***
Осаму ведет ее в город, чтобы купить клетку для птицы. Они все еще держатся за руки, собирая на себе любопытные взгляды прохожих. Елена чувствует уверенность, которую источает глава исполкома, и легко шагает рядом, гордо вскинув острый подбородок. Горошек в кармане хозяйского пальто недоверчиво щелкает клювом в сторону Дазая. С растерявшей напускную шутовскую личину девчонкой стало намного приятнее общаться. Нет, она, конечно, все еще заливалась хохотом в любой неподобающей ситуации и лыбу тянула до самых ушей, но теперь в ее образе есть нечто такое, от чего невозможно отвести взгляд. Дазай и не отводил. — Ты один из таких, да? — нарушает она тишину, когда молчать становится совсем невыносимо. — Каких таких? — переспрашивает Осаму чисто для проформы. Он вопрос понял — не дурака кусок. — Которым помладше нравятся? Дазай никогда и не был в числе «таких», но с появлением этого дурного новобранца что-то в осамувском мозгу определенно переклинило. — Мне ты нравишься, — выдает Дазай. Девчонка резко замирает, оторопело глядя на него блестящими глазюками. Он сам от себя в шоке. Надо же такое ляпнуть. — Я не пытаюсь соблазнить тебя, Елена-кун. И не буду пытаться, пока сама не попросишь. По-хорошему, тебя с твоими незаурядными данными надо сразу было в Исполнительный комитет отправить, но босс решил, что пока рано. — Не доверяет? — тихо спрашивает она, глядя себе под ноги. Ему сразу же хочется крепко стиснуть ее в объятиях и накормить чем-нибудь сладким, чтобы моська такая кислая не была. Но он обещал и ей, и себе не прикасаться, пока она сама того не захочет. — Ты не глупая — должна понимать, что одного твоего слова и искромсанного запястья мало, чтобы тебе начали доверять. Сегодня босс вызовет тебя к себе, поручит зачистку под моим чутким руководством. Жалко, конечно, растрачивать твои способности попусту. Если все пройдет удачно, ослабит поводок, а если нет — продаст обратно отцу. При упоминании отца правый значок девочки начинает быстро-быстро дрожать, а ладони нагреваются так, что Дазай почти обжигается. Горошек, чувствуя жар, истошно орет. Юноша накрывает ее плечо ладонью, несильно сжимая пальцы, и обнуляет. Девчушка хлопает ртом, как выброшенная на берег рыба, опускает глаза в пол и врезается лбом ему в ключицу. Он гладит ее по рыжим волосам, бормочет успокаивающие глупости, ощущая всем телом, как температура тела подчиненной стремится к норме. Они замирают посереди оживленной улицы, но Осаму плевать. Он волком смотрит на каждого недовольного, а в глазах горящими буквами значится: «Не подходи — убью». Елена его игрушка, и только он может трогать, сломать, калечить. В зоомагазине разгорается самая настоящая война. Покупатели косятся на странную парочку и стараются отойти подальше от развернувшихся боевых действий. Дазай хочет купить самую обычную, стандартную клетку, но девочка ножкой топает и, надув хомячьи щеки, просит купить большую и просторную, пообещав вернуть с первой получки. Юноша, молча закипая, хватает указываемую клетку и первый попавшийся корм. Елена орет, что ворону нужно сырое мясо. Дазай готов разорвать ее собственными руками и скормить Горошку. Он покорно оплачивает покупку и, когда видит, как поперек девичьего лица расплывается счастливая улыбка, злость как ветром сдувает. Дурацкая птица отказывается залезать в клетку, гнездясь на рыжей макушке. Елена хохочет и переплетает с Осаму руки, неосознанно поглаживая костяшки большим пальцем. Он тащит ее по бутикам, чтобы купить запасную одежду, белье и прочую мелочь, но перед магазином электроники Елена останавливается и, уперевшись рогом, капризно тянет: — Зачем Вы это делаете, Дазай-сан? Хотите меня купить? От этого уважительного обращения с неприкрытым, чистым недовольством у него в штанах начинается шевеление. А когда она бессознательно проходится языком по рубцу над верхней губой, шевеление перерастает в полноценный стояк. — Считай это моей припездью. Если ты хочешь новую одежду — говоришь мне и сразу же получаешь. Если устаешь от тренировок или тебя кто-то обижает — ты говоришь мне, а я решаю вопрос. Хочешь сходить в кино или погулять — говоришь мне, и я везу тебя развлекаться. Понятно? Лицо у девчонки такое, будто проглотила что-то мерзкое. Влажные глаза горят отвращением и непокорностью. Она выдирает ладошку из чужой руки и отшатывается. — Что вдруг изменилось, а? Два дня назад Вы готовы были мне голову прострелить, а сейчас заботитесь, опекаете. Хотите трахнуть меня? Так я и не была против, но Вы сами отказались. Я