***
Очередной рехаб в моей личной коллекции путешествий находился на окраине Полиса. Огромное здание больницы было раздражающе большим, выматывающе белым, до рвоты новым. Как и везде, где лечатся богатые люди, персонал, включая врачей, был готов вылизывать наши задницы до скрипа. Но так было только в «родительский день». Обычно, в остальное время мы сидели в кружочке и рассказывали о том, как сильно мы хотим излечиться, а психолог с умным видом выслушивал чаще всего едва связную речь, кивал и получал за это десять тысяч долларов в месяц и подарки от благодарных родителей. Новый метод лечения, которым кичилась новая клиника, поразила меня до глубины души. В первый же день нам дали понять, что никто не будет возиться с теми, кому не нужно исцеление. Они выразились очень четко: «Те, кто хочет избавиться от зависимости — милости просим, остальных просьба не сдохнуть до того, как Ваши родители переведут деньги на счет клиники». На второй день пациенты уже разделились на две далеко неравные группы: шесть человек искренне хотели закончить свои мучения, но остальные одиннадцать четко решили, что им это никак не поможет. Раньше не помогало и сейчас чуда не случится. Поэтому они просто существовали друг с другом, делясь опытом и дилерами. И я была одной из них. После передозировки, когда моя жизнь висела на волоске, я не боялась. Мой мозг был в порядке, я была где-то за гранью реальности, возможно даже заглянула в загробную жизнь, в то время как физическая оболочка отторгала «лекарство от боли», извиваясь на полу, подавая сигналы отравления и скоропостижной смерти. Вернувшись в реальность, я не желала терпеть боль. Всё о чем я жалела — так это то, что Рейвен нашла меня в таком состоянии. На третий день врачи вычленили из нашей безнадежной компании слабое звено, которое слепо поверит в любые слова и поведет за собой стадо. Пешкой в умелых руках психологов стал Колин. Наркоман со стажем и полностью атрофированным желанием мыть голову долго мог рассказывать о пределах своих возможностей, о сочетаниях, которые доводят до оргазма, которые дают нечеловеческую силу, которые полностью лишают тебя способности чувствовать. В итоге он и оказался той путеводной нитью в саму суть этого места. Однажды он с заговорщицким видом ввалился в общую гостиную. Собрав нас вокруг себя, он тут же изъял из кармана связку ключей и, глупо смеясь, помахал ими у нас перед носом. — Что это, Колин? — теряя терпение, которое от отсутствия поддерживающей терапии сходило на нет по щелчку пальцев. — Ключи от медкабинета. Я стянул их у медсестры, на посту, — похвалился парень, — я слышал от парня, который выписался вчера, что они хранят там ампулы с морфином. — Хочешь, Гриффин? Я проведу тебя туда, — сказал Колин, отвратительно подмигивая мне, — это будет нашим первым свиданием. Я выхватила ключи у него из руки и, подражая ему, ответила: — Хочешь, Колин? Я оторву тебе член вместе с яйцами и засуну в твою же жопу. Ты не забудешь этот вечер, можешь мне поверить. Трясущимися от ломки руками, я сняла с кольца один ключ, а остальную связку точно таких же ключей бросила под ноги Колину. Сунув добычу в чашку бюстгальтера, я покинула комнату. Это стало моей ошибкой, благодаря которой я и переметнулась на сторону отказников. В ту же ночь я в предвкушении проникла в медицинский кабинет. Все казалось слишком подозрительным, но ни один наркоман, не употребляющий уже три дня, не замечал ничего, кроме конечной цели. Распахнув холодильник, я тут же изъяла коричневую ампулу из коробки с морфином, схватила лежащий рядом инсулиновый шприц и, спрятав все в карман кофты, поспешила покинуть место преступления. Ранним утром, после обхода врачей