Патронат

      Утром я проснулся довольно поздно, но все равно раньше Джессики. На часах - половина двенадцатого, 2.5 часа до прихода Джонни, если тот, конечно, придёт.       Есть не хотелось совершенно, и я был уверен, что у Джесс тоже не будет аппетита, так что завтрак я готовить не стал, сварил себе кофе, и начал обдумывать, что мне делать.       Злости я уже не чувствовал, даже не сердился особо, хотя наказать ее нужно будет, и наказать сурово, как бы мне не хотелось ее пожалеть. Но это потом, в начале - помочь. Она явно проснётся в ужасном состоянии, так что в начале привести ее в порядок.       Я достал из шкафа бутылку гранатового сока, из аптечки - пачку аспирина. Это готово.       Дальше нужно будет поговорить, выяснить, что случилось. Не думаю, что ей просто захотелось взбунтоваться, и она напилась. Да и парнишка очень упорно настаивал на ее невиновности, так что выяснять все придётся досконально. И только потом решать, как, чем и сколько наказывать. И кого, видимо, тоже.       Взглянул на часы. Полдень. Не хотел, но пришлось - пошёл будить свою подопечную. До прихода Джонни успеть надо немало, а времени не так уж и много.       Аккуратно растормошил девочку, выдергивая ее из царства снов.       — Джесс, — она поднимает на меня полный непонимания взгляд, и, видимо, осознав, что произошло, тут же его опускает. — Джесс, пора вставать, поднимайся.       Вижу, что ей стыдно и страшно, и понимаю, что из кровати она не вылезет, пока я не уйду.       — Джессика, я жду тебя на кухне, ладно?       Молчаливый кивок, на меня упорно не смотрит. Плохой знак.       На кухню она пришла минут через 15, несчастная, измученная, но хоть переоделась (спала она в платье с вечеринки, к счастью, оно было чистым, и переодевать ее мне не пришлось).       — Как ты себя чувствуешь?       — Голова раскалывается, мутит, и пить очень хочу, — взгляд не поднимает, зато говорит честно.       Протягиваю ей таблетку аспирина и стакан воды, слежу, чтобы она их выпила, и наливаю сок.       — Зачем это?       — Чтобы не мутило, — вижу, что она сомневается, поэтому добавляю, — просто поверь.       Поверила или нет, но сок она тоже выпила. От завтрака, конечно, отказалась. Просто молча сидела напротив меня, сжимаясь, боясь, кажется, даже дышать.       Я даю ей какое-то время, в надежде, что она начнет разговор, но, не дождавшись, начинаю сам:       — Хочешь что-нибудь сказать? — стараюсь говорить максимально миролюбиво, почти ласково. Девочка и без того в ужасе, ругаться смысла нет.       — Прости.       — За что?       — За все. За то, что напилась. Мне ужасно стыдно, правда. Я ведь обещала не пить, знала, что мне нельзя. Ты, наверное, жутко зол, — всхлип, началось. — Я приму любое наказание, только, пожалуйста, не ругайся.       — Посмотри на меня, — она поднимает глаза, и теперь боится их опустить. — Похоже, что я зол?       — Нет, — мотает головой, и из ее глаз начинают бежать слезы.       Придвигаюсь ближе к ней, и прижимаю трясущееся тело к себе.       — Я не собираюсь кричать, не собираюсь ругать тебя. Я не зол, — в подтверждение своих слов я глажу ее по голове. — Но я не понимаю, что произошло. Расскажешь?       — Да нечего особо рассказывать, — она трет глаза и пытается перевести дыхание. — Я решила, что, если немного выпью, ничего не случится, но, видимо, что-то пошло не так, — ей стыдно, это видно, она и говорит почти шёпотом, будто надеясь, что я не услышу. — Я ведь даже не помню, как ты меня забрал.       Что-то не сходится, по этой версии Джонни совершенно ни при чем, но я решил ей об этом не говорить, как и про его приход, а вместо этого, не подумав, произнес:       — Не удивительно, ты идти толком не могла.       