ничего не понимаю… Что-то точно изменилось, но назвать определенной причины он не мог. Она другая, ведет себя по-другому, будто новый человек. У юноши голова идет кругом от таких разительных изменений, а узенькие черные джинсы и тоненький голос бьют по мозгам не хуже виски, заводя с пол-оборота. Вакареску, как новая вещь в приевшейся коллекции, — хочется запереть дома в чулане только для себя и никого не пускать смотреть. У Дазая было много разных женщин, и кажду он с удовольствием использовал и бросал, сделав зарубку в уме. А это трогать нельзя. Мори уже забрал куклу себе и у него на нее грандиозные планы. Осаму люит ломать чужие планы. Он проедется по Елена локомотивом без жалости и угрызений совести, бросит Мори под ноги, чтобы в очередной раз доказать свою власть. В два шага юноша настигает ее, нависая черной тенью, источая угрозу и дьявольское обаяние. Гладит по волосам, пропуская ржавые пряди сквозь пальцы, и шепчет прямо в ухо: — Я просто хочу о тебе заботиться, и разрешения мне твоего не надо. — Вы не мой папочка, Дазай-сан! — А кто твой папочка? Я легко могу его заменить, — елейно тянет он, как бы невзначай прикасаясь губами к чувствительной мочке уха. Елена всхлипывает, кулаки сжимает и пытается отойти, но Дазай не дает отстраниться, прижимая за затылок к себе. Дазая не зря называют самым талантливым манипулятором Мафии, его не зря бояться — изнутри прорывается гадкое желание втереться в доверие, а потом вытравить все хорошее из этой девчонки, покорыварять пальцами в мягком поддатливом нутре, а после раздавить, наслаждаясь хрустом косточек под подошвой ботинка. Девчонка упирает ладошки в крепкую грудь и примирительно шепчет куда-то в шею, опаляя горячим дыханием тонкую кожу: — Просто купите мне старенький телефон, и пойдемте, пожалуйста, домой. Сверкая победной улыбкой поперек лица, Дазай тянет ее в магазин.***
Елена и не надеялась, что ей выделят отдельные апартаменты. Мори-сан из соображений безопасности подселяет ее к Дазаю, чтобы всегда была под присмотром. Оно и к лучшему. Юноша любезно уступает для ее немногочисленных пожитков две полки в платяном шкафу, зубную щетку разрешает поставить в стаканчик к своей и собственноручно водружает клетку с Горошком на стол возле окна. Он просит быть, как дома. Девчонке слово «дом» режет по ушам. Она зажимает их руками, вслух считает овец с болезненной гримасой на лице и забивается в угол. Глава исполкома вспоминает о пузырьке таблеток, врученных боссом, и присаживаясь на корточки возле несчастной, заставляет проглотить сразу три. Его, конечно, кусают за пальцы, пинают, называют последней мразью, но таблетки выпивают. Дазай вертит между пальцев баночку и поднимает вопросительный взгляд на босса. — Как это понимать? — Одно из условий нашего соглашения. Она согласилась принимать таблетки, — вкрадчиво поясняет Огай. — И какой от них эффект? — Они на время позволят заглушить голоса в ее голове, — с усмешкой прибавляет мужчина, любовно оглаживая пальцем лезвие скальпеля. — Разве не в этом ее прелесть? Они делают ее непредсказуемой, а значит, неуязвимой, — в запале возражает юноша. Мори как-то странно на него смотрит, пробираясь цепким взглядом в беззащитное нутро. Дазай разрывает зрительный контакт. — Да, но они нашептывает ей навязчивые идеи. Вскрыть себе вены, сжечь дотла новую любовницу отца, попробовать съесть стекло. Тебе лишь нужно следить, чтобы Елена-кун их принимала. — Я не нянька, босс! Мужчина утробно смеется, откинувшись на кресле. Этот хохот достигает костей, выворачивает наизнанку желудок в навязчивом желании бежать как можно скорее. — Я по глазам вижу, Дазай-кун, ты заинтересован. Впервые в жизни, кажется? Осаму ощеривается, но не отвечает. Он не знает, что там у него в глазах, но Мори явно что-то путает. Чем она, какая бродяжка с поехавшей крышей, может его заинтересовать? Чтобы впечатлить Дазая, нужно нечто большее, чем симпатичная моська и смертоносная способность. Мордашка и способности есть и у Акутагавы, и у Чуи, но они всего лишь пушечное мясо в глазах главы исполкома, боевые единицы. Так было вчера, месяц и год назад, ничего не изменилось и сейчас. Квартира у ее учителя холостяцкая, по-мужски скупая на уют. Лучше, чем ничего. Большая мягкая кровать, шкаф для вещей, стол и несколько стульев, диван и телевизор у стены. Все просто, без излишеств. Это не дом, а место, куда хорошо завалиться после удручающей ночной зачистки и просто заснуть. Дом там, где есть родные. Получается, они с Дазаем бездомные. Они едят