Патронат

      Меня зовут Ник Уилсон. Мне 46. Я работаю в компании, которая предоставляет услуги по дисциплинированию людей. Люди приходят к нам с одной только целью — быть наказанными. Кто-то приходит сам, кого-то приводят. Если ваш подчиненный постоянно опаздывает, или сын грубит - милости просим.       Нет, я не садист, скорее наоборот. Я действительно стараюсь помочь тем, кто попадает на мои сеансы.       Обычно, наказуемый приходит, получает наказание и уходит. Но бывают и исключения.       Утром мне позвонил мой друг — Ричард Дэнвер, работники которого не редко становились нашими «клиентами». Он просил о помощи с дочерью. Я знал, что у Ричи есть дочь, мы общались с ней пару раз, но близки никогда не были. Тем не менее, его звонок меня удивил. Я помнил Джесс как достаточно вежливую и добрую девочку. С другой стороны, ей сейчас должно быть около 15, не самый простой возраст.       — Ты не понимаешь, — говорил он мне. — Она совсем меня не слушает, делает вид, что меня не существует.       Чтож, такие истории не новы. Многие родители приводят своих детей к нам именно с такими словами. Я предложил ему записаться ко мне на сеанс.       — Нет, я не совсем об этом хотел попросить, — голос подавленный, на него не похоже. — У вас же есть услуга, когда человек живет с тобой какое-то время? Патронат. Да, такая услуга была, только вот популярностью не пользовалась. Далеко не каждый готов жить с незнакомцем, который будет его периодически бить. Да и стоит это сильно больше обычных сеансов.       — Ты хочешь отдать мне свою дочь на патронат? Неужели все настолько плохо? И ты действительно думаешь это поможет?       — Я не знаю, Ник, правда. Но я не могу так больше. Она будто специально злит меня. Ты ведь поможешь?       В начале я не хотел соглашаться на это. Взять к себе дочь друга, периодически наказывать, убеждать ее слушать отца... Проблем было слишком много. Но потом я вновь вспомнил Джесс, какой она была при общении со мной, и просто не поверил, что она так изменилась. Решил разобраться. Да и друг мой был в отчаянии.       — Ричи, я не могу так просто забрать ее. Приходите сегодня вечером, после закрытия, ко мне в офис. Это надо обсудить. Я пообщаюсь с тобой, твоей дочерью. Возможно покажу вам, что будет, если Джессика будет жить со мной. И тогда мы, все вместе, решим, заключать ли договор.       — Ник, я никому больше ее не доверю. Прошу тебя.       — Приходите, жду вас сегодня в семь часов в моем кабинете, — и, подумав, добавил, — И ещё, я не заберу Джесс, если она сама не даст своего согласия на это.       Остаток рабочего дня прошел в обычном режиме. В шесть ушел мой последний клиент. В половине седьмого в дверь постучали. В коридоре, перед кабинетом, стоял Ричард, за его спиной, потупившись, Джессика.       — Ник, прости, что рано. Надеюсь мы не помешали?       — Привет, Ричи, я вас ждал — мы обменялись рукопожатиями. —Здравствуй, Джессика.       Я обернулся к девушке, улыбнулся и протянул руку. Она не ответила, лишь быстро кивнула. Я решил не акцентировать на этом внимания, но у ее отца было другое мнение:       — А ну не позорь меня! — от его злости вздрогнул даже я, он был слишком раздражен для такой мелочи. — Поздоровайся как полагается!       — Ричард, не стоит, — я и правда не хотел конфликта, и понимал, каково девушке. — Совершенно нормально, что Джессика растерялась, ей нужно обвыкнуться с происходящим. Пройдём ко мне, и поговорим там.       