Нужным зданием оказывается заброшенный завод по производству обуви. Несколько окон, как пустые глазницы черепа, зияют тускло-желтым светом. Холодный пронизывающий ветер хлещет по лицу и проникает под одежду. Чуя кутается в тонкий пиджак. Дазай почти на грани, он близок к тому, чтобы отдать ему свой плащ. Вереница из четырех машин останавливается через несколько домов от нужного, где их встречает взмыленный и запыхавшийся Одасаку. Дазай одобряюще хлопает друга по плечу, благодаря за сделанную работу.
— Сколько их было? — спрашивает Осаму, протягивая Сакуноске запасные магазины с патронами. Мужчина прячет их за пояс брюк, устало улыбаясь.
— Двенадцать и еще девчонка. Но, к слову, сдаваться без боя она не хотела.
Он пытается представить ее. Бешено горящие глаза, надутые от негодования губы. Отвращение на лице и смазанный след от помады на подбородке. Девушка едва одета, кутается на морозе в легкий шелковый халат. Следы чужих пальцев виднеются на шее и бедрах. Осаму мечтательно облизывается, но его влажные мечты прерывает звук изображаемых рвотных позывов со стороны Накахары.
Дазай оборачивается на отряд из двадцати крепких мужчин и женщин в черных костюмах и с автоматами в руках. Подает беззвучный сигнал, слегка кивнув головой. Солдаты друг за другом выныривают на освещенный участок дороги из тени в проулке. Чуя, насупившись, пихает Дазая в бок, привлекая его внимание.
— Мне оставаться с отрядом? — недовольно спрашивает он. Видно, что у него руки чешутся выслужиться перед боссом, но рисковать одним из сильнейших эсперов организации Дазай не намерен.
— Да. Но постарайся не мешаться взрослым под ногами.
Чуя, моментально зверея, ощеривается, как дикий хищник, и бросается на напарника в стремительной атаке, мечтая выбить ему парочку зубов, но Сакуноске успевает перехватить кулак парня, развернуть его на сто восемьдесят градусов и подтолкнуть в ту сторону, куда ушла группа зачистки. Чуя скрывается во тьме, не забыв ткнуть в сторону Осаму средним пальцем.
Мафиози, оглядываясь по сторонам, проникают в здание через выбитую с ноги дверь. Стены и окна дрожат от криков и выстрелов. Парочка людей, окутанных красной дымкой, летят в стены, отбрасываемые рыжей бестией, как тряпичные куклы. Хотя солдаты Черного бубона отлично подготовлены, они, рассчитывая подавить противника числом, уступают даже рядовым служащим Портовой мафии. Враги, сдавая свои позиции, падают на бетонный пол, как костяшки домино.
Дазай разочарованно цокает языком, заметив на полу распростертые тела своих людей. Он ненавидит терять своих подчиненных. За каждого из них он отчитывается перед Мори, который в нем дыру прожигает суровым взглядом. Огай ненавидит терять тех, с чьей помощью проворачивает свои грязные делишки.
Пока группа солдат во главе с Чуей уверенно продвигается вперед, Ода и Дазай ныряют в темноту лестницы, ведущей в подвальные помещения. Ноги себе не ломают только из чистой случайности, потому что никто из них не догадался фонарик с собой взять.
Пока бегут, Ода используя способность, просматривает подвал. Все солдаты сейчас заняты заварушкой наверху, пленницу никто не стережет. Конечно, кому она нужна! Спускаются на два пролета вниз, пока не оказываются в слабо освещенном коридоре, вдоль стены которого расположен ряд стальных дверей.
— И за какой из них наша пленница? — интересуется мужчина, утирая выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони. — Не проверять же нам каждую, тут их более десятка.
Проигнорировав стук бешено гудящей крови в ушах, Дазай прислушивается к какофонии выстрелов сверху. Видимо, никто не замечает их проникновения в подвал, а, значит, у него есть время подумать. Он проходится вдоль стены, заложив руки за спину, осматривает каждую дверь, но отчего-то замирает около четвертой с левого края. Нагибается, внимательно приглядывается к замочной скважине и заверяет подошедшего Оду:
— Она здесь.
