«Не суди меня»

Теперь, когда мое ожидание затянулось, а бармен недовольно ходит мимо меня, одаривая вопросительными взглядами, я поняла, что в моем «гениальном» плане есть несколько небольших недочётов. Первый, и самый главный, так это отсутствие информации о её биологических часах. Я догадывалась, что терпения у моей малышки не занимать, но даже не могла представить, что все могло затянуться. Я заказала самый лёгкий коктейль из всего ассортимента, и стоило высокому фужеру с трубочкой и ещё несколькими дамскими примочками на бортиках стакана появиться передо мной на стойке, как мой взгляд зацепился за ещё одного знакомого посетителя бара. Под светом софитов, водрузив крепкие руки на бедра шлюховато-одетой девицы, нервозно двигающейся под музыку, покачивался Беллами. Глупо моргнув, я заставила себя очнуться и даже на долю секунды уверовала в свою полную одержимость этим напыщенным, самовлюбленным остолопом. Но когда он поднял голову и будто бы уставился на меня, хотя увидеть он меня вряд ли мог, ведь я сидела у самого края барной стойки в самом тёмном углу заведения, я поняла, что это «виденье» реально. Чтобы не подавать вида на случай, если он всё-таки смог меня разглядеть, я ещё некоторое время посмотрела на их «танец», а после лениво перевела взгляд в сторону. Спустя ещё несколько минут моих мысленных взываний к мочевому пузырю своей подруги, сила мысли взяла верх и Рейвен грациозно поднялась со своего стула и, вцепившись в сумочку, устремилась к туалету. Едва она поравнялась со мной, я схватила её за руку и силой заволокла её в туалет. — Не кричи, — сказала я, вставая перед ней. Рейвен испуганно оглядела меня с ног до головы. — Что ты здесь делаешь? — Я очень не хотела портить тебе вечер. Но приходила Луна. — Чёрт, она опять облажалась. Её сестра никогда не приходила просто так. Как только в её жизни все налаживалось, она пропадала и лишь раз в году слала ей СМС, в котором поздравляла её с днем рождения. И если Луна лично появлялась в общежитии или дома, то это могло значить только одно — она влипла. Рейвен по щелчку пальцев помрачнела и, слишком спешно откинув образ влюблённой слабой девушки, приняла роль сестры. — Она сказала сколько? — Тысяча. До завтра. Это последнее предупреждение. — У меня нет столько денег, — произнесла она, расхаживая из стороны в сторону. — Сколько у тебя есть? — Пятьсот долларов. — У меня есть триста. Нам нужно найти ещё двести. Я могла бы спросить у Эбби, у неё точно есть, но… — Она снова подумает, что ты принялась за старое. Да. Я бы тоже так подумала. — Я объясню ей, в чем дело. Она не будет рада, но… — Я и так слишком много тебе должна. Я не смогу вернуть вам все деньги. — Вернёшь, когда станешь астронавтом. Они хорошо зарабатывают, — ответила я, набирая номер Эбби. — Сходи пока в туалет. Ты вроде за этим шла. Рейвен задумчиво кивнула и зашла в кабину. Когда уставший голос матери раздался в трубке, я вдруг на секунду замешкалась. Не хотелось её огорчать ещё больше, чем я уже успела это сделать. — Кларк, все в порядке? Почему ты молчишь? — Я задумалась, мам. — «Нужно помочь Рейвен» — Не волнуйся. — Ты назвала меня мамой, значит, что-то случилось, — усталость в голосе сменило беспокойство. Как бы сильно я не злилась на неё и не обижалась за то, что она в какой-то период времени перестала быть для меня мамой, а осталась только Эбби Гриффин, я была рада тому, что всегда могу позвонить ей. — Помнишь Луну? — Наркоманка, сестра Рей?  — Да, — тихонько произнесла я. — Она опять задолжала деньги? — Да.  — Сколько? — Нам не хватает двухсот долларов. В трубке воцарилась тишина. — Кларк, скажи мне, что это правда. Что ты просишь не для себя. Пожалуйста. Последнее слово было произнесено словно мольба. Будто от усталости просишь лишь минутную передышку, чтобы не умереть. — Я клянусь могилой отца, что в этот раз дело действительно в Луне. — Хорошо, детка. Я сегодня дежурю. Приезжай. Будь аккуратна. — Спасибо, — я слегка запнулась, размышляя, а после, кивнув собственным мыслям, добавила, — мам.  — Рейвен, я поеду к маме, возьму деньги. Завтра все решим. Хорошо? — Нет, — всхлипнула она, сидя на унитазе. Я не заметила, как подруга сделала все свои дела и теперь, усевшись на крышку унитаза, горько плакала. Слезы моментально брызнули и из моих глаз. Видеть её разбитой, уставшей, испуганной и бессильной я не могла. В голову тут же ворвались мысли о том, что и я раньше была причиной её слез. Эта девочка всегда спасала меня, и я ещё, казалось, ни разу её не отблагодарила. — Я поеду с тобой, — вытирая слезы со щёк, произнесла она.  — А Джон? Как ты ему это объяснишь? — Никак. Скажу, что устала, и мы поедем к Эбби. Не отговаривай. Она моя сестра.  — Хорошо. Я подожду тебя на улице, — произнесла я, вытирая слезы и покидая дамскую комнату. В зале бара людей стало больше. Я опустила голову и аккуратно стала пробираться сквозь толпу к выходу, где меня настиг… Джон. — Принцесса, — произнёс он, вглядываясь в красные от слез глаза. Я очень надеялась, что в тусклом свете заведения он этого не заметил. — Барон, — произнесла я, широко улыбаясь. Раскинув руки, Джон ждал, когда я обниму его, и я так и сделала. Не думая ни секундой больше кинулась к нему, утыкаясь носом в шею. — Что ты здесь делаешь? — Контролирую, чтобы ваше свидание прошло хорошо, — пошутила я. — А если серьёзно?  — Мне нужно срочно украсть твою спутницу. — Что-то случилось? — Не спрашивай, пожалуйста, возможно однажды она сама тебе расскажет. Джон замолчал, но из объятий меня не выпустил. — Хорошо? — спросила я, когда увидела, что из коридорчика, ведущего к уборным, показался силуэт Рейвен. — Хорошо, — произнёс Мерфи, погладив меня по волосам. — Мы в порядке? — Да, — чётко и быстро ответила я. «Мы будем», — подумала я. — Наш день в силе? — Наш день всегда в силе. Вспомни, даже когда мы ругались, то раз в месяц мы все равно встречались и дулись друг на друга, поедая лапшу. Боюсь, нам теперь друг от друга не сбежать. — Пока смерть не разлучит нас, — пошутил Джон, и я улыбнулась. — Пока смерть не разлучит нас, — ответила я и чмокнула его в щеку. Поравнявшись с нами, Рей улыбнулась Джону так искренне и беззаботно, будто не плакала в туалете минутами ранее. Я отошла от друзей на почтительное расстояние, оставляя их как бы наедине. Рейвен что-то быстро пробормотала Джону, сжимая его руку и не глядя ему в глаза. Мерфи, будучи предупрежденным, не стал приставать с расспросами, а лишь ободряюще улыбнулся. — Тогда, до следующего свидания, — сказал он. Рейвен резко вскинула голову. Поддавшись порыву, она приподнялась на носочки и впилась в его губы быстрым жадным поцелуем. Опомнившись, она тут же вылетела из бара ловить такси. Джон глупо улыбнулся, а после очень серьёзно взглянул на меня. Я шутливо ему улыбнулась и, помахав рукой, отправилась следом за подругой. Расплатившись с таксистом, мы вошли в приёмный покой, который напоминал сегодня сцену из фильма про конец света. Краем уха мы подслушали у стойки регистрации о массовой аварии на мосту через Клинуотер и о том, что больница Аркадии переполнена и посылает всех в Полис. Поднявшись на второй этаж в кабинет Эбби, мы не обнаружили в коридоре ни одной живой души. Тишину, которая могла бы царить