***
В крыше амбара зияли дыры, через которые проникал солнечный свет, пятнами ложился на пол и стены, сложенные из старых, поросших мхом камней. Пахло трухой, подгнившим сеном и пылью. С улицы доносились звуки гармошки, и несколько голосов горланили разудалую песню — солдаты развлекались после сытного обеда. Им-то можно было отдыхать… — Эшли! — резкий голос Сибиллы вернул его в реальность. С виноватым видом Эшли повернулся к ней. Маленькая грузная волшебница стояла с ружьём наготове. — Ты не сосредоточился, — прокаркала Сибилла. Эшли прочитал явное осуждение на её морщинистом лице и поспешил обратить внимание на тыквы, разложенные на длинном верстаке. Сибилла вскинула к плечу ружьё и выстрелила. Одна тыква разлетелась на части, разбрызгав оранжевую мякоть по каменной стене. — Чёрт, — сказал Эшли. Сибилла сжала тонкие губы так, что они превратились в линию. — Минус один солдат, — сказала она сухо. — Я просто не успел, — огрызнулся Эшли. — Молчать! — рявкнула Сибилла. — В бою будешь рассказывать, что не успел, когда мозги товарища размажутся по твоему мундиру. Она снова вскинула ружьё к плечу. Эшли стиснул зубы и поднял руки; вокруг тыкв начали возникать прозрачные сферы, переливающиеся радужным светом. Сибилла выстрелила; пуля срикошетила от сферы, ударилась в каменную стену и вошла в земляной пол, подняв фонтанчик пыли. Сибилла быстро перезарядила ружьё и выстрелила ещё два раза; все тыквы остались целыми. Её губы чуть-чуть расслабились, что у неё было равносильно улыбке. Эшли улыбнулся в ответ и слегка расслабился, ожидая, пока Сибилла снова перезарядит ружьё. От грохота очередного выстрела он подпрыгнул на месте. Сибилла отбросила ружьё и теперь держала в руках маленький револьвер. — Болван! — припечатала она своим сиплым голосом. — Опять отвлёкся! — Я просто… — Просто! У тебя все мысли об одном! Распоряжусь, чтоб Вальянта отослали: пусть Эд Лессил командует вместо него! — Не надо, — сквозь зубы процедил Эшли, чувствуя, как в нём закипает гнев. — Надо! Ты о нём думаешь, а не о деле! А в бой как пойдёшь? — В бой! — заорал Эшли, чувствуя, как к глазам подступают злые слёзы. — Да ты меня в бой не пускаешь! Я сижу с санитарами и вожусь с ранеными! Энергия захлестнула его с головой, как стремительный поток. Эшли не стал ей препятствовать, и волна силы ударила в стену амбара. С грохотом рассыпались камни; со скрипом и треском обрушилась часть крыши, взметнув фонтан трухи и пыли. Воцарилась тишина. Было слышно, как в вышине заливается жаворонок. С улицы всё так же доносилась весёлая песня: солдатам было не привыкать к беспорядкам, которые устраивали маги. — Ой дурак… — сказала Сибилла. Она вышла наружу, и Эшли потащился за ней. Злость после вспышки улеглась, и теперь он чувствовал себя виноватым. Сибилла уселась на приступку у амбара, достала трубку и принялась обстоятельно набивать её табаком. Эшли потоптался немного возле неё, но потом сел рядом, вытянув ноги. Амбар стоял на краю деревни, и за ним простиралось зелёное поле. Лёгкий ветерок колыхал густую траву, и по ней прокатывались волны. Вдалеке паслось стадо рыжих коров. Если завтра Бэльмор не выстоит, этой мирной картины уже не будет… Сибилла закурила, выпустив через ноздри струйки дыма, и сказала: — Болван. — Я это уже слышал, — проворчал Эшли. Сибилла ткнула его в колено и повторила: — Болван и дерзкий мальчишка. Если я не пускаю тебя в бой, то у меня на это есть свои причины. Чего непонятного, олух? — Ты считаешь, что я не готов… — Молчать! Ни черта не соображаешь. Сибилла сердито замолчала и с остервенением принялась вдыхать дым. Скоро она очутилась в сизом облаке, как сказочный джинн. — Я стара, — донёсся сиплый голос из облака. Эшли хотел было возразить, но она продолжила: — Не спорь, сопляк. Тебя ещё в планах не было, а меня уже звали Старой Лисой. Кто будет защищать королевство, когда я умру? Она помахала квадратной ладонью перед лицом, разгоняя дым, и посмотрела Эшли в глаза. — Ты, — сказала Сибилла, тыкая в него чубуком трубки, — единственный маг, кроме меня. Других нет и не будет ещё лет сто. Ты хоть соображаешь, чугунная башка, какая это ответственность?! Эшли молча кивнул. — То-то, — сказала Сибилла и опять сунула трубку в угол рта. — Поспрашивай меня ещё, почему я тебя не пускаю в бой. Они помолчали. Потом Сибилла принялась выбивать трубку о сапог. Проделав эту операцию с величайшей тщательностью, она грузно встала и упёрла руки в бока. — Завтра, — просипела она, — ты