Стенания Яманеко

Холодный поднявшийся к вечеру ветер бил мощным потоком в лицо им обоим, на скорости лисьего бега становясь ещё более пронизывающим. Он дул с юга, с буйного океана, всячески препятствуя им и их замыслу. Акаме выглянула из-за спины кицунэ, вглядываясь в бесконечно длинную ленту дороги, стелящуюся впереди, что качалась в такт движениям. С начала пути, то бишь с того момента, когда солнце было в зените, прошло уже немало времени, и небо, застланное сливовыми тучами, пришедшими с ветром, теперь иссиня-чёрными клубáми тяжело нависало над землёй. Огромные тёмные громады неспешно неслилсь куда-то вдаль под гнётом мощных потоков воздуха, колышущих русые девичьи пряди волос. Он угрожающе завывал, качая тонкие сосны из стороны в сторону, заставляя дрожать их каждой веточкой. Несколько крохотных капель, мерцающих кусочками битого хрусталя, застенчиво коснулись лица рыси, давая сигнал о наступлении остальным таким же тысячам стёклышек, в тот же миг посыпавшихся с небосвода. Они стремительно падали и разбивались о тропу, о деревья и травы, о тела двух ёкаев, оставляя после себя влажные следы-пятнышки. Дождь усиливался с каждой секундой в разы, с громким характерным шелестом становясь непроглядной водяной завесой. Дорога превратилась в сплошную грязную лужу, брызгами очернившую хакама Акаме. Лис не видел перед собой почти ничего и продолжал путь, опираясь лишь на осязание. Его мех, с которого периодически падали грузные капли, облепил тело. Кицунэ почувствовал пронизывающий холод, мелкой дрожью пробежавший по его телу, и Акаме, ощутившая это, пригладила свои промокшие волосы рукой, тихо вздохнув. Тучи не спешили рассеиваться, продолжая одаривать непростительно огромным количеством влаги землю и все тела, находящиеся на ней. Стужа, вызванная ветром и осадками, беспокоила не так сильно, как уменьшение поля зрения, столь важное для тех, кто настырно прячется от чужих глаз, и желание быть готовым ко всему побудило рысь схватиться за рукоятку катаны, с хищническим прищуром вглядываясь в беспросветную стену ливня, вставшую впереди. Скрежет когтей о мелкие камушки, сменившие гладкую притоптанную тропу около семи тё* назад, уже стало привычным для слуха звуком, как и тяжёлое от бега дыхание. В этот день им так и не довелось увидеть заката — солнечный диск скрылся в тёмном пуховом одеяле, не желавшему рассеиваться, уходя, уступать место своей блистательной противоположности. Но они знали, что где-то там, за тяжёлой завесой, переливается поистине волшебный, красочный уход золотого светила, хоть сами видели одну сплошную серность в комбинации с синевой, с каждой минутой наступающей ночи становящейся всё темнее. Скорость постепенно сбавлялась пропорционально с частотой звука ударов лап оземь, пока кицунэ полностью не остановился на обочине. Он огляделся по сторонам. Что слева, что справа — сплошные непролазные леса, омываемые продолжающимся с новой силой дождём, а до ближайшего поселения, судя по всему, ещё идти и идти. Лис вздохнул, а Акаме, тем временем, осторожно спешилась, впервые за относительно долгое время твёрдо вставая ногами на землю. Пару минут они просто молча стояли, погружённые в беспорядочный поток мыслей, пока рысь, наконец, не поинтересовалась выпытывающим тоном: — Чего мы ждём? Пора бы уже и ночлег найти. — Вы собрались ночевать в лесу? — изумился лис, обернувшись. Рысь решительно направилась на северо-запад, прямиком в дремучую чащу, не ответив ни слова на вопрос, показвшийся ей невероятно глупым и посредственным. Через какое-то количество шагов осознав, что лис всё так же стоит на дороге под потоком ливня в ступоре и не шевелится, изредка моргая, она сделала полуоборот и угрюмо выдохнула: — Дурной, я скиталась по лесам Хоккайдо почти всю жизнь. Идём же, — и смело зашагала дальше, во тьму. Под раскидистой криптомерией сохранился сухой, нетронутый непогодой уголок. Именно он стал двум путникам временным пристанищем, где они могли наконец спокойно выдохнуть. Несмотря на улучшившуюся обстановку, среди них уже долго сохранялось мучительное неловкое молчание, которое нарушал только ритмичный и расслабляющий шёпот ночного дождя. Замшелый валун, на котором сидела рысь, оказался очень даже удобным после длительной тряски в дороге, и она, прикрыв глаза, наконец спокойно задумалась о своём. Сидящий рядом уже в человеческом обличье кицунэ беспокойно бегал глазами из стороны в сторону, медленно растирая голени уставших ног. Взгляд рыси невольно упал на него — измождённого, перепачканного и усталого кицунэ, молча хандрившего в стороне. Когда на него смотришь, сердце в груди сжимается, и хочется этого несчастного лисёныша согреть и накормить чем-то вкусным. К сожалению, ни того, ни другого совершенно невозможно было сделать — костёр развести не получится, из-за дождя в лесу не осталось ни единой сухой ветки, кормить попросту нечем, а идти сейчас на охоту — безумство. Глядя на него, само собой забывается, что ты тоже трясёшься от холода и невероятно хочешь есть. И как-то грустно от того, что лис так героически повёз её на себе, а она даже отплатить ничем не может. — Глупый лис, — поникнув, вздохнула Акаме. — Таскал меня всю дорогу. Теперь помирает. Тот медленно поднял на неё апатичный взгляд и задумчиво произнёс, подбородок придерживая ладонью: — Как поэтично сказано, — он тепло улыбнулся. — Словно хокку. Но вовсе я не помираю. Мне всего-то нужно немного отдыхнуть. В ответ рысь промолчала, всё ещё чувствуя себя виноватой и смотря себе под ноги. — Ты уверен? — почти беззвучно произнесла она, прижав остроконечные ушки к голове. Лис