Застывшие краски сменяющихся сезонов

 Сумерки только сгущались, но шедшие вместе с гостями в сторону шахт Киндзан люди зажгли фонари, что несли высоко над головой. Это напомнило Чуе мацури и ту радость, когда Мори-доно отпускал их немного повеселиться. Они сейчас представляли собой какую-то странную торжественную процессию, хотя ничего подобного тут и в помине не было, и вообще место не вызывало особого уюта, потому что потустороннее присутствие все сильнее давало о себе знать. Путь вел их все ближе к траншее Дою-но-варито, что врезалась в гору, на двое расщепленную, словно силой какой неведомой, но так прозаично – лишь жаждой добычи золота, и на фоне темнеющего неба ее очертания смотрелись как-то особо зловеще, словно бросая вызов, словно из этого разлома сейчас явятся твари какие и предъявят свои права на добытое в этих местах богатство.  Выглянувший из паланкина Мори-доно зачем-то подозвал к себе Дазая, и тот шел рядом с ним какое-то время, внимая тому, что доносилось только до его ушей. Чуя все таращился в их сторону, но вскоре бросил это дело, рискуя врезаться по невнимательности в идущих навстречу людей.  Ощущение присутствия посторонних ёкаев усиливалось, но они не несли в себе какую-то угрозу, сами прятались; Чуя видел, как шугается мелочь при виде его, и про себя он довольно ухмылялся, хотя и понимал, что это не особо тянет на великое достижение. Он ушел чуть вперед, когда Дазай нагнал его и пристроился рядом, пытаясь схватить его за руку, при этом то и дело норовя пнуть зонт, за что получил им по колену.  – О чем вы там шептались с Мори-доно? – Чуя никак не среагировал на ворчание рядом.  – Он разрешил нам побродить в округе, пока будет занят делами, только просил не мешаться.  – Серьезно? – если бы ушки не были сейчас скрыты, они бы точно с предвкушением дернулись, когда Чуя повернулся к Дазаю, округлив глаза и боясь выдать свой радостный настрой, потому что эта зараза могла просто так пошутить. – Я думал, он хочет, чтобы мы помогли ему. И… Вдруг кому-то моя помощь понадобится…  – Нет, без этого точно обойдутся сегодня, – Дазай все же сцапал его, нырнув под рукав хаори и сплетя их пальцы, руки у него были холодные, но почему-то все равно было приятно, хотя что-то нервное было в этой цепкой хватке. – Пошли.  Он отбирает у него зонт, кинув кому-то из сопровождающих, и так резко переходит на бег, что Чуя только и успевает перебирать ногами, чтобы не упасть. Он оглядывается назад, словно хочет убедиться, что Мори-доно в самом деле дал им это разрешение, но более не сопротивляется, и они вскоре уже в своем истинном обличье несутся среди деревьев.  Чуе обычно не стоит ничего его нагнать, но сейчас тот несется удивительно шустро, что приходится преследовать на предельной скорости – ощущение больше, что летишь, нежели бежишь и совершаешь прыжки. Местность незнакомая, но по запаху они легко найдут путь назад, а наступающая тьма нисколько не мешает, наоборот помогает сокрыться и увидеть то, что было прежде скрыто. Даже на бегу Чуя может видеть, как с разных сторон высовываются мелкие бесы, которых они растревожили. Накахара предупреждающе взмахивает хвостами, разбрасывая яркие искорки, что зависают над землей и служат предупреждением, что к нему без дела лучше не лезть, а потом отдается полностью азарту, намереваясь все же обогнать Дазая.  Буквально перепрыгивая через него, Чуя оказывается впереди и слышит сразу же недовольное тявканье, что еще сильнее подгоняет его. Местность гористая, перепады высот – естественные препятствия, которые надо преодолеть, и это безумно увлекает, что Чуя уже и перестает следить за Дазаем, потеряв его вообще из виду в какой-то момент. Он сворачивает, представляя, что сейчас может сделать петлю вокруг той разломанной горы, и замедляет бег, хотя сил еще полно. Усаживается на пригорке, расправляя хвосты веером и оглядывается. Где-то вблизи шуршит добыча: не за ней ли мог Дазай погнаться чисто из охотничьего интереса? Чуя пригибается к земле, принюхивается, поскуливая от возбуждения, а потом крадется среди деревьев, внимательно прислушиваясь. Местная мелкая живность. Едва различимые движения, и Чуя, подгоняемый инстинктами крадется на полусогнутых лапах, замирая в укрытии. Здесь местами еще лежит снег, и лису кажется, что у него какой-то свой особенный запах, а еще здесь все буквально кишит кидздамуна. Духи деревьев так и вьются вокруг него, совершенно не боясь, но отвлекая, и Чуя предупреждающе искрится, но они просто не понимают угроз в силу своего природного добродушия, мелкие, какие-то бесформенные, но липнут, что Чуе приходится бежать подальше, уже забыв о добыче.  Он слышал, как Дазай подкрадывается, поэтому попытался скрыться от него, чтобы потом самому напасть, но тут снова привязалась эта мелочь, и в итоге Чуя все же оказался заваленным на спину. Его вмиг всего начинают прикусывать, скакать над ним, то и дело маяча своими хвостами перед глазами. Наверно, их визги сейчас слышно на весь лес, к тому же Чуя не собирается сдаваться, он проворнее, и теперь уже Дазай весь в прошлогодней листве, громко возмущается, когда его сильно хватают за загривок, но Чуя внезапно выпускает его, позволяя тут же метнуться прочь, и преследует, подгоняя, заставляя нестись, что есть силы: Дазай терпеть это не может, и все его недовольство летит синими искорками прямо в морду, но Чуя все равно не отстает, да только совсем не учел, что этот балбес впереди вдруг резко затормозит, и его припечатает прямо к нему.  Удар мощный, аж огоньки и золотистые, и какие-то сине-черные перед глазами заплясали, Чуя и не заметил, как его обратило обратно, и вот он уже валяется на земле, раскорячившись, и хватая на ощупь чужие хвосты, дергая со всей дури.  – Какого хрена?!  Чуя намеревался в отместку затискать серебристую лису, но Дазай и сам уже сидит на коленях, подавшись вперед и прислушиваясь, и даже не реагируя на то, что ему грозятся оторвать пушистую часть тела.  – Тихо, – лишь шепчет он. – Там люди, слышишь?  – Ну слышу. Мы вернулись к рудникам, а ты вредная задница! – Чуя опять дергает его на себя, вцепляется крепко и несильно впивается зубами в шею, пытаясь сдвинуть бинты в сторону. Дазай не особо-то и вырывается, но и на него никак не реагирует, все к чему-то прислушивается, и Чуя немного грубо хватает его за подбородок, разворачивая к себе и целуя в губы, но тот – тупое создание! – все равно косится куда-то в сторону, за что получает кулаком по ребрам. Ну и прикушенный слегка язык. – Прекрати отвлекаться! – Чуя умудряется вскарабкаться на него и развернуться лицом к себе – взгляд лично в нем, Чуе, не особо заинтересованный, и как-то даже обидно. – На что ты там уставился?  – А тебе не любопытно, чем они там занимаются? – Дазай отвечает, когда ему позволяют, да и то Чуя не прекращает облизывать ему губы и прижиматься своей щекой к разгоряченной чужой. Его всегда тянет к этому забинтованному придурку, когда он возвращается из лисьей шкуры, куда сильнее обычного, особенно вот так, после бега. Чуя прежде понятия не имел, как это все выразить, мучаясь от собственных эмоций и боясь поддаться еще более глубоким желаниям, а сейчас вот лез целоваться, словно очумелый, и при этом хотел прибить Дазая за то, что тот смеет обращать свое внимание на что-то еще!  – Нихрена! Плевать! – он снова тянет его к себе, кусается, задыхается от удовольствия, когда пальцы скользят в густых волосах, цепляя торчащие уши, они мягкие, и Чуя знает, как надо хватануть, чтобы привлечь к себе, но Дазай опережает его, внезапно сдавливая бедра ближе к паху. Сквозь хакама не так чувствительно, но Чую пробирает так, что в груди до остроты больно и до сладости приятно, и дальше – он просто ступорит, не зная, как реагировать на разряды тока в своем теле. Они не такие уж и сильные, но дыхание все равно перехватывает. Хочется заскулить, но Дазай вдруг зажимает ему рот рукой. Выходит какой-то смешной звук из груди, а вот глядит Чуя на него почти злобно.  – Поднимайся, Чуя, – Дазай все же стаскивает его с себя, но при этом вцепился крепко, тянет за собой. – Вдруг там что-то происходит, надо посмотреть. Мори-доно просил присмотреть за местными, чтобы сами не лезли в шахты самовольничать, а то мало ли. Надо проверить.  – Я не хочу ничего проверять!  Но Дазай разве слушает! И приходится тащиться за ним, терять зря время, вместо того чтобы исследовать округу и побыть вдвоем, когда точно знаешь, что никто не подкрадется. Но куда там! Чуя вроде и спешит за ним, но обиженно вырывает свою руку из его и бредет на расстоянии, волоча хвосты по земле, не заботясь о том, что потом замучается вычищать их шерсти мусор. Ему совсем не интересно, кто и чем тут занят, и, если Дазай хочет заниматься ерундой, пожалуйста!  Если тут и были люди, то они скрылись где-то в чаще, может, здесь еще были какие выходы из пещеры. Чуе не интересно, он тянет носом воздух, то и дело отмечая рядом постороннее присутствие, пока кое-что не цепляет его нюх. Он озирается, выискивая в темноте источник, но ничего такого, а Дазай его манит за собой, ближе к горе, что буквально массой наваливается на них.  Чуя из вредности сворачивает в другом месте, Дазай может заниматься, чем хочет, а он и без него тут все обследует. К тому же, если так уж честно, не чувствует он тут запаха никаких злых они, те, наверное, все к Мори-доно сбежались. Накахара слышит, что Дазай его зовет тихонько, но специально не реагирует, а затем ныряет в небольшой проход в скале, который видимо, тоже изначально служил входом в туннель, и пробирается глубже, чтобы этот идиот его не сразу заметил. В туннеле пахнет чем-то очень затхлым, а еще тут тоже водятся какие-то мелкие и совершенно безобидные бесы. Это Чуя для них представляет опасность, и они тут же попрятались. Все верно! Бойтесь грозного лиса! Звучит смешно, но вроде бы пока никто не рвался читать его мысли! Чуе стало любопытно, и он решил пробраться глубже.  Тут явно прежде обитали люди, но сейчас по каким-то причинам разработки в этом месте были оставлены, но туннель сохранился, хотя и выглядел немного опасно и прежде тут стоило бы все обследовать, нежели сюда пробираться, но ёкаю ли бояться того, что угрожает людям? Чуя зорко высматривал все опасности, что могли бы встретиться ему, но пока что ощущал лишь какую-то гнетущую ауру, которая обычно витала на кладбищах, но значения не придал особо: тяжкий труд, в этом месте в самом деле могли гибнуть люди.  Мелкие бесы его не беспокоили, а вот шорох, который могло породить существо, имеющее явно большую плотность, чем всякие мелкие духи, заставил напрячься.  – Дазай?  Голос его прозвучал глухо – звук оказался каким-то вдруг чужим и неприятным. Позвал еще раз, но никто не отозвался, но там дальше – там в самом деле кто-то был.  – Если это ты, шкура плешивая, то имей в виду, меня подобным не запугать!  Прозвучало бодро и смело, но Чуя тут же пожалел о том, что решился открыть рот. Потому что до него уже дошло, что это не Дазай. Его бы он почувствовал, и он точно сейчас не был поблизости, а тут – нечто неизвестное, но, быть может, все прозаично, и это просто какая-то животинка. Проверить или удрать?  Чуя понимает, что это глупо, что не перед кем тут демонстрировать свою храбрость, но решает все же пройти вперед и посмотреть, кто там возится. Для собственной уверенности он хотел было перевоплотиться в лиса, так и удирать будет проще, но замер, когда в темноте разглядел силуэт, что показался из-за поворота.  Даже в глубоком мраке зрение не подводит, и Чуя прекрасно разобрал, что на него сейчас смотрит женщина. Откуда она тут? И почему выглядит как-то странно? Словно просто выступила из-за стены и разглядывает его пристально, руки свободно висят вдоль тела. На ней, кажется, кимоно, детали все же не так четко видны, и она замерла – слишком какая-то спокойная.  – Эй, ты что тут забыла? – Чуя особо не церемонится – она ему прям вот совсем не нравится!  Честно говоря, на ответ он не рассчитывал!  – Вы заблудились? – голос прозвучал тихо и неуверенно. Словно вообще в голове, но все же это было вслух.  – Что? – Чуя сделал шаг назад, собираясь развернуться и удрать, и, таки обернувшись, застыл в оцепенении, обнаружив, что на самом деле стоит в зале, где в разные стороны уходят несколько туннелей, и ни из одного из них почему-то не тянет свежим воздухом. Он оборачивается резко, напрягая все свои чувства, но ничего не может понять, и под потолок взмывают яркие лисьи огоньки, наполнив пространство светом, что нисколько не напугало незнакомку. Она даже не шевельнулась. Просто всматривалась в него. А потом вдруг произнесла еще одну фразу:  – Я вам покажу, куда идти, – она чуть склонилась вперед, словно пыталась сделать поклон, но что-то ей мешало.  Ну уж нет! Чуя еще не тронулся умом, чтобы следовать за ней, но вперед его гонит желание разобраться, кто это вдруг встретился ему на пути, и мысленно он уже пересказывает Дазаю эту странную историю, которую он пропустил, потому что помчался высматривать кого-то там.  Конечно, у Чуи сердце колошматилось, словно дикошарое, от волнения, но жажда приключений в нем была сильнее, и ему не хватало этого. Оказаться в потемках в пещере не понять с кем – не сказать, что он желал чего-то подобного, когда, пытаясь не погибнуть от скуки, валялся на татами в доме Мори-доно, но он уже идет следом за ней, а она словно бы семенит, но движется как-то будто бы слегка изломанно, хотя, неверно, это только кажется при свете лисьего огонька, что сейчас рисует на стенах жутковатые очертания тенями. На них смотреть вовсе неприятно, и Чуя щурит глаза, изучая незнакомку. Куда она его ведет?  – Кто ты? Эй! Почему ты здесь одна и в темноте?  Она резко замирает. Стоит, не оборачивается, стоит ровно, но как-то болезненно.  – Не бойтесь, я отведу, – голос звучит совсем уж тихо, Чуя и не уверен, что расслышал, но именно это ответила. И затем продолжила движение, явно зная, куда направляться.  Чуя не двигается с места, он ощущает, как от нее веет холодом, но он какой-то не совсем мертвый, непонятный, он ни черта не разбирается в этом… И тут голову начинают забивать все эти дурацкие рассказы, что он слышал про привидений и прочую нечисть, включая то, что им поведал Харада-сан. Гадость-гадость-гадость! Но ругать себя за миг глупости уже поздно, но и не идти ведь за ней дальше?  А она замерла. Развернулась к нему и будто бы ждет. Даже не смотрит на него, таращится куда-то в пространство, а потом идет дальше, словно бы и цели у нее никакой нет.  – Я отведу вас, отведу, отведу, – она повторяет это зачем-то по несколько раз и Чуе становится уже не просто жутко, и он уже вовсе не хочет гадать, что это за существо, а сжечь незнакомку, спалить, и пламя с шипением вспыхивает в его руке, готовясь слететь и поразить цель, но его внезапно как-то странно покачивает, и Чуя жмурится, пытаясь сбросить наваждение, из-за чего его подкашивает еще сильнее, и ему кажется, что он падает, но нет – все так же стоит на ногах, только в ушах звенит, нет, даже не звенит, а стучит, словно барабаны тайко, да в какой-то миг так оглушительно, что хочется взвыть, но быстро отпускает, и Чуя озирается, ощущая, как утяжеляется его дыхание, как больно становится костям. Ни черта не видать, даже с его зрением, но он уверен, что это какая-то иная часть туннеля, какая-то ниша или что, давно оставленная людьми, но не нежитью, что, замерев, смотрит на него, не двигаясь, и только схватив напряженно пальцами складки кимоно – ощущение такое, что хочет вонзить ногти на самом деле в чью-то шею.  – Какого черта? Что ты творишь! – Чуя запускает в нее огненный шар, уже не собираясь разбираться относительно того, что происходит и может ли он в самом деле ей навредить, но тот моментально гаснет в темноте, будто что-то вытянуло из него энергию и потушило пламя! Да быть такого не может!  Очень страшно оказаться в кромешной тьме, где лишь шорохи подсказывают, что нечто движется на него, и Чуя впопыхах зажигает новое пламя, едва ли не вскрикивая от того, что перед ним возникает бледное лицо, и черные пустые глаза смотрят так, словно готовы вытянуть из него все живое, залпом, не делая вдоха, если эта тварь вообще не разучилась дышать! У нее под носом – будто кровавые подтеки, что должны были высохнуть давным-давно, но хуже – она держит Чую за руки крепко, ее руки – они не ледяные, но они жутко неприятны, словно что-то обволакивает, и от таких приключений хочется уже взвыть! Вырваться бы, но она не дает! Да что за херня такая?!  Чуя не впервые сталкивался с нечистью и легко мог ее подпалить, а тут – словно злая сила какая его обездвиживает! С ними подобное, но мягче проделывал Мори-доно, да и то лишь в качестве воспитания, особенно, когда они были совсем мелкими и норовили не вовремя куда-нибудь удрать, но это…  – Да отпусти же!  – Мой, – губы ее приоткрываются и оттуда вытекает то ли кровь, то ли какая иная грязная жидкость, в нос бьет затхлостью, словно от воды, что никогда не поднималась на поверхность и гнила где-то под землей.  – Какого…  Чуя глотает свои слова, когда чувствует, как она вдруг грубо начинает хватать его за одежду, и ее намерения совершенно непонятны, кроме как причинить ему вред, да он вырваться даже не может, лишь отступает, а она напирает, чуть ли не прижимается к нему, и просовывает свои пальцы в рукава хаори, однако Накахара берет себя в руки и умудряется отодрать эту тварь, да только она, кажется, более не собиралась на нем висеть. Не зная, куда деться, Чуя шарахнулся к стене, пытаясь сообразить пути отступления и угомонить сердце, что херачило сейчас так, будто собиралось известить из-под земли всех о том, как бурно его наполняет кровь, и из-за этого так сложно сосредоточиться, и искры сейчас с хвостов летят непроизвольно, он прижал уши к голове, и все, на что был способен – снова зажечь огонек в руке.  Она что-то рассматривала. Нечто, что сжимала крепко двумя пальцами. Держала прямо перед глазами, да в таком положении, что на самом деле четко видеть не могла. Чуя сначала не понял, но потом узнал предмет, который эта ненормальная забрала у него! Пуговица-нэцкэ, что он нашел на берегу!  – Ты чего творишь? – Чуя буквально обомлел, когда она приложила ее к губам, а потом просунула себе в рот, протолкнув в самое горло и проглотив с таким видом, будто это, мать вашу, нормально!  – Теперь… Ты останешься со мной здесь. Я буду любить тебя.  Чуя разве что не засмеялся истерично. Уж чего-чего, а такой любви он точно не искал. И тут окончательно убедился, хотя упорно не верил!  – Ёсико? Ты она? О, черт… – он уже готов бежать прочь, метнулся в сторону, но она – снова перед его носом, и Чуя только больно стукается плечом о стенку, но это ерунда, главное, ее лишний раз не коснуться, а то ему кажется, что в таком случае он и сам превратится в злобное онрё только без сопутствующей истории о предательстве возлюбленного.  – Это его, – бормочет она, прижимая руки к горлу, она дергается, будто бы не может что-то проглотить, но при этом так и таращится в одну точку. – Это все, что он мне оставил. И ты останешься со мной, как и все остальные.  Чую давно ничто так не заставляло развивать бешеную скорость, тем более в узком и темном пространстве. Раз уж атаковать не выходит, нет смысла тратить зря силы, и хоть Чуя знал, что презирать будет себя за побег, но сейчас видел это идеальным решением, да только обиженное при жизни онрё явно имело свои планы на него.  Чуя бы удрал. Точно, вне сомнения. Он втягивал в себя откуда-то издалека свежий воздух, он слышал, как возятся вдалеке мелкие демоны, что боялись сюда глубоко заходить, чего он изначально не заметил. Но умчаться далеко ему было не суждено – сам не понял, во что внезапно вляпался, но гадкая масса оказалась жутко скользкой, и его больно занесло прямо об стену, и пока он приходил в себя, то потерял драгоценные секунды, и лишь успел зажечь очередной огонек, с ужасом осознав, что весь, кажется, вымазан в крови, да еще и не своей, как перед ним снова нарисовалась эта мерзость с застывшим взглядом, с которым, видимо, и отправилась трагично на тот свет, да Чуя-то вовсе не был в этом виноват!  – Отцепись от меня, тварь! – лупи ее сколько угодно, вонзай когти! Ни черта! На нее ничто не действует, а она лезет прямо на него, вдавливает в колючую землю своим каменным телом, и влажным, словно по нему снова сочится кровь – а она струилась, оттеняя мертвую бледность, и Чую уже начинало тошнить.  – Я заберу твое сердце, чтобы оно не ушло больше от меня. Больше ничто не уйдет от меня.  Чуя не слышит ее, он жмурится и пытается собрать все свои силы, чтобы отпихнуть и уничтожить уже, в конце концов, а потом рвать когти, и он с отвращением сглатывает, когда она касается его шеи и груди, а потом внезапно давление исчезает и какой-то гул бьет по ушам да волной проходится по телу, и лис решается приоткрыть один глаз, тут же пожалев об этом, потому что искаженное даже не гневом, а чем-то таким, буквально уничтожающим, лицо Ёсико вовсе не дает ему надежды на то, что он сможет удрать отсюда со всеми своим хвостами. Хотя бы с хвостами. Если вообще не останется тут в качестве услаждения взбесившегося онрё.  – Почему не отдаешь сердце?  – Пошла к черту!  – Ты должен отдать! – она хватает его за ноги и гулко стонет, словно заново пытается умереть, глубоко возмущенная тем, что ничего не получилось.  Чуе некогда думать о том, что ее смутило, он вдруг чувствует в теле куда больше сил, мышцы сами оживают, а огонь струится по телу так, как в те моменты, когда его внезапно ловят из-за угла и насильно целуют, чему он не смеет сопротивляться, потому что Дазай всегда это делает так, что все сожаления от боли в жизни уходят, и он только больше подставляется в полном довольствии, наполняясь чем-то таким легким, и сейчас – стремление живительных потоков по телу – животное, огненное, и он с легкостью, подскочив, подпаливает угрозу своей жизни, оборачиваясь лисой и стремительно несясь по туннелю, разбрасывая целый фонтан искр, опаляя все вокруг себя. Он толком не поймет, куда бежать, и ему некогда разбираться, решение должно быть принято  – вот уже прям сейчас, и секунды теряются, и в какой-то момент Чуя готов разреветься, словно беспомощный ребенок, ощутивший пугающий вкус отчаяния, но все же не предается панике, пытается сориентироваться, все чувства включает на полную мощь…  Его уши чуть ли не от радости дергаются, когда вдалеке он будто бы чувствуют вибрации, что мерещились ему прежде, – похоже на звуки барабанов тайко, словно кто-то тут проводит рядом обряд очищения, изгоняя злых духов, поэтому, не задумываясь, обман это или спасение, несется на звук, и из-за окружающих вспышек собственного пламени не сразу понимает, что там дальше в самом деле мерцает свет, и можно сбавить скорость.  Но он вылетает в незнакомое пространство очумелой лисой, едва не сбив с ног не готовых такому яркому появлению Мори-доно и инженера Мацусиму, и даже вовсе не обращает внимание на то, чем они тут все заняты, и почему не гоняют страшных они, которые людей уже не так впечатляют, как взбесившийся кицунэ, взявшийся не понять откуда. Он пролетел, стрелой, и только Дазай, не менее озадаченный, сумел сориентироваться и метнуться за ним следом, пытаясь нагнать, но удается это уже только в тот момент, когда они снова оказываются под открытым небом в густой ночи, которой не ведом ни цвет крови, ни бледнота покойников, ни блеск золота или серебра, что тут так ценились. Ее лишь разрывает от ярких вспышек, что слетают сразу со всех рыжих хвостов, и лес даже на миг озаряется красно-синим пожаром, когда Дазай таки умудряется с прыжка наброситься на удирающего Накахару, и пока они катятся по земле, снова приобретают человеческий облик.  – Чуя, да ты чего? Совсем сдурел? – взволнованный голос звучит где-то над ухом, его дергают, прижимают к себе, а он все еще готов бежать. Не от страха, нет, а от нерастраченной энергии, что вернулась к нему, и отупляющей радости, что он удрал целым, не облепив себя позором, о котором никто бы не узнал, но сам бы он помнил вечно.  