Патронат

      — Ты действительно хочешь знать?       Весьма уверенный кивок, даже взгляд не отводит.       — Пойдем на кухню. Разговор будет длинный, думаю с чашкой чая нам будет проще.       На кухне я начал заваривать чай, собираясь с мыслями, а Джесси села за стол, не произнося ни звука, ожидая, пока я начну, и лишь внимательно следила за каждым моим движением.       Даже когда чай был готов, я медлил. Больше всего я боялся, что Джессика изменит свое отношение ко мне, узнав ответы на свои вопросы, а это было бы совсем ни к чему.       Решился начать я только через несколько минут:       — Джесс, в первую очередь я хочу попросить тебя: все вопросы и комментарии оставить на тот момент, когда я закончу говорить, ладно?       — Я ведь никогда тебя не перебиваю, — она сделала слегка обиженное лицо, но я знал, что она не обижена.       — Я на всякий случай, — слегка улыбаюсь, стараясь приободрить самого себя, но получается не очень. — Чтож, давай начнем по порядку. Первым твоим вопросом было «почему ты один», так?       Девочка кивает.       — Не знаю, подозревала ли ты это, или тебе просто стало любопытно, но, думаю ты достаточно взрослая, чтобы мне не пришлось врать. Я гей, Джесс.       Останавливаюсь, чтобы посмотреть на ее реакцию и, по тому, как она задумалась, понимаю, что таких мыслей у нее не возникало. Воспользовавшись возникшей паузой, она спросила:       — А папа знает?       Этот вопрос поставил меня в тупик.       — Хм, я даже не знаю. Я никогда не скрывал этого, но и прямо ему не говорил, так что все может быть.       — И вам никогда... ну... не нравились девушки?       — В плане отношений — нет, — я слегка покраснел, надеясь, что она не начнет расспрашивать подробнее. — Я могу оценить красоту девушек, ум, они могут понравится мне как люди, но не как партнеры, понимаешь?       — Да, — интересно, кто из нас сейчас смущен больше.       — Тебя что-то смущает?       — Нет, просто... Это как-то неожиданно. Я не думала, что ты гей.       — Надеюсь, это не проблема?       — Нет, что ты. Это ведь на тебя, как на человека, не влияет. Просто, ну, геев обычно показывают другими, типо, худые, модные, с маникюром. А ты другой, большой, накачанный, бородатый. Я и предположить не могла.       Она улыбнулась, и я, наконец, почувствовал облегчение. С первым пунктом разобрались.       — Ну да, наверное, не очень похож. Будем считать этот вопрос закрытым?       — Да.       — Отлично. Второй твой вопрос «почему ты такой добрый и хороший, но работаешь дисциплинатором», так?       — Ну, да, что-то вроде того.       — Чтож, — я задумался, как бы лучше начать. — Мой отец был из тех, кого называют домашними тиранами. Ты знаешь, что это значит?       — Он был жестоким?       — Да, — видя, как она съежилась, я решил особо не вдаваться в подробности. — Он был жестоким, и моя мама сбежала от него, когда мне было 10. Только вот меня она не забрала.       Я почувствовал, как на меня накатывает волна детских страхов и обид, и ненадолго замолчал, делая вид, что пью чай. Джессика молчала.       — Когда мама ушла, отец все свое зло стал срывать на мне. Мы жили в деревне, телесные наказания были нормой, но то, что делал он... Он избивал меня, и часто я даже не знал, за что. Я частенько сбегал, прятался от него у соседей. Знаешь, кто это был?       — Нет, — она мрачнее тучи, надо как-то разрядить обстановку.       — Твои бабушка и дедушка. Они брали меня к себе на время, говорили моему отцу, что я работаю у них, а я за это помогал им в огороде, и приглядывал за твоей мамой, ей тогда было лет 5—6.       Вижу, что она удивлена.       — Да, Джесс. В начале я был другом твой мамы, и только потом стал другом Ричарда. Когда мне было 15, я поступил в мед. колледж, я хотел помогать людям, и уехал из дома, поселился в общежитии. А когда мне исполнилось 17, отец умер. Где была моя мать никто не знал, и меня снова приютили в доме твоей мамы.       — А как ты стал дисциплинатором?       — Ну, понимаешь ли, я закончил колледж, и мне нужно было учиться дальше, чтобы стать врачом. Но мне нужно было обеспечивать себя, я работал, и бросил учебу. А потом, когда открылась фирма, в которой я работаю, один мой товарищ предложил мне работу там. Они искали врачей, чтобы все было безопасно. И я согласился.       — Хочешь сказать, что тебя били в детстве, и когда ты вырос, стал наказывать других людей?       — Звучит не очень, да? — я усмехнулся, представляя, что она обо мне подумала. — Я подумал, что смогу помогать людям, которые попадают на мои сеансы. Наказания, как таковые — вещь приемлемая, если соблюдать ряд правил.       — Твой отец их не соблюдал, да?       — Да. И я, зная, как может быть, понимал, как делать не стоит. Тебя ведь не обижают наказания?       — Нет, что ты, — она покраснела. — Ты же наказал меня за дело. А профилактики не страшные. Я не боюсь и не обижаюсь, потому что ты добр ко мне. В этом все дело, да? Ты не злишься?       — Я никогда не наказываю человека, пока зол на него, ты права. Но, что важнее, человек, которого я наказываю, всегда знает, за что и сколько именно получит. Думаю, в этом и есть грань между наказанием и жестокостью.       — Можно тебя обнять? — девочка вдруг стала очень печальной.       — Ну конечно, что за вопрос.       Я подошел к ней, Джесси прижалась ко мне, и я, неожиданно для себя, услышал всхлип.       — Эй, милая, ты чего, — поглаживаю ее по голове.       — Прости. Просто мне стало тебя жаль... Ты столько пережил, но все равно такой хороший...       — Не стоит, сейчас же у меня все хорошо. У меня есть друзья, работа. Успокойся, и пообещай мне кое-что.       — Что?       — То, что ты сегодня про меня узнала, никак не отразится на нашем общении. Я не хочу, чтобы ты меня жалела или стеснялась. И, уж тем более, я не хочу слышать шутки про мою ориентацию. Ладно?       — Хорошо, конечно, — она постаралась улыбнуться. — Знаешь, дядя Ник, ты лучший.       — Знаю, Джесс, — я рассмеялся, и девочка подхватила мое веселье.       Мы побеседовали еще какое-то время о разных вещах, особенно Джесс интересовало, какой была ее мама, когда была молодой. Когда я взглянул на часы, время уже близилось к ночи.       — Чтож, Джессика, пора спать. День был долгим и тяжелым, думаю, нам стоит как следует отдохнуть.       Перед сном я снова обработал ее попку кремом, хоть следов на ней и не было, чмокнул в макушку, и уже хотел было уходить, когда услышал:       — Мы с мамой правда похожи? Ты говорил.       — Да, правда. Но только внешне. Характеры у вас разные, как мне кажется. Ты спокойнее, твоя мама вечно попадала в неприятности.       — Значит мы похожи больше, чем ты думаешь. Просто ты этого не знаешь, — она невесело усмехнулась.       — Надеюсь, ты ошибаешься. Для твоего же блага, — я коварно улыбнулся, подмигнул, и, судя по тому, как девочка смутилась, она поняла, о каком благе я говорю.       Ох, как я надеюсь, что поняла.