поёжился, чувствуя иссякшим телом прикосновения по-ночному холодного, влажного из-за дождя ветра, приносившего с собой запах свежести, запах омытого, непорочного хвойного леса. Потирая предплечья через ткань хаори, он положительно кивнул, на что Акаме еле видно улыбнулась, умиротворённая, и в полголоса сказала: — Тогда отдыхай, конечно. Дальше — больше. — А караулить кто будет? Девушка тут же нахмурилась, скрещивая руки и затем характерно по-рысьи оскалилась: — Рехнулся? Сегодня это на мне. Тот хотел уж было начать спорить и настаивать на своём, но, вспомнив еë напористый нрав, отбросил эту идею и лишь шумно вздохнул, решая скромно оставить свои мысли при себе. К тому же, несмотря на свои слова, утверждающие об обратном, он чертовски устал, и крепкий сон, охраняемый сильным ёкаем — это именно то, что ему сейчас нужно. — Так ты согласен или будешь геройствовать, лис? — провокационный вопрос прозвучал с лёгкой насмешкой. — В этом нет необходимости. Я в выигрыше, — он устало прикрыл глаза. — Моё имя, к слову, Тайсёцу, и кличка «лис» мне совсем не нравится. Переход от ночи к утру Акаме заметила только тогда, когда в помутнённом потребностью в сне поле зрения заалела тонкая лента зари, опоясывая собою парадное, пышное, словно из гардероба принцессы, небо-кимоно. Цикады смолкли, и после длительной их песни, смысл которой ясен немногим, но, вероятно, удивителен, в ушах стоял глухой звон. Под еле слышные звуки флейты и кото* исходящие откуда-то из недр души, всё начало пробуждаться, трепетно чествуя прибытие нового дня — деревья, точно люди, зашевелили ветвями, как руками, потягиваясь и приветствуя друг друга бодрым шелестом листвы. Вместе с ними утренний ритуал совершила Акаме, попутно жмурясь и рефлекторно в зевке открывая рот с острыми клыками. Совершенно нежданно, после пасмурной влажной погоды, к счастью или нет, в эти края пришла головокружительная жара сгорающего восточного лета. Единственное, что давало хоть какую-то прохладу — тень раскидистых лесных деревьев, тянущихся вдоль обочины на многие тё вперёд. Даже несмотря на это, высокая температура чувствовалась весьма выразительно, что создавало какой-никакой, но всё-таки дискомфорт. Если закрыть глаза на эти факторы, солнечная погода не является чем-то крайне неприятным, напротив, создаёт вокруг себя красоту, радующую глаз. Поднимаешь взор наверх — там яркие лучи играют в молоденькой листве, собою раскрашивая вроде одинаковые скучные листочки в самые разные цвета; спускаются по плотной коре стволов капельками чистого золота стекают в траву, на цветы и дороги, украшая своим блеском всё, что попадается на пути. Как выйдешь из рощи, на той же высоте небесная лазурь с мягкой ватой облаков, которую то и дело золотит само солнце, виновник торжества. Стук деревянных гэта звучал неравномерно, вразнобой — на этот раз пешим ходом передвигались двое. Оба молчали, изредка напряжённо переглядывались друг с другом, а затем методично озирались, вглядываясь в листву. Ощущение слежки и преследования не давало покоя после известия о вероятности столкновения с якудза. Неприятное волнение шипами кололо откуда-то изнутри. Помимо этой итак немаловажной проблемы, существовала ещё, по-крайней мере, одна. — Если мне не изменяет память, — собрав волю в кулак, вкрадчиво начала Акаме. — До поселения идти осталось всего ничего. Не рискованно ли нам, по прибытии, расхаживать перед большим скоплением людей, сияя лицами? Лис словно и не услышал сразу, ещё несколько секунд продолжая неторопливо идти вперёд по тропе, витая в облаках, и только потом, видимо, закончив размышлять о своём, остановился и взглянул на девушку, приподнимая бровь. Он перешëл на «ты» настолько же быстро, насколько привык к еë присутствию. — Что ты имеешь в виду? — Элементаль воды. Не так ли ты зовешься? — ухмыльнулась рысь, предвзято уставившись на Тайсёцу. — А не я ли, случаем, элементаль огня? Кого разыскивает Хинотама с его шайкой по всему острову, если не нас? Эти слова словно вернули его в суровую реальность, о которой он на время позабыл. Кицунэ потупился и растерянно притих. Грозное шипение великой реки Исикари, стремительно несущейся по прибережным валунам, с непривычки вызвало оглушающий звон в ушах. Двое стояли на влажной от брызг каменистой поверхности, созерцая передвижение могучего потока, что озаряло полуденное солнце, осыпая его яркими бликами. А за рекой, на другом берегу, раскинулись широкие полевые просторы, сплошь усеянные золотыми цветами канолы, что всем своим существом устремлены к палящему дневному светилу. Они широкой цветущей дорогой вели куда-то за горизонт, где на краю зоны видимости как-то застенчиво и неторжественно на глаза путникам показались маленькие неприметные дома. Тайсёцу стоял и безучастно разглядывал их, щурился и глаза прикрывал от яркого света ладонью. — Как переправимся? — Не отрывая взгляда поинтересовался он. Частые всплески, до этого звучавшие почти ежесекундно и благополучно списанные лисом на якобы плескающуюся речную рыбу, на мгновение прекратились, когда Акаме, что уже стояла почти на середине реки (благо, в этом месте её ширина и глубина были крайне невелики), придерживая пальцами края чёрных хакама*, обернулась и с недоумением заметила, что кицунэ до сих пор стоит на берегу. — Ты что-то сказал? А тот, наконец, прекратив считать ворон, заметил спутницу, и в ступоре неловко пробурчал: — Неважно. Тёплая вода окутала усталые ступни, приласкала их и омыла, когда Тайсёцу ступил в неё. Он неспеша шёл по гремящей гальке с примесью песка и ненароком касался нежной речной растительности, рассекая