А Дазай все пытается его усмирить, сжимает крепко, дергает, пытается придавить собой, а потом, крепко перехватив, откидывает на себя, ныряя руками под одежду, целует в шею и довольно сопит, понимая, что на него реагируют, ему подставляются. Чуя резко изворачивается, ударив хвостами Осаму по носу, но тут же набрасывается на него сам, целует в губы, кусается, даже не пытаясь подавить скулеж в груди, в какой-то момент, будто услышав что-то, замирает, закусив ему кожу на шее, но в округе – вроде бы никого, и он просто скребет Дазаю коготками по груди и пытается, словно маленький лисенок, устроиться у него на коленях.  – Чуя, что тебя так напугало? – Дазай и сам перепуган такой реакцией, ему горячо дышат в шею, и он, пытаясь как-то успокоить, перебирает ему волосы, почесывая затолок, и вроде бы работает: Накахара расслабляется, хвосты его перестают ходить ходуном и искриться, он дышит уже через нос и почти не скулит. Лишь крепче обхватывает Дазая за плечи.  Тот, выждав еще чуть-чуть, берет наконец-то его за подбородок и поворачивает к себе, чтобы всмотреться. Он уже и так вполне убедился в том, что физически с Чуей все не так плохо, он не ранен, грязный только весь, его немного трясет, но и это уже почти прошло. Нежно оглаживая его щеку, долго целует в губы, и в возбуждении это доставляет особое удовольствие, но все-таки надо выяснить, что же такое приключилось.  – Ты меня бросил, идиот! – Чуя кусается в ответ, хотя вот мгновение назад с наслаждением открывал рот, мягко касаясь языком, а теперь он – вредная лиса!  – Ты сам куда-то удрал! Я подумал, что ты хочешь один тут побегать, а мне было лень, и Мори-доно хотел меня рядом… Куда ты делся? – Дазай поймал огонек с кончик хвоста и поднес ближе к Чуе, пристально осмотрев его, стараясь не зацикливаться на влажных губах. – Мне кажется, или кто-то с тобой был? Существо…  – Ёсико! Дазай, эта тварь там в туннелях! Она сцапала меня! Хотела у себя оставить!  – Зачем это? – Дазай не знает, как ему правильно реагировать. Смеяться или… Как вообще? Он сам не особо проникся рассказом об этом мстительном призраке, ну бродит и бродит себе, нарываться никто и беспокоить не собирался, а тут – надо же, рыжий шестихвостый лис умудрился найти себе невесту! – Эй, Чуя-кун, ты какого черта без моего ведома с девушками, пусть и мертвыми водишься? Сам говорил, чтобы я даже не смел кому-то внимание оказывать, а себе, значит, привидение девицы нашел?  – Да иди ты, балбесище! Что ты ржешь! – Чуя хоть и понимал, что Дазай так шутит над ним, но все равно! Он такое тут пережил! – Я мог бы там остаться!  – Зачем ты ей, не пойму? Мне казалось, подобные твари человечинкой любят утолять свой посмертный голод.  – Зачем я? – Чуя прижал уши к голове. Ему вдруг неприятно стало. Он снова воскресил в памяти, как она на него напирала, что она говорила, и аж снова шерсть начала на хвостах дыбится, и даже то, как ощутимо Дазай покусывал его в этот момент за ключицы, не помогало успокоиться. – Она хотела… Забрать меня, но почему-то не смогла добиться своего. Пойдем отсюда, она, чувствую, тут где-то рыщет.  – Так, может, ее познакомить с Мори-доно? Вдруг они друг другу понравятся?  – Мори-доно тебе уши надерет за такое, – но Чуя все же улыбается, – будь она помладше, был бы шанс, а так… Пошли, Дазай, холодно, мертвецки холодно!  – Я вообще-то еще могу понадобиться Мори-доно, и раз тут опасно, может, стоит к нему и вернуться? – Дазай колеблется и смотрит в ту сторону, откуда они примчались.  – Куда угодно, только не одни!  – Ты просто мог бы ее спалить!  – Да не вышло! Она психованная какая-то. Ничего ее не берет.  Дазаю не особо нужны его оправдания, и он поднимает Чую с земли, позволяя вцепиться в себя, и они движутся обратно к шахтам. Чуя не в восторге, но с Дазаем все же не так волнительно страшно, да и Осаму следил за обстановкой. Его ярко-синие огоньки плясали вокруг них, словно оберегали, но Чуя то и дело озирался, будто ощущая, что нечто все еще дышит ему в затылок. Он просто из своей мальчишечьей и лисьей гордости не стал капризничать, и они снова ныряют в пространство, подсвеченное тускло фонарями, да только Мори-доно и сопровождающих его людей тут уже не было, и куда они ушли – вот сейчас это очень сложная и неприятная загадка.  – Может, не будем дальше проходить? Тут и вполне можно вернуться спокойно самим в гостиницу, – у Чуи нет никакого желания, вот совсем никакого! – снова ощутить ту власть, что над ним имела онрё.  – Ты трусишь!  – Да нихера! – Накахара с обидой врезает кулаком Дазаю по ребрам, а тот все равно прижимает его крепче к себе и трется подбородком о чужие уши, хоть на тех и вспыхивают огоньки гнева. – Ладно, пошли. Только я не знаю, куда надо двигать. Здесь только мелких бесов, мешают, ничего не чувствую.  – Мори-сан тут поставил защиты против ёкаев и прочих духов для подстраховки, – Дазай с отвращением морщит нос и недовольно ворошит свою шевелюру, в расстройстве раздвинув в стороны свои ушки. – А ты помнишь, откуда прибежал?  Чуя задумчиво двинулся вперед до первого поворота – там было так низко, что даже ему с его ростом пришлось пригнуть голову. Пахло неприятно, чем-то жженым, а еще там были сложены какие-то чашки и витал тонкий запах рисовой каши, который человек уже не сможет уловить. Наверно, рабочие оставили. Куда вел этот низкий туннель, было неясно, но он точно пришел не оттуда.  Дазай тоже осмотрелся и, поколебавшись, решил довериться интуиции, выбрав путь наугад. Чуе тоже ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, к тому же он бы и сам выбрал этот путь. Здесь не было огней, хотя, судя по хорошо укрепленным опорам, место использовали, но добыча велась глубже, а они даже примерно понятия не имели, где находятся, и никаких звуков присутствия Мори.  – Так вы хоть нашли этих они? Их изгнали?  – Ну, Мори-доно был в процессе, – как-то уклончиво ответил Дазай, взмахивая тремя хвостами – за остальные держался Чуя. – Там… В общем такое дело случилось. Не все просто.  – Прекрасно, нас еще и эти твари тут могут сожрать, – Чуя это ляпнул в сердцах уже, и ему было без разницы, что о нем подумают.  – Да нет, сожрать – сожрать некому будет. Не переживай. Мори-доно всех тут изгонит.  – Они боятся тайко?  – Хм, ну, говорят, что да. Не знаю.  – Я слышал звуки барабанов, когда бежал к вам. Они и помогли удрать от этой злобной стервы!  – Серьезно? – Дазай резко затормозил. – Но с нами не было никого из местных барабанщиков. Может, кто-то еще поблизости играл? Хотя я ничего не слышал.  Чуя не нравятся его слова, и Дазай тоже хмурится, и вообще они ушли слишком глубоко под землю, но так никого и не встретили, и, поколебавшись, решили выбираться наверх и так или иначе возвращаться в гостиницу, авось, никого не рассердят этим, но стоило лишь пройти пару метров, как оба кицунэ в настороженности замерли, услышав какой-то посторонний звук, и будто бы сердца друг друга услышали – так волнительно те забились.  Предполагая самое худшее, Чуя схватывает с кончика хвоста ярко-красный огонек, и тот, осыпая все вокруг себя такими же алыми искрами, несется вперед, выхватывая из мрака до сведенных до боли зубов знакомую фигуру в испачканном кровью кимоно.  – Да что за хрень-то! – Чуе уже и не от страха вовсе хочется реветь, а от бешенства. А Дазай просто замер – он будто бы до этого не поверил в существование проклятой души, а теперь – вот она, стоит, выпучив глаза и приоткрыв рот, из которого опять что-то вытекает.  Замерла. Руки безвольно висят вдоль тела, ноги стоят как-то криво, и в такой позе она явно должна упасть, словно сломанная кукла, но что-то держит ее, держит на этом свете – и последнее, это точно ненависть, но кицунэ-то тут причем?!  – Чуя-кун, ты, кажется, ну очень уж сильно ей понравился, – Дазай со своими шуточками точно огребет, едва они отсюда выберутся, но пока что это под очень большим вопросом, потому что онрё перегородила собой путь наверх, при этом сама она сейчас не особо подавала признаки жизни, коими может обладать злобное привидение. – А она так и должна стоять?  – Откуда я, блин, знаю?!  – Ну ты же с ней первым познакомился!  – Ты совсем дебил? – Чуя отпихнул тупую лису подальше и уже собрался пальнуть огненным шаром в эту дрянь, спалить ее жгучим лисьим пламенем, но вот облом – Ёсико исчезла. – Да… Твою ж мать…  Дазай реагирует еще до того, как его ноги касается что-то холодное и мертвецки неприятное, и он херачит огнем в усыпанный каменной крошкой пол, да онрё плевать на лисье пламя, она, корячась наползает на Чую, хватая его и мало заботясь о том, что прямо в рожу получает зачетный такой удар гэта.  – Отдери ее от меня, чего смотришь! – Чуя не хочет снова оказаться в объятиях этой ненормальной, не хочет, чтобы она его лапала, а та и бормочет: «твое сердце, твое сердце! заберу!!!», и это все с каким-то мерзким звуком, словно ей в горле что-то мешает и булькает, да еще и едва ли не капает прямо на Чую, а тот пытается отодвинуть ее лицо подальше от себя, ее бьет судорога, а звуки она издает – будто прям во второй раз помрет на нем, да еще и испачкает всего, но в какой-то момент при помощи Дазая, что все же смог иссиня-черным пламенем подполить онрё, появляться шанс вырваться, и они бегут глубже под землю, уже не думая о том, что, возможно, это неверный путь, но вой злобной мертвой тетки за спиной что-то не вызывает желания попытаться обойти ее.  – Вот это тварина! – если в голосе Дазая и сквозит какое-то неадекватное восхищение, то Чую сейчас готов это игнорировать. – Слушай, а я-то чего удираю? Мне она ничего не сделает, ты ей понравился!  – Заткнись! Просто заткнись! – Чуя даже находит время пихнуть Дазая в бок, но все это ерунда: они – без понятия куда бежать – спотыкаются, но несутся. – Ты слышишь?  На такой скорости они только и слышат неровный стук гэта по мелким камням, треск искр да собственное дыхание, и все же, если чуть лучше навострить уши…  – Тайко? – Дазай тоже слышит, и не задает никаких вопросов; они, не сговариваясь, ускоряются почему-то в полной уверенности, что маршрут все же верен, и звук тайко, немного сломленный, но ритм будто бы подсказывает, что надо следовать за этим звуком, и, может быть, повезет.  Но воодушевление длится недолго: Чуя ощущает какую-то нехорошую боль в мышцах, предполагая самое худшее, и ноги внезапно подкашиваются, и даже хвосты в этот раз жутко начинает ломить, и он ударяется ощутимо коленями, чуть ли не скуля от досады – опять это парализующее чувство, и так больно в этот раз, словно иглы в тело вонзаются.  Дазай упал рядом с ним, пытаясь растормошить и поднять, но сам шарахается в сторону, когда из темноты с безумным взглядом выныривает бледная тварь, и теперь у нее еще и вены синюшные начинают проступать по всему телу, рисуя уродливую паутину, и она хватает Чую, пытаясь распахнуть на нем одежду прямо на груди, и плевала она на озарившее пещеру лисье пламя, полное гнева и страха.  – Мой! Себе заберу, все равно заберу! – онрё заносит руку со скрюченными пальцами прямо над тем местом, где в груди бьется бешено сердце, кое не ощущает онемения и истерично пытается отправить больше крови в конечности, которые буквально сводит, и вдруг онрё начинает истерично кричать: – Не могу! Как ты посмел!  Чуя вздрагивает, когда ему кладут руку на голую грудь, давят больно, но иного вреда не причиняют, и тут, кажется, из глаз текут уже кровавые слезы:  – Ты не можешь отдать! Не можешь! У тебя его украли! – и внезапно вся ее ярость обрушивается не на Чую, а на Дазая, когда она набрасывается на него, едва сдерживаемая ярким синим пламенем, и Осаму не уверен, что сможет отбиться без потерь от столь сильного существа, взяв в расход все свои внутренние ресурсы.  Чуя почти отключается от того, что с ним творится, но внезапно чувствует какую-то постороннюю вибрацию по земле, а потом краем глаза видит желтое пламя, но не его – его огонь горит иначе, и оттенки у него сочнее – это обычное пламя, а еще его сопровождают голоса, и Чуя чувствует это: сила куда мощнее его собственной, мощнее этого долбанутого призрака, и в то же время – в ней есть что-то мягкое и уверенное, древнее и отчаянное. И для кицунэ – память детства, то, что даровало в те времен защиту.  