Черная изморозь

«Ты провалился. На этот раз окончательно». Джек рычит от досады. Ему хочется швыряться вещами, ломать скальпели и шприцы, но вместо этого он лишь восклицает: — Еще раз! Песочник, ну, тебе сложно, что ли? Приземистый мужчина перед ним — главный постановщик — качает головой. Он пишет черным маркером прямо поверх его — Джека — сценария. «Иди к птицам. Возьми расчётник и более не возвращайся». Джеку кажется, что внутри него все кипит от злости. Он идет быстрым шагом к лестнице, отталкивает Кромешника со своего пути, даже не замечая — он ведь хоронил его на прошлой неделе, вскрывал по линиям собственными руками. Самозванка, когда Джек пробегает мимо, лишь сдавленным шепотом смеется: — Пальцы! Джек, ты знал? Это пальцы, не птицы. Но Джек ее не слушает. Он поднимается по лестнице вверх, застывает лишь за тем, чтобы осмотреть со второго этажа расположившийся в театре госпиталь. Хотя сейчас, на Двенадцатый День, впору назвать его мертвецкой. — Ааа, дохтур, — тянет Исполнитель, приветственно кивая головой, и кости на его одеждах гремят, когда птица разворачивается: — За расчётом? Ну, окончательное сведение счётов сейчас идет в городском соборе. Джеку нет нужды спрашивать, кто там, в соборе-то: сам прекрасно знает, что Инквизитор с Полководцем. Мальчишка хрипло хохочет, выходя за пределы театра. «Это от нервов», — думает он. Кладка под ногами влажно хлюпает грязью и кровью; Джек вдыхает полной грудью, в надежде перебить гнилостный запах умирающих тел, собравшийся на втором этаже театра, рядом с птицами, но понимает, что зря: гниль перебивает запах жареной плоти, и Джека скручивает рвотным спазмом около ближайшей мусорки. До театра он идет тихо, смотрит на играющих в классики детей, уже не поражаясь — даже во время эпидемии чумы дети остаются детьми. И плакать хочется, сам Джек словно застрял на перепутье: уже и не ребенок, но еще и не взрослый муж. Ни рыба, ни мясо, ни то, ни сё. Из Столицы в Город он выезжал почти что дипломированным хирургом, а приехал не боле, чем мальчишкой, с трудом вспоминающим родной Уклад и нехотя принимаемый обратно матерью Бодхо. Простреленный бок до сих пор напоминает о себе ноющей болью, хотя Джек ее, кажется, уже не замечает даже. На мосту его встречает Эмили: завернутая в грязные тряпки, уже почти незрячая, она спрашивает, что у нее с глазами. Джек виновато отводит взгляд и собирается уйти — девушка умрет с минуты на минуту, ему ей не помочь, — как вдруг она хватает его за руку: — Хочешь совет? — спрашивает она не своим голосом, и продолжает, не дожидаясь ответа: — Ты думаешь, что она любит тебя? Что она тебе друг, а он нам всем — враг, потому что привез сюда пушки? Начинай разговор не с ней. С ним начинай. — Баярлаа, Эмили, — благодарит он тихим свистящим шёпотом. — А теперь мне пора. Джек не успевает сделать и пары шагов, когда слышит, как шуршат тряпки, и тело бьется о кладку мостовой: умерла. Он идет к собору быстрым, размашистым шагом, зная, что если не задержится, если успеет — все изменится. Вопреки совету, Джек сразу же направляется к Инквизитору, и, кусая собственные локти и кормящие руки, терпит сокрушительный провал. — Катерина! — восклицает он в отчаянии. — Выслушай же меня! Свет тухнет и все замирают. Гремят в высоких сапогах шабначьи кости, когда Кромешник выходит на амвон: — Значит, упорный? — щурится он понимающе. — Хочешь вторую попытку? — Ты мертв, — выплевывает Джек неприязненно, смотря, как за сапогами Кромешника тянется степная грязь. — Уходи, шабнак. Цепкие пальцы хватают его за лицо, жмут на щеки, не давая опустить голову, заставляя смотреть, не отрываясь. — Поосторожнее с выражениями, мальчик мой, — шипит мужчина, и глаза его вспыхивают золотом. Джеку хочется смеяться. Шабнаком бывают лишь женщины, но стоящий перед ним Кромешник — как живое доказательство тому, что они ошибались всем Городом на протяжении многих лет. — Повторю еще раз: вторую попытку хочешь? Джек колеблется. Взгляд скользит по темному помещению в поисках Песочника. — Первую хочу. Кромешник улыбается и елейным голосом произносит: — Тогда поехали, будем считать, что последний поезд еще не ушел. Смотри не опоздай, мальчик. Рука крепко отталкивает Джека назад, и он падает на пол трясущегося на рельсах вагона. Поезд едет в Город. Начинается Первый День. В котором Джек знает и осознает, какую роль может сыграть любое его решение.