Застывшие краски сменяющихся сезонов

 Когда кто-то учтиво постучал в комнату, которую Мори-сан занял на время, необходимое решить его архиважные дела в порту, Чуя пугливо прижал ушки к голове.  Нет, он вовсе не испугался! Хах, кицунэ такое не пугает! Просто… Он гостей-то не ждал вовсе, и вообще тихонько себе сидел лишь при свете своих красных огоньков да в одиночестве, пытаясь постичь глубины «Повести о великом мире», потому что Дазай, тварь такая, выпендрился перед Мори-доно тем, что якобы осилил этот труд, и Чуе тут же его поставили в пример! Неужели этот мудрый человек не видел, что его нагло обманывают? Надо же, где-то такой проницательный, а где-то вот так вот верит на слово! Да еще кому! Тупой лисе…  Чуя, кстати, понятия не имел, куда Дазай подевался. Мори-доно возвращался на обед, а потом снова умчался вместе с помощниками. Дазай возился сначала вблизи Чуи, что-то там ворчал сам себе, а потом внезапно пропал. Он и до этого то и дело выскакивал наружу и бегал на кухню к хозяйке в надежде раздобыть тофу, и Чуя не обращал внимания, а тут – не вернулся. Это не обеспокоило тогда, но сейчас, когда к нему кто-то настойчиво скребся, Чуя ощутил легкую нервозность.  Ему не было запрещено общаться с посторонними, но он сам предпочитал держаться в городе подальше от людей: никогда не знаешь, как на тебя среагируют, а юноша с веером лисьих хвостов и с ушками – Чуя, конечно, считал себя неповторимым и прекрасным, но понимал, что не все могут постичь его ценность в этом мире. Так что – кто бы там ни был – открывать как-то не хотелось.  И еще больше он напрягся – это стало сразу бы заметно со стороны по тому, как вздрогнули все его шесть хвостов, когда снаружи послышались голоса, да еще и бормотание это было каким-то уж совсем непонятным. И самое жуткое – тут ведь вовсе не заперто. Достаточно лишь сдвинуть перегородку в сторону – входите, прошу! Но кто-то, а их было точно не меньше двух, почтительно ожидал, когда все же пригласят.  Чуя не желал никого приглашать, но банальное любопытство внутри скреблось не тише, чем эти гости, да и лисьи огоньки, будто чувствуя его настроение, как-то уж больно резво запрыгали вокруг, словно подначивая впустить…  В какой-то момент он решил, что это Дазай так шутит, и тут внутри всколыхнулась злоба, и Чуя уверился в том, что точно надо проверить, кого там принесло шальными ветрами, так что он подобрался к выходу и, не подымаясь с колен, сдвинул чуть в сторону дверь.   Если бы это была какая-то заплутавшая нечисть, он бы точно ощутил, так что опасности почти не было. Если это, конечно, не какой-нибудь разбойник, что жаждет заполучить себе дорогую лисью шкурку, что отливает золотисто-красным закатом, но уже поздно, и Чуя, усмиряя свое все же на краткий момент взбрыкнувшее сердце, хмурясь, всматривается в двух мужчин, что в нерешительности замерли. И вроде бы нет, они не думают причинять вред, да только… Чуя не поймет, но с одним, а чутье не могло обманывать, что-то было не совсем складно… Сложно сходу выразить ощущения.  Не говоря уже о том, что гости эти не просто были гостями, но еще и чужеземцами. И бедный кицунэ совсем растерялся, не зная, как ему реагировать, и как на него сейчас среагируют. Сколько раз ведь себе напоминал скрывать и ушки, и хвосты, но в таком состоянии всегда было жутко неудобно, и вот – он, кажется, выдал себя посторонним.  – Мальчик-лиса? – вдруг звучит голос одного из них, и Чуя тут же делает для себя сразу два вывода: его явно сейчас не испугались до глубокого обморока и желания огреть чем-нибудь, и второе – фраза дошла до него на родном языке. – Значит, нам точно сюда!  Прозвучало это даже слишком воодушевленно, и Чуя не знал, как ему реагировать. Дождаться развязки или задвинуть дверцу. Или же вообще – спалить их пламенем!  Второй мужчина что-то вдруг говорит, но Чуя не понимает, и такое ощущение, что он чем-то обеспокоен и о чем-то просит, а тот первый мотает в ответ головой, затем снова обращая свое внимание на Чую.  – Хозяйка рассказала, что здесь остановился человек по имени Мори Огай, и он может помочь моему спутнику справиться с одним очень неприятным недугом.  Чуя не знал, следует ли ему еще больше насторожиться при таких словах, или же – все нормально, и это просто посетители, жаждущие помощи, явились к Мори-доно, которого нет, но вообще-то он должен скоро объявится, и можно сказать, чтобы они подождали, и пока кицунэ все это перебирает в голове, чуть не пропускает миг, когда мужчина, что с ним разговаривал, внезапно наклонился и протянул к нему руку с намерением коснуться его мохнатого ушка.  – Эй! – он увернулся, хотя это просто чудо, что не цапнул по привычке зубами и не подпалил, однако рано радовался: незнакомца ни капли не смутило то, что он промазал, и он просто попытал счастье еще раз, к чему теперь Чуя точно не был готов:  – Мягкий совсем, – проворковал он так, будто и не на японском говорил, и еще шире улыбнулся, из-за чего Чуя, растерянный из-за того, что так легко попался, смутился еще больше.  Ошарашенный, он и не подумал, что можно как бы вырываться – а не тупо хлопать ресницами, что у него явно сейчас получалось лучше всего. Вытаращился на них. У каждого в руке была свеча варосоку, при этом, завернутые в нижнее кимоно для сна, они сейчас выглядели словно два призрака, будто вышедших из какой-нибудь пьесы Кабуки про мстительных духов, разве что их внешний облик не соответствовал. Но они не призраки вовсе, очевидно, что жизнь шевелится, пусть и с одним из них что-то не так. Или с обоими? Чуя запутался.  Только это не повод его лапать! И только Накахара собрался вдарить по руке, что все еще не оставила его прижатое к голове ухо в покое, как этот мужчина подался вперед, упав на оба колена прямо перед ним, и с той же лаской провел по щеке Чуи, из-за чего его до костей обдало и жаром, и холодом – будто болезнь какая накинулась. Неведомое прежде ощущение – когда тебя так трогает человек, да еще и посторонний.  – Кицунэ. Я только слышал о таком существе, но встретить не довелось.  Он в порыве случайно затушил свою свечу, уронив ее прямо на пол, но Чуя и без того мог его прекрасно видеть, к тому же так близко! Непозволительная близость для чужого человека! Он, видать, слишком храбрый, раз рискнул лезть к дикой (ну почти) лисе! Глядит без тени страха, с интересом, каким-то даже нехорошим интересом, и Чуя, до этого неотрывно смотрящий ему прямо в глаза, на его волосы, что чуть упали на лицо, выбившись из небрежно забранного на затылке хвоста, задыхается он такой наглости.  – Эй, лапы убрал! – все ж наконец-то обретает он свой разум и ударяет незнакомца по руке. Не так, чтобы та отвалилась, он вообще не намерен причинять боль, но – чтобы понял, что нечего тут лезть со своим умилением!  – Прошу прощения, – извиняется, будто не чувствует вины вовсе. – Я не ожидал увидеть создание, которое мечтал узреть однажды, таким вот внезапным образом.  – Я тебе не создание, – бурчит Чуя. – Если вы явились к Мори-доно, то его сейчас нет.  – Я говорил тебе, что зря мы сюда отправились, – второй незваный гость проявлял куда меньшей наглости при знакомстве, что и назвать-то таковым язык не поворачивался, но Чуе уже отчетливее показалось, что он так ведет себя потому, что его что-то сильно беспокоило – внутри, и он сам это ощущал. Тут можно предположить, что эти двое в самом деле имели вескую причину, чтобы завалиться сюда в поисках Мори-доно.  – Но ведь мы можем его подождать?  – Да, снаружи, – Чуя поднялся с пола и намеренно распушил свои хвосты, чтобы казаться более грозным. На него смотрят, не отрывая глаза, и он для пущего эффекта сбрасывает с почерненных кончиков пока что безобидные золотисто-красные искорки. А дальше посмотрит на поведение этих вломившихся.  – Еще раз: просим прощения за вторжение, – этот пристававший к нему мгновения назад мужчина тоже встал и даже не побоялся снова сократить дистанцию. – Я хочу с тобой познакомиться, раз уж мы встретились.  – Я не общаюсь с незнакомцами, особенно с неместными, – Чуя ловит собственные огоньки и зажигает больше свечей, чтобы никакие тени его не смущали.  – У незнакомца достаточно спросить его имя, чтобы исправить эту ситуацию, – с легкой усмешкой звучит голос, и Чуя краем глаза видит, как учтиво ему внезапно кланяются, но на какой-то свой манер, и он даже ощущает в этом искренний посыл в свой адрес. Только вот что-то до конца не доверяет все равно. – Мое имя – Поль Верлен.  Видимо, он ожидает, что Чуя тоже представится, но он лишь смотрит хмуро в ответ и думает о том, чтобы раздвинуть пошире сёдзи, да посмотреть, не идет ли там Мори-доно обратно, только без толку оно будет – отсюда выход был во двор, где хозяйка разбила настоящий огород. Этот Верлен, так и не получив никакого ответа, ничуть не смутился.  – Стоит, наверно, представить и моего спутника. Артюр Рембо. Хочешь, я расскажу, откуда мы приехали?  – Мне не интересно.  О нет, Чуе до ужаса интересно, и вообще – он на самом деле находил очень любопытным общение с людьми, что для него будто бы из другого мира пришли, однако… Природная настороженность, что никогда его не оставляла, не давала ему возможности преодолеть барьер, и он в дополнение к своим словам мотает головой, прижав плотно ушки, словно угроза вот-вот обрушится на него.  – Зачем именно вы пришли к Мори-доно? – он задает этот вопрос, надеясь, что это как-то разрешит ситуацию, в которой он оказался.  – Нам известно, что этот человек сведущ в магическом искусстве. Не зря ведь еще при сегунах его так ценили, – Верлен наконец-то отступает подальше от Чуи, подбираясь обратно к Рембо и беря его за руки. – Дело в том, что моего спутника захватила какая-то местная хворь и врачи не могут определить, в чем же дело. Нужен кто-то, чьи знания превосходят обычные медицинские.  – Мори-доно может помочь, – Чуя внимательно вгляделся в этого страдальца. Даже при неярком свете было заметно, как он болезненно бледен, будто весь сжался, а еще льнет к Верлену, словно пытается согреться. – Вам что, холодно? Такая теплынь!  – В том-то и дело, что – очень холодно, – горестно отзывается тот, впервые взглянув на Чую прямо. – Никуда не исчезает этот холод, он словно сдавливает все органы внутри.  Чуя молча смотрит на то, как Верлен мнет бледные пальцы, словно пытается их согреть, и ощущает себя даже неловко, когда они вдруг начинают переговариваться на своем языке, и снова решается заговорить, чтобы не испытывать этих чувств:  – Я умею изгонять всяких недобрых духов и проклятья из людей. Если это нечто подобное, то, быть может, я сам смогу помочь, – ему почему-то сейчас в этот миг захотелось оказать помощь, а потом рассказать наставнику и придурку Дазаю, как от него много пользы, чтоб они знали! И тогда Дазай со своим чтивом и любовью выпендриваться может катиться к адским чертям!  – Не знал, что кицунэ обладают подобным даром, – Верлен снова впивается в него взглядом. – Ты какой-то особенный?  Хотел было хвастливо ляпнуть, что да! Особенный! Но в последний момент решил, что промолчать будет благоразумней, поэтому у Чуи в ответ лишь вздрагивают хвосты, но его знаков явно не понимают, но эти двое, кажется, уже сделали какие-то свои выводы.  – Что ж, было бы чудесно, если бы смог помочь…  – Может, все же разумнее дождаться Мори-сана, – Рембо одергивает Верлена, который явно не собирался отказываться от такой возможности.  – Раз кицунэ-сан предлагает свою помощь, то я не стал бы сомневаться. Человек способен на меньшее, нежели некто подобный!  Ну, тут не совсем так, и Чуя это прекрасно знал. У Мори-доно определенно поболе опыта будет, к тому же, все внимательнее следя за этой парой, Чуя уже мысленно ругал себя за болтливость и желание покрасоваться, что блеснуло в нем, а потом позорно сбежало, да сказанных слов не воротишь, и теперь отнекиваться как-то будет некрасиво, хотя чисто в теории ему ничто не мешало выставить их вон, можно было даже напугать, как он умеет, превратиться в лису и клацнуть хорошенько зубами, но Чуя также видел, что Рембо-сан в самом деле слаб, а внутри него что-то очень холодное, и это не собственный организм так против него бунтует.  – Сразу скажу: я ничего не обещаю, но попробую помочь. Только вам, наверное, все равно потом стоит обратиться к Мори-доно, чтобы убедиться, что все хорошо.  – Отлично!  Вздрогнувший всего лишь от звука голоса Рембо совсем не ожидал от Верлена такой радостной реакции, не говоря уже о том, что с него резко рванут верх кимоно, обнажив торс, который тут же покрылся гусиной кожей еще сильнее, и он даже, кажется, сказал что-то нехорошее на своем языке.  – Ты не можешь поаккуратнее? Зачем так резко?  – Хотел поторопиться, – Верлен лишь улыбается ему в ответ, а потом снова обращается к кицунэ: – Так как тебя все же зовут?  – Чуя, – нет! Он вовсе не хотел представляться, просто… Был слегка ошарашен, оттого что пред ним тут развернулась такая сцена: Чуя не сказать, что смущен, но… Сам не знал, в чем проблема, и почему он стыдливо отвел глаза.  – Чудесно, – которая уже это по счету улыбка? Чую и она смущает, и вообще вся ситуация в целом, но затем он все же берет себя в руки, он же не маленький лисенок в конце концов!  – Можно было и не раздеваться, – как бы между делом заметил Накахара, потому что это действительно было лишним, складки одежды едва ли ему помешают.  – Вот именно! – поддакнул Рембо, бросив удрученный и замученный взгляд в сторону своего спутника, который аккуратно убрал ему волосы, чтобы не мешались.  – Не лишай меня удовольствия.  У Чуи ушки в этот момент дернулись. Чего это они? И вообще… Жутко напомнило Дазая, когда он мог посреди ночи стягивать с него одежду и лапать везде сразу. Чуе не то чтобы не нравилось, просто порой он тупо хотел подрыхнуть еще чуток, а тут этот гад настойчиво лез, приходилось в ответ кусаться, да не помогало, а возмущаться вслух вообще было бесполезно, и Дазай шептал что-то похожее на то, что сейчас ответил Верлен на слабые возмущения Рембо. Чуя мотнул головой в попытке изгнать из головы образ целующего его плечи Дазая, а потом, властным – как он был уверен – жестом показал Верлену, чтобы отодвинулся, и тот в самом деле отполз подальше, и сам опустился на колени позади сжавшегося в ком от холода Рембо.  – Больно будет?  – Тихо! – командует Чуя, из-за чего тот вздрагивает, и слышно, как Верлен усмехается, но это не мешает поймать необходимую концентрацию, чтобы прежде всего определить, что это за гадость влезла в тело и стоит ли вообще один на один с ней иметь дело.  Чуя лишь слегка прикрывает глаза, при этом не теряя бдительности, так как все еще помнит, что эти люди совершенно ему незнакомы, а затем принюхивается, словно обычная лиса, что рыщет в поисках добычи, только добыча эта сейчас особенная, и Чуя чуть облизывает губы, словно в предвкушении. Он не любил обычно все эти процедуры по излечению людей, так как принимал всю гадость на себя, считал это лишь какой-то важной в его жизни необходимостью и возможностью хоть чем-то быть полезным, но был здесь один положительный момент: его охотничьи инстинкты щекотало так, что переплюнуть их мог разве что Дазай, задирающий ему хвосты…  О черт, нет, о таком лучше не думать, но с какого-то хрена именно всякая пошлость вдруг стала поступать в голову в большой дозе, хотя только вот вроде бы прошлой ночью он блаженно лежал на спине, позволяя с собой творить все, что заблагорассудится, а Дазай и не боялся никогда играть с огнем.  У всякого рода ёкаев свой запах, который человек, даже такой, как Мори-доно, не ощущает, а Чуя лучше многих других способен распознать, и сейчас – да, он четко определяет это инородное тело, что захватило свою жертву. Но это не совсем дух, это скорее именно проклятье, которое в отместку за что-то настигло этого человека. Нарвался, видать, на кого-то мрачного и темного. Что ж, можно попробовать убрать это неприятное воздействие…  – Ты очень красивый.  Чуя мгновенно теряет эту связь с тысячью узелков и нитей, что протянулись в крови, черня ее своим проклятым ядом.  – Я же сказал не мешать! – Чуя едва не шарахнулся, а вообще хотел прям пятерней грубо отодвинуть от себя возникшее слишком близко лицо Верлена, но лишь поскреб коготками татами, как бы намекая.  – Ты сказал вести себя тихо.  – Мне вообще-то холодно так сидеть, – тем временем страдающе отозвался Рембо. – Совсем все тело свело.  – Если всякие тут мне не будут мешать, я уберу все, – цедит Чуя сквозь зубы, стараясь подбирать слова из категории неругательных, как его учили. – Вас прокляли, уж не знаю, кого вы так взбесили, но если это Верлен-сан кого-то спровоцировал, а вам досталось, то я понимаю этого ёкая, отодвиньтесь!  – Прости.  Что-то это его «прости» в очередной раз не походило на настоящее «прости», и Чуя лишь недовольно цыкнул, бесясь из-за такого интереса к себе, не говоря уже о том, что миллион раз успел пожалеть о том, что вообще связался с этими странными типами, но Рембо выглядел таким несчастным, так что, когда помощь уже предложена, некрасиво будет отступать. Во всяком случае, Чуя повиновался таким вот внутренним принципам. Поэтому, наверно, еще не спалил тут никого.  Он окружает себя хвостами, с кончиков которых собирает огоньки – Рембо смотрит на него с опаской, обернувшись через плечо.  – Шею себе не сверните. Это не больно…  – Слава богу!  – …пока я так хочу.  Верлен как-то странно хмыкнул, а Рембо просто отвернулся, предпочитая не видеть, что он там творит. Лисьи огоньки тем временем совсем невесомо скользнули по его плечам, стеклись к шее и словно маленький огненный ручеек заструились вдоль позвоночника. Следя за движением, Чуя краем глаза видит, как заинтересовано Верлен следит за процедурой, а огненный поток тем временем, становясь все более красным, почти уже бордовым, так и вьется змейкой вверх-вниз, а Чуя добавляет еще, чтобы цвет не успел почернеть раньше времени, пока он не закончит обряд. Коё научила его подобного рода приемам, раньше он применял свои способности куда более грубо, она же придала им изящества и действенности. Дазаю это не нравилось. Он вообще всегда ругался, едва узнавал о том, что он делал, и вечно ворчал под ухо, пытаясь вытравить из Чуи все, что он впитывал в себя, потому что, покинув одно тело, эта жуть должна была поселиться в другом. Такой вот недостаток способности, и без Дазая, увы, никак. Можно гордо терпеть какое-то время, но потом – словно собственная кровь желала освободить место тьме и, пенясь, проступала наружу. Как-то Чуя из вредности, поругавшись с тупым Дазаем, не дал ему убрать из себя чужие проклятья и гадких демонов… Он не очень помнил, что тогда вообще было, вроде как его нашли без сознания, долго не могли привести в себя, а потом он болел, словно какое существо из мира людей.  