Патронат

      День начинался обыденно. Встали, я осмотрел попу Джесс, отметил, что следов стало поменьше. Кремом смазывать не стал, сделаю позже.       Пока я занимался завтраком, Джессика ушла в душ. Услышав, что шум воды прекратился, дал ей несколько минут, и поднялся в ее комнату — теперь можно смазать синяки. Девочка опять слегка протестует, что может и сама все сделать, но в итоге спускает плавки и идет к кровати, недовольно бурча:       — Я же не маленькая, могу и сама. Почему обязательно тебе?       — Джесс, даже «большим» нужно, чтобы о них заботились, — наконец, она все же ложится, и я начинаю обрабатывать синяки. — Я несу за тебя ответственность. И, наказав тебя, я должен убедиться, что вреда не нанес, и заживает все как надо.       Я не говорю ей, что уже позвонил Джонни, и снова убедился, что про мазь он не забывает.       — Но это же стыдно...       — Стыдно по собственной глупости попадать на наказание, — не стоило, наверное, этого говорить, она же уже раскаялась, я ее уже наказал. — А когда тебе помогают чувствовать себя лучше — это не стыдно. Врачей же ты не стесняешься?       — Нет, — слегка улыбается, значит не обижена.       — Тогда почему не хочешь, чтобы я тебя лечил? Тем более, это не долго, уже все готово. Можешь вставать. Я жду тебя внизу, завтрак тоже почти готов.       И я уже почти вышел из ее комнаты, когда она меня окликнула:       — Дядя Ник. Спасибо, что помогаешь. Правда. Просто я вредина.       — Я даже знаю в кого, — кажется, она оценила шутку.       За завтраком я вижу, что сидит Джессика все еще с трудом. Жалко ее, но заслужила ведь. Придётся терпеть.       После завтрака девочка моет посуду, вытирает ее, и, убедившись, что других дел нет, уходит к себе, а я не вмешиваюсь. Даже не спрашиваю, чем она собирается заняться. У нее почти нет шансов нарушить правила, пока она сидит в своей комнате, так что лезть в ее дела я не собираюсь.       Вместо этого ухожу в кабинет и занимаюсь своими делами: прибираю плед и полотенце после вчерашнего, загружаю их в стирку, и сажусь за книги.       Когда Джесси заходит ко мне, я не придаю этому особого значения.       — Решила почитать?       — Нет. Мистер Уилсон, сейчас же полдень.       Не сразу понимаю, о чем она, а когда понимаю, мне становится стыдно. Конечно, сегодня же суббота.       Я еще вчера решил, что никакой профилактики не будет. Разумеется, у меня и мысли не было даже отшлепать ее по старым следам. Неужели я забыл ей об этом сказать? Точно, забыл.       — Джесси, прости старого дурака, забыл сказать. Не будет никакой профилактики. Отдыхай, лечись, а когда все заживет — возобновим.       — Не будет? — немного обидное удивление, неужели она считала, что я смогу сегодня снова ее выпороть? — Я думала это обязательная часть. Вы ведь говорили.       — Я не говорил, что обязательно по субботам буду тебя шлепать. Тебе вчера сильно досталось.       — Но ведь заслуженно!       — Заслуженно, но сильно. Я не могу, и не стану. Правда, Джесс, я не хочу делать тебе больно.       Она не уходит. Я вижу, что она рада, что не придётся терпеть шлепки, но ее гложет совесть. Она думает, что виновата в чем-то, я вижу, что с профилактикой ей было бы больнее, но проще.       — Ладно. Помнишь, что я тебе говорил про профилактики? Для чего они?       — Ну, чтобы я привыкала к наказаниям, и чтоб показывать новые предметы.       — Да. Но ведь чтобы познакомиться с девайсами их необязательно применять?       — Что ты имеешь ввиду?       — Если хочешь, я могу показать тебе все, что есть в той комнате, рассказать, объяснить. Будем считать это ... теоретической профилактикой. Что думаешь?       — Ты говорил, что многое нам там не понадобится, что мы не будем это использовать.       — Боишься, что, показав их сегодня, я использую их в следующий раз? — не отвечает, но краснеет, и мне этого достаточно. — Не использую, просто покажу. Не переживай. Твой «набор» пока неизменен.       — Тогда, думаю, можно.       — Ну, тогда пойдем, — я улыбаюсь и откладываю книгу.       И мы идём. И я рассказываю ей про все девайсы, которые только попадаются ей на глаза: плети, разные розги, трости, мухобойки, паддлы и многое другое. По началу она напряжена, просто следит молча за мной и внимательно слушает, но позже, немного расслабившись, начинает задавать вопросы. Я стараюсь отвечать достаточно развернуто, чтобы удовлетворить ее интерес, но недостаточно, чтобы напугать.       — А зачем тебе столько розог?       — Они разные все, с разным весом, разной длины. Длинной розге нужен больший размах, от этого удары больнее, а тяжелая розга может кожу повредить при ударе. Для разных проступков и разных людей нужны разные розги.       Через пару минут:       — А в чем разница между розгой и тростью?       — Ну, трости менее гибкие, они как очень тонкий паддл. Нет риска, что трость захлестнёт тело сбоку при ударе, но сами удары больнее, и следы держатся дольше.       Еще чуть позже:       — А что это такое, плетёное, висит на крючке?       — Это? — показываю заинтересовавший предмет, — Это нагайка. Такая разновидность плеток. На кнут похожа, только намного короче. Жесткий инструмент, один из тех, которые я ни за что к тебе не применю.       — А почему их две? Они ведь одинаковые.       — Не совсем. Видишь, тут, на конце, маленькая нашивка? В одной нагайке она пустая, а в другой туда вшит маленький металлический шарик. От этого удар сильнее, и он рассекает кожу. Никогда не применял его, если честно. Для меня это чересчур.       — Потому что ты не вредишь?       — Да. И потому, что даже не представляю, что нужно сотворить, чтобы ТАК расплачиваться за это.       Я продолжаю показывать и рассказывать ей о девайсах, о своей работе, но без лишних подробностей. Не хватало еще, чтобы девочка захотела стать экзекутором. Такого мне Ричард точно не простит.       Уже уходя, она, будто наконец решившись, спросила:       — А зачем тебе там холодильник? Маленький, в углу, за шкафом. Это ведь холодильник?       Черт. Не хотел про это. Но врать ей не собираюсь.       — Да, холодильник. В нем имбирь и имбирные свечки.       — Зачем?       — Ну, как бы объяснить. Если ввести очищенный кусочек имбиря в попу человеку, он почувствует очень сильное жжение. Это безвредно, но очень чувствительно, и очень стыдно. Я применяю их редко, только чтобы сократить число ударов при наказании. А разница у них в том, что свечи маленькие, но у них действие дольше. А корень имбиря толще, от этого дополнительный дискомфорт, зато его достать можно, и тогда жжение пройдет быстрее.       — Ясно.       Кажется, она пожалела, что спросила про холодильник. Знание, что я что-то вставляю людям в анус, чтобы вызвать жжение, ее явно не обрадовало. Поэтому я спешу вывести ее на кухню, где наливаю нам чай. Чай всегда помогает успокоиться самому и успокоить другого.       Придя в себя и, видимо, осмыслив все, что я ей рассказал, она вдруг выдала:       — Дядя Ник, если я провинюсь, и ты решишь, что я заслуживаю что-то из того, что ты мне показал - применяй. Ты ведь не сделаешь мне плохо. Я тебе доверяю.       — Постарайся лучше не провиняться, - говорю я, улыбаясь.       Потому что доверие — это важно. Особенно, когда у доверяющего болит попа.