Застывшие краски сменяющихся сезонов

Не вернувшийся к обеду Чуя едва ли мог кого взволновать, хоть и не было его с раннего утра. Он тварь хищная, если что, и сам себе найдет, чем поживиться. Сейчас уже наступили длинные дни, и он, наверно, просто где-нибудь прикорнул в лесу, ожидая темного времени суток, чтобы уж оторваться по полной. Так порой бывало, да и Дазай сам был склонен к подобному: невозможно было порой сидеть дома, хотелось свободы, а лес вблизи усадьбы Мори-доно – чудесное место для лисьих развлечений, однако, когда Осаму вынужден был всю ночь скучать в одиночестве и постоянно выдергивать свою ногу из лап Акутагавы, который во сне то и дело цеплялся за него, из-за чего тысячу раз пожалел, что пустил к себе, пора уже было насторожиться.  Под утро Чуя тоже не объявился. Дазай тогда лисом подошел к границе, где начинался лес, прижался к земле, принюхиваясь и прислушиваясь, попытался уловить последнее близкое движение ярко-красного пламени. Тревога лишь слегка поскребла ему хребет, но ничего такого опасного Дазай не ощутил, из-за чего еще больше насторожился. Чуя там совсем одичал, что ли? Честно говоря, хоть его и одолевало волнение, поверх куда крепче хватала за глотку лень, приказывая развалиться под фруктовыми деревьями в саду и наслаждаться пробивающимся сквозь листья солнцем, жмуря глаза от удовольствия, и Дазай в какой-то момент даже поддался этому напору, но затем услышал, как Мори-доно чего-то оживился в доме, и, опасаясь лишний раз привлечь его внимание, Дазай, не желая заниматься еще чем-то более скучным, на что наставник может его подписать, бросается в лес.  Он некоторое время рыщет по хорошо знакомым им двоим тропкам, садится на небольших холмиках, взбирается на поваленные деревья и без каких-то мыслей всматривается вдаль, размахивая хвостами и навострив уши. Птицы, дразня, устраивают пляски над головой, и Дазай, щурясь от яркого уже дневного солнца, некоторое время внимает природе, забыв все человеческое, что внутри него было, а потом, чуть крадучись, всегда помня об опасности, пробирается в совсем густую часть леса, где солнце уже не может достать так легко своими блестящими капельками.  Он забирается в самые дебри, места не особо знакомые, но вокруг лишь мелкие лесные духи, по глупости решившие поиграть с хвостами кицунэ, и Дазай им на радость подкидывает синих огоньков, но едва ощущает отчетливее близость рыжей лисы, срывается на бег, оставив о себе на память лишь потухающие искорки.  Замирает на небольшом расстоянии от цели, оценивает, а потом подкрадывается зачем-то, но Чуя и без того уже прознал, что его выследили, поэтому, приветствуя, поднимается, с земли, и Дазай нахмурился бы, если б мог, но он лишь сел и тихо тявкнул, хотя это едва ли выражало его эмоции.  Чуя недовольно дернул своими хвостами, в которые наглым образом вцепились острыми зубками, но все же пришлось отцепиться в полете: маленький лисенок – девочка, с размаху плюхнулся на свою сестрицу, приплющив ее к земле, что той явно не понравилось, и они с визгами и лаем принялись грызть друг друга, чем Чуя и воспользовался, отбежав от них немного.  Дазай, смекнув всю ситуацию, первым возвращает себе человеческий облик и давится смехом, а когда получает черными кончиками хвостов по лицу, сам пытается цапнуть, но не выходит, и остается лишь хохотать, что нисколько не тревожит дерущихся детей.  – Так тебя взяли в заложники! – да, в самом деле не было смысла переживать из-за отсутствия Накахары.  Чуя повторяет трюк по перевоплощению следом за ним и смотрит теперь, насупившись, ладно, хоть не бьет, у него как-то не то настроение.  – Я не виноват, что они за мной увязались!  – Ох, я-то думал: тебя кто атаковал и уже присвоил себе, а оно – так и оказалось! Только можно было на помощь не торопиться, – Дазай все хихикал, за что получил кулаком по спине. – Все, Чуя, теперь тебе не сбежать!  – Заткнись, дебил, лучше придумай что-нибудь!  Придумать? Дазай затих, но продолжал улыбаться, глядя на него, а у Чуи вид какой-то – полный отчаяния. Он вертит постоянно головой, следя за тем, что там вторят маленькие лисички, а те уже прекратили клацать зубами друг на друга и теперь просто носились по примятой Чуей траве.  – Где их мама?  – Если б я знал! – он так тяжело вздохнул – этот вопрос явно сейчас мучил его больше всего. – Я и связываться с ними не собирался! Просто услышал их лай…  – И связался.  – Не смешно, – Чуя сильно сжимает зубы, глядя на маленьких лисят, что несутся к нему. Наличие второго кицунэ их тоже воодушевляет, но все равно видно, кто им нравится больше. Им неважно, что сейчас оба внешне больше смахивают на людей: они инстинктивно ощущают сородичей, поэтому не испытывают ни капли страха, хуже того – чувствуют себя в безопасности рядом, и – да, пока не появится мама этих лисят, Чуе будет сложно от них отделаться – жалости в нем человеческой, к его сожалению, куда больше.  Маленькая нахальная лисичка снова пытается вгрызться в хвост Чуи, и благо, что шерсть линялая, его не особо заботит быть пожеванным, не говоря уже о том, что есть заботы посерьезнее.  – Я пытался найти лису, но вблизи ее точно нет, – он взял на руки второго лисенка, который с минуту сидел тихо, а потом весь принялся извиваться, чтобы отпустили, и прыгнул прямо на Дазая, принявшись вынюхивать, что тот мог такое вкусное держать в руках прежде, но запахи давно смешались, хотя интереса лисенка это не уменьшило. – А если от них далеко ухожу, вопить на весь лес начинают. Так точно ведь сожрут! Они и сами голодные были. Наверно, давно одни бродили.  Дазай поскреб лисенка за ушами, зацепившись при этом за колкую мысль о том, что совсем не помнил, чтобы с ним так кто-то обращался, но тут же сбросил с себя это бесполезное сожаление. То, что рассказал сейчас кратко Чуя, его не воодушевило. Лисята потерялись, а их мать так и не объявилась. Это плохо. Для Чуи – хах! Но если отбросить шутки, то… Дазай предпочитал держаться подальше от таких вот потеряшек. Сразу вспоминал себя мелким и блуждающим. Эти дни – они как снег: сходят, и забываешь, но потом что-то темное идет, и снежок, пусть и ненадолго, но кроет, и думаешь постоянно, без конца… Так давно это было, но ярко горит, словно снег на солнце.  О снеге думать летним днем посреди зелени леса – Дазай переключает свое внимание на Чую, который нескрываемо ждет от него решения проблемы. И то, что она заключается не в идее, чтобы встать и уйти, Дазай уже и так уяснил.  – Ты с ними провел всю ночь?  – Говорю же: боялся, что обидят. Нашел им еды. Прожорливые. Чуть меня не завалили, когда отбирали.  – Из них выйдут хорошие охотницы. Если выживут.  – Если выживут, – повторяет следом Чуя и хватает одну мелочь за хвост, на что та ворчит и тут же пытается тяпнуть, о Чуя руку не убирает и позволяет себя грызть, а потом нырнуть в собственные хвосты: лисятами они особо пришлись по душе. Они среди них, как среди волн, а тут еще и Дазая хвосты добавились – бесконечный океан.  – Ну, что я могу тебе предложить, раз они признали тебя своей мамочкой: сиди тут с ними до наступления осени. Они как раз подрастут, смогут сами выживать.  – Совсем рехнулся, тупая лиса? – Чуя пнул его в бок ногой: он-то рассчитывал, что кое-кто поможет, а не будет издеваться.  – А твои предложения? Притащить их в дом Мори-доно? Не думаю, что он будет особо против, разрешил же мне притащить Акутагаву и оставить себе, но проблема не в этом, и ты сам прекрасно понимаешь. Может, это для нас не столь плохо жить вместе с человеком, а вот они – они дикие, Чуя, и ты сам отлично это понимаешь, что не стоит обычных лис выманивать из лесов, да? – Дазай поднял лисенка за шкирку, впившись в него взглядом. Тот сразу инстинктивно притих, подобрав лапки и хвостик – нет, Дазай точно не подпишется за ними следить. Болезненно это все. Опустил его на место и накрыл хвостом – и ему не видно, и мелочь безумно рада белому пуху, что ласкает ее.  Чуя что-то там недовольно проскрипел, а потом поднялся, перебравшись через старое склонившееся к земле дерево. Лисятки поскакали за ним следом, но он будто бы не обращал внимания, сдернул с ветки листву, размяв ее в ладони, и теперь просто стоит и таращится куда-то в чащу. Ответы там, видать, ищет. Но Дазаю как-то быстрее него становится все очевидно.  