, бутылку моего любимого вина. — Вы говорите о… — Да, то самое вино. Это особая гостья.***
Несколько лет назад… Селеста сидела в гостиной и осматривала убранство. Ее внимание привлекали картина и бюст Давида, стоявший на пьедестале из красного дерева. Однако, большее впечатление на нее произвело изображение светловолосой девушки с собакой, написанной маслом на холсте. Эта картина отдавала теплом, чем отличалась от роскошного интерьера. Селеста не переводит взгляд со стороны выступающих уверенных шагов на каблуках. — Хорошая работа, верно? — раздается голос Рэйчел за спиной девушки. — Да. Это семейный портрет? — Моя жена и ее верный друг, которого, к нашей великой скорби, уже нет, — МакКоннал отводит взгляд от портрета и поджимает губы, а затем садится в кресло, жестом приглашая гостью расположиться в соседнем. Дворецкий тут же входит с серебряным подносом в руках с бутылкой выдержанного вина и двумя бокалами. — Я пришла к вам поговорить, — начинает Селеста, закидывая ногу на ногу и оглядывая хозяйку дома в деловом костюме. — Что ж, я вас слушаю… — Селеста ФонРозен, — представляется девушка. — Вам нет нужды представляться, чтобы соблюсти этикет. — Так о чем вы хотите поговорить? — О Лукасе Херде, — отвечает Селеста, а Рейчел поднимает бровь: — Я вас слушаю. — Я хочу предложить вам сделку. — Почему вы пришли именно ко мне? — Я задалась вопросом, кто же может быть более влиятельным, чем Лукас? И ответ пришел сам, когда я увидела ваше изображение на рекламном щите. Вы самый высокооплачиваемый адвокат в нашем штате, более того, я уверена, что вы владеете хорошими связями, в том числе и Хавьер, который по милости Лукаса сейчас в коме, и вы управляете делом, — высказывается Селеста так, будто каждый день вела подобные беседы. — Откуда же такая информация? — ухмыляется Рейчел, принимая бокал от дворецкого. — Лукас говорил при мне насчет Хавьера, которого он хотел убрать и встать на его место, ведь Хавьер владеет половиной Нью-Йорка. — Хавьер ведет честный бизнес, в отличие от Лукаса, от товара и бизнеса которого каждый день умирают люди, — делает глоток красного, не прерывая зрительный контакт. — Но к чему этот разговор? — Я хочу завладеть всем, чем владеет Лукас, — отпивает вино из бокала, а затем улыбается. — Хорошее вино. — А какая мне от этого выгода? — поднимает бровь Рейчел. — Ваша жена хороший детектив, я думаю, полиция давно хочет поймать Лукаса, и ваша жена может хорошо продвинуться по службе, если сделает это. — Вы же понимаете, что арест Лукаса распространяется и на его ресурсы? — слегка взбалтывает напиток в бокале круговым движением кисти. — А это самое интересное, — выдерживает паузу Селеста. — Часть его финансов просто исчезнет. — Вы хотите забрать их себе, — констатирует факт Рейчел, ухмыляясь про себя наглости Селесты. — Но вы же понимаете, что они не могут просто так исчезнуть? — поднимает бровь МакКоннал. — А это уже интригующая часть, — самодовольно улыбается девушка, — в этом вы сыграете ключевую роль… — Вы так уверены, что я помогу вам, с чего бы? — надменно отвечает Рейчел, с интересом разглядывая гостью. — Потому что ваша двоюродная сестра Элен является моей родной сестрой по отцу. — Это наглость, — смеется МакКоннал, — вы приходите в мой дом и заявляете подобные вещи без капли стыда! — Мне об этом сказала мать, — спокойно продолжает Селеста, потягивая вино. — Я видела фото, которое она сделала, чтобы шантажировать его, но она была слишком глупа, чтобы сделать это, поэтому получила деньги, которых хватило бы с лихвой на аборт. — А, может, она