здесь, нарушали вой сирены из подъезжающих машин скорой помощи и ежесекундные объявления по радио о необходимости врачам явиться в ту или иную палату или операционную. К своему удивлению, в кабинете Эбби нас ждала Эбби. Она сидела за своим столом, склонившись над многочисленными бумагами. — Ты почему не спасаешь тех бедных людей? — спросила я, не тратя времени на приветствия. — Когда я буду нужна там, меня вызовут, — произнесла она, отрываясь от записей. Эбби сидела в кожаном кресле главного врача центральной больницы Полиса и, казалось, будто она действительно там, где была рождена быть. Все в кабинете говорило о его владельце. Светлые тона во всем. Большой стол со стеклянной прозрачной крышкой, удерживаемой увесистой чёрной веткой. Небольшой ноутбук на краю стола, две ручки и карандаш стоят в простом чёрном стаканчике. Огромные стеллажи были столь изящны, что, в отличие от многих других своих собратьев, которых предпочитали владельцы личных кабинетов, не создавали впечатление массивных полок в центральной библиотеке Полиса. Белый кожаный диван гармонировал с креслом, в котором сидела мама, и это полностью описывало её. Она любила свет, белый цвет у неё ассоциируется с чистотой, а у меня с палатой в психбольнице или операционной. Рейвен стыдливо стояла за моей спиной. Я чувствовала напряжение, исходящее от неё. Эбби встала. После тяжёлых трудовых суток ей по-прежнему удавалось держать спину идеально ровной. Подойдя к Рейвен, она тут же притянула её к своей груди и, по-матерински поглаживая её по голове, стала шептать всхлипывающей девушке успокаивающие слова. Рейс вцепилась в худощавые руки моей матери, словно боялась упасть, утонуть в собственной боли и бессилии. Я улыбнулась. Проглотив обиду и ревность, я подошла к диванчику и села на подлокотник, устремив взгляд на книжную полку. Два чувства смешались и неприятно жгли изнутри в области солнечного сплетения. Они о чем-то шептались, а я… продолжала рассматривать корешки книг. «Они прожили это. Со мной. Боль и безысходность. Ты не имеешь право их винить в этой близости. Пока ты блевала, где-то между штатами, они поддерживали друг друга. В то время, пока ты мучилась от ломки в очередном рехабе, они общались». «Рейвен всегда нравилась маме больше. Почти идеальная дочь. Поступи она на медицинский, в свидетельстве о рождении она бы смело зачеркнула «Кларк» и вписала бы «Рейвен». Огненный обжигающий шар злости и разочарования разрастался внутри, и я, не глядя на развернувшуюся картину «матери и дитя», мысленно старалась успокоиться. Было до слез обидно, что она нашла время и материнскую любовь для нее. Но не нашла её когда-то для меня. Лишь упреки, недовольства, крики и критика. Всегда одно и то же. Кто-то может сказать, что это её извращенная версия любви. Она закаляет характер, готовит меня к жизни и желает, чтобы я становилась лучше. Как жаль, что мне это всё не нужно, как печально, что я просто хотела бы засыпать в материнских объятиях, как невыносимо больно от того, что я забыла, как звучит её голос, говоря «Я люблю тебя». Борьба внутри меня продолжалась не долго. Эбби подошла к столу, покопалась в сумочке и выудила из кошелька несколько сотен долларов. Внутри оказалось чуть больше, чем нам было необходимо. Мама подошла ко мне и протянула деньги. Жгучая обида побудила меня сделать то, за что я буду корить себя уже через несколько минут. — Отдай их Рейвен, так сохраннее и спокойнее для всех, — произнесла я, не поднимая глаз на лицо матери. Рука Эбби дрогнула, и в следующий момент она отошла от меня. «Будто пощечина. Звонкая, хлесткая», — подумала я со злорадством