я направилась на прогулку. На территории клиники был огромный парк, больше походивший на очень маленький лес, чем на прибольничную территорию. Забравшись в самую чащу «леса», я с нетерпением ввела долгожданную дозу в вену и блаженно прикрыла глаза, ожидая облегчения. Закопав улики в землю, я решила, что стоит пройтись по этому живописному месту, которое мне даже захотелось нарисовать. Добравшись до забора, отделяющего территорию клиники от внешнего мира, я села на свежескошенную траву и стала наблюдать. На стоящее рядом дерево села маленькая серенькая птичка с длинным хвостом и острым крошечным клювом. Подрагивая гуской, чтобы не свалиться с ветки, птица красиво заверещала, словно пыталась рассказать мне историю. Прохладный весенний ветер коснулся кроны дерева, сгоняя «подружку» с насиженного места, поиграл с моими волосами, забрался под кофту, вызывая волну мурашек. Пару минут спокойствия и тишины стоили того, чтобы нарушить правила. Сейчас, вспоминая боль, которая пронизывала тело, я понимала, что даже смерть стоит того, чтобы перестать её чувствовать. Где-то на окраине сознания, голос разума кричал о надвигающейся опасности, но секунды счастья заглушали все. То, что случилось после, было хуже любой ломки. Каждая клеточка моего тела словно воспалилась, горела адским пламенем, пульсировала. Я истошно закричала. Раскаленный свинец растекался по венам, парализуя конечности. От крика сорвался голос, и теперь я одна, корчась от боли и захлебываясь в слезах, лежала в чаще леса и понимала, что ничто меня уже не спасет. Боль усиливалась с каждым разом, и я буквально чувствовала, как помутнился разум, преподнося мне самые страшные галлюцинации. Наконец, после нескольких минут мучений, сравнимых по ощущениям с несколькими часами, организм включил защитный механизм, и я провалилась в небытие. В ушах зашумело, с каждым мгновением звук стал распадаться на отчетливо слышные голоса людей. Глаза открыть не получалось, но даже в таком состоянии я знала, что самый громкий с надрывом голос принадлежал Эбби. — Вы практикуете применение нейротропных препаратов, побочные действия которых ещё даже не изучены? Вы понимаете, что я закрою вашу клинику по щелчку пальцев? Моя дочь могла умереть. — С ней бы ничего не случилось. Взгляните, остальные девять человек в полном порядке, мы поставили им капельницы, препарат в низкой концентрации выйдет в течение пары часов. — Только вот моя дочь не просыпается уже почти сутки. — Всё осложнилось тем, что, в отличие от её согруппников, она додумалась скрыться от глаз врачей. — И вы это, конечно же, не предусмотрели. — Миссис Гриффин, всё будет в порядке, Кларк придет в себя. — Вы чуть не убили мою дочь и ещё девять человек. За массовое убийство вам грозит немаленький срок. — Пожалуйста, не волнуйтесь. — Зачем все это? — Мы показали Вам, что она не хочет отказываться от наркотиков. Ей это не нужно, и даже после нашей клиники, она в первую очередь направится за дозой. — Я плачу Вам огромные деньги для того, чтобы моя дочь НЕ направилась за дозой. — Действия данной подгруппы нейротропных препаратов воссоздает ломку у наркоманов, усиливает её в несколько раз, воздействуя на ту зону мозга, которая ответственна за самосохранение. Мы не скрываем, это экспериментальный препарат, но наши исследования показывают, что 79% пациентов перестали принимать наркотики, так как мозг тут же вырабатывает ферменты, которые необходимы организму, чтобы пережить боль, тем самым защищая себя от воздействия таких препаратов. — Я хочу ознакомиться с Вашим исследованием, — злобно произнесла Эбби. Я почувствовала, как чья-то прохладная мягкая рука касается моего лба. Прикосновения руки сменяются поцелуем теплых губ. Я снова слышу голос Эбби, но уже не могу разобрать их, так как новая вспышка боли проходится по всему телу, от чего, как мне кажется, мое тело неестественно изворачивается, и снова… темнота.***