была, все-таки, умна? Шантажировать нашу семью — верх безумия и слабоумия. — Возможно, — кивает Селеста, — но факт остается фактом, я могу, если придется, сделать тест ДНК. — Почему же вы ни разу не заявились? — МакКоннал выпытывающе смотрит на молодую девушку, со всей наглостью и спокойствием сидящую перед ней. — Это было бы глупо, приходить сюда и заявлять, что я ваша сестра, но вот прийти сюда с деловым предложением и добить его подобным фактом — уже что-то. Весомо, верно? — поднимает бокал Селеста, как тост. — Да, и потом, мне вовсе не хочется становиться частью вашей семьи. Я сама по себе, так меньше ударов в спину. А, вот, деловое общение — уже другой формат. В это я больше верю, — улыбается ФонРозен. — И у вас ни разу не было желания познакомиться с Элен? — поднимает бровь Рейчел, ощущая небольшой приступ обиды. — О, мы знакомы с ней, — ядовито ухмыляется Селеста. — Вряд ли он воспримет тот факт, что я ее сестра, хоть и наполовину. — Вы спали? — сводит брови Рейчел. — Да. Несколько раз. Мне было интересно увидеть ее, — спокойно отвечает. — Она пользуется такой популярностью среди женщин, что я не удержалась, — смеется, а МакКоннал только сидит, смотря на нее: — Элен не обрадуется этому. — Ей и не нужно знать об этом. Зачем портить ее романтическое сознание? — допивает бокал. — Вас это задевает? — Что же? Нет. Чего еще можно было ожидать от человека с вашей историей? — усмехается Рейчел, а Селеста приподнимает бровь: — Так вы знали обо мне? — Я знаю о тебе все, Селеста Велес, — надменно улыбается уголком губ брюнетка, теряя формальность общения на «вы». — Ты дочь проститутки и наркоманки. Не раз становилась жертвой насилия и изнасилования. Забеременела от Лукаса, а тот послал своих людей, чтобы те избили тебя и спровоцировали выкидыш, — спокойно высказывается, играясь на чувствах гостьи. — Так что, неудивительно. Селеста даже удивленно приоткрывает рот: — Так вы ждали меня? — Ну конечно, — вальяжно откидывается на спинку кресла. Я просто ждала, что же ты предпримешь. Оказалось, ты достаточно умна, чтобы обратиться ко мне. — И чему это я удивляюсь, — оценивающе проскальзывает взглядом по брюнетке. — Вы же Рейчел МакКоннал. — Я знаю обо всем, что происходит в этом городе, — самодовольно ухмыляется девушка. — И с Лукасом у меня личные счеты. — Что ж, вам не хватало только меня.***
— Вы можете не говорить загадками? — не выдерживает журналистка, на что Мэй только вздыхает: — Я подписала контракт о неразглашении. — Нет, знаете, что? Я умываю руки. Даже если я разоблачу кого-то из них, то мне снесут голову. Я журналист, а не бессмертная. Была рада знакомству, — разговор тут же был подытожен, и девушка поднялась, оставив Джордан одну. Мэй задумчиво смотрит на свое кольцо, а затем вздыхает: — Какого же черта ты творишь, Селеста?***
— О чем ты думаешь? — спрашивает Лукас, проводя подушечками пальцев по фарфоровой коже Селесты. Та же только прижимает одеяло к своей обнаженной груди и выпаливает: — О нас. Я люблю тебя, Лукас, но я для тебя всего лишь талисман. Поэтому, думаю, это последняя наша встреча. — Но ты же хотела безопасности, — хмурится мужчина, краснея от волнения. — Как же ты ее получишь, если уйдешь от меня? — Я не хочу ее без тебя, как ты не понимаешь? — на ее глазах начинают появляться слезы, а голос стал дрожать. — Ты, все равно, отец моего малыша… Я хотела подарить тебе ребенка… Но уже не смогу никогда, — плачет, поворачиваясь к взволнованному мужчине. — А ты не впускаешь меня в свою жизнь. Я для тебя просто красивая игрушка… — Нет! Это не так! — вскакивает Лукас, запуская руки