и внутренним триумфом. Выжигающее чувство обиды затухало, а голос разума становился все громче и навязчивей. В голове загалдели мысли о неправильном поведении, о том, что в этой истории я далеко не герой и не жертва. Мысли слились воедино, заполняя разум мысленными помехами. Такими, которые на первый взгляд кажутся мыслями и вызывают у тебя противоречивые чувства. Будто все мысли будоражат сразу все чувства. От которых становится тошно, ненавистно существовать в своем теле и с этой прожитой мной историей, с этими ошибками, с этим грузом. А после, когда всё нутро уже взбудоражено, мысли забываются и остается шум. Это и есть помехи. Краем глаза я отметила, как аккуратно Рейвен приняла деньги от Эбби. Кивнув матери, я вышла из кабинета, не в силах ни продолжить свою «истерику», ни попросить прощения за неё. Я услышала, как Рейвен тихо прошептала несколько раз слова благодарности, а после шум шагов становился отчетливей по мере её приближения ко мне. Спустившись на первый этаж, мы снова погрузились в хаос больницы. Стараясь держаться ближе к стенам, мы миновали коридор, ведущий в реанимацию и приемный покой, и вышли на улицу к подъездной дорожке для машин скорой помощи, на которой, к нашему удивлению, уже не было машин. Я замедлилась только сейчас, чтобы Рейвен не пришлось бежать за мной. Ночь вступила в свои права. Холодный ночной воздух окутал нас с Рейвен, от чего по телу пробежали мурашки. Ни я, ни она не подумали о том, что возвращаться придется поздно, и такси будут ехать крайне долго из-за той самой злосчастной аварии на мосту, заблокировавшей основные пути и развязки. — Давай вернемся в больницу, там тепло. — Иди, не стоит тебе мерзнуть тут. Когда приедет такси, я позвоню тебе. — Кларк, если дело в Эбби и мне… — Дело не в этом. Пожалуйста, не принимай мое поведение на свой счет. Это наши с Эбби дела. — Ты жестока с ней. И знаешь, почему она спросила о деньгах. Ты не вправе обижаться на нее. «Я знаю. Но чертова гордость не даст мне признаться ей в этом. Ни за что». — Рейвен, зайди, пожалуйста, в помещение. Ты слишком легко одета. Когда такси приедет, я тебя позову. — Кларк … — Рейвен, пожалуйста, — прошептала я. Подруга кивнула и направилась в приемный покой. Я устроилась на деревянной скамейке в нескольких метрах от проезжей части, на которой пациенты обычно дожидались такси или машины своих родственников, забирающих их. Прохлада, пробирающая до костей, заставляющая челюсти едва слышно отбивать чечетку, в то же время успокаивала воспаленный разум, приводила в чувство. Я с жадностью втянула ночной воздух, прикрывая глаза. Мысли зашипели и, разбежавшись по углам, затихли, подобно чертям, прячущимся от ладана. Я слушала тишину так внимательно, будто в ней все ответы, и стоит лишь послушать на пару минут дольше, как тайны вселенной откроются мне и всё встанет на свои места, а я смогу пережить все, что уготовано мне судьбой. Злость и обида рука об руку кружили внутри меня в незамысловатом танце. Чертовы помехи. Мысли, взбудоражившие эти чувства ушли, и воззвать к ним я больше не могла, но эмоции остались, напоминая о моей слабости и никчемности, несдержанности и глупости. Мои внутренние терзания и самоанализ прервал звук останавливающейся машины и характерные щелчки ручного тормоза. Я распахнула глаза, готовясь радостно воскликнуть водителю такси, который должен был примчаться и спасти нас из плена ночной прохлады. К моему удивлению, на дороге стоял черный пикап. Эту машину я раньше не видела, но водителя узнала в тот же момент, когда он обошел машину и направился в мою сторону. Как этот человек узнал, где