— Почему ты так решил? — не веря, спрашивает мужчина.
— Видишь эти царапины вокруг замочной скважины? У того, кто их оставил, ужасно тряслись руки. Скорее всего, потому, что второй он держал сопротивляющуюся девицу, — отзывается Дазай, скрещивая руки на груди в ответ на заинтересованный взгляд друга. — И еще — прислушайся.
Одасаку непонимающе сводит брови к переносице, но прикладывает ухо к холодному металлу. Дазай проказливо улыбается. По ту сторону раздается прерывистое, совсем тихое пение. Сакуноске понимающе кивает и достает пистолет из внутреннего кармана пиджака. Снимает его с предохранителя, прицеливается и стреляет. На секунду в пространстве звенит натянувшаяся тишина. Мужчина дергает дверь на себя, вваливаясь в крошечную комнатку.
Спертый воздух с концентрированным запахом пота и мочи ударяет в ноздри и вышибает из глаз слезы. Тусклая лампочка с перебоями высвечивает стул в центре комнаты, к которому привязана щуплая девчушка. Кажется, ее совсем не волнует собственное положение. Она мурлычет себе под нос знакомую мелодию и качает головой в такт ей.
Одасаку прокашливается, привлекая к себе внимание. С таким видом, будто ее отвлекли от важного дела, девушка поворачивается, по-птичьи склоняя голову и с прищуром разглядывая двоих незнакомцев. Косая челка падает на глаза. Светлые волосы стянуты двумя неаккуратным хвостиками на макушке. По бровью и на лбу влажным блеском обозначены свежие царапины, красный отпечаток от чужой ладони на правой щеке налит кровью и выглядит припухшим.
— Эй, вы еще кто такие? — тонким голоском, будто кто-то провел ногтями по стеклу, недовольно спрашивает девчонка. — Я раньше вас здесь не видела.
— Мы пришли спасти тебя, — терпеливо отвечает мужчина, переглянувшись с Дазаем. Тот лишь пожимает плечами и на все глаза разглядывает разворачивающееся представление.
Девушка еще подозрительнее щурится, проводя в уме сложные вычислительные операции, муки которых тут же отражаются на ее чумазом лице. Дазай усмехается — пленница его забавляет. Созданный образ в его голове и реальная девушка не имеют ничего общего, кроме светлых волос и размазанной красной помады. Видимо, придя к положительному выводу, она сияет лицом и требовательно прикрикивает на них:
— Тогда вперед, мальчики! Рук уже не чувствую.
С лица не сходит широкая улыбка, обнажающая очаровательную щербинку между передними зубами. Осаму подходит ближе, и в глаза бросаются по-детски пухлые щечки и мягкая кожа, лишенная намека на первые мимические морщинки. Лет шестнадцать от силы. Джинсовые шорты с ярко-оранжевыми подтяжками порваны в нескольких местах. Спортивный топик цвета спелой клубники пестрит брызгами свежей крови, а на шее, помимо черного чокера и массы разнообразных подвесок, наливаются синевой отметины от чужих пальцев.
Дазай присаживается на корточки, чтобы освободить ее ноги от веревок, пока Одасаку колдует над девичьими руками. Парень достает из внутреннего кармана пиджака нож с зазубренным лезвием и принимается за веревку, бросив неосторожный взгляд на бледную кожу ног пленницы. Толстые, неровные и выпуклые, плохо зашитые полоски шрамов мешаются с тоненькими и белыми по всем бедрам до самых острых коленок.