водную гладь. Девушка уже стояла на другом берегу, жестами призывая его идти быстрее. Уже уверенно чувствуя ногами неровное дно, лис перешёл на быстрый шаг, вскоре ощутив плавный подъём. Тогда он вышел на берег, оставляя на камнях мокрые следы и кивнул, глядя в глаза рыси. Она, приняв невербальный знак, резко развернулась, заставляя мягкие волосы разлететься в стороны, поддаваясь течению ветров, и неспешными шагами выдвинулась вперёд. Цветочное поле началось почти сразу подле Исикари, приветствуя пришедших гостей сладким запахом нектара. Вокруг ярких, привлекающих внимание лепестков, толпами роились насекомые, наполняя тишь долины мирным жужжанием и стрекотанием крошечных прозрачных крылышек. Акаме шла впереди, постоянно разглядывая дома, что с каждым шагом приближались всё больше и больше. Она внезапно остановилась, когда широкая протоптанная тропа, ведущая, никак иначе, в поселение, оказалась прямо перед ней. — Мы, похоже, на месте, — тихо прошептала девушка, с небольшим облегчением утомлённого странника глядя на тихую деревушку, что станет им приютом на сегодня. Всё ещё стоя позади, лис с характерным шуршащим звуком ткани стянул с себя лёгкое хаори и, подойдя к спутнице со спины, осторожно накинул ей на голову. Оно неожиданно, но плавно и воздушно покрыло собою её голову и заострённые рысьи ушки, нежным мимолётным прикосновением легло на плечи и спину, поднимая лёгкий ветерок, что свежим дыханием лизнул шею и ключицы Акаме. Та вздрогнула, сама не зная от чего, словно проснулась у распахнутого настежь окна, за которым бушует пронизывающая до костей зимняя метель. Она предпочла скептическую мысль о примитивном рефлексе, вызванном неожиданностью, подкравшейся сзади, выкидывая из головы только что пережитое чувство сердца, пропустившего на мгновение удар. Прежде чем она успела что-либо вымолвить, Тайсёцу объяснился, говоря серьёзно и убедительно: — Прижми уши, тогда оно скроет их, хвост тоже — длины хватит. Ёкаев, подобных тебе, я ни разу не видел. Полагаю, могут запросто узнать, если не прикроешься. Всё так же пребывая в лёгком замешательстве, Акаме повернулась к нему лицом с бледными, почти неуловимыми взглядом выкрасками на щеках. — А ты? Как же ты? — растерянно вопросила она, но взглянув на Тайсëцу, что создавал впечатление рискованного и самонадеянного болвана, мгновенно сжала кулаки и оскалилась. — Головой хоть раз подумай! Девушка разжала левый кулак в ладонь и залезла ею за запахнутый край косодэ. Быстро нащупав что-то продолговатое и деревянное, схватила и вытащила, затем протягивая Тайсёцу. — Веер? — Спутник изумлённо вытаращился на неё, время от времени поглядывая и на предложенный предмет. — Именно, — она фыркнула, надменно глядя на него исподлобья. — И если ты, эдакий придурок лисоголовый, не возьмёшь и не прикроешь им свою лисью морду, я оторву твои уши, сварю из них похлёбку и заставлю тебя её выпить. Кицунэ это показалось плохой затеей, но всё же, он решил не медлить и принял веер, затем раскрыв его ловким движением пальцев. Буйство красок запестрило у него на глазах, как только примитивный механизм открыл его взору невероятный пейзаж на складном бумажном полотне — холодные серые с синевою скалы, близ которых раскинулись пышные ветви криптомерии. Он держал эту необыкновенную, наверняка особенную для Акаме вещь с особым трепетом, боясь ненароком обезобразить или ещё чего хуже — сломать. Оторвав от веера взгляд, лис плавно опустил его и переглянулся с девушкой, что смотрела на него с неясными проблесками агрессии и тревоги. — Хорошо, — он недовольно хмыкнул, отводя взгляд в сторону. — Я возьму его. На центральной, по совместительству рыночной площади, было довольно таки людно, несмотря на то, что поселение, само по себе, отнюдь небольшое. Обилие голосов и запахов сбило Акаме с толку, стоило им только выйти сюда из тени маленьких минка* жилого квартала. Во все глаза глядя на толпы крестьян, словно хищный зверь, выбравшийся из непролазных джунглей, она даже и не замечала, как Тайсёцу то звал её, то дёргал за широкий рукав белой косодэ, и всё без толку. Тогда он пихнул девушку локтем в бок, предположив, что это является единственным действенным методом, особенно если сопроводить толчок чем-то язвительным, вроде этого: — Долго мы тут стоять собираемся? И, как оказалось, это сработало. Девушка мгновенно повернулась к нему лицом, причём довольно раздражённым, правда не удостоила провокацию ответом. — Видишь рынок? За толпой, в центре площади, — она указала пальцем. Тайсёцу взглянул, и либо искренне недоумевая, либо попросту не желая понимать, апатично выдохнул: — И что ты хочешь этим сказать? У нас ведь ни гроша, да и что тебе там нужно? — А то, что тебе явно не по нраву веер, — Акаме бросила косой взгляд на вещицу, которой лис прикрыл недовольное лицо, сжимая тонкие деревянные палочки пальцами. — Финансовый вопрос по прежнему в силе, — он усмехнулся, являясь совершенно уверенным в том, что полностью прав и диалог на этом окончен. Однако, предвзято взглянув на него исподлобья, девушка пробурчала, пристыжая: — Притворство и обман совсем не про тебя... Уверен, что ты кицунэ? Точно не ину* какой-нибудь? Они, вроде как, в ладах с людьми и в обиду их никогда не дадут. Тайсёцу слегка отпрянул, глядя на спутницу, как на душевнобольную, развёл руками и выпалил: — Совсем из ума выжила, воровать собралась!? Я хотя бы свою шкуру берегу, а у тебя, похоже, никакого чувства самосохранения нет. — Если слегка обдурить человека — это самое рискованное, что тебе доводилось делать, мне тебя, как ёкая, очень жаль, — вздохнула