Разглядывая Чую со спины, Осаму невольно любуется им, думая о том, как приятно просто иногда, сидя рядом, провести пальцами по шее, волосам. Иногда за это он мог получить, и ладно, что если не в пах, все зависело настроения Чуи, к тому же порой Дазай лез не в подходящий миг, но чаще все же – довольный отклик на ласку и нечто даже взаимное, особенно если они наедине. Да даже если позади них где-нибудь затаился Акутагава, все равно. Без этих моментов все сразу перестанет существовать, не говоря уже о большем.  Но ведь можно немного потерпеть.  – Еще есть все же маленькая надежда, что с их мамой все хорошо, и она явится, – Дазай сильно сомневался, лиса просто так не бросила бы свой выводок. Может, они просто потерялись, отстали от маленькой стайки, но могло что-то и более трагичное случиться, да исход один – лисята кружат вокруг Чуи, пытаясь на него запрыгнуть, а у того сердце дрожит, и разобьется оно совсем, если Дазай сейчас скажет, что такова природа и ничего не поделать. – Что ж, может, ты теперь хотя бы поймешь, каково мне…  – А? – Накахара, не понимая, что за бред он несет, поворачивается с явным выражением глубокого скепсиса, а Дазай лишь делает вид, что Чуя, как всегда, – болван и не понимает очевидного.  – Повозишься с мелочью, осознаешь, каково мне постоянно присматривать за Акутагавой!  – Ты ни черта за ним не присматриваешь! Это он просто всегда таскается следом за тобой.  – И на что это похоже? – Дазай вытянул руки вперед – в направлении Чуи – как бы намекая на равнозначность, но тот лишь прыснул, не оценив всех страданий. – Знаешь ли, как допекает, когда он лезет к тебе спать.  – Ему просто бывает одиноко.  – Какой ты сочувствующий, а сам недавно ругался!  – Я просто, – Чуя запнулся… – Нечего лезть, когда мы… Сам с ним разбирайся!  – Я бы посоветовал тебе разве что перебраться чуть поближе к дому, – Дазай оглядел лес. – Тут хорошо, но там точно будет безопасно, посторонние не ходят, охотников тоже нет, да и кто тут посмеет обидеть лисят, если вдруг увидит?  Чуя не против. Да и не пугает его перспектива провести лето в лесу – это же не так, как раньше, когда они были одни, маленькие. Его явно больше волновало, поддержит ли его Дазай в том решении, которое он принял, возможно, еще до их встречи здесь. Осаму, конечно, про себя не был в восторге от того, что придется терпеть некоторое отсутствие Накахары – над кем он будет издеваться? Однако вот уж велика проблема – он с радостью примчится к нему в лес. Главное, чтоб не одичал, пока будет тут лисой валяться на солнышке, хотя перспектива отдыха видится смутно: этих двух девиц ведь воспитывать надо будет, обучить – ох, Чуе будет весело! Можно и Акутагаву ему подкинуть, но это будет слишком нагло, да и Чуя, скорее всего, явно умеет считать и легко вычислит, что к двум лисам добавилась еще одна и пожирнее.  – Чего ты лыбишься? – Чуя не поймет, какие там мыслишки бродят в голове Дазая – сразу потому насторожился.  – Думаю о том, сколько места освободится, пока тебя не будет. Я-то все гадал: как бы тебя выставить подальше, чтобы не мешался, а ты сам решил мою проблему!  – Нарываешься, тварь! – Чуя угрожающе заскрипел, на что лисички дернулись, но тут же забыли о тревоге.  – Грозный Чуя! Не трать зря силы, – Дазай поднимается и стряхивает с себя травинки. – Лучше отправиться сразу на поиски норы, я могу за ними присмотреть, пока тебя не будет, но долго не возись!  Дазай мог бы и сам, конечно, этим заняться, и даже сначала так и думал, но солнце подымалось все выше, скоро совсем от жары станет дурно – пусть лучше Чуя упирается, а тот ведь, как всегда, наивно принял безропотно – недовольный скрип не считается – свою миссию.  Накахара расстарался. Нашел норку не особо далеко от жилища Мори-доно, правда, задержался все же, из-за чего у Дазая голова пошла кругом сильнее, чем от жары, от этих двух верещащих существ, которые, лишившись рыжих хвостов, не отказались помучить белые. Сначала было весело играть, а потом вот – лень подала голос, и Дазай просто расстелился на траве, позволяя с собой делать все, что хотят. Чуя же умудрился превратить норку в шикарное убежище, прокопал немного глубже – там под землей будет не так жарко, а заодно еще и добычу притащил лисятам – благо, что к этому моменту мяска им было достаточно, и без маминого молока они смогут обойтись.  