Мои опасения начинали подтверждаться. Дело было не только в Джессике, раздражительность Ричи была не менее значимой причиной конфликта. В кабинете я устроил им интервью. В чем проблема? Есть ли проблемы с поведением в школе, или только дома? В чем они выражаются? Пробовали ли они их решать? Говорил со мной только Ричард. Его дочь лишь сидела в кресле, опустив глаза, краснея, когда отец говорил об их отношениях, и из последних сил сдерживая эмоции. Мне стало ее очень жаль. Из разговора я узнал, что проблема у нее только в общении с отцом. Значит, с воспитанием больших проблем быть не может. Так что такого произошло между ними, что Ричи хочет отдать ее под мой патронат?       — Ну так что, Ник, ты займёшься этим? — видимо, задумавшись, я не заметил, как воцарилась тишина.       Надо решать. Возможно, попытка наладить их отношения закончится для меня ссорой с другом. Но я просто не мог не попробовать. Надо было действовать ва-банк.       — Джесс, — я намеренно обратился к ней напрямую. — Скажи, твой отец говорил тебе, чем я занимаюсь?       В ответ — испуганный кивок. Видимо она не ожидала, что я могу заговорить с ней, и уж тем более не хотела говорить об ЭТОМ.       — И ты понимаешь, зачем он привел тебя ко мне? — вновь кивок. Ричард, к счастью не вмешивается. — Хорошо. В таком случае, если конечно вы оба не против, я заберу тебя в соседнюю комнату, и мы проведем пробный сеанс.       Я решил провести сеанс не потому, что этого хотел. И уж тем более не потому, что этого хотел Ричи. Просто это был единственный способ поговорить с Джессикой наедине. К тому же, прежде чем согласиться на патронат, или отказаться от него, она должны была понимать, что ее ждёт.       В глазах девочки страх и слезы, но она не перечит. Встаю, подхожу к ней и протягиваю руку. В этот раз она отвечает, беру ее ладонь в свою.       — Ричи, побудь здесь, когда мы будем готовы, я тебя позову.       Зайдя в комнату, я плотно закрываю дверь. В комнате хорошая шумоизоляция, я уверен, что нас никто не услышит. Джессика стоит спиной ко мне, смотрит на кушетку, шкафы с девайсами, веревки. Набор впечатляющий, можно даже сказать устрашающий.       — Не бойся, нам это не понадобится, — спешу успокоить ее я. Она оборачивается на мой голос.       — Вы хотите побить меня? — голос дрожит, да и сама она тоже.       — Нет, Джессика. Не совсем. Не бить, — подхожу ближе, но не трогаю ее. Девочка в ужасе, мне нужно ее успокоить. — Тебе не нужно меня бояться. Я не тиран, я не собираюсь тебя истязать. — страх в глазах дополняется недоверием. — Ты ведь достаточно взрослая, и я верю, что ты хорошая. Я не заберу тебя под патронат без твоего согласия. А если ты переедешь ко мне, я тебе обещаю, что и пальцем тебя не трону без твоего разрешения. Поверь, я не желаю тебе зла.       — Но я не хочу, — в голосе слышатся слезы, которые она не позволяет себе пролить. — Я не хочу жить с вами, чтобы вы меня наказывали.       — Тогда откажись, я тебя не заставлю.       — Но я не могу отказаться. У меня нет выбора. Я в ловушке.       — Нет, не правда. Почему ты так думаешь? Ты имеешь полное право отказаться.       — Нет, не имею! — она почти кричит, сил держать слезы больше нет. — Неужели вы не понимаете? Я либо поеду к вам, либо все станет ещё хуже! Он и так меня уже ненавидит.       — Джессика, — я делаю еще шаг навстречу к ней, но она отстраняется, и я останавливаюсь. — Послушай. Твой отец не ненавидит тебя. Я не знаю, что между вами произошло, но я могу помочь вам. Вы ведь не всегда общались так, как сейчас. И я обещаю, что не обижу тебя.       Она смотрит на меня испытующе. Может думает, стоит ли верить мне, может действительно считает, что у нее нет выбора.       — И что я должна сделать?       — Сейчас я тебя накажу, впервые для тебя, как мне кажется. Или я не прав?       Она молчит, только кивает.       — Тогда я предупрежу тебя сразу. Будет больно, и будет стыдно. Но я буду аккуратен, не допущу никакого вреда для тебя. Ты согласна?       Снова молчит, обдумывая мои слова. Ей страшно сказать да, но и отказать она тоже боится.       — А что будет, если я не соглашусь?       — Ничего. Ты просто уедешь домой с отцом, и будешь жить как раньше, делая вид, что сегодняшнего дня и не было.       Опять раздумья. Видимо, дома ей тоже приходится не сладко.       — Хорошо, — в глазах все еще испуг и слезы, но голос решительный. — Я согласна. Накажите меня, а потом я подпишу договор.       Надо отметить, она меня удивила.       — Как скажешь, — я подошел к ней ближе, в этот раз она не отстранилась, хоть и напряглась. — Тогда спусти штаны и упрись животом на эту кушетку. Ее руки задрожали. Так всегда бывает у тех, кто приходит ко мне в первый раз. Это плохо, сейчас и легкое касание может показаться ей сильным ударом, что уж говорить о шлепках, пусть и рукой, которые ей предстоит перенести. Я все же не хочу причинять ей вред или слишком сильно пугать.       Она посмотрела на меня очень жалостливо:       — А обязательно снимать штаны? Можно, пожалуйста, в них?       Ну конечно. Раздеться перед чужим мужчиной для девушки не менее страшно, чем получить по попе. Но тут я ей помочь не могу:       — Прости, но нет, — я заглядываю ей в глаза, стараюсь показать, что мне и правда жаль. — Это нужно, чтобы я видел, как ты реагируешь, иначе я могу переборщить, ударить слишком сильно или оставить следы.       Она вздрогнула, осознание дальнейшего шага пришло к ней быстро.       — Вы и трусы с меня снимете?       — Да, но только когда ты уже ляжешь, и войдет твой отец. Поверь, этого не стоит так бояться.       Она замялась. Я ее не торопил. К тому же Ричи, на удивление, и правда покорно сидел и ждал за дверью. И, в итоге, она подошла к кушетке, решительно сдернула вниз штаны, и легла, как я и просил. Меня это порадовало. Она доверилась мне.       — Умница, — похвалил я ее, подойдя с боку. — Шлёпать я тебя буду рукой. Это не так больно и страшно, как остальные предметы. И шлёпну я тебя ровно 20 раз, по 10 на каждую половинку твоей попы. Ты меня поняла?       — Да, мистер Уилсон.       Она впервые обратилась ко мне. Ее деловой тон смутил меня, но не удивил.       Наказание было детским, я даже не помню, чтобы кто-то получал столько же. Но не стоило забывать о моральном аспекте вопроса: для нее это впервые, ей страшно, ужасно стыдно. Большее число ударов она могла и не вынести. Тем не менее, я проговорил ей и другие условия:       — Тебе можно плакать, кричать, стонать. Но, тебе нельзя мне мешать: прикрываться, вставать, драться. Я буду тебя придерживать. Думаю, ты справишься, но, если станет нестерпимо, скажи, и я остановлюсь. Сделаем перерыв, а потом закончим. Договорились?       — Угу.       Я вышел, проговорил Ричарду все, что будет происходить, что его дочери можно, а что нет. Вдвоем мы зашли к Джессике. Она лежала также, как и когда я уходил. Ричи сел в кресло напротив кушетки.       Подойдя к Джессике сбоку, правую руку я положил ей на спину, чтобы не давать вскакивать и дергаться во время сеанса, а левой (ей я работал не хуже, чем правой — профессиональный навык) максимально аккуратно, чтобы не напугать, стянул трусики и тихонько, очень нежно провел ладонью от поясницы к ногам. Девочка вздрогнула, но промолчала.       — Ты готова? — это действительно важный вопрос. Что-то вроде финального разрешения.       Тихое, но уверенное «да».       