Он не слышит Мори-доно, не слышит его заклинаний над огнем из фонаря, но его больше ничего не сковывает, он чувствует: нет больше чужого влияния, есть иная, привычная сила человека, но это лишь для его защиты, и если обычно Накахара недовольно фыркал, считая, что так лишают свободы вольного зверя в нем, но в этот момент, когда его едва не разделало злобное привидение, он был очень даже рад такому исходу событий.  Рыжий лис, однако, с опаской быть снова атакованным, садится, оглядываясь. Дазай рядом, мотает головой и недовольно бьет хвостами по земле, а потом тоже оглядывается.  – Хироцу-сан, надо организовать очищающий обряд, но не думаю, что она сможет тут снова материализоваться, – Мори опустился на колено рядом с лисятами, что пытались прийти в себя.  – Понял, Мори-доно.  – Где эта дрянь? – Чуя глядит на мужчину перед собой во все глаза, подавляя в себе желание вцепиться в него и спрятаться под складками хаори, как он иногда (ладно, не иногда) делал в детстве. Это не было постыдным инстинктом, в конце концов, он лиса, и это нормально поддаваться желанию спрятаться там, где безопасно, но человеческий ум говорит, что он уже вроде как не маленький, и позориться – нет, Чуя не настолько в ужасе. Скорее в бешенстве! – Вы ее уничтожили? Это была та чертова Ёсико!  – Ну, так вот сразу изничтожить столь сильный дух даже я не могу с одного удара, но в ближайшее время она точно тут не объявится, ей не понравится то, что устроит ей Хироцу-сан. Дазай-кун, как ты? Дай, я посмотрю, ты ее сильно, кажется, разозлил, хорошо, что не смогла сильно повредить.  Чуя только сейчас замечает порезы словно от когтей у него на шее.  – Не смертельно, даже от бешеного онрё, – хмыкнул Мори, хватая зачем-то хвост Дазая и ловя с него совсем крошечный огонек. Чую всегда подорожало то, как их наставник умудряется справляться с лисьим огнем. Он заговаривает его каким-то образом и сам проводит ладонью по ранам. – Скоро пройдет. Учись, Осаму, что толку просто так швыряться пламенем.  – Вы такое не показывали раньше, Мори-доно.  – Считай, это урок в полевых условиях. Однако, скажу, что то, что ты смог ее удержать, хороший знак. Сильный дух был, я бы не стал с ним без подготовки связываться, если бы пришлось изгонять. Такое в самом деле только ёкаям под силу, но тоже надо знать, что делать, но оборона – тоже хорошая тактика. Так, Чуя-кун, что там с тобой? Дай я посмотрю.  – Мори-доно, она привязалась ко мне! Не пойму с чего!  – Ты как-то привлек ее внимание, видимо…  – Кто бы мог подумать, что онрё привлекают маленькие рыженькие лисички, – хихикает мерзко рядом Дазай, за что удостаивается взгляда: «уничтожу, как будет время!».  – Вообще странно, что нечто подобное прицепилось к ёкаю, должен быть серьезный повод. Замри, Чуя, не пойму… Столько мертвечины на тебе…  – Вот гадость-то! Я не буду спать рядом с тобой!  – Дазай, заткни пасть! – рявкнул Чуя, совсем недовольный таким заявлением Мори-доно. – Ай, что вы делаете? – Чуя жутко смущается, когда лезут рукой ему под одежду, и тут же на свет является… Пуговица-нэцкэ. – Ээээ! Она же ее забрала! Сожрала! Снова подсунула… О, мерзость, она на меня ее выплюнула! Вот ведь гадина! И сдохнуть ведь не пожелаешь!  – Это не ее вещь, – мужчина морщится, будто испытывает отвращение от того, что у него в руках. – Но тоже принадлежала мертвецу. – Из-за этой штуки, Чуя-кун, у нее и появлялась власть над тобой. Ты где-то нашел эту пуговицу?  – Я… На берегу просто подобрал.  – Как чревато подбирать всякий мусор, ой! – Дазай обиженно замолкает и подтягивает к себе хвостик, по которому прошелся недобрый кулак. Чуя плохой!  Мори молчал некоторое время, изучая предмет.  – Ёсико, говорите? Да, похоже, в самом деле это был дух той самой погибшей женщины. А этот предмет, как могу предположить, принадлежал ее неверному мужу. И на тех, кто его подбирает, падает ее проклятье. Ты чуть не стал ее очередным возлюбленным, Чуя, – Мори внезапно позволяет себе засмеяться. – Сильное проклятье, очень сильное, даже кицунэ не пощадило, впрочем, она могла лишь подчинять тебя себе, а вот в остальном – не сложилось, иначе бы ты уже точно стал ее женихом, убить бы – не убила, ты сам из мира духов, но… Кто захочет жить в объятиях подобного создания?  – Но… Не совсем понимаю, почему она отступила? Почему не добилась своего?  – Ну, во-первых, все ж кицунэ по-своему защищены от действия своих дальних сородичей. И… Откуда ж мне точно знать? – Мори неопределенно пожимает плечами.  – Вы же все знаете, Мори-доно, сами всегда нам так говорили, – Чуя наконец-то нашел возможность поддеть его! При этом он обеспокоенно изучает кожу на груди. Следы, как от синяков, но должно пройти, как там Мори учил пользоваться огоньками? Надо попробовать. – Она мне сердце чуть не выдрала, смотрите сами! Извращенка!  – Мертвое тянется к живому, даже если дух в человеческом обличье. Предположений много, в конце концов это проклятое создание, которое погибло по вине любимого, но так и не смогло смириться с этим, и после смерти не упокоилось, продолжив мстить не только тому, кто нанес обиду, но и всем остальным. Но тебе повезло. Так, все, я и так сегодня вымотался, кстати, Дазай, ты был прав, виновников всех схватили, и часть призналась на месте, уже ночью начнутся допросы. Так, дети мои неугомонные, держите омамори, чтобы больше никакая тварь тут не прицепилась, раз вы такие для них аппетитные, а я развешу тут офуда, надо все же здесь пройтись с заклинаниями, раз тут бегают всякие онрё. На самом деле это хорошо, что вы побежали в мою сторону.  – Мы не знали, где вы, Мори-доно, мы как бы… Потерялись, – признался Дазай, поднимая с земли Чую, а тот отпихивает его, мол, без тебя обойдусь! – А… Было слышно тайко. И Чуя слышал тоже прежде, когда вышел из туннелей к нам.  – Тайко? Но никто не использовал их здесь, ты сам знаешь, Дазай-кун.  – Знаю, но их звук правда помог.  – Ну, в конце концов, этот остров со своими тайнами, и этот призрак, и все остальное – чего только не бывает, – Мори-доно опять загадочно пожимает плечами в продолжение своих слов. Не знает или просто не хочет делиться своими знаниями раньше времени – лисы не поймут.  