— Думал, — сухо ответил Беллами, внимательно следя за дорогой. Больше он не сказал мне ни слова. Я украдкой взглянула на Блейка и отметила, что полицейская форма на нем определенно очень хорошо сидит и выгодно подчеркивает подкаченные руки. Только в этом образе меня что-то смущало, словно сам Беллами не уживался с образом хорошего парня. Такое чутье было моим даром, но прямо сейчас хотелось, чтобы оно хоть раз меня обмануло. — Что? — спросил беззлобно Беллами, заметив, как я наблюдаю за ним. — У тебя есть татуировки? — неожиданно даже для себя спросила я. — Нет, — помахал головой Блейк, едва заметно улыбаясь. — Так ты чистый холст, — с легкой усмешкой произнесла я. — Хочешь стать моим первым тату-мастером? — хохотнув, спросил Беллами. — Ты позволишь лишить тебя твоей тату-девственности? — с широкой улыбкой уточнила я. Блейк заразительно засмеялся. Его баритон проникал в самое сердце, заставляя его биться быстрее, а кожу покрываться мурашками. Я не смогла сдержать улыбку, глядя на него. — Тебе, — произнес он, — я бы позволил лишить меня любой девственности. Услышав ответ парня, на секунду я забыла, как дышать. Заметив мое замешательство и румянец, заливший щеки, Беллами словно был собой доволен, что не смогло скрыться от моего изучающего взгляда. Качнув головой, я отмахнулась от пошлых мыслей и решила, что за шанс с тату необходимо схватиться. Ведь Мерфи, которому я обещала набить ещё одно тату, в ближайшее время вряд ли будет до этого. Вспомнив Джона, в голову тут же вернулись мысли о сегодняшнем вечере. Улыбка быстро сползла с моего лица, и я снова погрузилась в раздумья. Заметив это, Беллами тут же спросил: — Я сказал что-то не так? — Нет, все в порядке, я просто задумалась, — прошептала я, поворачивая голову влево.***
Следующие несколько дней я словно провела в вакууме. Не помню, что делала, не помню, что чувствовала, знаю, что просто существовала. Вечер с Мерфи всё никак не выходил у меня из головы, и я не была уверена, что вообще смогу общаться с ним. Он неоднократно писал мне СМС, спрашивал как я, присылал смешные картинки, так словно того разговора не было, словно поцелуя не было, а я не могла… я старалась перебороть себя, пыталась хотя бы в СМС выглядеть прежней Кларк, но что-то все-таки изменилось. Это не скрылось от Джона, который на очередной мой смайлик и коротенькое «Ок» написал: «Ничего не должно измениться». «Легче сказать, чем сделать, Джон», — подумала я, откидывая телефон на подушку. В воскресенье вечером, Рейвен, уставшая и ненавидящая себя за глупость при составлении расписания, распластавшись на ковре в комнате в который раз рассказывала мне о том, в чем планирует идти на свидание к Мерфи. Широкая улыбка не сходила с лица подруги, и, чтобы не портить боевой настрой, я постаралась отодвинуть на второй план свои чувства и эмоции по поводу случившегося. Под стать подруге я описывала то, как замечательно пройдет вечер, изрядно утрируя и, конечно же, вгоняя взволнованную Рейвен в краску, ведь зачем ещё нужна подруга. Она громко смеялась, моля остановиться. На секунду я поймала себя на мысли, что мне даже становится лучше, когда я вижу, как счастлива Рейс. Когда я представляю их вместе, мне кажется, что все обойдется и наша дружба с Джоном не пострадает. Ради этого я была готова лгать всю жизнь, лишь бы она не узнала ничего, лишь бы ей не было больно. — А куда вы все-таки идете? — спросила я, четко представив образ разодетой и раскрашенной