Первый шлепок. За ним, почти сразу второй. Джессика вскрикивает, но скорее от неожиданности, чем от боли. Делаю небольшую паузу, а затем, не снижая силы, наношу еще два шлепка. Дергается, но в этот раз молчит.       Бросаю быстрый взгляд на своего друга. Нельзя сказать, что ему это нравится, но он и не перечит. Сидит абсолютно спокойно.       Следующие 8 ударов Джесс терпит молча, лишь стонет и дергается. Если бы не моя рука, она бы вставала после каждой пары шлепков. Ее попа розовеет, но ничего страшного в этом нет. Я специально шлёпаю так, чтобы не оставить следов, а краснота спадет уже через час.       Перебираюсь к низу ягодиц. Удары там чувствительнее, и девочка вновь вскрикивает, но остановиться не просит. Вновь глажу ее по ягодицам, которые стали еще и значительно теплее. И только теперь слышу всхлип. Очень тихий, он скрывался за звуками шлепков. Мне вновь становится ее жаль. Она ведь особо ни в чем не виновата.       Наношу еще четыре шлепка на те места, где кожа еще белая, и говорю:       — Осталось два удара. Джессика, когда я закончу, лежи и не вставай, пока я не разрешу. Ричи, тебя я попрошу уйти сразу, после окончания наказания.       Оба послушно кивают. И на том спасибо.       Заканчиваю. Ричи, как и обещал, сразу встал и вышел. Джессика же, услышав, как за отцом закрылась дверь, разревелась, уже совсем не сдерживаясь. Бедная девочка. Медленно глажу ее по спине, голове, плечам. Специально не трогаю попку.       Проходит несколько минут, прежде чем она успокоится. Но все ещё не встает, ждет команды. Натягиваю на нее плавки.       — Ну все, можешь встать, — придерживаю ее за плечи, и разворачиваю лицом к себе. — Как ты?       — Я вас ненавижу! Вас обоих! — в ее глазах злоба, отчаяние и ужасная обида. Отталкивает мои руки.       Мне понятна такая реакция. И все же я хочу ее успокоить. Знал, что просто не будет.       — Прости, что пришлось сделать тебе больно. Я просто хотел показать, что тебя ждет при патронате. Ты все ещё можешь отказаться, я сумею убедить твоего отца, что это не нужно.       — Ничего мне от вас не нужно! Никакие ваши уступки. Я подпишу этот договор, но ненавидеть вас не перестану. Я соглашусь, только чтобы уехать! Он еще хуже, чем вы!       — Дело твое, — пожимаю плечами, будто мне это безразлично, хотя внутри все кипит. Я не хочу забирать ее под патронат зная, что она злится на меня. Хотя, я надеюсь, что это просто реакция на наказание, и она передумает. К тому же я понял, что злость ее направлена и на отца. Она ждала от него защиты, а он меня не остановил. — Тогда идём к твоему отцу, все оформим.       В кабинет мы возвращаемся так, будто прошедших тридцати минут и не было.       Ещё раз обговариваю основные пункты патроната. Срок — 6 недель, я имею право на любое физическое наказание, которое посчитаю нужным, все правила устанавливаются мной. Есть только одно большое НО. В случае побега Джессику к себе я возвращать не стану. Этот пункт обычно ничего не значит, но по факту он дает воспитываемому право уйти в любой момент. Возражений у Ричарда и Джесс нет, так что мы подписываем договор.       — Чтож, сегодня вторник. Я заеду за Джессикой в пятницу, часа в два дня. Здесь, — достаю из ящика стола заранее заготовленный список, — все то, что ей понадобится, пока она будет жить у меня, а также то, что она может взять при желании.       Я специально выбрал такое время. Знал, что Джессика будет дома одна, а я хотел поговорить с ней наедине перед переездом.       Вопросов не возникает. На прощание жму Ричарду руку, говорю «до свидания» Джессике. Она вновь кратко кивает, и они с отцом скрываются за дверью.