После пятиминутной возни, беглянка, наконец, освобождается от пут. Она сбрасывает веревки, несколько раз встряхивает каждой ногой, разминает запястья и прогибается в спине так, будто норовит разломиться пополам. Затем растерянно шарит глазами по комнате в поисках чего-то, а отыскав, делает несколько больших шагов в сторону и выгребает из-под завалов досок и строительного хлама в углу неоново-желтый плотно набитый рюкзак. Перебросив лямки через плечи, девушка дает дёру к выходу, едва не сшибив с ног Сакуноске, но Дазай, вытянув руку, успевает сцепить пальцы на подтяжке и дернуть на себя.
— Эй, ты чего делаешь? — ойкает от неожиданности девушка, оказавшись рядом с Дазаем. Макушкой она едва достает ему до плеча. Из-под челки на Осаму пялятся два безумных глаза. Зрачки размером со спичечную головку опасно сверкают.
— Ты поедешь с нами до выяснения всех обстоятельств, — заявляет Дазай, смыкая пальцы вокруг локтя беглянки.
Девушка надувает свои хомячьи щеки и исподлобья зыркнает на парня, который держит ее, как нашкодившего котенка. Положение оказывается, скажем так, плачевным. Крепкая хватка на руке даже не планирует ослабевать, а мужчина, освободивший ее руки, следит за каждым движением цепкими глазами хищника, выслеживающего добычу. Деваться некуда. Гениальный план приходит на ум совершенно неожиданно, отблески которого отображаются взрывом эмоций на симпатичной мордашке.
— Вот еще! — беглянка проказливо показывает Дазаю язык и, вложив в удар всю силу, наступает забинтованному верзиле на ногу каблуком.
Осаму давит вскрик, но пальцы от неожиданности разжимает. Девчонка стартует к лестнице быстрее, чем Ода успевает задержать ее, поэтому вскидывает руку с пистолетом и стреляет. Пуля прошивает воздух в нескольких сантиметрах от щиколотки беглянки. Замерев на пятой ступеньке, блондинка оборачивается, и появившееся на лице секундное недоумение сменяется дьявольским оскалом на губах. Лающий, раздражающий смех, будто кто-то бьет по консервной банке, разрезает тугую от напряжения тишину.
— Ты что, косой? — просмеявшись, спрашивает она то ли шутливо, то ли серьезно. Натянутая улыбка пропадает. — Или ты моралист недоделанный? Пристрели меня, котеночек, мне же проще будет. За мной не охотится разве что ленивый — ты же мне услугу окажешь.
— Теперь ты под защитой Портовой мафии, — любезно и очень мрачно объясняет Дазай. — До выяснения, можно ли подороже продать твою шкуру.
Пленница устало-задолбанно вздыхает, голову на грудь уронив, и ждет, пока её новый конвой с ней не поравняется.
***
Чуя морщится от ноющей боли в ребрах и оттирает ладони от крови. В ушах до сих пор стоит хруст чужой черепушки, проломившейся от удара о бетонную стену так легко, будто печенье раскрошилось в руке. Они потеряли шестерых людей, за которых придется отчитываться Дазаю. Накахара только рад, что этой дылде надают по шее. Может быть, тогда босс, наконец, откроет глаза и сбросит Осаму с пьедестала так же легко, как вознес его туда.
Рыжий поднимает глаза и улавливает неспешные движения в темноте лестницы. Через мгновение показывается ненавистный долговязый, ведущий под белы рученьки белобрысое недоразумение, учинившее такой сыр-бор. У нее неестественная улыбка на чумазом лице, будто кто-то уголки губ гвоздиками прибил, визгливый хохот доносится из недр ее крошечного существа, тело дергается в такт одной ей известной мелодии, словно по венам ток пустили и забыли отключить питание.
Парень плечами передергивает, чтобы согнать бегущие вниз по спине мурашки. Дазай подводит ее ближе, грубо пихнув пониже лопатки, будто намереваясь натравить сумасшедшую на недруга. Сейчас Чуя предпочитает оказаться от нее как можно дальше. Нет страха, что девчонка вдруг вытащит из-за пазухи нож и броситься на него, но есть в этом нервном дерганье что-то, пробирающее до самых костей.