Акаме и развернулась, глядя на пестрящие своим разнообразием прилавки. — Идём, мне его надуть, как младенцу руки выкрутить*. Оставив лиса стоять в недоумении под черепичной крышей и не дав ни единого шанса на отступление, девушка неспеша двинулась в сторону рынка, ритмично притопывая деревянной подошвой по ребристой каменной кладке. — Эй, подожди, — раздражённо выпалил он, срываясь с места по направлению к неспешно удаляющейся фигуре. Чем ближе они подходили к торговым рядам, тем громче становился шум и неясное бормотание. У разнопёрых прилавков то и дело сновали местные жители, в поисках нужных товаров громко советуясь, а при удаче в отборе — так же громко звеня монетами. Вся эта суматоха с непривычки не давала покоя, у Акаме жутко разболелась голова. Но это, всё-таки, не убавило её настроя, и она решительно зашагала к лавке с театральными атрибутами. На неё со всех сторон вытаращились довольно жуткого и неприятного вида маски, приветствуя покупательницу уродливыми скалящимися ухмылками. В их рядах были все — от красноликих демонов óни, с клыками и рогами, схожими с точёными пиками скал на дне тёмного ущелья, до людей, чьи обезображенные лица застыли в гримасах самых различных эмоций. Рысь неслышно фыркнула, продолжая выискивать взглядом что-то более приемлемое. В это время на неё ожидающе поглядывал пожилой мужчина, расположившийся за сиим прилавком. Со своими добрыми крохотными глазами, выглядывающими из под пышных бровей и густыми седыми усами, он был похож на огромного старого кота, что мысленно подметил скучающий Тайсёцу, стоящий чуть поодаль. Вдруг, рысь заприметила что-то, и в мгновение ока выхватила нужную вещь ловкой рукой. — Ага! — воскликнула она в восторге, победоносным сияющим взглядом рассматривая свою находку. На возглас отреагировал лис, в упор приблизившись к ней и смотря с нескрываемым интересом, так же как и торговец, которому вероятность получения прибыли была, как любому человеку его ремесла, приятна. В ладонях Акаме находилась аккуратная белая маска кицунэ, по всей видимости, старательно выполненная мастером своего дела. Изящные узоры, что выступали ярким акцентом, тонкими алыми полосами и пятнами обрамляли её края, делая вещицу ещё интереснее, учитывая то, что она и без того словно сошла с цветной гравюры по мотивам народных сказок о демонах-лисицах. Гордая своей находкой, Акаме обернулась к Тайсёцу, стоящему с задумчивым видом, и горячо выпалила: — Прелесть! Лис поднял на неё укоризненный взгляд, который рысь встретила с непониманием, затем перевёл его на торговца, что за это время успел слегка задремать, но словно почувствовал, что на него посмотрели, и мигом опомнился, взглянув на товар в руках девушки, хрипло вопрошая: «Берёте?», ещё, видимо, не проснувшись до конца. — Нам нужно посоветоваться, — с настойчивостью в тоне протараторил он, «ненавязчиво» снова потягивая девушку за рукав и взглядом призывая отойти с ним в сторону. На лице седоусого на мгновение задержалось лёгкое удивление, но почти сразу же пропало, когда тот одобрительно закивал головой, понимающе приговаривая: «Конечно, конечно». Тогда Акаме, оставив маску, наконец-то нехотя поплелась за лисом, уже изнемогающим от нетерпения. Когда они, раздражённым резким шагом, оказались на расстоянии двух дзё* от лавки театральных атрибутов, оказавшись меж других, рысь бросила на Тайсёцу сердитый, с ноткой скептицизма взгляд, притом скрестив руки. — Что ещё? — Как что!? — от возмущения лис развёл руками. — Ты вообще эту маску видела? Если её украсть, нас до конца дней искать будут, пока не доберутся и шкуру не спустят! Стоит, наверняка, столько, сколько нам и не снилось. Акаме ухмыльнулась, посмеиваясь тихонько, пока кицунэ стоял в недоумении, глядя на неё и чувствуя себя посмешищем. — Никто красть и не собирался, — вразумила она. — Но как... тогда?.. — лицо лиса оставалось неизменным, а в голове вовсе образовалась путаница. — Смотри и учись, лисёныш. Хотел уж было Тайсёцу окрыситься и выпалить: «Это ты кого лисёнышем назвала!?», но уже спустя мгновение обидчицы не оказалось рядом. — Такое несчастье... — стоя перед торговцем, она отчаянно хваталась за голову, да так, что едва хаори лиса не упало, обнажая её рысьи уши, и даже глаза её рассеянно забегали. — Совсем ни гроша нет... К этому времени подоспел Тайсёцу, ошарашенный происходящим балаганом, но решил промолчать и не мешать драматичному действу — вдруг из этого выйдет толк, рысь ведь глупостей не натворит, верно? — Ну что ж тут поделать, в следующий раз купите, — выдохнул старик, пожав плечами. Акаме, всхлипывая и закрывая глаза тыльной стороной ладони, отвечала надрывающимся голосом: — Ах, да я бы с радостью, да срочно надо... Денег едва на хлеб хватает, а тут последних лишимся... Супруг мой, — она мельком глянула на Тайсёцу, что стоял поодаль с глазами навыкат. — Работает в театре. Если не достанет до завтрашнего вечера лисью маску — не видать ему работы... Она стояла, «утирая слёзы» ещё минуту, прежде чем продолжила, даже не дав торговцу, на чьём лице было удивление, сострадание и немного сомнения, что-либо сказать. — Понимаю, даром не отдадите, вещь всё-таки стóящая... Но есть у меня немного занятных вещей, — рысь тут же сунулась рукою под запахнутую косодэ, почти сразу же достав оттуда, как из кармана, горсть цветастых каменьев средней величины — их на её ладони было пять штук. Тут Тайсёцу совсем выпал, подходя ближе и глядя на то, как они переливаются на солнце, сияя синим, изумрудным и алым, поблёскивая под лучами. — Вы не подумайте чего, это отнюдь не обычные камешки. Не йены, конечно, но