Моя спортсменка

Саша Князев был единственным ребенком в семье и, наверное, это закономерно с тем, что все внимание и забота были уделены ему. Если были игрушки, то все его. Были сладости — опять же, только его. И конечно внимание родителей. Лишь его удовольствие и ничье больше. Всем, чем можно было делиться, Саша делился с натяжкой. И приложив руку к сердцу, даже сейчас, мог сказать, что да, был жаден до своего. Законного и неоспоримого. Потому что, с чего кто-то другой будет наслаждаться тем, что принадлежит именно Саше? С возрастом эгоизм и жадность поутихли, но не ушли на совсем. Он без вопросов мог разделить что-то с действительно близкими ему людьми. Без лишних слов и недомолвок. Князев не любил топтаться на месте и уж тем более не любил увиливать от вопросов и просьб. Нужно? Бери. Наверное, единственное с чем не примирился взрослый, почти состоявшийся двадцати шести летний парень, это разделять с кем-то близких ему людей. Причем четко можно было увидеть грань — делить внимание человека со своим другом, и делить его с посторонним. Но Саша часто благодарил то воспитание, которое получил от родителей. Потому что в голове у него с детства были простые истины. Отец часто говорил о том, чтобы Саша боролся за то, чего хочет, за то, что ему дорого. А если не боролся — значит нужно ему это не было так сильно. Он был достаточно удивлен, когда, сидя на заборе с Демьяном у Аленушкиного универа, заметил, как она, мило воркуя, выходила из здания вместе с Русом. Дема уловил перепад настроения и вовремя начал о чем-то говорить то ли забалтливая, то ли просто трепясь. Но у Князева в глазах уже была черная мгла с нотками бешенства. Наверное, он мог понять, если бы это был просто одногруппник, но Рус? Вы, блять, издеваетесь? Секретом не было то, что Каротин был врагом номер один, особенно в непосредственной близости от Абрамовой. Ну не мог пересилить себя Саша, не нравилось ему, когда к его девочке лезли всякие там «бывшие». Пусть Аленушка и убеждала, что все было фиктивно, но, знаете ли, столько лет бок о бок… Руслан — парень ушлый, по физиономии видно, Абрамова девушка видная — всякое может случиться. Не зря ведь Князев так с ней… В омут и с головой-то. Даже почти не думал, поступал, как чувствовал, почти как отец говорил: увидел-понял-завоевал. Мать тогда смеялась над советами, приговаривая, что там еще непонятно, кто кого… Вот мысли и были левые, что ведьма его Аленушка, приворожила, рыжая. Не зря ведь глазищи такие… Зеленые-зеленые, жмуриться хочется, как самый довольный кот. Чуть ли не мурчать от ласки одного лишь взгляда. Мурчал, грешным делом, да. Потому что, как не мурчать-то, под взглядом этим? Вот и приходилось отгонять всяких муд… кошаков ушлых. Ведь, если его так от нее штырит, то что же с другими-то? Неужели тоже такой кайф ловят от одного взгляда? Поэтому и спрыгнул с забора, совершенно по-гапотски, даже не услышав предостережения Дёмы. Потому что мир как-то слишком резко уменьшился, сосредоточив в себе Алену и совершенно постороннее нечто. Которое надо было отвадить. Обязательно. — Накинь джинсовку, Ален, — не отрывая взгляда от Руса, почти что попросил. Девочка утром покашливала и носом хлюпала, но то, что немного приболела не признавала. Кошкой ластилась к теплому телу баскетболиста, доказывая, что так ей будет намного легче, чем с какими-то лекарствами. Абрамова, хоть и растерялась, просьбу выполнила. На автомате. Что приятно согрело где-то внутри у Князева, дав прийти в себя. Он как-то вдруг понял, что никакой Рус не может быть на ровне с ним, потому что… Просто взгляд Аленушки и все. Приятный такой взгляд — утром он его особо мощно чувствует. Она не смотрит так ни на кого другого, лишь на Князева. Но Руса шугнуть надо. Дело принципа. Потому что нехер отираться рядом с его Аленушкой. С ней тоже, кстати, нужно будет провести важную беседу. — А у нас сегодня зачёт был, — гордо заявляет девчонка, уже позже цепляясь за руку Князева и самозабвенно рассказывая о своем достижении — По матану, между прочим! Усмешка на губах Саши, но ее нагло игнорируют, потому что… МАТАН ведь! Сколько она билась над ним? И главное помощи не принимала, ни разу. Столько страданий ради зачета. Нет, не ради зачета. Ради того, чтобы порадоваться своему всецелому успеху. Эта черта характера поражала Князева. Сильно. Потому что, насколько он помнил, такое с ним было, наверное, еще в школе. — Сдала? — бессмысленный вопрос, потому что не сомневается в ней. — Сдала, — гордая, но чуть вымученная улыбка. Конечно, царапалась, шикала на него почти неделю, из которой одну не выходила из дома, а другую не выходила из его квартиры. И нет, не из-за того, о чём мог мечтать Князев. Училась у него, потому что скучал дико по ней. Было в кайф даже смотреть на то, как она училась за его столом, подпирая голову кулачком. Удивительно, как родители Аленушки не спалили, ведь им никто не рассказывал о романе дочери. — Вечером можем сходить отпраздновать, — улыбается Князев, прижимая к себе рыжий ураган, на радостях сметающий все на своем пути. Даже не понял сначала, к чему заминка была длительная и хмурое лицо девочки. Но потом почему-то припомнился Коротин, волком смотрящий на него. Вмазать хотелось, страх, но не при Алене. Выяснять отношения с ее бывшим — бред, на то он и бывший. Но уяснить с ним кое-что стоило, потому что взгляд его не нравился. Да и не хотелось бы, чтобы отирался он вокруг девочки. Потому что Князев мог поспорить, рыжую бы тоже вывело, если бы Саша шароебился со своими бывшими. Аленушка ревнивицей оказалась, к слову. Причем, скрытой, что не нравилось Князеву. Потому что обидки, в конце которых он мог узнать, что на него оказывается не так посмотрела левая бабёнка, иногда парили. Он пытался объяснить ей, что она имеет полное право на том же месте предъявить — нет смысла дуться, но куксилась, отнекивалась. Говорила, что вдруг, это она неправильно поняла… И тому подобное, и так далее. Смеялся с этого дико, но не мог переставать умиляться. — Саш, я вечером с родными иду на ужин… — невнятное бармотание, но Князев уже понимает в чем дело. Все же сучонку стоило вмазать. Зассал родным рассказать о расставании с Аленой. С его, Сашиной, Аленой. Сколько она его-то уже? Месяц где-то, если не больше. А если с их дерьмовых недо-свободных отношений считать, то там вообще существенно число. Надо было вмазать. Хотя, время еще есть, да и какие-никакие, но связи, чтобы узнать, где заморыш обитает тоже есть.

