***
Дети играли на улице, когда Наруто вернулся в дом: Мадара строил куличи в песочнице, стараясь сотворить самый чудесный и роскошный замок, ведь мама скоро должна была вернуться; Кейске сидел в стороне, постукивая палкой по земле, глубоко задумавшись о своем; Химавари была со средним сыном Учиха рядом и, улыбаясь, рассказывала истории своей жизни; Тоши находился в нескольких метрах поодаль, периодически поглядывая на Кейске, настроения абсолютно не было, ни идти за мамой в самоволку, ни разговаривать с братьями, ни обвинять отца; Боруто же залез на одинокое дерево, как раз на уровне окна родительской спальни, его состояние было аналогично состоянию старшего сына Учиха, однако причина была иной. Мир для детей словно накрыла меланхоличная волна, которой не поддались только Мадара и Химавари. — Кейске, хочешь со мной? — мило улыбнувшись, спросил младший Учиха, подняв ведерко с песком вверх и показав его брату. — Нет… — фыркнул тот, потерев глаза. Последнее время они стали часто покалывать, да и в носу от этого щипало, отчего глаза слезились, что Кейске определенно не нравилось. — Тоши, а ты? — с надеждой маленький Учиха обратился к самому старшему. — Отстань, — нехотя отозвался тот, шумно вздохнув. Поджав губки, Мадара понуро опустил голову. Ему было странно, что ни один из братьев подобного настроя не разделял. — Я с тобой! — звонко воскликнула Химавари, лучезарно улыбнувшись. — Кхи! — цокнул Боруто с дерева, услышав голос сестры, — нечего тебе с ним возиться! — пренебрежительно прикрикнул тот, на что Химавари одарила недовольным взглядом братца, но ничего не сказала. Девочка лишь уселась рядом с Учихой и принялась помогать строить, предположительно, подарок для мамы. — Ей обязательно понравится, — слова Химавари ободряли Мадару, отчего тот светился, как самое ясное солнышко. — Нужно только цветы добавить! — кивнул тот, тряхнув чёрными волосами, на что дочь Узумаки рассмеялась, прикрыв рот ладошкой. Мальчишка вопросительно посмотрел на девчонку, приоткрыв губы. — Ты как одуванчик, — хихикнула та, — только чёрненький, — довольствуясь собственной мыслью, Химавари потянула ладонь к голове Мадары и потрепала его по волосам, — ой… — удивилась она, — какие мягонькие… — Ц… — Боруто не уставал «сыпать» комментарии с дерева, словно яблоки, — успокойся уже, а? — Не обращай на него внимание, он просто забияка, — произнеся это, Химавари посмотрела на дерево и показала брату язык. — Где я могу нарвать цветочки? — улыбнувшись, спросил Мадара. — Нарвать? — дочь Хинаты задумалась, приложив к губам указательный палец. — В нашем доме ты не будешь рвать цветы, — скривившись, строго произнес Боруто, и в следующую же секунду удары палки Кейске о землю прекратились. Средний Учиха с прищуром взглянул на ветку, где находился Узумаки. — Боруто, не вредничай, — вступилась Химавари. — Ц… больно надо, — бросил тот, а затем спрыгнул с дерева, — у них тут целый квартал! — голубые глазенки полыхнули сердечным возмущением. — А? — все Учихи одновременно повернули головы на мальчишку. — Что, не знали? — ехидно усмехнулся тот, возгордившись тем, что знает то, чего не знали дети Саске. — Ох… — Химавари распахнула глаза, — точно! Здесь же есть квартал Учиха! Все братья переглянулись меж собой: Кейске и Тоши с подозрением, в то время как Мадара засиял, словно очищенная жемчужина. — О чем вы говорите? — сухо спросил средний сын Саске, поднявшись и отбросив палку в сторону. — А вам папа и мама не рассказывали? — девочка мельком оглянула всех мальчишек. — Ха! — злорадная широкая улыбка появилась на лице Боруто, — ну что, выходит, что ваш папа… — Хотите посмотреть? — перебила своего брата Химавари до момента, пока тот не сморозил что-то обидное. — Очень! — Мадара, отбросив ведерко в сторону, хлопнул в ладоши, — очень-очень!***