весьма полезны! — А что ж в них такого? — старик, несмотря на нелепость всей ситуации, выглядел заинтересованным. Совсем позабыв о прежней «печали», девушка состряпала гордую физиономию, вздёрнув подбородок и прикрыв глаза. — Видите ли, — голос её прозвучал так, словно она является обладателем всех богатств сей страны, если не мира. — Каменья-то из священного места... Чуете, какая у них аура? Аккурат у истока реки Исикари их нашёл прежний хозяин, монах с севера. Сверкали под водою, переливаясь всеми цветами. Говорят, обладателю сего чуда никакие болезни не страшны, так ещё и в любовных делах удача улыбнётся. А если у Вас большая духовная сила, а мне кажется, это точно про Вас, так вообще — сказка! И богатство будет, и уважение, может даже слава. Эх, самой жалко их отдавать, но что поделать... Ну как, согласны на обмен? — А не обманываете? — Торговец с подозрительным прищуром глянул на камни. Рысь драматично положила на грудь, в сердцах восклицая, едва не рассыпав предмет дискуссии. — Вы что! Я человек честный, какой мне прок головы морочить? Сами посмотрите, как сияют, какая сила от них исходит... Магический артефакт, никак иначе. — Что ж, ладно. Чудо чудное... — Искренне удивляясь, но притом радуясь невероятной «удаче», старик протянул одну руку за камешками, в другой держа обещанную маску. — Никогда такого не видел!.. Кому действительно стоило радоваться снисхождению госпожи Фортуны, так это Акаме, что с ликованием выпалила: — Приятно иметь с Вами дело, — и победоносно схватила товар. Безразличное «Да-да, конечно», вышедшее из уст старика с медленным поскрипыванием явно призывало покупателей скорее удалиться — слишком он занят теперь любованием чудо-каменьями. И то ладно, главное, что всё необходимое теперь у них на руках. Старик наивен, но кто знает, может его и не обдурили вовсе? Никакой силы в камнях нет, но есть уверенность в её существовании, дающая уверенность в себе и своих силах. Однако, театральная маска на речные камешки, как ни крути, совершенно неравноценный обмен, даже если взглянуть на ситуацию максимально позитивно. Жестом руки рысь подозвала Тайсёцу, серьёзно скомандовав «Идём», затем начиная двигаться вперёд неспешными шажками, размышляя о своём грандиозном успехе и оттого ухмыляясь. — Ну ты даёшь! Врёшь и не краснеешь, — скрестив руки, как Акаме тогда, осуждающе отозвался идущий чуть поодаль лис. — И в театре работаю притом я. — До чего простодушный в деревнях народ, — девушка резко остановилась, полуоборачиваясь и своим мертвенно-спокойным леденящим голосом заставляя прирости его ногами к земле. — И это возьми. Договорив, она протянула руку с лисьей маской, длинными пальцами держа её крепко, но осторожно, дабы ненароком не повредить хрупкое изделие. Тайсёцу немного замешкался, но всё же взял его, неловко пытаясь повторить ту же осторожность, и, опуская уже изрядно онемевшую руку с веером, надел на лицо. Его белые волосы скрыли чёткие очертания краёв, ложась на них лёгкими лентами, из-за чего могло показаться, будто эта бездушная, но искусная маска — настоящее лицо лиса, со своими вычурными полосами и узорами на гладкой белой поверхности. Правда, был у неё один недочёт. Не сказать, что виновата она, скорее сам её носитель, но факт остаётся фактом — когда сначала видишь маленькие аккуратные ушки-выступы, а потом поднимаешь взгляд выше и замечаешь ещё одну пару ушей, только больших и пушистых, частично скрытых за волосами, осознаёшь, что обладание двумя их парами, это, бесспорно, залог нелепого и комичного вида. Однако, главное, что основная функция маски успешно исполняется, ведь и дураку ясно, что став неприятелем якудза, сиять лицом в общественных местах — последнее дело. Как ещё один недостаток, но уже из другого разряда: поле зрения мгновенно сужалось до невероятных размеров, поскольку разрезы для глаз размером со среднюю горошину, явно не были предназначены для комфортного и постоянного ношения. Правда, это не помешало Тайсёцу разглядеть лицо Акаме, стоящей перед ним со спокойным лицом и привычной хитрецой во взгляде полузакрытых глаз. — Тебе идёт, — приглушённо одобрила она, пряча за пазуху вернувшийся в хозяйские руки после недолгой разлуки веер. Всё больше загоралось вдоль дороги ночных фонарей, за тонкой расписной бумагой которых затейливо подрагивали крошечные огоньки. Люди суетливо забегали в дома, хрупким своим телом чувствуя небольшое похолодание, спустившееся в поселение с уходом солнца — от него теперь остались только медленно угасающие алые следы на небе, смешавшиеся с постепенно всё больше и больше темнеющей синевой. — Я не думаю, что это хорошая идея. — Это почему же, — безучастно и тихо спросил лис, на ходу уставившись вверх. Рысь остановилась и глянула на него своим уже привычным, но не менее пугающим укоризненным взглядом, начиная таким же тоном, видимо, идущим с ним в комплекте, недовольно шипеть. — Может быть потому, что ты предлагаешь переночевать в грязной забегаловке среди таких же грязных крестьянских забулдыг? — Нет ничего в этом зазорного! — Тайсёцу эмоционально развёл руками с лицом, полным возмущения. — И комнаты хорошие там... Чистые, уютные. И без пьяниц. — Ты так уверен? — Более чем! — Что ж, тогда идём, — Акаме демонстративно поправила ножны с катаной, что были у неё за поясом. — Но если сегодня мне придётся поработать своей ржавой железкой, виноват будешь ты. Лис в ответ хмыкнул — такая же дурная привычка, как и рысье недовольное шипение. Скрестив руки и отведя взгляд куда-то в сторону, он вновь зашагал по дороге из каменной кладки, затем в полголоса, но очень