в волосы. — Ты нужна мне! — Тогда почему ты не хочешь жениться на мне? — Селеста прижимает ладонь к губам. Ее слезы красивым хрусталем стекали по щекам, а яркие карие глаза блестели. — Ты хочешь, чтобы я женился на тебе? — удивленно уставляется на нее мужчина. — Почему ты не говорила мне об этом? — Почему я, женщина, которая носила в себе твоего ребенка, должна говорить тебе об этом? — дрожит, закрывая лицо ладонями. — Я больше не могу так жить, Лукас. Либо женись на мне, и я подарю тебе всю свою любовь, либо мы больше не увидимся, потому что мне больно… Больно, что я люблю мужчину, ребенка от которого потеряла. Больно, что я люблю мужчину, для которого я просто украшение… И мужчина превратился в мальчишку. Он взъерошивает волосы и начинает ходить по своей спальне туда и обратно, что-то бормоча себе под нос. Селеста всхлипывает и поднимается: — Прощай, Лукас. И тот подрывается к ней и падает в колени: — Хорошо. Стань моей женой, только не уходи. В тебе мое сердце. — Ты делаешь это, потому что я ухожу, потому что я только талисман, — качает головой и поджимает трясущиеся губы. — Не нужно. — Нет! Нет! Нет! — умоляюще хватает за запястья. — Прошу тебя, я все обдумал! Я женюсь на тебе. Хочешь роскошную свадьбу? Будет! Хочешь, я могу хоть сегодня устроить церемонию! — Ты любишь меня? — Селеста садится на колени на пол напротив него и заглядывает в глаза, прикладывая свободную руку к его щеке. — Да! Да! Я люблю тебя, — зарывается лицом в ее шею. — Останься моим талисманом навсегда.***
— Ты что сделала?! — Джун опешенно уставляется на Селесту, ведущую машину. — Только не нервничай, я за рулем. — Сука! Сука! Сука! — забила по бардачку Клэйтон. Она даже стискивает зубы от гнева. — Останови чертову машину! — Это ничего не значит, мне просто нужно, чтобы он думал, что я люблю его, — пытается игнорировать ее буйство, но Джун кидается руками в ее шею и начинает душить: — Я убью тебя! Убью! — Мы на дороге! — вскрикивает Селеста, отталкивая Клэйтон от себя. — Вместе убьемся! — Ненавижу тебя! Ненавижу! — со всей силы ударяет по бедному бардачку. — Просто поверь мне! — заорала Селеста. — Ты думаешь, мне это нравится?! Эта мразь убила моего ребенка! Но я должна играть роль, так что прими это! У тебя нет выбора! — Есть! Я уйду от тебя! — закричала Джун. — Я не подписывалась на это дерьмо! — Ты никуда от меня не уйдешь, — зашипела Селеста, сворачивая с дороги в какой-то переулок и останавливая машину. Джун берется за дверную ручку, но Селеста хватает ее за куртку и тянет на себя, а затем захватывает шею. — Ты не сможешь уйти от меня. Ты поняла меня? Иначе я убью тебя, — цедит сквозь зубы. — Ну так убей, — огрызается Джун. — Давай, достань пистолет и сделай это! — ярость заставляет ее глаза слезиться. Селеста достает оружие из-под сиденья и приставляет ствол к виску девушки: — Я не позволю тебе жить без меня, — ее голос задрожал, и страх появился в карих глазах. — Давай… — выдыхает Джун, сглатывая болезненный ком в горле. Но Селеста убирает пистолет и в следующее мгновение приставляет к своей голове. Джун быстро реагирует и одергивает руку в сторону, в результате чего пуля приходится в переднюю водительскую дверь. — Ты спятила?! — Зачем мне жить, если тебя не будет рядом? — опускает взгляд Селеста. — Но не убиваться же! — заорала Клэйтон, смотря на девушку, словно та ненормальная. — Это идиотизм! — Называй это как хочешь, — выпаливает Селеста. — Чокнутая! — восклицает Джун, хватая девушку за запястья. — Ты тааакая красивая, — улыбается с нежностью и полным покорством. — Я люблю твои волосы, твой запах, твою кожу… и то, как ты смотришь на меня, — протягивает руку к лицу Клэйтон. — Красива ли я для тебя? — Ты шутишь? — Меня не интересуют другие, мне важна ты… — Я бы рисовала только тебя, — выпаливает Клэйтон, кидая взгляд на губы. — Только тебя…***