Ее глаза снова опускаются, и я пожалел, что сказал это. Надо как-то успокоить девочку, я не хочу, чтобы она боялась.       — Джесси, послушай. Я не против алкоголя, но точно не в 15 лет, и не до такого состояния. Поверь, про спасительные свойства гранатового сока мне тоже не на школьных уроках рассказали, — я усмехаюсь, и, к моему счастью, на лице Джессики появляется легкая усмешка, от того, что я не святой, ей становится немного легче. — Да, ты провинилась, но это не меняет моего отношения к тебе. Ты все еще моя воспитанница, и, я надеюсь, мой друг.       — Ты накажешь меня? — в голосе едва слышимый звоночек надежды, которую я не могу оправдать.       — Да, если ты согласна с тем, что провинилась. Ты ведь нарушила сразу два правила: не пить и не врать. Мне жаль, но, боюсь, нам придётся это сделать.       — Я понимаю.       Она старается взять себя в руки, и смотрит на меня в ожидании, но я не могу наказать ее сейчас, не узнав всей правды. Надо отсрочить.       — Джессика, сейчас тебе нужно привести себя в порядок. Прохладный душ поможет окончательно прийти в себя. С наказанием решим чуть позже, ладно?       — Ладно.       — Тогда иди, я позову, когда будет нужно.       — Ты правда не обижен? — она смотрит с подозрением, видимо, не понимая, почему я не наказываю ее сейчас.       — Правда. Просто мне нужно немного подумать.       Пока Джесс приводила себя в порядок, мне пришло смс:       «Мистер Уилсон, как Джесс? -Дж.»       Интересно, не помню, чтобы давал ему свой номер. Но забота похвальная.       «Лучше, чем вчера».       Пара минут, новое сообщение.       «Я же могу приехать?».       «Я же вчера сказал, да».       «Буду через полчаса».       Смотрю на время, час дня. Чтож, раньше не позже. Меньше мучить Джессику ожиданием придётся.       Захожу к ней в комнату, она уже сходила в душ, и даже успела высушить голову, смотрит на меня с испугом.       — Минут через 30 Джонни приедет. Переживает за тебя, и говорит, что ему надо что-то мне рассказать.       Вижу, как радость от прихода парня смешивается в ней со страхом, и понимаю, что она действительно рассказала мне не все.       — Знаешь, о чем? — говорю спокойно, но Джесси все равно передергивает.       — Догадываюсь, — девочка поникла и закусила губу, как маленький ребенок.       — Мне рассказать не хочешь?       — Он не виноват ни в чем, это я напилась, правда! Это было мое решение!       — Тише, тише. Не кричи. Я верю. Но почему Джон считает иначе?       — Потому что он дурак, — она надулась, а я прыснул от смеха.       — Я ведь все равно узнаю. Надеялся узнать от тебя. Думал, мы доверяем друг другу.       Это запрещенный ход, ей и так стыдно, а я дополнительно давлю на совесть. Но это срабатывает.       — Только пообещай не ругать его, когда он придёт.       — Джесс, я обещаю не выгонять его из дома, когда он придет. И обещаю не запрещать вам общаться, - по ее лицу вижу, что попал в точку ее переживаний. — Но если он виноват, не ругать его я не смогу.       — Он подмешал мне что-то в первый стакан. Я не хотела пить, но, когда поняла, что в первом стакане алкоголь, подумала, что мне все равно влетит, и продолжила. Это мое решение было, правда.       Чтож, не поспоришь, оба отличились.       — Да уж, ситуация, — кладу руку Джессике на плечо, желая показать, что не злюсь. — Не переживай, разберемся. Как ты себя чувствуешь?       — Намного лучше. Почти хорошо.       — Пойдем, налью тебе сладкого чаю, чтоб совсем отпустило.       Девочка благодарно улыбнулась, кивнула, и мы вместе спустились в кухню. Она вела себя спокойно, делая вид, что готова ко всему, но я видел, что она просто храбрится, и, на самом деле, ей страшно. Уверен, останься она наедине с собой, плакала бы, поэтому нахожусь рядом.       