твёрдо и настойчиво произнёс: — Просто доверься мне, ладно? И хотела бы сейчас рысь легко кивнуть, обретая после этих слов тёплое чувство спокойствия и безопасности, но... Довериться? Этого слова она не слышала уже не одно десятилетие, и сердце дикарки из чащи леса, поросшее давно мхом сомнения и агрессивной опаски перед каждым встречным, отчаянно не желало воспринимать его всерьёз. Оказавшись совсем одна, сокрытая от чужих глаз во тьме массивных крон, неуловимой тенью снующая вдоль троп, всю надежду Акаме возлагала лишь на себя, не нуждаясь ни в ком ином, не понимающая, каково это — стоять плечом к плечу с кем-то надёжным, кто не предаст ни за что и всегда поможет. Доверяла она лишь однажды, давно и неосознанно. В детские годы волей-неволей веришь всем и каждому, в силу возраста смотря на мир через призму наивности. Все, на кого она надеялась, кто был ей так дорог, где они сейчас? С какой стати доверия заслуживает тот, с кем она знакома пару дней? А если это всё вовсе ловко продуманная западня? Акаме украдкой глянула на лиса, спокойно идущего впереди. «Больше никому не позволю себя одурачить», — пронеслось у неё в голове. Червь сомнения, с самого начала таившийся где-то в глубине её души, сейчас залез в самое сердце, заставляя навязчивую мысль проигрываться снова и снова — всё не просто так. Никому нельзя доверять в это неспокойное время, в эпоху Сэнгоку, где каждый готов на грех ради власти и могущества. Тайсёцу... Тайсёцу такой же, она была почти уверена. И всё же небольшое любопытство, присущее рыси, заставило её идти до конца, не выдавая своих опасений. Возможно, ей всё-таки хотелось поверить, что у лиса действительно благие намерения, что на него можно положиться. Что он поможет. — Мы на месте, — кицунэ остановился и посмотрел через плечо, извещая о прибытии. По правую руку от них стояло здание, не слишком выделяющееся среди других, что стояли вплотную с каждой из его боковых стен. Горящие ярким тёплым светом окна и шум, слышный даже с улицы, явно свидетельствовали о том, что там, вероятно, много неспящих людишек навеселе, что девушку знатно огорчило, а вот лиса, судя по всему, даже нисколечки не смутило. Они переглянулись, стоя почти у порога — лис у самой двери, задавая немой вопрос, Акаме же чуть поодаль, после неловкого зрительного контакта отстранённо отводя взгляд в сторону. Однако она лишь выдохнула, уставившись под ноги, затем выпрямилась и твёрдо кивнула. Стоило только Тайсёцу буркнуть еле слышное «угу» и толкнуть рукой амадо*, в тот же миг, как они распханулись, невероятно громкий ропот и возгласы вперемешку с заводной инструментальной музыкой вырвались из тесного маленького помещения рванули на свободу. Двое неспешно вошли, постоянно озираясь по сторонам, примечая каждый уголок зала и его гостей, которые, к слову, даже внимания не обратили на новоприбывших, продолжая предаваться недалёкому развлечению в лице терпкого, неторопливо пьянящего сакэ*. Тусклый красноватый свет падал на их лица, стекал по тёмным деревянным стенам на дощатый пол, где на циновках, восседая на коленях за низкими такатсуки, собственно, и располагались люди. У дальней стены при свете фонарей лихо отплясывали импровизированный любительский танец уличные музыканты, чей ритмичный топот и звуки инструментов так живо разлетались по кабаку. Судя по рваной и пыльной одежде, скитаются от ночлежки к ночлежке, пытаясь прокормиться выступлениями. Однако это не мешало им с широкими улыбками наигрывать энергичную весёлую мелодию и забавной покачивающейся походкой снуя туда-сюда. Флейта извивалась, задорно звеня, попадала в ритм мощного барабана и аккомпанемировала обычно сдержанной и серьёзной, но сейчас такой озорной кото, задающей всей песне родной и приятный японский колорит. Заслышав сию мелодию сразу тянуло танцевать. На расстоянии в шесть сяку* от артистов расположился довольно узкий проход, наполовину завешанный небрежно оторванным куском ткани. «Подсобка? Кухня?» — несвязные догадки вертелись у Акаме в голове. Ответ пришёл мгновенно, когда в зал вошла низкая черноволосая девчонка с подносом в руках. Судя по всему, несла новую порцию выпивки гостям заведения. Проходя мимо застывших в середине помещения путников, она невольно холодно взглянула на них то ли с недоумением, то ли с презрением, мол, «занесло ещё каких-то проходимцев». Поспешив протискиваясь через безумный парад шумного вечернего застолья оставить сакэ и какую-то непонятную закуску (ни Акаме, ни Тайсёцу не удалось её разглядеть) на одном из столиков, она удалилась в комнату, из которой пришла. Из неё почти сразу послышалось неясное бормотание двух голосов. На кухне кто-то ещё? Рысь и лис, обладатели бесподобного охотничьего слуха, так и остались стоять, не сумев разобрать и слова, чувствуя себя неловко и потерянно, переглядываясь и ожидая продолжения действий. Когда разговоры стихли, импровизированный занавес задрожал от руки, что его отодвинула. Перед ними, уперев руки в боки, встал мужчина средних лет. Выглядел он как самый обычный крестьянин, однако такой усталости, какую обычно видишь на лице работяги, у него не было. И в целом вид у него был довольно добродушный, весёлый, даже несмотря на то, что в данный момент чем-то он был явно недоволен. — И кто ж вы такие? — Японец недоверчиво скривился, с прищуром огибая взглядом путников. Остановившись на лисе, он гордым тоном буркнул: — А ну-ка, ты, остроухий! Сними маску, чего лицо прячешь? Не бандит ли какой-нибудь часом? Тот лишь хмыкнул, неохотно стянув её с лица, после чего поправил белые волосы и надменно протянул: — Доволен? Крестьянин внимательно вгляделся в его лицо и замер. Раскрыв рот и округлив глаза, он хрипло шепнул: — Тайсёцу?.. — Ну да, а ч... — мужчина не дал ему закончить, прервав ответ, набросившись на лиса со счастливым криком «Дружище!» и такими крепкими объятиями, какими даже вернувшихся с войны сыновей матери не встречают, ненароком придавливая крепкими руками чужие рёбра. «Обнятому» оставалось только удивлённо застыть. Кто был удивлён не меньше, так это Акаме, стоящая чуть поодаль с каменным лицом и скрещенными на груди руками. — Кхм, — она многозначительно покашляла, нахмурившись, глядя на двоих. — Я требую объяснений. — Вообще-то, я тоже, — кицунэ фыркнул и недовольно отпихнул крестьянина от себя. — Старик, ты кто такой и что тебе от меня нужно? Тот мгновенно поник — опустил голову и печально вдохнул. — Не помнишь, значит... Ну, немудрено, тридцать пять лет прошло с последней встречи. Я то старел, а вот ты ничуть не изменился... Ясуо я. Долго же ты не был здесь!.. — Погоди-ка! — Воспоминания былых лет нахлынули валом сильного тайфуна. — Ясуо!? Так ты тот мальчишка, которому я камэосу вручил? Как вырос! Стоило Тайсёцу договорить и уточняюще взглянуть на собеседника, лицо того мигом воссияло — ни капли от прежней тоски не осталось, словно солнце пробилось сквозь тучи. — Камэоса? — Рысь направила непонимающий взгляд на спутника, что уже тихо посмеивался, мгновенно отойдя от недавнего замешательства. — Старый бутыль, волшебным образом производящий саке, — доходчиво пояснил лис. — А ну, друг, неси его, испробуем! И Акаме угостим. Мужчина весь засветился, и с улыбкой до ушей закивал, спеша удалиться за тканевую завесу, на ходу выпалив: «Вы пока присаживайтесь!» — Воинствующие странники, значит, — Ясуо с вальяжным видом закурил кисэру, устремив куда-то в сторону задумчивый взгляд. Тонкая струйка светлого дыма потянулась вверх, постепенно растворяясь в воздухе и оставляя после себя характерный табачный запах. — Куда путь держите? Тайсёцу наигранно-драматично отхлебнул алкоголя из своей отёко, прикрыв глаза и приподняв брови. — В Киото. Всеобщий гомон здесь был почти не слышен — скромный столик в углу позволял собравшейся троице отдохнуть от суеты и спокойно поговорить, не отвлекаясь на посторонние звуки, а оставшиеся отголоски звенящих фарфоровых чашечек с бутылями, нечленораздельные звуки чужих голосов и резвая музыка, долетающие до них, даже не мешали, лишь создавали приятную атмосферу уютного, в меру людного места. — Не мог не заметить, э-э... Акаме, — мужчина вынул изо рта трубку и взглянул на девушку. — Осмелюсь спросить, кем вы приходитесь моему товарищу? Рысь с непонимающе вытаращенными глазами выдержала напряжённую паузу, прежде чем сообразить, что ответить. Правда, лис всё равно её опередил, громким и немного обозлённым голосом заявить: — Мы союзники, — вскочив и всем туловищем нависнув над столом, опираясь на ладони. — Хорошо-хорошо, — хозяин заведения виновато глазел на него, высоко подняв брови и отмахивался руками. — Извиняюсь за глупость, не мог не полюбопытствовать. Так по какому поводу вы сюда пожаловали, господа? Дорога, поди, дальняя, устали? Остыв и вернувшись на место, Тайсёцу снова вернулся к сакэ, с лицом монаха, постигшего дзен, продолжив неспешно его распивать. — Да нам бы переконтоваться здесь, только ни гроша нет, вот и не знаю, позволишь ли по дружбе старой. Ясуо вдруг нахмурился, делая глоток алкоголя и прижал кулак к подбородку. Подумав с минуту под выжидающими взглядами путников, и, видимо, найдя решение проблемы он смягчился, хрипло рассмеявшись. — Ну попали вы, дурачьё! Странствовать по стране без единого золотого! Слушайте вот что, — мужчина вдруг перешёл на ехидный полушёпот и максимально серьёзно посмотрел прямо на Тайсёцу. — Если ты выпьешь полных пять бутылей саке, так и быть, дам вам комнату без оплаты. Тот, в свою очередь, грубым голосом возмущённо воскликнул: — Это почему только я? Акаме пусть тоже пьёт, не развалится. — Ай, дурачина, лис... Словно первый день живёшь! — Ясуо прикрыл глаза и покачал головой. — Негоже даму спаивать! Да и кто тебя до койки тащить будет? Ну-ка, Мэйко, подойди! Почти мгновенно, как по команде, та самая черноволосая девочка, встретившаяся путникам до их встречи с хозяином, отошла от очередного столика и быстрым шагом метнулась к ним с пустым подносом в руках. — Да, отец? Тут он подскочил, и, гордо улыбаясь и приобняв её за плечи, радостно обратился к гостям: — А это, господа, Мэйко, моя доченька! Прошу любить и жаловать, — тогда оба кивнули, сделав, специально или нет, доброжелательные и приветливые лица, и Ясуо уселся на место. — Родная, принеси нам пять бутылей саке. Девочка же послушно кивнула и собралась удалиться, но Акаме остановила её, горько и устало произнеся: — И кисэру для меня, будь добра. Вечер обещает быть долгим... Третий бутыль уже явно ударил Тайсёцу в голову. Этот и остальные два, полностью нещадно опустошённых, лежали опрокинутыми на столе. Он пил, даже не наливая в отёко — прямо из горла. Рядом сидящая Акаме размеренно вдыхала и выдыхала табачный дым, изредка косо поглядывая на лиса. Того уже неслабо разморило, однако помутнёнными глазами глядя на стол, он потянулся за четвёртым. Удивительно то, что у него получилось его нормально взять и не уронить, однако, он был близок. Нахмурившись и поглядывая то на Ясуо, то на спутника, девушка вынула изо рта кисэру и фыркнула. — Слушай, может хватит ему? И только собрался хозяин что-то сказать, послышался металлический лязг. Тайсёцу вскочил, как ужаленный, тут же разом выпив весь бутыль, что после этого