— Тебя могут освободить раньше, — Джун проводит по алым волосам девушки, — если ты продолжишь тихо себя вести, то «кобры» поспособствуют твоему освобождению. — В какой-то момент я стала забывать, кто я, — выпаливает Селеста, утыкаясь кончиком носа в шею девушки. — Я здесь уже столько времени, что жизнь течет мимо меня. — Когда ты вернешься, все встанет на свои места, — поглаживает по голове, запуская пальцы в волосы цвета артериальной крови. — Я скучаю по твоим волосам. — Ты так ловко вписала в книгу мои мысли, которые я записывала в письмах, адресованных тебе. — Не забывай, что там и мои мысли есть, — улыбается Джун, прижимая девушку к сердцу. — Я уже думала, что мы не встретимся, что ты использовала меня…- скользит подушечками пальцев по кончикам пальцев девушки. Та, в свою очередь, хмурится: — Я же говорила, что не вижу смысла в жизни без тебя. Просила тебя довериться мне. Ты потеряла веру в меня? — Я не видела тебя столько времени, что стала забывать твой голос, твое лицо, — говорит с тоской, задумчиво поджимая губы. — В какой-то момент мне стало казаться, что ты была моим долгим, ужасно-прекрасным сном, но я не могла долго спать, потому что боялась получить заточкой в печень, — горько усмехается, а затем ловит фокус глаз девушки. — Я уже перестала понимать, что из всего этого настоящее. А прочитав твою книгу, я испытала сильнейшую злость. Во мне будто стали бороться две меня: одна кричала, что ты лжешь, а вторая смиренно смотрела на свою тюремную койку. — И какая же права? — Джун тихонько проводит подушечкой большого пальца по нижней губе Селесты, а ты аккуратно обхватывает его и слегка кусает: — Та, которая кричит, что ты лжешь.***
Я помню тот вечер. Мы зашли в ее квартиру, она тут же разделась и молча ушла в ванную. Наверно, затем, чтобы смыть с себя прикосновения Лукаса. В ту же минуту она вышла в своем черном шелковом халате и сказала, что набирает ванну. Ее алые волосы так красиво лежали на ее фарфоровых плечах, а взгляд, несмотря на усталость, горел. Она ушла на кухню, а через минуты вернулась с бутылкой красного вина и двумя бокалами, которые она ловко держала в одной руке для того, чтобы другой рукой притянуть меня к себе. Я хотела с ней танцевать, а она целоваться. Наверно, потому, что ее недавно касался чужой, и ей было необходимо перебить эти прикосновения моими. Я хотела плакать, ведь из-за нее я превращалась в падшую. С каждым ее поцелуем я все больше вязла в черной непроглядной бездне, пока однажды эта смоль не залилась мне в уши, в нос, в горло. И стала дышать ею, пить ее. С бокалом вина в левой руке и сигаретой в правой Селеста сидела в кресле, перекинув ноги друг на друга, от чего подол ее халата оголял длинные стройные ноги. И пока она сидела вот так передо мной и молча попивала кровь Бога, Дьявол набирал для нее ванну своими слезами. Он рыдал так громко, будто умолял о любви, но она только игнорировала его и сидела вот так передо мной. Селеста стала для меня образом женщины, способной покорить мир, вот только он был ей безразличен. И даже если бы миллиарды человек пали к ее ногам, она бы равнодушно выпила бокал вина и затянулась табачной дымкой. Даже если бы Бог и Дьявол пали вместе с людьми, она бы прошлась по их головам и станцевала бы на груди Создателя. Хотя, скорее всего, они были бы заняты, ведь