Саске и Сакуре пришлось прервать свой путь следования из-за приступа у мужчины. Учиха сидел под деревом, облокачиваясь спиной о крепкий ствол. Его дыхание было частым, голова кружилась, дополнительно прибавилась тошнота. «Этого ещё не хватало!» — злился он на себя, стискивая зубы. Не самое лучшее состояние, чтобы мчаться за женой, но и отсиживаться долго нельзя. «Инь…» — зажмурившись, Учиха стукнулся затылком о дерево. Тьма, что была перед глазами, казалось, стала заворачиваться, будто вихрь, а затем Саске, словно на пленке воспоминаний, увидел, как он однажды вернулся домой… Это была одна из первых миссий, на которую брюнет ушел, оставив свою возлюбленную одну. Как же Инь была рада его видеть по прибытии, как же светились её глаза. Сколько любви, нежности, ласки… сколько всего Саске видел в этих зеркалах души. Он вернулся тогда промокшим до нитки, из-за сезона дождей, но для правнучки Мадары это будто и вовсе не имело значения. Девушка бросила все дела, услышав заветное: «Я вернулся!» Инь выбежала к нему, не стараясь даже хоть на миллиметр скрыть улыбку. Она не просила его показывать эмоции, но свои не прятала. «Саске!» — девушка радостно воскликнула и, не брезгуя тем, что её одежда может намокнуть, обняла его за шею и, поднявшись на мысочки, поцеловала. Учиха чувствовал насколько был желанным этот поцелуй. Усталость как рукой сняло, все мысли растворились будто теневые клоны, а руки сами окутали девушку такими бережными, но в то же время крепкими объятиями. Она — как глоток воды в бесконечных скитаниях по пустыне, она — причина его жизни, она — нектар, которым Учиха никогда не устанет наслаждаться. «Ты такой холодный…» — смешно жмурясь, говорила Инь, убирая тёмные волосы с лица, с удовольствием глядя на риннеган, что обычно Саске скрывал. «Да? — глаза полыхнули юношеским озорством, когда Учиха ощутил дрожь, что пробила тело возлюбленной, — сейчас я тебя согрею…» — руки мужчины начали действовать до того, как получили команду от мозга. Холодные пальцы, находясь в неком состоянии оцепенения, касались приятного мягкого женского тела, в удовольствии сжимая его. Губы Саске сливались с губами Инь в опьяняющем поцелуе, а страсть, колдуя над сердцами, заставляла их биться быстрее… Эта картинка, показавшая воспоминание, внезапно треснула, словно стеклянная рамка фотографии, как только Саске услышал позвякивание ожерелья брата. Вздрогнув, брюнет распахнул глаза, потерянным взглядом «метаясь по сторонам». — Инь… — сбивчиво проговорил, увидев жену напротив себя. Так ясно и четко, так близко… Учиха не сказал больше ничего, лишь ухватив за запястье, решил убедиться, что это не бред, не мираж и не иллюзия. «Инь…» — сердце, будто живительный сосуд, разбилось о плиточный пол. Пульс участился, мозг не понимал, как считать ту картинку, что направляли ему глаза, а пальцы уверенно сжимали руку жены. Правнучка Мадары смотрела на мужа весьма равнодушно, на прикосновение не отреагировала, не сказала и слова после разлуки. Инь будто была перед ним, здесь и сейчас, но как не живая, словно и не она это вовсе. — Инь… — прошептал Учиха, дернув женщину на себя за руку, желая захомутать её в объятия. Вот только образ исчез, словно утренняя туманная дымка, а перед Саске появилась Сакура. Изумрудные глаза застыли, будто превратились в кукольные. Харуно не моргала, выжидательно и с некой настороженностью глядя на Учиху. Один резкий, неверный жест и кто знает, чем это всё закончится… Саске шумно и прерывисто дышал, оглядывая Сакуру с ног до головы. Это её он схватил за руку? Её дернул на себя? Это её лицо находится в нескольких сантиметрах от его собственного? «Что… что за чёрт?!» — Учиха, мертвой хваткой стискивая запястье ирьенина, ждал, что и эта картинка разобьется как стекло.