— Знаешь, в чем разница между петухом и дураком? — изменившись в лице, спрашивает она. Накахару передергивает от такой поразительно быстрой смены настроения. Теперь она смотрит на него с удивительно разумным выражением лица, но ненормальные прозрачно-голубые глазищи с густой сеткой красных капилляров и плещущимся на самом дне маниакальным блеском остаются неизменны. — Петуха можно съесть… Хотя погоди, и дурака можно съесть.
И снова хохочет, запрокинув голову и нервно передергивая плечами. Осаму шикает на нее и снова болезненно тычет в спину, но она заходится смехом пуще прежнего. Парень, схватив беглянку за плечо, рывком разворачивает её к себе и наотмашь бьёт по лицу. Чуе кажется, что вот сейчас голова девчонки отлетит к противоположной стене, но, удержавшись на ногах, блондинка всего лишь зыркает на своего мучителя исподлобья и щелкает челюстями, на секунду прервавшись.
— Если ты сейчас не захлопнешь пасть, сука долбанная, я вышибу тебе мозги! — грозно шипит Осаму сквозь плотно сжатые зубы. Ее пронзительный, тявкающий смех бьёт по нервам не хуже Чуи.
— Только не промахнись, сладенький, — гаденько усмехнувшись, со снисходительным одобрением в глазах добавляет девчонка.
Одасаку вовремя встает между ним, перехватывая руку друга, потянувшегося за пистолетом. Дазай редко выходит из себя, предпочитая позже сцедить излишек яда на Чуе, но такое неприкрытое неуважение, отсутствие страха в прозрачных глаз девчонки и припадочная клоунада просто не оставляют ему выхода. Сакуноске хватает хохочущую девицу за руку и тянет её за собой.
Когда они покидают здание, ясное, прозрачное утро только-только начинает заниматься. Прохладный воздух, пропитанный дождем, свежеет, а бледные облака, подсвеченные лучами рассветного солнца, источаются блеклое сияние. Небо над Йокогамой походит на неумелую мешанину красок: розовый, персиковый, бледно-желтый, пурпурный, карминовый.
Пленница подставляет бледное лицо под освежающий ветерок, наконец, прекратив смеяться. Долгожданная тишина бьет по ушам. Дазай передергивает плечами от наступившей тишины. Но не успела она сделать и шага, как в животе призывно и громко заурчало. Девушка застывает на месте, прикрывая живот руками и тормозя всю процессию.
— Ты голодна? — уточняет Осаму самым светским тоном.
Блондинка даже не сразу находит, что ответить. Она смотрит на него из-под печально изломанных бровей, будто оскорбленная в самых лучших чувствах, но губы вновь растягиваются в дьявольской улыбке. Дазай удивлённо подмечает, как умело этот жуткий шутовской оскал может при необходимости прикинуться обольстительной улыбкой.
— Я не ела со вчерашнего дня.
Осаму закатывает глаза от раздражения, но дергает девушку за руку и усаживает в ближайшую машину. Одасаку предостерегающе смотрит на друга, а Чуя уже готов разразиться гневной отповедью, но Дазай примирительно выставляет ладонь и отдает короткий приказ:
— Чуя, езжай в доки и доложи обо всем боссу. Скажи, что я скоро буду и лично передам ему рапорт.
Накахара не успевает и слова сказать, как машина, дернувшись с места, исчезает за поворотом.
***
Для раннего утра в этом кафе слишком много людей. Мужчины в спецовках — рабочие с промышленных заводов Йокогамы, строители и уборщики. Девчонка придирчиво перелистывает страницы, сиюминутно гремя наручниками. Таково было условие соглашения — Дазай кормит ее завтраком, а она молча надевает наручники.
Брюнет выудил из кармана плаща наручники и предложил, чуть приподняв уголки губ, что, вероятно, должно было означать любезную улыбку:
— Надеваешь наручники, и я, так и быть, кормлю тебя завтраком. Договорились?