нас искать, оставалось загадкой, но после недавних событий я предпочитала молча ожидать таксиста. — Поехали, я довезу тебя до общежития, — произнес грубоватый голос Беллами Блейка. — Мы с Рейвен вызвали такси, — ответила я, глядя на дорогу, и всем своим видом игнорируя присутствие ЭТОГО человека. — Хочешь снова испытать удачу? — резко спросил он, нависая надо мной. — Что ты сказал? — так же резко спросила я, вскидывая голову и встречаясь взглядом с Блейком. — Я знаю, что с тобой случилось в вечер нашей встречи. Жизнь тебя ничему не учит, так? Снова в такси? Может ты мазохистка, Кларк Гриффин? — Сначала шлюха, теперь мазохиста. У тебя интересный стиль общения. — Перестань строить из себя обиженную и садись в машину. — А что стало с «убирайся и никогда не возвращайся»? На лице отразился спектр эмоций, который прочитать по этому человеку было сложно. Бросив всякие попытки, я демонстративно выглянула из-за фигуры Блейка, загородившего обзор, и проверила, не едет ли такси. В голове тут же возник образ Рейвен, которая сидит в приемном покое больницы одна и не находит себе места от волнения за сестру. Я достала из сумки телефон, и мельком взглянув на стоящего каменным изваянием Беллами, произнесла: — Я позвоню Рейвен, отвези её, пожалуйста, домой. — Гриффин, — произнес Беллами и уселся на лавку рядом. Слишком близко, от чего я инстинктивно отодвинулась на другой край, оставляя между нами безопасное расстояние. — Не надо. Ты ясно дал понять, что я облажалась и очень четко объяснил, куда мне идти со своими благими намерениями. Ты отвезешь Рейвен или нет? — Отвезу, — отозвался он. Я связалась с Рейвен и сообщила, что карета подана. Рейс буркнула, что уже бежит, и бросила трубку. — Спасибо, — произнесла я. Беллами молчал. Уперевшись локтями в колени, он изучал собственные пальцы, расковыривая не зажившие ранки на костяшках. Я снова обратилась к телефону, на этот раз внимательно наблюдая за картой и водителем такси, который, как я надеялась, должен был находиться уже в конце пробки и двигаться в нашу сторону. Стоило Рейвен подойти, как, будучи поглощенная эмоциями, она тут же воскликнула: — А он тут что делает? — Понятия не имею, как он нас нашел, но он на сегодня твой таксист. — Мой? — уточнила девушка. Тон подруги не говорил ни о чем хорошем. — Да, я дождусь такси или, в крайнем случае, дождусь Эбби. У нее в кабинете очень удобный диван. — Кларк, иногда ты меня просто поражаешь своей глупостью. Если не едешь ты, то и я никуда с ним не поеду. И не думаешь же ты, что я отпущу тебя одну ночью… на такси, — во всей тираде она сделала особый акцент на слове такси, чтобы я точно поняла, о чем идет речь. Очень печально, что Рейвен и Беллами, зная, что со мной случилось, правда думали, будто бы я так просто забыла ту ночь и прекрасно живу дальше. Меня замутило от вспыхивающих в мозгу картинок той ночи, но я стоически сдержала всё в себе и внешне не подавала виду. — Он знает, — произнесла я. — Что? Когда ты успела ему рассказать? — Давай не будем сейчас выяснять отношения. Тебе нужно выспаться перед завтрашним днем. Со мной все будет в порядке. — Уже было в порядке, — произнесла она. Беллами, которому явно надоела наша перепалка, и который, очевидно, принял решение и не намеревался отступать, быстро поднялся на ноги, схватил меня за руку и дернул на себя, заставляя подняться. Подхватив меня на руки, он, воспользовавшись моим шоковым состоянием, донес меня до машины и грубо затолкал на переднее сидение, громко захлопывая за мной дверь. Кивнув Рейвен, он поспешил занять место за рулем. Рей быстро смекнула, что к чему, и, не говоря