Снова мысли о Дазае заставляют его чаще дышать и сбиваться – но в этот раз ничего такого. Просто Чуя мимолетно еще и вспомнил о том, что в те дни этот придурок лежал все время рядом с ним, и Чуя в редкий случай позволил себе перестать рисоваться, а просто прикинуться маленьким лисенком и ткнуться в чужую шею.  Чернеющее адским дыханием пламя кицунэ – Верлена, кажется, это поразило даже сильнее, чем сам юный лис. Заметно, с каким благоговением он смотрит на эту тонкую струйку, да только явно не понимает, что это плохой огонь, напитанный очень мрачной энергией, и человеку вообще лучше подобного не видеть, но раз уж узрел, то лучше держаться в стороне. Чуя контролировал это пламя только лишь потому, что собственная плоть являлась его порождением, но то, что оно в себе теперь заключало – очень уж нехорошая это материя. Даже Мори-доно признавал, что познать такое пламя очень трудно будет даже ему. И не лез лишний раз, полагаясь на природу своих подопечных.  Чуя приманил черный огонь рыжим, что явился из его ладоней, и забрал вконец все в себя обратно. Темное проклятье вздрогнуло внутри, ощутив, куда попало, но пока что едва ли сможет очухаться, не та среда, и все же надо будет потом как-то попросить Дазая выкурить эту гадость.  – Это потрясающе, – странно, но голос принадлежит Рембо, и не совсем понятно, что именно вызвало эту короткую реплику.  – Тебе лучше, прекрасно! – Верлен тут же оказывается рядом с ним и тянет на себя, словно собирается проверить его целостность, затем отступает в сторону и теперь уже просто любуется, пока тот одевается.  – Ты правда необыкновенный, – Рембо же совершенно игнорирует постороннее внимание и поворачивается к Чуе, который все прислушивается к своим ощущениям, подмечая, как его инстинкты начинают снова затухать. – Ты не хотел бы отправиться с нами в далекое путешествие?  Черное пламя странное – вроде бы и часть его, а вроде бы и что-то инородное. Чуя и сам может его создать без всяких ритуалов, но это каждый раз риск – сможет ли удержать, поэтому редко так распаляется, но сейчас в нем что-то звякнуло и едва не посыпались искры черные с кончиков хвостов, когда до него дошло, что сейчас прозвучало.  – Э! Нет, на такое я не подписывался, совсем спятили? – Чуя подскакивает и нервно смеется и уже не знает, куда деваться от такого внимания. И любопытно, и – черт, он понятия не имеет, как реагировать на подобные приглашения, пусть он и думать не думает на них соглашаться! – Какой мне смысл идти с вами? Мне и тут хорошо.  – Можем ли мы как-то отблагодарить тебя за подобное внимание к незнакомцам?  – Обойдусь, – Чуя отмахивается, он в самом деле не хочет никакой благодарности, и пусть не думают, что он такой добрый и всем помогает. Он просто – ну, не знал, как себя вести в такой ситуации, решил выпендриться, а потом отступать было некуда.  – Тогда можно ли к тебе обратиться с еще одной просьбой о помощи?  На эту фразу Верлена Чуя лишь пожимает плечами, хотя мысленно вроде как уже даже попрощался с ними, надеясь, что более вопросов в нему нет, но глупо было думать, что он сможет так легко отделаться.  – Я считаю, что лучше вам будет обратиться к Мори-доно, – надо было уже как-то от них избавляться, но Верлен не отставал от него.  – О нет, уверен, как раз в твоих силах мне помочь. Моя проблема – едва ли человек может с ней справиться, и я хочу рискнуть.  Чуя зачем-то оглядывается на Рембо-сана, словно пытается найти у него какую-то поддержку, хотя бы разумное поведение, но тот пугающе блаженно таращится на них. Такое впечатление, будто перестарался с дозой опиума или чего еще, и самое ужасное, что через доли секунд Чуя осознает, чего стоила ему эта заминка – точно не стоило искать помощи у того, кому помог избавиться от мрачного недуга: едва Чуя снова бросает взгляд на Верлена, как вскрикивает, отшатнувшись, но тут удивление, хотя страх – наверно, он тоже присутствует: он, конечно, всякое видал, но специально перед ним кроме Дазая никто никогда полностью не обнажался…  – Верлен-сан, вас бесы атаковали, что ли? Совсем рехнулись?  – Прикоснись, Чуя, ты поймешь.  – Какого хрена? К чему прикоснуться? – Накахара с ужасом опускает глаза вниз, ощущая, как жар, словно живое пламя, бьет по лицу, и ему хочется, чтобы сейчас потемнело перед взором, потому что более неловкой ситуации с ним еще не приключалось.  – Здесь, Чуя, – Верлен делает шаг к нему – кицунэ отступает назад, врезаясь во все такого же неподвижного Рембо, и его чуть ли не зажимают в тиски, а Верлен ко всему прочему хватает за руку и внезапно прикладывает к своей груди. – Чувствуешь?  