пулей полетел в стену, разбиваясь вдребезги на мелкие фарфоровые осколочки. Музыка стихла, прекратился поток болтовни. С вытянутым в сторону Акаме клинком и крайне сумасшедшей гримасой, лис обозлённо промямлил: — Не хватит! Рысь невероятно тяжело вздохнула и до скрежета стиснула клыки. Она на мгновение сжала правую руку в кулак, но быстро схватилась ею за рукоятку катаны, быстро вытягивая её из ножен и подрываясь с места. Невольно взглянув на её пылающие глаза, Ясуо ахнул то ли от страха, то ли от восхищения. — Быстро угомонись, чертила! — Она рявкнула так, что у двоих остальных в ушах зазвенело, и резко отняла у крайне расслабленного из-за алкоголя вояки его меч. — Последнюю я сама выпью, а то совсем озвереет. Óни* в лисьей шкуре. Акаме убрала оба клинка за пояс и схватилась за оставшийся пятый бутыль. Недолго думая, она опустошила его, затем с грохотом поставила на деревянную поверхность стола. Процедив сквозь зубы в тщетной попытке показаться вежливой «Благодарю за вечер, Ясуо, доброй ночи», девушка схватила Тайсёцу за рукав косодэ и потащила вверх по ступеням. Тот, в свою очередь, крайне безмятежно и даже вяло тащился за ней следом, как будто ничего и не было. — Третья комната справа ваша. Доброй ночи! — крикнул в след хозяин. Услышав затем глухое «Спасибо» от Акаме, что с изрядно напившимся спутником уже поднялась наверх, он громко выдохнул, покачал головой и подумал: «Странные двое...» Коридор из ветхих полусгнивших досок и скрипучих сёдзи открылся их взору. Вместе со свисающей из углов густой паутиной они чётко дали понять, насколько высоко качество представленных комнат. Однако, одна из них, доставшаяся им лишь ценой полного помутнения сознания лиса на некоторое время, кажется, довольно неплохой вариант на одну ночь. По-крайней мере, не придётся спать на жёсткой ветви или холодной росистой траве, и это уже выступало поводом пускай и для маленькой, но всё-таки радости. Наконец дотащив Тайсёцу до третьих сёдзи справа, одной рукой она всё ещё держала его за рукав, другой же отодвигала заслон. В глаза бросился тусклый красноватый проблеск — уже зажжённая лампадка, стоящая на письменном столике, озаряла маленькую комнату. В параллельной входу стене круглое решётчатое окно создавало дополнительный источник освещения, пропуская холодный лунный свет, что ласково ложился на расстеленные татами*. Лис вырвался из ослабленной за ненадобностью хватки Акаме и увалился прямо лицом на один из них, телом чувствуя наконец мягкую поверхность, пригодную для полноценного отдыха. После этого он даже не шевельнулся, лишь расслабленно опустил уши и хвост, погрузившись то ли в дрёму, то ли в сон. Рысь выдохнула и лёгким дуновением, взяв в руку лампадку, погасила её огонёк. Затем, аккуратно отодвинув одеяло, взяв его за край, она медленно села и накрыла им сначала ноги, а затем уже всё тело, после того как удобно улеглась на правом боку, отвернувшись от Тайсёцу. Чувство тепла и умиротворения. Оно полностью укутало её тело, успокоило мысли и заставило закрыть усталые глаза. Этого ужасно не хватало. — Акаме, — шурша одеялом и сев в постели, неожиданно глубоким и обеспокоенным голосом без прежней доли пьяного гонора, вымолвил Тайсёцу сквозь тишину. — Зря я тебя в это всё втянул. Рысь, уже благополучно начавшая путь в царство Морфея, но прерванная лисом, зло буркнула, всё ещё лёжа на боку в полудрёме: — Ты о чём?.. — Саке сильно обострило моё обоняние. От тебя пахнет человеком, Акаме, — Тайсёцу поймал взгляд рыси, когда она насторожилась, вскочила и села, вцепившись когтистой рукой в одеяло. — Ты же полудемон, верно?Но ведь каждый, кто хоть как-то связан с людьми, уже не так силён, как остальные. — Заткнись, — прошипела та. — Или я тебе глотку вспорю! Это не значит абсолютно ничего! Ты что, блохастый, намекаешь, что я слабачка? — Как ты не можешь понять? Я не хочу, чтобы из-за моей инициативы кто-то кроме меня был ранен или убит! — он весь подался вперёд, чуть согнув спину и активно подчёркивая свои слова мимикой и разражённым тоном. Акаме агрессивно прижала уши к голове и вся помрачнела, прежде чем снова заговорить. — А с каких пор ты такой заботливый? Я пока умирать не собираюсь! К тому, я боец явно не хуже тебя, а то и лучше. А если предначертано мне умереть, так и умру, как полагается благородному воину, тебе какое дело?! Повисла тишина. — Я не беспокоюсь! Мне совестно будет! — он говорил уже спокойнее, но с рыком и хрипотцой. Со скептически полузакрытыми глазами и ладонью, удерживающей подбородок, она принялась снисходительно разъяснять: — Я, прежде всего, искусный воин и я сама, — она выделила слово голосом, — выбрала этот путь. Если я и паду в бою, для воина это великий почёт. Идти мне в бой с шавками или нет — моё личное решение, и последствия его лишь на моей совести. И, в конце-концов, метка огня, которую ты углядел на моей руке при нашей первой встрече, не даëтся просто так. Этот путь не только твой, он и мой тоже. И разбираться с Хинотамой только мне! Даже если сдохну! Тайсёцу фыркнул, сидя с точно таким же лицом, в точно такой же позе. Оба глядя друг на друга невероятно возмущённо, они одновременно фыркнули. — Да как скажешь! — выпалил лис, запрыгивая обратно под одеяло. — Вот и славно! — хмыкнула Акаме, снова ложась на бок. В полной тишине, преувеличенно озлобленные, они так и заснули. Акаме в этом очень преуспела, мысленно повторяя раз за разом все известные ей оскорбления вместо общепринятого счёта овец, пока Тайсёцу ворочался, не в силах избавиться от сильного желания порычать или даже покусаться. Таки прав был Ясуо насчёт них.