Чуя мельком вспоминает то, что слышал накануне об ондеко, но все же больше волнует иное, и он хмурится, когда бредет по туннелю, сжимая в руках талисманчик. Смотрит на него пристально, подсвечивая огоньками. Он чувствует в нем сильную энергию. Кицунэ не нуждаются в такой защите, но дух, с которым они столкнулись, оказался слишком уж сильным, подпитываемый болью, и ненавистью, и чувством невосполнимой утраты, так что лучше будет поберечься. Чуя понял, почему она привязалась к нему, сам был неаккуратен, пренебрег своими инстинктами, что предупредили его о том, что у пуговицы аура нехорошая, но какая-то тупая доверчивость – как бы от нее избавиться? Ему сложно было это в себе уложить, и он был озадачен тем, как все закончилось.  – Эй, нам в другую сторону, – Дазай дергает его за руку, чтобы не ушел не туда. – Ты не набегался здесь?  Чуя ворчит недовольно, но в итоге не стал далее возмущаться – он и правда что-то совсем расслабился, едва Мори-доно прогнал злобную тварь. Они выбираются на свежий воздух, ночь морская грядет, духов стало все больше, но они мирные, немного игривые, но к сердитой лисице сейчас лучше не лезть. Единственное, Чуя не против пройтись пешком. Его уже отпустило, хотя он будет рад, когда шахты окажутся подальше от него, так что с каждой минутой, его настроение чуть просветляется, и он внезапно даже воспоминает про они, и чуть тормозит, чтобы Дазай, плетущийся сзади, нагнал его.  – Эй, а демоны? Мори-доно сказал, что они разобрались, и ты был прав? В чем это?  – Ты пропустил все, пока бегал со своей невестой, – Дазай ловко уворачивается от подзатыльника. – Не бузи, на нас и так оглядываются, – они сопровождали паланкин Мори-доно, за которым шли люди, коих выделил Харада-сан в качестве прислуги. – Не было никаких они. Это все были сказки, чтобы не дать здесь развернуть масштабное строительство и пригласить иностранцев. Здесь есть люди, которые по-прежнему очень негативно настроены ко внешнему миру, и это было их инициативой. Все нападения организовали они, пользуясь старинными легендами и мрачными историями этого места. Догадаешься, кто был в этом замешан?  Чуя, не сказать, что прям поражен, но, все же не скрывая изумления, прокрутил в голове всю ситуацию, которая внезапно стала прям ясной, и произнес наугад:  – Когда мы ехали с тобой сюда, помню, как Ямада-сан отзывался о планах на строительство. Он вроде бы ничего такого не сказал, но я просто и не знаю, на кого еще думать.  – Да, он был среди зачинщиков. Я не просто так прицепился к нему.  – Кто бы сомневался. Опять умничаешь.  – Мори-доно еще до высадки обговорил со мной все. Попросил последить, пообщаться с местными при случае. Когда пришло письмо с просьбой от Харады, я был с ним, и он дал мне его прочесть, спросив, что я думаю по этому поводу, и мне тогда сразу показалось, что вся проблема не в темных силах, а в людях. Разговор с Ямадой косвенно подтвердил догадки. Вокруг все еще немало людей, что отрицательно настроены относительно перемен, это и нас может нехорошо коснуться, – Дазай на миг замолчал, но потом продолжил снова по теме: – Я, пока ты носился там со странными тетками, нашел место, где они собирались, чтобы имитировать нападения они. Все это могло бы для них кончиться куда невиннее, если бы не было пострадавших.  – Харада-сан, наверное, счастлив.  – Мне кажется, он рассчитывала на что-то большее и хотел нарваться на приключение, – Дазай тихо смеется, косясь при этом на Чую, – но это тогда ему надо было с тобой идти.  – Ой, ты теперь так и будешь доставать меня! Ну тебя! Иди один!  – А если кто привяжется?  Чуя отмахивается, уходит вперед, но в гостиницу, усталые, они все равно заходят вместе. Накахара переодевается в чистое, смыв предварительно с себя грязь, и с тоской рассматривает теперь свои хвосты. Если он сейчас не вычистит их, то завтра это будет сущей пыткой. Шерсть кицунэ отличается немного от той, что была у обычных лис, и требовала больше внимания, недостаточно будет ее сейчас просто отмочить в воде, сначала надо вычесать – хотя бы вычесать, потом уже банные процедуры, но у него сил совершенно не было на всю это возню, лишь желание – доползти до футона.  Поспорив с самим собой, Чуя все же выуживает из своих вещей гребень и устраивается на татами, подтянув к себе свою пушистую драгоценность. Вошедший Дазай, с челки которого стекала вода, заинтересовано смотрит на Чую, а потом вдруг подходит к нему со своим гребнем, садится близко и складывает на Чую свои хвостики. Тот пару секунд смотрит на него испытующе, но – так даже будет лучше. Чуя и не скрывал, как любит эту процедуру: когда они вычесывали хвосты друг другу. От Дазая можно ждать всякой гадости, но гребешком он всегда (почти) водил аккуратно, и Чуя мог даже по-лисьи разурчаться от удовольствия, и это порой дарило ощущение куда более приятные, нежели объятия или покусывания. Он и сам с особой тщательностью прочесывает серебристые волоски, иногда поднося кончики к лицу и проводя по своим щекам. Дазай тогда тянулся к нему и чмокал в щеку. Вот и сейчас он ткнулся в него носом, а затем положил голову на плечо Чуи, при этом не бросая приводить его шкурку в порядок.  – А мне кажется, я догадываюсь, Чуя, почему Ёсико не смогла забрать твое сердце.  Накахара, хмурясь, чуть поворачивает к нему голову, а Осаму с улыбкой глядит на него, вжимаясь щекой в плечо и щекоча шею своими ушами. Он откладывает гребень в сторону, тянется, целуя Чую в подбородок и залезая рукой под кимоно, касаясь горящей кожи на груди.  – Его уже забрали давным-давно, верно? И ты сам добровольно сдался. Ёсико это не понравилось, но и поделать она ничего не смогла.  – Ерунда это все, просто повезло, – Чуя смущенно откидывает от себя руку Дазая, мол, не халтурь, я-то вон как стараюсь.  Тот лишь вытягивает голову, чтобы дотянуться губами до его шеи, а потом тащит к себе ближе хвост Чуи и сосредоточенно и нежно продолжает приводить в порядок.