ни слова, забралась на заднее сиденье. Мы ехали молча. Уставившись на дорогу, я была поглощена лишь одной мыслью: «Откуда он узнал, что мы здесь?» Это не давало мне покоя, разъедало изнутри, подталкивало начать разговор и выудить у него информацию, но гордость приказала закрыть рот на замок. Въехав в пробку, я ударилась в размышления, которые слишком усердно отгоняла от себя с тех самых пор, как он накричал на меня в коридоре общежития. «Быть может этот придурок прав, и я действительно мазохистка? С того самого вечера я не могла выкинуть его из головы. Самыми яркими воспоминаниями о нем были ночь в клубе и этот скандал. Его грубость, которая слишком быстро сменяется аккуратностью и внимательностью, словно магнит для моего израненного одинокого сердечка. И даже то, что он вот так по-хозяйски закинул меня на плечо и затолкал в свою машину, говорит о чем-то. Ведь так? Или я снова пошла на поводу у чувств и выдаю желаемое за действительное? Снова как дура думаю о том, с кем мне никогда не быть, придумываю воздушные замки и красивые сценарии, а после буду страдать от того, что всё пошло не по моему грандиозному плану. Этот сукин сын прав, жизнь меня ничему не учит». Поток машин почти не двигался, а напряжение в машине становилось ощутимым. — Как ты нашел нас? — Рейвен как всегда пришла на помощь. — Я видел вас в баре.  — Ты преследовал нас? Ты маньяк? «Детка, ты читаешь мои мысли», — подумала я, всё так же безучастно пялясь на дорогу. — Я увидел как вы сели в такси. — И поехал за нами? — Да. — Потому что… — Узнал историю Кларк. — И? — Рейс, я могу вас высадить, если моя компания вас не устраивает. — Не устраивает, — подключилась я, — я сказала тебе об этом. Ты слушал? Блейк замолчал. Как назло пробка не рассасывалась, а напряжение в машине достигло апогея. Я изо всех сил старалась игнорировать новоиспеченного таксиста, но мысли и глаза предательски возвращались к его персоне. Гордость, единственная полезная черта, доставшаяся мне от Эбби, аккуратно подбрасывала отрывки наших встреч, не давя, но напоминая о себе, возвращая мысли в реальность. Я нетерпеливо постукивала указательным пальцем по коленке, устремив взгляд в окно. За пределами машины творился хаос. Злые, уставшие люди бездумно сигналили, будто это могло помочь в данной ситуации и по волшебству разобраться с затором. Некоторые выходили из машины и с видом экспертов или очень важных людей пробирались к причине пробки. Рейвен притихла на заднем сидении, ударившись в размышления. И если мои витали вокруг Блейка и ситуации в целом, то её грозными стражниками вышагивали далеко-далеко отсюда, вокруг безвольного тела своей сестры, валяющейся, возможно, на прожжённом матрасе в одном из притонов города. Первым не выдержал Блейк и поспешил включить радио. Приятный, четко поставленный голос диктора сообщил о погоде, новостях в мире и, конечно, об огромной пробке и её причине. Следом ведущий объявил музыкальный час и салон автомобиля наполнила мелодия M83. Я знала эту песню, и оттого, блаженно прикрыв глаза, наслаждалась музыкой. Она касалась души, поглаживала нервы, расслабляя, утягивая за собой в маленький мирок. Окутывала спокойствием, дарила минуты тишины. «Отправь свои мечты Туда, где никто не прячется Подари свои слезы Приливу»* В груди появился трепет, приятный, подобный волне мурашек. От этого тепла хотелось плакать и улыбаться, лежать на теплом песке, подставить лицо солнцу и остаться так жить. В легкости, без проблем и прошлого, без страшной реальности, лишь в этом мирке. Хотелось довериться случаю, пожать руку судьбе и наплевать на борьбу. Песня