Черная изморозь

Они сидят рядом: уставшие, неспособные на разговоры и драки, пережеванные этим миром до раздробленных костей. У Джека в груди болезненный огонь, пожар, разрушительный и губящий, наполняющий дымом лёгкие. У Кромешника — сосущая пустота. Джек приносит ему свой огонь еженощно. Они не нуждаются в отдыхе, как люди, но выглядят измотанными до крайности, больными, чахнущими, и у Джека дрожат руки, когда он в очередной раз вкладывает в чужие сложенные ладони часть своего огня. С ним расставаться сложно, но необходимо — огонь топит лёд, сжигает его изнутри, и держать долго нельзя. Джек целует кончики пальцев. Поднимает взгляд, смотрит в лицо, и улыбается одними глазами, когда видит в лице напротив осознанность и смутное узнавание. Кромешник стар, как мир, возможно, даже старше — он уже не помнит сам. Он позволяет Джеку уложить голову себе на колени и долго рассказывает ему о том, что вспомнил сегодня и прямо сейчас. Иногда это что-то, что произошло совсем ещё недавно, но куда чаще — так давно, что никто из ныне живущих не вспомнит. Никто, кроме Питча. И теперь ещё мальчишки Фроста тоже, пускай он там тогда и не был. Соприкосновение губ — совсем лёгкое, невесомое и чувствуется как скольжение. Они делят дыхание на двоих, потому что Питч давно забыл, как это делается, а Джек помнит слишком хорошо. Он не строит иллюзий, знает, что это лишь плата — огонь за рассказ, что-то, что поможет Блэку заполнить пустоту внутри, и ни о каких высоких чувствах друг к другу речи не идёт. И всё-таки он закрывает глаза, позволяет себе скользнуть языком по губам, с удивлением чувствуя, как Кромешник раскрывается от этого прикосновения. Джек с трудом успевает задушить в себе сухой всхлип. У духов нет и не должно быть понятия физической близости, и именно поэтому происходящее сейчас — что-то бо́льшее. Они касаются лишь губами, не считая того, что у Джека под головой и плечами чужие колени: он лежит, спокойно сложив ладони на своем животе, и Питч не трогает его, упирается руками в пол, чтобы склониться, заслонить собой, насколько это возможно, и касаться губами губ. Прикосновения эти горячие и влажные, и Джек может лишь представить, как ощущается Блэку он сам — всегда холодный, источающий тонкий робкий свет вокруг себя, словно он ещё не решил, точно ли должен светить. Он раскрывается сильнее, сгибает ноги в коленях, когда они сталкиваются языками: Кромешник вылизывает его по кромке зубов, цепляет кончиком языка верхнюю губу, и Джек теряется, не зная, что он должен делать и должен ли хоть что-то. Они перестают прикасаться совсем, когда Питч отстраняется, и это расстояние — совсем небольшое, стоит лишь немного вытянуть шею, приподнимаясь — Джеку очень хочется преодолеть. Кромешник не против, он даже поворачивает голову, не давая им столкнуться носами, и Фрост трётся о его губы своими, мнет и щипает, совсем не понимая даже концепции того, что люди называют поцелуем, но определенно испытывая приятное чувство где-то внутри, там, где огонь и пожар. Они проводят так время, пока не занимается рассвет. Они выглядят почти живыми, расходясь каждый в свою сторону, и губы у Джека ноют и болят от такого количества поцелуев. Напоследок Питч хватает его рукой под затылком, царапает ногтями кожу головы, прежде чем коснуться поцелуем белых волос — и исчезает в глубоких тенях. Джек прячет улыбку в своих пальцах, подхватывает посох с пола, и призывает друга-ветра, чтобы унес его отсюда, чем дальше — тем лучше. Ему ещё предстоит подумать и понять, почему пожар в груди больше не сжигает, но приятно греет.