***

— Повторюсь, сечас ты пиздуешь к себе и с радостным ебалом говоришь всем, что расстался с Алёной, — тупость Коротина потихоньку начинала выводить на новые круги злости. Тупой ублюдок начал качать свои права, когда Князев нагло прижал того к стенке. Сначала вякал о родителях Абрамовой, о том, что Саша им, как парень дочери, не всрался ни разу, потом, будто бы желая уколоть, приебался с тем, что и рыжей, в общем-то, Князев тоже не нужен. А его выводило со сказочного долбоебизма Алениного бывшего. И это одобряли ее родители? Они его хоть видели? — Родителям Алены не понравится то, что она расстанется со мной, — сказочный мудак. Князев не любил на таких распыляться и, в принципе, тратить свою энергию. Природа все сделала за него, но здесь был отдельный случай. Попытки показать фальшивую значимость для его, Саши Князева, рыжей, вызывали злость. Может, совсем мальчишескую, пацанячью, от которой в глазах темнело, а в голове эхо возникало. — У родителей Алены будет лучшая альтернатива, — фыркает парень, напоследок сильнее прижав локтем горло придурка. Князев не был приверженцем беспричинного насилия, поэтому терпел до того момента, пока на него не бросились с кулаками. Было смешно и глупо со стороны Руса так поступать, но уроком для дурака будет, чего уж там. Хотя, в принципе, диалог Сашу порадовал. И злобу выпустил, и доходчиво объяснил. А самое главное, был уверен, что Коротин больше не сунется. Выкинув его из головы, Саша шел домой, продумывая план того, как оставить Алену рядом и заставить ее никуда не пойти. Предложить напрямую — быстрая, возможно, конечно, мучительная смерть. Ведь как так, чтобы кто-то встревал в то, что касается только Алены… Здесь тоже присутствовало ее обожаемое желание делать все самой. Только Князев прекрасно знал, что Коротин мог растянуть всю эту канитель до того момента, пока сам Абрамов-старший не застукает дочурку с другим. Можно было бы, конечно, подстроить знакомство, только вот Саша не был дураком. Надо было подготовиться к этому, хотя бы морально. Потому что чуствовало сердце Князева — не на простую девчонку оно напоролось. Отец там точно какой-нибудь серьезный будет, с обязательной предъявой непосредственно к Саше. Поэтому надо быть готовым. Ко всему.