закончилась, и стоило первым аккордам новой композиции разрушить тишину, как сердце сжалось в тугой ком, а слезы, которые были готовы политься из глаз от счастья и тишины, неприятно обожгли глаза. Зажмурившись, я задышала глубже. «Боль рябью расходится по телу, ослабляя меня Меня пронзает стыд и гордость…»** Слова щупальцами тянули воспоминания об ощущениях, которым я была так благодарна когда-то и которые так сильно ненавидела сейчас. Потребность скомканным чувством, до этого валявшимся на задворках моего эмоционального состояния, стала разворачиваться, охватывая часть разума. Острые иглы нужды впивались в горло, мешая дышать. Я сильнее сжала руку в кулак. Чувствовала, как ногти впились в кожу, отрезвляя. Стиснув зубы, я сделала глубокий вдох через нос, который должен был стать успокаивающим и был таковым. Я снова вернулась к словам играющей из колонок песни, и едва смогла сдержаться, чтобы не возвести глаза к небу и не спросить у Бога со всей серьезностью и искренностью «За что?» В переполненной раздражением и неловкостью машине не осталось места для нового чувства, которое перетекло через край дозволенного и теперь грозилось присоединиться к коллегам, накаляя обстановку до красна. Meg Myers, растягивая слова, будто обращалась ко мне, озвучивала мои мысли и сподвигала на действия. «Как сильно ты меня хочешь? Как сильно ты меня хочешь? Дорогой, я хочу сломить тебя, Хочу бросить тебя на растерзание собакам. Да, я причиню тебе боль, Хочу услышать, как ты кричишь от боли. Парень, я хочу попробовать тебя на вкус, Содрать с тебя кожу языком, Убить тебя, Закопать в землю.»*** Жар пробежал по телу, собравшись внизу живота. «Кажется, я схожу с ума. Нельзя так много думать о сексе. О Блейке, о сексе с Блейком», — мысленно корила себя я, закинув ногу на ногу. С виду могло показаться, что я лишь поменяла положение, устав сидеть в одной позе, но на самом деле… «Когда же закончится пробка. Чертова пробка, чертов Беллами, чертова жизнь и чертов организм, которые по неизведанной причине предавали меня». «Гриффин, причина более чем изведана. Когда последний раз тебя кто-то хорошенько трахал?» Из последних сил я взмолилась всем Богам, которых знала, о скончании этого постыдного пути. Но, очевидно, наша машина находилась так далеко, что даже Боги не могли услышать мою мольбу. Спустя добрых сорок минут, нам удалось выбраться на свободу. С души упал камень, и я была почти окрылена от того, что мы вот-вот будем дома и я уберусь как можно дальше от этого засранца. «Горячего засранца. Взгляни на эти руки. А теперь представь, что они могут делать». «Прекрасно, мысленные диалоги с самой собой — первый признак того, что мой и без того травмированный рассудок собрал чемоданы, купил билеты и сваливает из этой потекшей черепной коробки». Когда впереди показалась до боли знакомая улица, ведущая к общежитию, мне показалось, даже Рейвен облегченно выдохнула. Блейк задумчиво смотрел на дорогу, излишне крепко сжимая руки на руле, от чего костяшки его пальцев побелели. Приятно осознавать, что эта его «идея» стала мучением не только для нас, но и для инициатора. Когда пикап остановился у обочины, быстро бросив едва слышные «спасибо» мы с Рейвен поспешили покинуть машину. Послышалось несколько щелчков, что говорило о том, что машину поставили на ручной тормоз. «Он собирается идти с вами?» «Возможно, он идет проведать сестру». — Кларк, — позвал догнавший меня Беллами. Он коснулся своей рукой моего запястья, требовательно сжимая, но не доставляя неудобства. Ладони его были большими и чрезмерно горячими, и этот жар передался и мне. «Вот же похотливая