один пополнял ее бокал своей кровью, а другой набирал для нее ванну. Я долгое время не осознавала, что эта женщина, которая может подчинить себе весь мир, любила меня. Я будто не замечала этого, потому что мне было важно любить ее. Для меня не существовало ее чувств, мне казалось, что она не способна на это. Какого же было мое удивление, когда она, образ моих бессонных ночей, моих страданий и безумия, заставила осознать, что я являюсь для нее той же болью и любовью, что и она для меня. — Ты примешь со мной ванну? — Селеста одаривает девушку многозначительным взглядом, полным нежности, желания и оттенка покорства. — У меня есть выбор? — усмехается Джун. Впрочем, в моей жизни больше не было выбора. Я могла только быть с ней и идти за ней, неважно где и неважно куда. Будь то жерло вулкана или берег реки Стикс, я больше не управляла своей жизнью. Вся моя свобода была только в мыслях, но и те сходились на ней. Она стала моим личным тюремщиком. И вот так, скинув с себя черный шелковый халат, она ступает в горячую воду, поверхность которой мягкой дымкой приманивала к себе. И фарфоровая кожа окунулась в слезы Лукавого. Она откидывается лопатками назад, упираясь в металл и купается, не почувствовав жара огня Прометея, вынужденного подогревать дьявольские слезы по ее прихоти. — Чего же ты стоишь? — голос Селесты прозвучал даже несколько обидно, но взгляд гласил о необходимости полного подчинения девушки ее желанию. — Любуюсь, — ухмыляется Джун, а затем стягивает с себя футболку. — Но я не держу в руках зеркало, — выпаливает бархатным голосом, следя за тем, как девушка освобождается от одежды. — Двигайся, — ставит ногу в ванну, чему Селеста только усмехается: — Зачем? — Мне некуда сесть, — краснеет Джун. — Но мое лицо свободно, — наигранно хмурится Селеста. — Черт, это работает? — смеется Клэйтон, переплетая свои ноги с ее. — Ты же сейчас голая, — ухмыляется девушка. — Черт.***
— И в нашей студии впервые Джун Клэйтон, автор нашумевшего романа «Aeterna nox», — ведущая встречает девушку, входящую в зал под пристальным вниманием телекамер. — Здравствуйте, мисс Клэйтон. — О, просто Джун, — улыбается девушка, садясь в кресло и закидывая ногу на ногу, от чего одна из оголяется из-за выреза в подоле длинного черного платья. — Вы впервые согласились дать интервью, верно? — спрашивает женщина, оценивающе окидывая взглядом гостью. — Нет. Однажды я дала интервью одной очень настойчивой журналистке, но она не опубликовала его, пока что. — Джун, многие читатели интересуются, общаетесь ли вы еще с Мэй или Андреа? — Их интересуют Мэй и Андреа? — сводит брови Джун в усмешке. — Я думала их больше волнует, общаюсь ли я с Селестой. — Это был мой следующий вопрос, — смеется ведущая. — И каков же ваш ответ? Насколько мне известно, Селеста сейчас за решеткой, так как вы обвинили ее в мошенничестве. Она что-то украла? — Да, — обольстительно улыбается Джун, — мое сердце. — О, это так мило, — расплывается в улыбке женщина. — Так вы еще общаетесь? — Совсем недавно я навестила ее спустя долгое время, — кивает Джун и прикусывает губу. В зале послышались довольные разговоры и даже свисты. — Так вы снова вместе? — А мы и не расставались, — усмехается Джун. — Просто какая бы это была любовь, еси бы мы не пытались друг друга убить и посадить за решетку? — Но в вашей книге Селеста… — Это же книга, — смеется Клэйтон, — где-то правда, где-то вымысел. — То есть, Рейчел МакКоннал не просила вас узнавать информацию от Селесты насчет Лукаса Херда? — Это была не просьба, а сделка, — поправляет ее Джун, — и да, это было, но