Рейвен, допустим, на месте преступления, в которое в любой момент могут вызвать Джона. — Я… он не… я понятия не имею, — изрекла, наконец, Рейвен, переворачиваясь на живот. — Прекрасно, — подытожила я, — красное платье намного выше колена и каблуки будут как раз в тему для длительной пешей прогулки по ночной Аркадии. Ты одна из самых умных людей, которых я знаю, но когда дело касается реальной жизни и… о Боже… любви, ты как щеночек. — Это твоя идея. Свидание — твоя идея, — воскликнула подруга, распахивая и без того большие глаза. — Прости, пожалуйста, что не продумала все детали ВАШЕГО свидания, на которое я и так вас обоих вытянула, — с сарказмом произнесла я. — Что же делать? — по-детски растеряно спросила Рейс, опуская взгляд на ковер. Шестеренки в моем мозгу тут же судорожно закрутились, стараясь выручить растерянную подругу, у которой в голове, очевидно, были одни помехи и ни проблеска светлой мысли. — В баре на Саммер Авеню по пятницам живая музыка. Там можно выпить и потанцевать, — вдруг вспомнила я, поднимая указательный палец вверх. — Да! — моментально согласилась Рейвен. Девушка вскочила с пола, схватила с тумбочки свой телефон и стала совать его мне в руки. — Что ты делаешь? — Пиши. Ему. Давай. — Ещё чего. Рейвен, соберись, ты достаточно крута и самодостаточна, чтобы общаться с парнями самостоятельно. Глаза Рейвен в ужасе расширились. Девушка глубоко вздохнула, разблокировала телефон, пару раз пробежалась пальцами по экрану и замерла, зажмурив глаза. Я терпеливо смотрела на подругу, ожидая дальнейших действий, но время шло, а та все ещё стояла напротив моей кровати. — Интересный факт, — я решила, что уже достаточно долго ждала реакции Рейвен, — с открытыми глазами куда удобнее писать СМС. Рейвен распахнула глаза и, состроив удивленную гримасу, произнесла: — И ты всё это время молчала? Я засмеялась и отняла телефон. — Всему тебя надо учить, — пробурчала я, быстро набирая сообщение. «Пятница. Саммер Авеню. Бар Аномалия. 7:00 pm» — Отправляй сама. Сделай хоть что-то сама для своих отношений, — произнесла я, возвращая телефон Рейс. Она быстро пробежалась по тексту и вопросительно взглянула на меня. — Слушаю. — Так просто? — вдруг спросила Рейвен, от чего я тут же залилась смехом. — Проще некуда, — сквозь смех и слезы ответила я. Рейвен отправила СМС и тут же сунула телефон себе под подушку, очевидно надеясь на то, что это чем-то ей поможет. Я не стала спрашивать, зачем она это сделала. — Кларк, мне не дает покоя Октавия. Как давно ты знаешь? Почему ничего мне не сказала? — вдруг спросила Рейвен, в момент ставшая серьезной и собранной. Я рассказала Рейс всю историю знакомства с Октавией, с тем, что случилось после, где я её искала и где в итоге нашла. Посвящая её в подробности моего нахождения в притонах, я заметила, как меняется лицо Рейвен. Она так сильно волновалась и боялась за меня, что я почти после каждого предложения уверяла её, что все позади, и ничего подобного больше не повторится. Она, конечно, кивала и уверяла, что верит мне, но мы же с ней лучшие подруги и точно знали, что лжем друг другу глядя прямо в глаза. В сотый раз заверив Рейвен, что моя встреча с прошлым прошла без последствий, мы закрыли тему наркотиков. — Может, сходим в клуб сегодня? — вдруг спросила Рейвен. — Возьмем Октавию с собой. — Серьёзно? Взять наркоманку в главный притон города? — уточнила я, чтобы не сомневаться ни на секунду, что моя подруга действительно это произнесла. — Я хочу с ней подружиться, — произнесла Рейвен. — И другое место для дружбы конечно на ум не приходит. — Ладно, Вик позвал меня в спортблок, они затеяли вечеринку у бассейна. Там она познакомится с людьми, и мы с ней, и в