Чуя чувствует лишь то, что у него шерсть на хвостах встала дыбом, и он, пытаясь отступить хоть куда-то, едва сам не наступает на свою меховую драгоценность, и руку выдернуть не получается, а под ней мягкая кожа этого психованного незнакомца, что стоит совсем без ничего близко к нему с непонятными намерениями.  – Мое сердце, Чуя, ты разве не ощущаешь? Оно не бьется.  – А? – Накахара наконец-то смотрит ему в лицо – благо, что все ниже – уже просто не видать. – Так ты еще и труп ходячий?! – встреча с подобным всегда та еще гадость!  – Нет, я жив, но это колдовство… Однажды я его не вынесу, но, быть может, твое пламя сможет меня спасти, помоги…  Чуя в своей растерянности готов был и рыдать, и смеяться, в сочетании – это было бы жутко, и уже явно проступило отчетливо на его раскрасневшемся лице, и чтобы уж дополнить картину яркого зарева, будто природа и без того его обделила цветами пожара, Дазаю стоило завалиться именно в такой вот – ну прям не очень подходящий момент.  Естественно, Накахаре как-то было в тот миг ужасный не совсем до того, чтобы разглядывать Осаму, но вид у того тоже был не особо нормальный – весь мокрый, с хвостов до сих пор стекает вода, на голове жуть какая-то в виде листвы и прочего мусора, кимоно – проще выкинуть, чем отстирать, однако ж – в случае Дазая все мерзко прозаично, и нет, он не совсем прям пытался убиться, хотя был к этому близок… Так, глупое даже не лисье, а человеческое любопытство, которого все же Дазай не был лишен в плане вопросов жизни и смерти… В общем, это никак не касалось всего того, что происходило в этот момент, и, если Чуя не особо приметил, что там с Дазаем приключилось, сам Дазай не мог оставить без внимания разворачивающиеся события, и картина того, как Чую окружили два незнакомца, а один не особо озадачен в плане одежды, отправила его в глубокий ступор, а сердце вместо разума готово было заставить яркое синее пламя пуститься в пляс, однако внешне это едва ли кому-то было заметно.  – Чуя, – Верлен, куда лучше понимая, что его личный призрачный шанс, становится все более прозрачным, попытался схватить того за руку, которую он выдрал, едва в них впился взгляд Дазая, но Накахара, отчасти движимый страхом теперь сильнее, умудрился выбраться из не до конца захлопнутого капкана.  – Чуя, я даже не знал, что у тебя тут гости. Правда, какие-то странные. Ты их пригласил?  – Совсем рехнулся?! – Накахара ожидал всего, и явно был уверен, что Дазай сейчас взбесится и спалит тут все синюшным пламенем, а он в своей невозмутимой манере говорит о том, что он не ожидал увидеть у него гостей? – Я никого не приглашал! Они сами приперлись! Они искали Мори-доно!  – Вот как? – Дазай, будто его совсем не смущал голый вид одного из мужчин, да и вообще иностранцы, перед которыми он предстал в своем истинном обличье, да еще весьма чумазом, подошел поближе, при этом совсем не явил какого-то возмущения, разве что хвосты как-то удрученно тащились за ним, но ни одной искорки с них не слетело, Чуя теперь смотрел только на него и пытался понять, но – понимание что-то не шло. Где хоть капля возмущения или смущения? Или – хоть чего?! – Тогда, наверно, лучше будет их проводить к нему, – Дазай поднял с пола кимоно, и, к возмущению Чуи, спокойным жестом передал его Верлену, а потом еще и добил: – Я правильно понимаю, что ты тут занимался изгнанием проклятья с кого-то из них?  Правильно ли он понимает?! Еще бы, Дазай, конечно, ощутил, что тут витала темная энергия, но в самом ли деле это первое, что его волнует, учитывая, что пока что это для Чуи не приставляет никакой опасности? Серьезно?!  – Я вас провожу к Мори-доно, – Дазай звучит почти что учтиво, а Чуе за это ему хочется отдавить один из хвостов. Нет, потоптаться по всем сразу!  Рембо спешно обращает всего себя в направлении выхода, а Верлен еще пару секунд разглядывает Чую, даже не думая прикрыться, – он скрывает наконец-то тело, когда тоже собирается выходить, при этом напоследок глянув на Дазая, что будто бы его слегка отрезвило.  – Чуя, очень опрометчиво с твоей стороны помогать незнакомым людям, да еще таким странным, не разобравшись во всех причинах. Я думал, ты все же умнее, – тон Дазая звучит раздраженно, но не настолько, чтобы Накахара в самом деле поверил, что тот переживает из-за этого.  – Ты серьезно сейчас? Это все, что тебя волнует?! – Чуя реально негодует: Дазай узрел его в столь щекотливой ситуации и даже не вздыбился нисколько!  – Ну, я удивился, не думал, конечно, что ты будешь общаться с подобного рода извращенцами, но я же не могу следить за всеми, с кем ты возишься. Головой в следующий раз больше думай.  – Сволочь, ты совсем охренел?..  Негодование Чуи просто игнорируют. Мало того, что он влип в какую-то странную историю, к нему прицепились два иностранца, одному из которых он просто по глупости и доброте помог, а потом еще и попал в такое провокационное положение, так еще и выясняется, что Дазая совсем это не тронуло… Скотина! Сволочь! Гад блохастый!  Но что толку это ему сообщать – он просто вышел. А Чуе и обидно, и жутко. Жутко потому, что он так и не понял, чего хотел этот Верлен, ведь его сердце в самом деле не отзывалось из груди, и Чуе жгло неприятно руку от касаний – он ведь в жизни бы добровольно на такое не подписался, а обида давит – Дазай… Красные огоньки бешенства вспыхнули на кончиках хвостов, и пламя поползло по полу, но Чуя быстро опомнился и погасил полный гнева маленький пожар, пока в самом деле все не обратилось прахом.  Вот оно, значит, как. Дазаю плевать. Если бы Чуя сам застал его в похожей ситуации, то перегрыз бы глотку тем, кто посмел к нему приблизиться, да и Дазаю бы настучал по голове, прибил бы, если б потребовалось! А этот – разве что пожурил за помощь, да и то – больше обругал, как всегда, демонстрируя, кто тут умнее, и не это ведь обижало.  Чуе хотелось выбежать на улицу, обратиться лисой и умчаться куда-нибудь далеко, чтобы забыться, но у него ноги сейчас подкашивались от переизбытка чувств, и он с грустью теперь, сидя на полу и обняв колени, таращился на брошенную книгу. Странно, он ведь правда занимался таким обыденным – читал, пока вдруг эти не приперлись. А теперь ничего не хотелось.  Одного разве что. Чтобы Дазай хотя бы просто вернулся и, как он обычно поступал, сразу же бы, не теряя времени, изгнал проклятье, а потом… Чуя уже так привык к последующим взаимным ласкам, что перерастали в нежное занятие любовью, и он, сидя на бедрах Дазая, крепко держался за его шею, ощущая его руки на голой спине, их хаотичные движения, дразнящие, особенно моменты, когда он чуть тянул за один из хвостов, что Чую и бесило и в тайне провоцировало еще сильнее. Он почти фантомно ощущает все это сейчас, но он злой, и злоба давит на него желанием просто вмазать этому придурку за такое равнодушие, но в итоге он просто сидит, проваливаясь постепенно в полудрему, пока не вздрагивает от того, что кто-то все же решил почтить его своим приходом.  Но это совсем не похоже на кицунэ, никак.  Мори-доно приветствовал крайне разочарованный взгляд – его тут точно не ждали, и он даже сначала ничего не сказал, разглядев недовольную лису, что смотрела на него в свете красных постоянно дергающихся в воздухе огоньков.  – Не спишь? Я пришел проведать тебя, Чуя-кун.  – Что, Дазай нажаловался?  – И да, и не совсем. Мне было оставлено послание от некоего Поля Верлена, который желал со мной встретиться и обсудить очень важный вопрос, но это было еще утром, а я уехал раньше, чем смог получить записку, а позже мне ее сразу забыли передать. Видимо, этот господин решил сам отыскать меня, – Мори оглядел комнату: сам он использовал соседнее, скрытое за сёдзи, более просторное помещение, чтобы там можно было собираться вместе со своими приближенными, попасть туда можно было только из этой комнаты, однако, к радости Чуи, его за все время так никто и не потревожил. – Дазай привел ко мне их, когда я едва сел поужинать за общим столом с любезно расстаравшейся хозяйкой, не особо понятно пояснил, откуда притащил их и почему, – Мори-доно, говоря это, явно сожалел о том, что ему не дали спокойно поесть, – и пришлось пойти с ними в их комнаты, чтобы уже разобраться. Это, конечно, было опрометчиво, Чуя-кун, с твоей стороны, оказывать помощь.  – Я и так знаю!  – Угрозы я не вижу, но я все же обследовал Рембо-сана… Не знаю, где он мог подцепить ту заразу, но лучше будет, если Дазай тебя поскорее от нее избавит.  – Разберусь без него! Можете вообще передать этому идиоту, чтобы сюда не совался, бесит! – Чуя понимал, что ведет себя неразумно, но обида так быстро не может потухнуть.  – Не знаю, что ты так на него дуешься, но я и ему сказал, чтобы он поторопился к тебе, я думал, он уже явился сюда, пока я в спешном порядке пытался добить свой ужин, - упоминание о еде опять прозвучало в грустном тоне, но сочувствием ответным и на этот раз не повеяло.  – Мне без разницы, где он! Мори-доно… А Верлен-сан? – Чуя не знал, говорил ли ему Дазай о том, в каком виде он застал того здесь, поэтому Чуя снова вспыхнул, упомянув его имя, но спросить все же хотел: – Что с ним не так? Он просил помочь. Сказал, что его сердце не бьется, и… Я могу ошибаться, но так и было.  