Джонни, придя, подтвердил рассказанное Джесс, добавив только, что он уговаривал ее выпить, и, когда она отказалась, подмешал ей джин в сок. А телефон мой он переписал, пока я ехал к ним.       — Джесс, мне ужасно жаль, прости. Мистер Уилсон, если бы не я, Джессика бы и не начала. Это моя вина.       Подобное заявление меня разозлило. Додумался же. Ладно. Глубокий вдох, затем выдох.       — Джесси, пожалуйста, подожди меня в кабинете, я скоро приду, — киваю, глядя на девочку, давая ей понять, что она поняла правильно, и в кабинет она идет не просто так.       Оставшись вдвоем с парнем, решил ему объяснить, что происходит.       — Джон, как бы ты не убеждал меня в обратном, Джессику я накажу, — и, видя, что он хочет возразить, добавляю, — не спорь. Я еще вчера тебя предупредил, что твоего мнения не спрошу. Это наше с ней дело. Сейчас я уйду к ней, и, если к моменту, когда я вернусь, ты еще будешь сидеть здесь, мы с тобой решим, чего заслужил ты, понял?       — Да, мистер Уилсон. Я не уйду.       — Как хочешь.       С парнем я был суров. Он же балбес, вроде взрослый, а выкинул такую глупость! Ему не повредит, в конце концов, он же не девочка подросток, не заплачет от строго тона.       Пока иду в кабинет, успокаиваю себя, чтобы не пугать Джесс. Она сидит в кресле, сгорбилась, видимо, сил сдерживать страх больше нет.       Хотел сесть в кресло напротив, но передумал, и сел на подлокотник кресла Джесс. Она все равно боится на меня смотреть, а так ей и не придётся этого делать.       — Если я тебя обниму, испугаешься, или успокоишься?       Она молча пожимает плечами, и я обнимаю ее, понимая, что ей это нужно.       — Два серьезных проступка, Джесс: ложь и алкоголь. Что думаешь?       — Думаю, ты меня серьезно накажешь. Я заслужила.       — Накажу. Я очень не хочу этого, но накажу. Я не могу позволить тебе так небрежно обращаться с собственным здоровьем, понимаешь?       — Да. Чем вы меня накажете?       Опять на «вы», видимо, для нее наказание уже началось.       — Я думаю, ты заработала на розгу, — чувствую, как ее плечи под моими руками опали, она в ужасе, но не спорит. — Тридцать розг, это много, и это будет больно, но я уверен, что ты справишься. Согласна?       Она кивает. Нет, нельзя позволять ей уходить в себя.       — Джесси, я хочу слышать тебя.       — Да, мистер Уилсон, я согласна.       Также придерживая ее за плечи, завожу ее в комнату. Настраиваю ножки на кушетке, кладу на нее подушку, беру в руки розгу, разворачиваюсь, и вижу, что Джесс упорно не может справиться с завязками на штанах. Дрожащие от страха руки и пальцы не могут развязать узелок, и это пугает ее еще сильнее. Нет, так не пойдет. Кладу розгу на кушетку, подхожу к девочке и, прижимая ее к себе одной рукой, начинаю гладить по спине и плечам другой.       Не ожидая сейчас нежности, она удивилась и, наконец, дала волю эмоциям, начала горько плакать.       — Джесс, милая, тише. Не стоит так бояться. Розги — это неприятно, но не смертельно.       — Мне страшно, мистер Уилсон. Я не выдержу.       — Выдержишь. Я буду следить за твоим состоянием, и остановлюсь, если пойму, что это необходимо. И ты можешь просить о перерывах, сколько тебе нужно. Успокойся, помнишь, я тебе говорил, что чем сильнее боишься, тем больнее порка. Я ведь не садист, и зла тебе не желаю. Ну все, все, тише, моя хорошая, тише. Я рядом, я помогу.       Кажется, она поверила. Утер ей слезы, помог развязать штаны, уложил ее на кушетку.       — Джесс, я собираюсь зафиксировать тебя ремнем. Это не больно, и так тебе будет проще. Но, если ты боишься этого, я не стану.       — Я не знаю, наверное так будет лучше.       У кушетки есть специальное крепление с широким кожаным ремнем, и я привязываю им Джессику за спину, чтобы она не могла дергаться. Чем спокойнее она лежит, тем аккуратнее я смогу наносить удары, так что это для ее же блага.       