случае чего она будет на виду, — Рейвен отчаянно хотела вывести Октавию в свет, и это по какой-то причине мне не нравилось. — Что ты пытаешься сделать? — сощурив глаза, уточнила я. — Хочу понаблюдать за ней и… подружиться. Правда. Она мне напомнила тебя. Только она одна. Беллами работает все время, за ней некому присмотреть. Я недоверчиво смотрела за Рейвен, которая в этот раз, казалось, говорила искренне, и сдалась. Кивнув, я тут же поднялась на ноги и направилась в комнату к Октавии, чтобы предложить ей посидеть немного с нами. Рейвен засеменила позади меня. Мы остановились у слегка приоткрытой двери, ведущей в комнату младшей Блейк. Я тихонько постучала и почти сразу услышала тихое: «Войдите». Дверь со скрипом отворилась. Я вошла в комнату и увидела Октавию, сидящую на кровати скрестив ноги по-турецки и читающую какой-то учебник. — Октавия, — сказала я, усаживаясь рядом с девушкой на кровать, — наша футбольная команда устраивает вечеринку у бассейна. Ты с нами? Октавия смущенно взглянула сначала на Рейвен, которая так и осталась стоять у дверей, а после перевела взгляд на меня. — Никаких соблазнов, — прошептала я так, чтобы меня могла услышать только Блейк. — Не думаю, что это хорошая идея, — растеряно, произнесла Октавия. — Да, прости. Мы подумали, что ты тут скучаешь. Прости ещё раз, — я поднялась и направилась к выходу. Рейвен вопросительно уставилась на меня, на что я лишь пожала плечами и пошла прочь. Подруга поспешила следом. Мы шли нарочито медленно, делая вид, что обсуждаем сегодняшнюю вечеринку, когда услышали голос Октавии: — Но я же могу зайти поздороваться, правда? Я самодовольно ухмыльнулась, а после крикнула: — Собирайся, не пойдешь же ты здороваться в таком виде?***
Новый бассейн на территории кампуса был открыт год назад и стал любимым местом обитания студентов и их гостей. Только у ленивого не было дубликата ключа от этого места, но устроить тут вечеринку решились впервые. К тому моменту как мы пришли, в это внушительного размера здание набилось так много студентов, что в случае пожара никто не сможет выбраться живым. Но, к счастью, никого из пьяных и полуголых подростков это не волновало, и, попивая пиво из пластмассовых стаканчиков, все они непринужденно болтали между собой. Наиболее активные и считающие себя весельчаками ребята, конечно же, уже либо находились в бассейне, либо искали жертву и сбрасывали её в воду. Октавия, хоть и создавала впечатление бесстрашной девочки, вела себя тихо и даже немного напугано, но мы с Рейвен старались облегчить её «страдания». Мы заняли места на трибуне и, вооружившись стаканчиками с напитками, издалека наблюдали за всем происходящим, периодически комментируя то или иное событие. Скоро Октавия расслабилась. Её внимание привлекли спортсмены, собравшиеся у стола с выпивкой, но мы с Рейвен поставили на одного конкретно взятого парня из этой группы, который, по нашим убеждениям, просто не мог её не привлечь. Широкоплечий, с рельефным торсом, смуглый, татуированный парень с очень добрыми глазами и манящими губами был идеален. Подленько улыбаясь в стакан, мы исподтишка наблюдали за почти пустившей слюнки девушкой. — Я могу вас познакомить, — прошептала я, наклонившись к уху Октавии. Девушка вздрогнула от неожиданности и залилась краской. — Ты даже не знаешь на кого я смотрела, — пролепетала девушка, опуская голову. — Мы догадались. У тебя хороший вкус, — произнесла Рейвен. Проницательность и прямолинейность моей подруги снова заставили лицо Октавии приобрести розовый оттенок. — Я сама, — пискнула она. — Я же не буду вас сводить. Просто представлю. Мы подойдем к столу за выпивкой, и я как бы между прочим представлю вас, а