не вижу здесь ничего противозаконного, ведь ее жена давно хотела поймать Лукаса. — Вы правы, — кивает ведущая, — так где же правда, а где вымысел? — О, я думаю, вы скоро узнаете, — улыбается Джун, — когда Селеста будет освобождена. — Вот как, что ж, будем этого ждать этого с нетерпением, — удовлетворенно улыбается женщина, а затем меняет тему. — В вашей книге поднимается один из самых страшных и актуальных вопросов. По словам многих читателей, это помогло им справиться с подобными трудностями. — Вы говорите об изнасиловании? — Джун поджимает губы и хмурит брови, что говорит о довольно неприятной для нее теме. — Да. Почему вы решили поднять этот вопрос в своей книге, ведь многие авторы стараются избегать этой проблемы. — Понимаете, я долго думала, стоит ли об этом говорить, но в интернете я столкнулась с тем, что многие женщины, девушки и, к глубочайшему ужасу, девочки сталкивались с этим в своей жизни. И я посчитала нужным сказать об этом. Это одна из самых страшных проблем нашего общества. Я говорю не только о представителях слабого пола, среди мужского населения это тоже встречается. И ведь многие боятся сказать об этом, заявить в полицию, рассказать родителям, потому что боятся, потому что некоторые люди обвиняют жертв в их одеянии или просто встают на сторону насильника. И это ужасно! Мне интересно, как бы эти люди говорили, если бы жертвой стала их мать, сестра, дочь, сын? Они так же с остервенением кричали бы, что они сами виноваты? Мне страшно жить в обществе, которое оправдывает насильников. Ужасно, когда мужчина воспринимает другого, более слабого человека, как вещь, которой можно воспользоваться для самоудовлетворения. — Да. Во многих странах происходят митинги, различные движения в поддержку жертв насилия и изнасилования, но, к сожалению, от этого численность жертв с каждым годом не сокращается. Какого же вам было писать об этом? — У меня дрожали руки, — признается Джун, — я прерывалась и отходила на балкон, чтобы подышать свежим воздухом.***
Мне было так больно, когда я узнала, что Селеста не раз становилось жертвой насилия и изнасилования. Перед моими глазами предстала картина всей беспомощности и осквернения. Меня взяла ярость. Это была та самая ярость, которая возникает от невозможности повлиять на что-то, и от этого мое сердце разрывалось. Я невольно видела в своем воображении, как Селеста пыталась отбиться, как грязные и грубые руки разрывали на ней одежду, а она ничего не могла сделать, только принять как факт и смириться. Я испытывала огромнейшее желание убить всех подонков, что сотворили с ней это. В моем сознании всплывали картинки наказания, и они не были столь гуманны, как наша судебная система. Да и что я могла сделать? Взять в руки мачете, вообразив себя безнаказываемым героем фильма, и пойти рубить каждого по списку? Это ничего бы не исправило. Мне только оставалось унять свою ярость и боль, которая возникла от мысли, что моя любимая женщина подвергалась подобным ужасным действиям. Мне оставалось только защищать ее от всего. И я защитила ее. Она была в безопасности.Из письма Джун Клэйтон
***
— Что ж, ты неплохо устроилась, — Элен сидит в кресле гостиной большого дома, а напротив нее сидит Джун и самодовольно улыбается. — Неужели ты купила этот дом и те машины на деньги, полученные с продаж книги? — Зачем ты явилась? — светловолосая только оглядывает гостью. — Ты совершила ошибку, убив Лукаса. — Не понимаю, о чем ты, — равнодушно улыбается уголком губ. — Джун… — Элен тут же поджимает губы и оскаливается, — или мне лучше называть тебя твоим именем?