сучка. Он лишь коснулся твоей руки, а ты уже теч…» — Да? — ответила я Беллами, больше чтобы не дать мыслям продолжить измываться над самой собой, чем от желания продолжать разговор. Так я себя утешала. — Мы можем поговорить, минутку, — последнее слово он выделил нарочито громко, чтобы Рейвен услышала и предельно ясно распознала его намек. Подруга, как и полагает лучшим друзьям, взглянула на меня, ожидая моего решения, и покинула нас, только когда я кивнула. Дождавшись, когда силуэт Рейс станет достаточно далеко, чтобы он мог спокойно продолжить, Беллами отпустил мою руку. Лишившись тепла его ладони, я едва удержала в себе раздосадованный вздох. Парень слишком долго собирался с мыслями. Со стороны было очевидно, что он буквально сражается с самим собой, принимая какое-то решение. — Я… — произнес он, заглядывая мне в глаза, — подумал. И возможно… был излишне эмоционален… в тот день. Я видела, с каким трудом он произносит эти слова и где-то глубоко внутри ликовала. Пусть мучается так же сильно, как и я. — Возможно… я повел себя как… — Мудак, — с радостью закончила за него я с вполне серьёзным выражением лица. Блейк сверкнул глазами, словно хищник. Ему понравилась моя дерзость или это была защитная реакция, но его пухлые губы расплылись в широкой улыбке, обнажая ряд идеально белых зубов. Смиренно прикрыв глаза, он утвердительно кивнул, и… о, черт, медленно увлажнил языком свою нижнюю губу. «Боже, он всегда так делал или это уловка?» — В свою защиту, хочу отметить, что вести мою сестру после… ты знаешь… на студенческую вечеринку было крайне глупо и безрассудно. И все это ты провернула за моей спиной. Когда я снова не нашел её в своей комнате, я чуть не сошел с ума, — принялся рассказывать Блейк, расхаживая из стороны в сторону. — Ещё и этот бабуин полез к ней целоваться. Что он вообще себе позволяет? — Да, Беллами Блейк, ты же никогда не целовал девушку при первой встрече. Только после третьего свидания, верно? А секс, прости, после свадьбы? Парень сурово глядел на меня, пока я раздражающе спокойно тыкала лицом в его собственную жизнь. «Иногда всё же тонкие стены очень полезны», — отметила я про себя. — Гриффин. — Блейк. Беллами глубоко вдохнул через нос и, медленно выдохнув, продолжил: — Я хочу сказать, что… черт, ты же все понимаешь. — Я очень замерзла, Беллами, — уставшим голосом произнесла я, обходя его. — Я бы хотела пойти в комнату. — Давай сходим куда-нибудь? — выпалил он. Судя по его слегка распахнутым глазам, он, вероятно, сам удивился своим словам. — А как же красавица из бара? Усмешка не заставила себя ждать. — Меня на всех хватит, Принцесса. — Не стоит разрываться. Девушка должно быть сильно расстроилась, когда ты так стремительно сбежал. Сходи куда-нибудь с ней. — Я слышу нотки ревности? — Ты слышишь аккорды безразличия и усталости. Бурной ночи, Блейк. Не дождавшись ответа, я поспешила в общежитие. Рейвен уже сложила деньги, которые она тщательно откладывала с теми, которые получила от Эбби в конверт. Мне осталось добавить лишь 100 долларов. Когда вся сумма была собрана, возник один самый главный вопрос: «Как отдать долг Ковалу?» Рейвен, конечно же, хотела сама передать деньги, не вовлекая меня в семейные проблемы, которые, к сожалению, были так близки с моим темным прошлым. Но, зная человека, о котором мы говорили, я была уверена, что позволить Рейвен встретиться с ним лицом к лицу будет ужасной, сродни фатальной, ошибкой. Этого я не могла позволить. Не после всего, что пережила я. Пиликнувший в кармане джинс телефон развеял дымку размышлений, привлекая к себе внимание. «Ты обещала мне тату. — Б».