дальше дело за твоим обаянием, — сказала я, осушая свой стакан. — Допивай. Октавия так же быстро расправилась с остатками напитка и, нацепив маску уверенности в себе, встала. В этот момент я почему-то почувствовала себя какой-то старой больной женщиной, которая, не имея собственной личной жизни, теперь годна лишь на то, чтобы сводить молодежь. Отмахнувшись от грустных мыслей, я улыбнулась и, схватив Октавию за руку, потащила её сквозь толпу к месту встречи с её возможной судьбой. Оказавшись у стола с выпивкой, я нечаянно (совершенно специально) толкнула рукой Линкольна, когда потянулась за бутылкой колы. Парень тут же обернулся и, увидев всего лишь меня, одарил широкой белозубой улыбкой. — Привет, Кларк. — Привет, Линкольн. — Могу я за вами поухаживать? — спросил он, забирая у меня из рук бутылку и разливая темную жидкость по нашим с Октавией стаканам. — Конечно, — с легкостью ответила я и заметила, как внимательный взгляд карих глаз Линкольна зацепился за Октавию, — только моя подруга, Октавия, не пьет. — Почему? — Она немного приболела и не смешивает лекарства и алкоголь, — многозначительно ответила я. Октавия закашлялась, но очень быстро взяла себя в руки. Хотя после этих моих слов я все же ожидала пинка. — Значит Октавия? Меня зовут Линкольн, — ответил парень, протягивая руку мимо меня Октавии. Девушка засмущалась, но протянула свою в ответ. — Вот и ладненько. Развлекайтесь, — сказала я, забирая стакан со стола и удаляясь, дабы не мешать знакомству. — Ты та ещё сваха, — произнесла Рейвен, когда я вернулась на место рядом с ней. — Это ужасно. У самой нет никакой личной жизни, но почему-то устраиваю её другим. Хватит. Сами. Всё сами. Девочки взрослые. Я ухожу на покой, — ответила я, делая глоток колы. — Ты не можешь бросить меня и Мерфи, — тут же спохватилась Рейвен. — Могу. Только что это сделала. Вечер, к моему счастью, проходил хорошо. Рейвен бросила меня одну, хоть и сидела рядом, болтая с Виком, который очень недвусмысленно флиртовал с ней. Хотелось верить в то, что она это прекрасно видит и хранит себя для Джона. Кстати о Джоне. На протяжении вечеринки он дважды писал мне на отвлеченные темы. Но я-то знала, что так он прощупывает почву между нами, то, насколько сильно были испорчены наши дружеские отношения. Я старалась отвечать ему так же, как ответила бы ранее, но внутри, отправляя СМС другу, все сжималось до размеров горошины, причиняя невыносимую боль. Я любила его, наше прошлое и настоящее ничто не могло изменить, но теперь, зная, что он любит меня, испытывает эту боль каждый раз, когда видит меня, не могла смотреть на него прежним взглядом. Говорить прежние слова. Шутить о свадьбе, если ни у него, ни у меня в жизни ничего не сложится. Теперь все это слишком реально. Слишком больно осознавать, что просто не можешь чувствовать к нему что-то. Больше не можешь. Переболела. А ведь любила. Сильно любила, мечтала. Протянула бы руку, и все было бы иначе. Напейся мы раньше, и не было бы так сложно. Но я пережила эту любовь. Приняла, поняла, отпустила. Кто в таком случае для него Рейвен? Способ забыть меня? Очень несправедливо по отношению к ней. Ведь и она могла бы быть счастлива с Виком, который выглядит одержимым ею. Какого черта эта трезвая взрослая жизнь так сложна? Почему теперь без дурмана в голове, взирая кристально чистым взглядом на самые простые вещи, я чувствую боль? Хуже ломки, хуже смерти. Стоит ли оно того? Я услышала, как заразительно засмеялась Рейвен. Перевела взгляд на Октавию и Линкольна, которые, уже не стесняясь, о чем-то общались. Взглянула на мокрых, пьяных подростков, которые радовались этой самой жизни, прямо здесь и сейчас. Стоит. Оно. Того. Стоит. Жизнь