Дазай впоследствии, повинуясь какому-то порыву, что охватил его под влиянием Чуи, помог прорыть второй запасной выход. Особо в еде Чуя не нуждался – охотился он всегда метко, у него есть, чему поучиться, поэтому Дазай просто таскал ему всякого рода вкусняшки, коих не раздобыть в лесу. Маленькие лисоньки быстро просекли и этот момент, поэтому заранее научились издалека вычислять, когда к ним подбирается Дазай, который с приближением осени стал притаскивать все больше фруктов из сада, за которые они дрались, а потом долго пытались разгрызть.  Еще в самом начале, в сырые недели сезона дождей, Дазай порой даже оставался ночевать вместе с Чуей, забираясь к нему в нору, и в этом было что-то их личное, особенное, когда они вот так вот спали вместе, сбившись в один теплый комок, под теплый бочок которого забирались лисята и сладко дрыхли, укрытые хвостами. Дазай хоть поначалу и не думал во все это вмешиваться, но по итогу и сам не заметил, как его то и дело стало тянуть в лес. Мори-доно ничего не говорил, он и сразу не сказал, когда узнал, что Чуя решился присмотреть за оставшимися без мамы лисятами; разве что Акутагаве было немного грустно, потому что его совсем забросили, и Дазай лишь мог успокаивать себя тем, что тот все же мальчик уже не маленький, к тому же никто ему не запрещал приходить к тайной норе, которую Чуя с каждым днем все тщательнее маскировал, но Рюноскэ затаивался недалеко и наблюдал из-за деревьев, уходя лишь в моменты, когда Дазай сам возвращался домой.  С наступлением все еще теплых осенних дней уже было очевидно, что опекать лисят приходится все меньше. Девицы из них получились, как и предполагалось, своенравные, Чуя как и был для них предметом, который можно погрызть, так и остался, но постепенно они все же распознали в нем нечто большее, чем просто лису, научились отличать нюансы, все-таки это вам не абы кто! Грозный ёкай, да только грозным Чуя с ними особо не был, зато каждый раз довольно косился на Дазая, мол, смотри, какой я молодец!  Молодец… Осаму все размышлял, как эта нянька переживет расставание: он-то – очевидно, что привязался, а вот лисок инстинкты уже дергают покинуть ставшее родным гнездо, и едва ли внутри них блеснет что-то похожее на сожаление, а ёкаям зачем-то вот дали возможность научиться человеческим чувствам, к добру или к горю, и Дазай все следил пристально, но Чуя оказался в этом плане куда более взрослым, хотя… Мори-доно говорил, что по рамкам кицунэ – они едва ли могут считаться полноценными взрослыми духами, но, кажется, Чуя все же одну из этих сторон смог постичь (и Дазай так сразу испугался – не дай Инари еще один хвост вырастет раньше его, он столько переживал из-за этого, но вроде обошла стороной сия боль).   – Греешься?   – Скоро холодать начнет. Ночью уже чувствую – нет того тепла, – Чуя валялся на энгава, прикрыв глаза рукавом кимоно и разбросав в стороны свои хвостики. Дазай сел рядом с ним, подобрав один, что снова стал обретать сезонную пышность, и принялся аккуратно вычесывать мусор гребнем.  – Ты больше не пойдешь проведать нору?  – Их уже два дня там нет. Думаю, далеко ушли, – он вздыхает, немного горестно, но в то же время как-то гордо, что ли. Он переворачивается набок и начинает перебирать перышки от разных птиц – добыча, что его лиски самостоятельно поймали. Трофеи и показатели самого Чуи.  – Скучаешь уже? – Дазай нежно мнет самый кончик хвоста, на что Чуя негромко уркнул, а потом уже глянул на него.  – Я думаю, все будет хорошо. Это ж я их растил. Видел, как они распушаться начали? Да и в обиду они себя точно не дадут. Сильные.  Дазай кивает ему, подмечая немо, что на свой вопрос он ответ не получил. Но Чуя, как ему казалось, с самого начала знал, на что подписывался, и знал, чем это закончится, и еще более ясно он понимал, что так будет лучше. Что там свобода – а здесь люди, привязанности, чувства – этого диким созданиям не надо, а то одни беды.  – Позовешь Акутагаву на ночную охоту? Ты ему обещал.  Очевидно, что это лишь предлог, чтобы еще раз оббежать лес и убедиться, что все, и воспитанницы ушли далеко, но Дазай и тут просто кивает. И да. Надо позвать Акутагаву. Этот-то субъект прирученный, и от него никуда не денешься.  Завидует ли ему на сей счет Чуя?