будешь сражаться вместе со мной. Эшли заморгал, не уверенный, что правильно понял. Он искал на её бесстрастном лице доказательства того, что она пошутила. А потом вскочил на ноги, заключил наставницу в объятья и поцеловал в жёсткую прохладную щёку. Правда, его тут же отбросило на несколько шагов волной огненно-рыжей энергии, и он едва удержался на ногах, но радости это ничуть не умалило. — Спасибо! Спасибо, Сибилла! — воскликнул он. — Что спасибо? Кинулся меня облизывать, как щенок… тьфу! — Сибилла вытерла щёку, но уголки её губ всё-таки слегка приподнялись. Согнав с лица даже подобие улыбки, она рявкнула: — Чего встал? Будешь тренировать защиту, пока с ног не свалишься! Тащи тыквы! Радостный Эшли потащил. И не было дня в его жизни, когда бы он тренировался более усердно и более эффективно.***
Ночь стояла тёплая и звёздная. В небе завис месяц, тонкий, как отпечаток ногтя. Мирную тишину спящей деревни нарушал только шёпот ветра в ветвях деревьев. В открытые окно дома старосты веяло свежей ночной прохладой. Эшли, которого положили в большой комнате нижнего этажа вместе с младшими офицерами, долго прислушивался. Когда все четверо лейтенантов мерно засопели, а один захрапел, Эшли бесшумно поднялся с постели и босиком вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь. Тихонько поднялся по ступеням на второй этаж и проскользнул в спальню, которую староста с мужем уступили командиру. Во мраке комнаты Эшли смутно видел очертания широкой кровати, заваленной подушками и одеялами. Ощупью он добрался до кровати, лёг и тут же провалился в удушающе мягкие объятия деревенской перины. — Алекс, ты спишь? — Эшли? — отозвался голос из груды одеял. — Может, и Эшли. А может, кто угодно. Ты имел такой успех, что сюда могло полдеревни сбежаться. Из темноты послышался тихий смех. В следующий момент Алекс нашарил руку Эшли и потянул его к себе. — Ты что, ревнуешь? Эшли переполз к нему, увязая в перине, как в глубоком снегу, и навалился сверху. Алекс был горячий ото сна, и пахло от него здоровым чистым телом; Эшли мгновенно повело. Вместо ответа он поцеловал его в губы. Конечно, он ревновал. Алекс, красавец, всеобщий любимец и храбрец, всегда привлекал много внимания. И всё-таки именно Эшли имел право его целовать, а все остальные могли утереться. И Эшли целовал, чувствуя, как Алекс под ним тяжело дышит и постанывает; гладил его по широкой груди, прижимался к нему и тёрся об него. А потом Алекс уложил его на спину, и Эшли оказался под ним с широко раздвинутыми ногами. Алекс трахал его медленно и размеренно, и Эшли подавался ему навстречу, всхлипывая и кусая губы, чтобы не орать и не умолять. Потом они лежали, лениво целуясь, и Эшли думал о том, что на нежной белой коже Алекса завтра будут следы — на боках, на плечах и на ягодицах, в которые Эшли впивался ногтями. Эта мысль всегда доставляла ему удовольствие и утешала, когда Алекс имел очень уж большой успех в обществе. — Кстати, — сказал он, вспомнив, что пришёл сообщить новость, — угадай что случилось? — М-м-м? — Алекс не был расположен угадывать и вместо этого стал кусать его за ухо. — Ну перестань, я серьёзно. Сибилла наконец-то разрешила мне поиграть с большими мальчиками, и завтра я буду сражаться вместе с тобой. Алекс отстранился и посмотрел на него. Эшли даже в темноте видел, как тот посерьёзнел. — Ну что ж, — сказал он, — не скажу, что я рад. Но, наверное, Сибилле лучше знать. Эшли, который надеялся, что любовник разделит его радость, слегка помрачнел. — И почему это ты не рад? — Потому что теперь я буду бояться не только за себя и ребят, но и за тебя. Эшли поднялся на локте и посмотрел в лицо Алексу, который теперь лежал на спине, положив руку за голову. — Ты — боишься? — Конечно, боюсь, — просто ответил Алекс. — Я люблю жизнь и не хочу её лишиться. Эшли недоверчиво смотрел на его профиль, который впору было печатать на монетах. — Но все считают тебя храбрецом! — Жизнь в позоре меня пугает больше смерти. Алекс покосился на Эшли и хмыкнул. — Что, ты во мне разочаровался? Эшли помотал головой и уткнулся ему в плечо. Алекс продолжил: — Смотреть, как страну захватывает враг, и ничего не делать — это позор. Я такой трус, что у меня душа в пятки уходит при одной мысли об этом, лучше уж ползать под пулями. Эшли фыркнул Алексу в плечо и потёрся об него носом. — Завтра можешь не бояться, — невнятно сказал он. — Завтра я буду тебя защищать. — Мой храбрый рыцарь! — сказал Алекс и навалился на него.