стоит того, чтобы прожить её. С чистым сердцем и разумом. Не убегая, не прячась. С готовностью встречая боль, счастье, обиду, разочарование и всепоглощающую любовь. Наверное. Рассматривая свои худощавые руки, я не заметила, как у бассейна началась потасовка. Подняв голову, я увидела, как Линкольна и Октавию обступила группа студентов, и оба они неистово на кого-то кричали. Девушка встала в центре, выставив руки в стороны, удерживая Линкольна и кого-то ещё от драки. «Беллами!» — осенило меня, и я тут же устремилась сквозь толпу к месту потасовки. С трудом пробираясь между потными и мокрыми студентами, мне все же удалось добраться к месту ссоры. Беллами, тяжело дыша, хватал сестру за руку, которую она тут же вырывала и кричала на него в ответ. — Беллами, перестань. Мы просто общались. — Ты идешь домой, — орал Беллами. — Ты кто такой? Не трогай её, — орал в ответ Линкольн, пытаясь завести девушку себе за спину. Этот парень подрабатывал охранником в клубе, и мог успокоить любого. Я видела, как Октавия, выбиваясь из сил, начинает плакать. Опустив руки, она судорожно оглядела толпу и, увидев в ней меня, тут же подлетела ко мне: — Кларк, помоги мне, пожалуйста, увести Беллами. — Думаешь это хорошая идея? — спросила я, оттаскивая её в сторону. В следующую секунду разозленный Линкольн, не дожидаясь объяснений, схватил Беллами за грудки и столкнул его в бассейн. — Охладись, приятель, — бросил он. — Линкольн, — сказала я, хватая его за руку и разворачивая его к себе, — что ты делаешь? — Он приставал к моей девушке. — Что прости? — спросила я. — К Октавии. Я хотел сказать к Октавии, — тут же пробормотал Линкольн. — Он её брат, — сказала я. — Черт. В любом случае, это не дает ему права вести себя как мудак. — Это да, — подытожила я, краем глаза глядя на разъяренного Беллами, выбирающегося из бассейна. — Беллами, пойдем, — одновременно с Октавией сказала я, хватая его за одну руку, а сестра за другую. Увести этого парня оказалось куда сложнее, но с помощью ещё некоторых парней нам все же удалось, относительно прежнего состояния, успокоить его. Будучи в коридоре общежития, Беллами начал кричать на Октавию. — Разве я не четко тебе сказал, где тебе следует находиться? — Беллами, — вмешалась я, вставая между ним и его сестрой, — это я позвала её с собой. Густая волна гнева, исходящая от Блейка, накрыла и меня. Я почувствовала, что сейчас случится непоправимое. — Кто ты такая, Кларк Гриффин? Спасительница? Что тебе нужно в нашей семье? Кто дал тебе право считать, что ты знаешь, что происходит? Как ты додумалась позвать её с собой в притон? — Какой притон? Что ты несешь? — Не прикидывайся дурой! — зарычал парень, сжимая руки в кулаки. — Она не выпила ни грамма алкоголя, не говоря уже о том, о чем ты подумал. Прекрати кричать. Чего ты добиваешься своей истерикой? Думаешь, ей станет лучше от прозябания остатка жизни в пыльной комнате общежития? Думаешь, так ты сможешь её защитить? — Это не твое дело. Убирайся из наших жизней. — Я уйду, — прошептала я, подходя непозволительно близко, чтобы сказать то, что хочу достаточно тихо. Так тихо, чтобы услышал только он. — Но запомни, если человек не хочет отказываться от наркотиков, то ничего не поможет. Ты можешь запереть её, посадить на цепь, кричать днем и ночью, плакать, умолять, но она всё равно сбежит. Ты лишаешь её шанса найти человека, ради которого она захочет измениться. Одиночество никогда не помогало справиться с зависимостью. — Убирайся, — прошептал Беллами. На этот раз тихо. Плечи опущены, на лице гримаса боли, в глазах осознание. — И никогда не возвращайся. — Не вернусь, — произнесла я и, круто развернувшись, направилась в свою комнату.