Мори отозвался не сразу. Пару минут всматривался в темноту снаружи, что подарила наконец-то облегчение от жары, хотя Чуя, обуреваемый еще недавными событиями, не ощущал ничего подобного, его жгло, и причиной было не только собственное пламя.  – Если ты подумал, что он какой мертвец, ходячий, то нет, он живой, такое я бы сразу заметил. Да и ты бы тоже. Верно?  – Да. Поэтому и спрашиваю, – а вот сейчас вдруг повеяло холодом. Чуя впервые за эти пару часов ощутил, что ему страшно. А если бы этот подозрительный человек что-то с ним сделал? Впрочем – Чуя тут же запнулся: какая разница, если Дазаю – плевать, как теперь выясняется!  – Мне он ни о чем таком не говорил. Но все же вел себя странно. Дазай-кун прав, что надо от них подальше держаться. Завтра же отправитесь домой. Мне в любом случае не понравилось такое пристальное внимание к тебе.  – Да, наверно, я зря помог, – Чуя сейчас больше даже сожалел о том, что вообще впустил их, а не напугал и не прогнал.  – Уже поздно сожалеть, да и пока ничего дурного не случилось…  Для Мори – нет, а вот для Чуи – все случилось. И голого Верлена теперь трудно из головы выкинуть. Это слишком будет странно смотреться, если он сейчас начнет стучать ею об пол, или Мори-доно решит, что это просто замашки кицунэ?  – Скажите Дазаю, чтобы не смел сюда приходить, – Чуя пытается устроиться на футоне в гнезде из только собственных хвостов, ощущая уже заранее, что это будет не так уютно, – и я вместе с ним не поеду завтра никуда!  – Странные заявления, Чуя-кун, может, пояснишь, в чем дело?  Чуя и правда готов высказаться, но вдруг дергает ушами и хмурится. Мори видит, как он внезапно насторожился, но не может сразу так понять, в чем дело, а Накахара, сдвинув с места футон, срывается, едва не врезаясь в сетку от мошкары, и несется прямо на улицу, прямо так, босиком, в растрепавшемся юката, лишь на ходу запахиваясь. Ему же не могло показаться!  То, что Мори выскочил следом за ним и тут же метнулся прочь, зовя на помощь, Чую нисколько не тронуло. Да, надо было в самом деле звать на помощь, и вокруг уже все начали суетиться, но он просто стоял посреди огорода несчастной хозяйки, часть дома которой охватил иссиня-черный пожар, и страшным он был не из-за его силы, а именно цвета – и здесь это цвет не проклятья, что ранее вытянул Чуя из чужого тела. Это цвет злобы и ревности, уж это он четко может распознать!  – Чуя-кун! – подбежавший спустя пару минут Мори одергивает его, завороженного и почти счастливого. – Я не знаю, какого черта это происходит, но быстро найди и угомони его! Слышишь! Люди боятся этого пламени, а надо тушить. Там могут сгореть…  – Иностранные гости, да? – Чуя спрашивает это шепотом. Ему все равно, вот честно. Он смотрит на это пламя и уже не важно, где тот, кто его сотворил, породив из самых темных недр души, оно вырвалось – и кицунэ испытывает почти блаженство, похожее на то, что может подарить лишь близость.  – Чуя! Быстро найди Дазая!  Лучше Мори-доно не злить и как-то пошевелиться, но Чуя не особо упирается, он и без того чувствует, что тот куда-то удрал, и что толку его искать – пламя уже не управляется лисом, его можно потушить, и Чуя уже ухмыляется, зная, чем подденет Дазая, а потом будет готов даже привести в достойный вид его изгвазданные хвосты, можно и его всего целиком, и можно потом это будет доверишь чем-нибудь еще, раз уж такие дела, хотя все равно куснуть за то, что помотал нервы, Чуя точно не забудет.  Предавшись мечтаниям, Чуя пропускает момент, когда из дома выбираются относительно целые и даже не поджаренные Верлен и Рембо. На них кто-то набросил старое хаори, и если Рембо все же выглядит каким-то пришибленным, то Верлен не особо похож на того, кто пережил дикий ужас. Конечно. Дазай предупредил, а не пытался убить, правда, окружающие могут этого не понять, и Мори-доно тоже ничего толком не осознал, но его разговор с потерпевшими спокоен, и он, кажется, больше пытается успокоить хозяйку и убедить ее в том, что возместит весь ущерб.  Чуя не мог все же не почувствовать на себе чужой взгляд. Верлен разглядел его под черной тенью огромной сливы, что тут тихонько себе росла, и во адресованном кицунэ взгляде явно читалось какое-то послание, но Чуя уже раз нарвался и что-то теперь не горел желанием даже просто приближаться, поэтому он отступает еще больше в тень, но на него продолжают смотреть, пока и Верлена, и того, кому Чуя помог, а теперь не знал, стоит ли об этом жалеть, не уводят в соседний дом, чтобы устроить на временный ночлег. Верлен обернулся, прежде чем совсем сгинуть из виду.  Не желая знать, что значат эти его немые просьбы, Чуя спешно оборачивается лисом и несется искать Дазая, чтобы насладиться и утешиться его черным пламенем.