Опять легонько разминаю ее попу, заставляя расслабить мышцы, и, только когда она абсолютно готова начать, наношу первый удар.       Девочка даже не пытается сдерживать крик, и это правильно. Я понимаю, что ей больно, знаю КАК ей больно, но избавить ее от боли не могу, поэтому стараюсь оставить как можно меньше последствий, укладывая розгу без оттяжки, чтобы не повредить кожу, и не захлестывая бедра с боков, оставляя весь след исключительно на ягодицах.       Действуя с ювелирной точностью, я смог нанести 13 ударов ни разу их не пересекая. Дальше будет сложнее, поэтому я остановился, давая девочке возможность перевести дух. Положил ладонь на попку, едва касаясь, и почувствовал, как ставшие горячими и красными половинки содрогнулись.       — Тише, тише. Просто небольшой перерыв, — подхожу к ее голове, начинаю гладить по волосам. — Как ты, пока держишься?       — Больно очень, — она плачет, голос жалостливый, но прекратить не просит, значит продолжать можно.       — Я знаю, моя хорошая, знаю, что больно. Но придётся дотерпеть до конца. Осталось немного.       — Больше половины, — звучит слегка обиженно, слишком много боли в голосе.       — Да, но это сильно меньше, чем было в начале. Готова продолжить?       — Угу.       Начиная с 14 удара розга ложилась на уже имеющиеся следы, вызывая у Джессики еще более жалостные крики. Черт, вот нужно было ей так провиниться? Жалко ее безумно, но прекращать нельзя, поэтому продолжаю.       К 24 удару сил вскрикивать на каждый удар у девочки не остается, и она просто стонет и подвывает до самого конца наказания. На заключительных 5 ударах я стал бить слабее, поскольку вся ее попа уже была покрыта сеткой полос, и третий «слой» был бы невыносим.       Когда я закончил, ягодицы девочки были ярко-красные, с припухлыми полосами и синими крапинками там, где следы пересекались. Отложил розгу, осмотрел попку, убедился, что кожа цела. Я и во время наказания следил за этим, так что риск был минимален.       Подошел к изголовью, и начал успокаивать свою бедную глупышку. Убедившись, что ее дыхание выровнялось, а сама она начала приходить в себя, тихо сказал, уверенный, что она все равно услышит:       — Сейчас я расстегну ремень, и буквально на минуту выйду из комнаты. Не пугайся, и без меня не вставай, хорошо?       — Кккудаа ты?       — Тише, просто нужно взять кое-что.       Первым делом направился в ванную, намочил ледяной водой полотенце и слегка отжал. Затем, по пути обратно, забрал из кабинета плед.       Когда вернулся, Джессика послушно лежала на кушетке, но теперь опираясь на локти и утирая слезы.       Полотенце я положил ей на попу, чтобы охладить пылающую кожу. Кремом позже намажу, сейчас это будет слишком болезненно.       Через несколько минут, перестав слышать всхлипы, спросил:       — Встать сможешь? — кивок. — Давай, только аккуратно, я придержу полотенце.       Убедившись, что девочка в порядке, укутал ее в плед, и увел в ее комнату, уложив ее там на кровать, разумеется попкой кверху.       — Лежи и отдыхай, все уже закончилось. Я скоро приду к тебе, хорошо?       — Дядя Ник, пожалуйста, не сердись на Джонни. Он сглупил, но он правда не виноват.       — Может и так, но, что с ним делать, я буду решать с ним, уж прости. Тебе нужно что-нибудь, пока я не ушел?       — Нет, спасибо.       —Хорошо. Отдыхай.       Когда я пришел на кухню, парень был там, смотрел на меня со стыдом и страхом. Молча прошёл мимо него, налил себе стакан воды и отпил. Только через минуту, немного успокоившись, сказал:       — Идем в кабинет, там говорить будет проще.       В кабинете я усадил его в кресло, и в этот раз сел на против. На Джонни было страшно смотреть, на нем лица не было.       — Много услышал? — вопрос странный, но я уверен, что он меня понял.       — Достаточно. Джесс меня никогда не простит, это ведь из-за меня!       И парень роняет одну слезу, затем вторую. Старается успокоиться, но не может.       — Джонни, — я чувствую, как смягчаюсь, — Джессика любит тебя, и не злится. Она понимает, за что я ее наказал. Чуть позже я отведу тебя к ней, и ты сам убедишься.       — Правда? Я думал, вы запретите нам общаться. Я же накосячил...       — Накосячил ты, а наказывать Джесс? Она-то тоже пострадает, если я запрещу ваши встречи. Нет уж, давай, новая попытка. Как мне ТЕБЯ наказать за твою глупость?       — Как Джесс, только раза в 2-3 сильнее.       Смотрит прямо на меня, уверенный в своем желании. Видимо и правда чувствует свою вину.       — А что скажут на это твои родители? Они, вероятно, заметят, что тебе станет дискомфортно сидеть.       Парень покраснел, и я понял, что дома его так не наказывают.       — Они уехали, их не будет еще несколько дней. Я надеялся, они не узнают...       — Чтож, не одобряю, но понять могу. Тебя когда-нибудь наказывали физически?       — Дед пару раз отходил ремнем, еще пока я мельче был. Но так, не сильно, скорее для острастки. А вообще — нет.       Значит, я прав. Надо сделать на это скидку, а то пришибу парнишку.       — Джон, за что я должен тебя наказать? — мне нужно было понять, понимает ли он сам это.       — За то, что обманул Джесс, доставил ей неприятности. И что не проследил за ней, как вам обещал.       — Хорошо. Значит так, Джонни. Раз уж ты сам этого хочешь, я накажу тебя, точно также, как Джессику. Не сильнее, и не слабее. Накажу розгой, 30 ударов по голым ягодицам. Будет больно, будет стыдно. Согласен?       —Согласен.       — Молодец. Тогда идем.       В комнате Джонни впадает в легкий ступор. Он явно не ожидал увидеть столько всего. Пока он осматривается, быстро обрабатываю антисептиком кушетку, подушку и розгу. Все-таки, гигиена играет не маленькую роль в таких вопросах.       — Давай, штаны и плавки вниз, можешь оставить на ногах, можешь вообще снять. И ложись на кушетку, лобок на подушку, ноги вместе.       Если парень и боялся — виду не подавал, вел себя достойно. Быстро и беспрекословно сделал все, как я велел.       — Отлично. Значит так, — я пристегнул его ремнем, как Джессику, — тебе можно кричать, плакать, если нужно, можешь просить перерыв. Руками прикрываться не советую, я ударю, а это больно. Лежи спокойно, постарайся расслабиться, так будет проще. Понял?       — Ага.       — Начать готов?       — Да, мистер Уилсон.       Саму порку парень терпит тоже спокойнее своей подруги, не кричит, только стонет. Я порю его также, с той же силой и скоростью нанося удары, делая те же перерывы.       Когда я закончил, и подошел к изголовью, мне стала понятна причина такой стойкости. Парень укусил себя за руку, чтоб не кричать, и теперь у него красовались следы от зубов.       — Балбес, зачем и кому было это нужно? — спрашиваю я, показывая на его руку, хотя знаю ответ на вопрос.       Отвязываю его, и, прежде чем выйти, говорю:       — Лежи и не вставай.       В этот раз, помимо полотенца, беру из аптечки мазь от ушибов и пластырь.       Возвращаюсь, парень послушно лежит, и усиленно трет лицо, пытаясь стереть слезы.       — Гордость — не лучшее, что можно показать во время наказания, — с легкой усмешкой говорю я, накладывая на его попу холодное полотенце. — Давай руку, я обработаю.       — Да я понял уже, — обиженно бормочет он, и мне становится стыдно. Этож его первое наказание, надо пожалеть парня, но не задевая его эго.       Обрабатываю его руку, заклеиваю пластырем, чтоб не бросалось в глаза. Джонни все это время угрюмо молчит.       — Как ты? Только давай без героизма.       — Простите, правда глупо вышло. Вроде жив, болит только, будто на сковороду сел.       — И часто ты садишься на сковородки? - я улыбаюсь, и парень, к счастью, смеется в ответ.       — Сегодня, кажется, впервые.       — Надеюсь, повторения не хочешь?       — Ну уж нет, спасибо.       И вдруг он помрачнел, видимо, только сейчас осознав это:       — Вы Джесс также наказали?       — Да, в точности. И она, как и ты, жива, не обижена, и сейчас отдыхает. К ней хочешь?       — Да, а можно?       — Можно, если одеться сможешь.       Одеться пришлось ему помогать, трусы и джинсы явно приносили дополнительный дискомфорт к той боли, что он испытывал.       Выходя в кабинет, я опомнился:       — Держи, — я протянул ему тюбик с мазью от синяков, — будешь втирать ее, чтоб быстрее зажило. И болеть будет меньше. Убери, пока не забыл.       — Спасибо.       Поднялись наверх, подошли к комнате Джессики.       — Постой тут пару минут, я тебя позову.       Девочка не спала, но выглядела ужасно уставшей.       — Как ты, Джесси?       — Лучше немного. Дядя Ник, прости. Ты ведь доверял мне, а я подвела.       — Прошедшее время зря. Я все еще тебе доверяю, каждый же имеет право на ошибку. Тут кое-кто очень хочет увидеть тебя, боится, что я тебя убил. Пустить?       — Да, конечно! Спасибо.       Запуская Джонни в комнату, я, помня, что Джесс под одеялом лежит без плавок, шепнул ему:       — Попробуешь ее раскрыть, и ноги твоей не будет в этом доме.       Парень только кивнул, и скорее протиснулся внутрь, немного морщась пристроился на кровати рядом со своей любимой.       Я ушел наводить порядок, давая им побыть вместе, а когда вернулся, они мирно спали в объятиях друг друга.       Позволил им проспать до вечера. Все-таки, день у них выдался непростым, оба переживали, обоим было больно. Да и к тому же, во сне болит не так сильно.       Уже в начале восьмого я, приготовив ужин, пошёл будить ребят. В начале выдернул из кровати Джонни, отправил его приводить себя в норму, и, когда парень ушел, разбудил Джессику и помог ей одеться. Часть красноты с ее попки спала, но следов все еще было очень много, и я понимал, что ближайшие пару дней будет не просто.       Ужин прошел в молчании, ребята старались как можно быстрее доесть, чтобы как можно меньше пришлось сидеть.       После ужина Джонни попросил отвезти его домой.       Отправив парня к машине, я шепнул Джессике, что в холодильнике есть лед.       — Только аккуратно, не застудись.       Спокойно сидеть в кресле автомобиля парню было невозможно, он вечно дергался, переминался и скрипел зубами на каждой кочке, так что ехать я старался медленно и аккуратно.       Еще раз убедившись, что он не забыл про мазь, сказал ему:       — Джонни. Лечись и отдыхай. На выходных мы с Джесс будем заняты, а с понедельника можете договариваться о встречах.       Парень просиял, видимо, до этого не веря, что я действительно разрешу им общаться, и начал благодарить, да так упорно, что пришлось от него буквально сбегать.       Когда я вернулся, Джессика лежала на диване в кабинете, со льдом, завернутым в полотенце, на попке, и спала. Судя по ноутбуку на столе, хотела посмотреть фильм, только концовку не дождалась.       Решил воспользоваться тем, что сейчас следы менее чувствительные, и смазал их мазью от ушибов. Почувствовав прикосновения, Джессика приоткрыла глаза и пробормотала, не до конца проснувшись:       — Дядя Ник, ты такой хороший. Я люблю тебя.       — Я тебя тоже, Джесси, - кажется я покраснел. - Спи, завтра будет легче.       И девочка, слабо кивнув, заснула.       Чтож, красные ягодицы и признание в любви. Веселенький конец второй недели.       Что же будет дальше?