Беглянки протянула ему обе руки и примирительно улыбнулась. Дазаю сделалось нехорошо от внезапности перемены.
— Только ответь мне на вопрос, сладуль, ты меня боишься?
Дазай предпочел оставить вопрос без ответа. Блондинка рядом растеклась по креслу с особенно гадкой ухмылочкой.
С лицом приглашенной звезды блондинка заказывает сэндвич с беконом и двойным сыром, и, стоит официантке уйти на кухню, она подпирает щеку ладошкой и в упор глядит на Дазая так, словно ей известны все его грязные секретики. Молодой человек на мгновение теряется, но виду не подает.
— И чем же такая безделица, как я, могла заинтересовать Портовую мафию? — мурлыкает она, кончиком языка трогая старый рубец над верхней губой. Жест незаметный, но сидящий напротив его улавливает и невольно сохраняет в памяти.
— Это я должен задавать вопросы, — фырчит Дазай.
— Тогда задавай! — игривость сменяется раздражением. Для пущей убедительности она хлопает по столу ладонями. Глаза смотрят холодно и трезво, без следа прежней придурковатости. Посетители оборачиваются на них, привлеченные вскриком, но, заметив, что никто не намерен скандалить, быстро теряют свой интерес. — С тобой безу-у-у-уу-у-мно скучно!
Девушка в белом передничке дрожащей рукой ставит перед блондинкой тарелку с горячим сэндвичем и спешит ретироваться за стойку. Облизнувшись, беглянка вгрызается в еду, будто та последняя на земле, перестав обращать какое-либо внимание на Дазая. На юном лице отображается весь спектр удовольствия, глаза восхищенно закатываются, а стоит ей отстранить сэндвич от себя, как тонкая ниточка сыра тянется вниз. Она подбирает ее языком. Дазай усмехается себе в кулак.
— Как тебя зовут? — спрашивает он строго, когда девушка дожевывает первый кусок.
— А какое тебе больше всего нравится? Я могу быть, кем угодно, — игриво тянет она гласные, вновь касаясь языком рубца над губой.
— Хватит паясничать! — прикрикивает он, а девушка в ответ хохотом заливается, запрокинув голову. Так может смеяться только какой-нибудь сумасшедший клоун из дерьмового фильма ужасов. Дазая передергивает.
—
Тебя не учили правильно обращаться с девушками, а, Дазай? — спрашивает она голосом, поразительно похожим на голос Одасаку. Осаму на чистом инстинкте поворачивается, желая убедиться, что за спиной нет Сакуноске. Может быть, это ее способность?
— Как ты это сделала? Ты эспер?
— Да я много всякого умею делать, — скучающим, но своим голосом продолжает она, откусив от сэндвича еще раз. — Так какое имя ты выбираешь?
— Как только босс извлечет выгоду из твоей шкуры, я с удовольствием вышибу из тебя все дерьмо! — прошипел Осаму, сжимая кулаки до белых костяшек.
— Поменяй «ши» на «е», и я в деле, сладуль.
Брюнет дергается всем телом, перегибаясь через стол, чтобы сцепить пальцы на шее этой суки, но она прижимает указательный палец к его губам и выглядит так растерянно, будто что-то близкое сердцу потеряла. Дазай невольно усаживается обратно. Он совершенно не знает, как себя вести. У девушки явно проблемы с головой, а его не учили обращаться с психбольными. Блондинка вскакивает на ноги, упирая ладони в стол и с какой-то одержимостью во взгляде повторяет себе под нос:
— Горошек! Я где-то оставила Горошка. Никто не видел моего сладулика? Кто-нибудь, пожалуйста?
Она вертит головой в поисках чего-то, шарит взглядом по каждому углу кафешки, но стоит Дазаю отвлечься на секунду, как тугие браслеты наручников оказываются на его собственных запястьях, а ни девушки, ни сэндвича не оказывается рядом. В воздухе повисает дьявольский хохот. Осаму выругивается от бессильной ярости и, бросив купюры на стол, вылетает вслед за ней.