заказанную пиццу молча. Елена кормит кусочками салями Горошка, прижимая острую коленку к груди. Она сидит в дазаевской футболке, сонно трет глаза после таблеток и широко зевает. Дазай поднимает на руки уснувшего ребенка и несет в спальню. Стойко держит обещание, укрывая девчонку одеялом, хотя рука так и тянется прикоснуться к бугристым шрамам на бедрах. У нее запястья в свежих царапинах, ожогах от сигарет и укусах. Осаму хочется разорвать голыми руками тех, кто искалечил его несчастного ребенка. Ловит себя на мысли, что Елена никакая не его. Она сама по себе, он тоже. Просто никто не смеет причинять ей боль, кроме него. Это личная привелегия Дазая Осаму, за которую он готов рвать глотки.***
К одиннадцати часам вечера он везет Елену на инструктаж к Мори. Она во всем черном: пальто, зауженные джинсы, водолазка, портупея и ботинки. Вкупе с огненно-рыжими волосами и горящими, как фонари в темноте, глазами она кажется Дазаю самым настоящим чертенком. Ее хочется зажать на заднем сидении машины, затискать и прикусить острую косточку ключицы. Ее просто хочется до зубовного скрежета и раскаленных иголочек в подушечках пальцев. Но еще слишкмо рано. Сейчас не произведет нужного эффекта. После всего, что он провернет, Вакареску должна молить у него на коленях пустить ей пулю в лоб. А Дазай, как истинный садист, откажет и бросит обратно к Мори, заставив жить вопреки желанию и наблюдая за сладкими мучениями. Стоит девчонке исчезнуть в кабинете, Дазая с головой накрывает иррациональная паника. С Чуей или Акутагавой такого не было. Он с удовольствием наблюдал, как его подопечных били, уродовали и всячески измывались. Еще более приятная глазу картинка происходила, когда они, молодые и с пышущей яростью в глазах, бросались на врага, используя свою способность по-максимуму. Осаму оставалось лишь вовремя обнулить и отвезти несчастных домой. Эта же ситуация грозилась перерасти в катастрофу со поражающей воображение скоростью: чтобы обнулить девчонку, придется совать руки в огонь, который мгновенно окружал ее тело. Ему нужно подумать, собрать мозги в кучу и придумать нормальный план, благодаря которому, она не испепелит половину города и Дазая вместе с ним. Елена с отвращением смотрит на стол в кабинете Мори Огая. Из хорошего дерева, большой и крайне неудобный. Она растягивает губы в учтивой улыбке и подходит ближе. Проснувшиеся голоса в голове нашептывают, что стонала она, как течная сука, пока босс Портовой мафии втрахивал ее в этот самый стол. В горлу подступает тошнотворный комок, но на лице ни один мускул не выдает напряжения. Папа всегда говорил, что мужчинами можно легко манипулировать с помощью секса. Дочка выучила урок даже слишком хорошо. Сергей сжимает бедра с проступающими острыми тазовыми косточками и приказывает стонать громче. Она, как хорошая девочка, не смеет ослушаться папу. Он щипает ее за соски липкими от пота пальцами и называет сучкой. Леночка закусывает губу от обиды и стонет усерднее. Мужчина кончает на двадцать шестом толчке и, спустив ей на поясницу, удовлетворенно плюхается рядом на кровать. Малышке хочется плакать, но она стойко терпит до того момента, пока отец не отпихнет ее с отвращением на лице и не прикажет пойти вон. Ей не нравится секс. Не нравится ощущение липких рук на своем теле, распирающих толчков члена внутри себя. Девушку тошнит от стонов очередного партнера отца, под которого урод-родитель подложил свою единственную дочь. Она готова плакать от счастья, когда с громким удовлетворенным стоном мужчины кончают и, наконец, отпускают ее. Елена не любит вкус спермы на языке, и член в своем рту ей тоже не нравится, но папа сказал терпеть, и Леночка терпит. Но, признаться честно, ей понравилось трогать главу Исполнительного комитета, Дазая Осаму. Может быть, потому, что он всего на три года старше нее, красив и хорошо сложен. У него теплые, сухие руки с длинными музыкальными пальцами; добрые коньячные глаза и ласковый голос. А еще он не трахнул ее, когда она сама подставилась, готовая угодить новому боссу. Это, черт побери, подкупало. Елена ловит себя на том, что совсем не слушает Мори-сана. Она рисует перед глазами длинные пальцы на своих щеках, умелый язык на шее, зализывающий недавний укус. Неосознанно растирает след от зубов, скрытый под горловиной водолазки. Еще она помнит о цели. Истинной причине, почему она здесь. Огай поможет уничтожить отца, а она отдаст себя в добровольное рабство. Дазай лишь припятствие на пути, которое надо перешагнуть, оставить за спиной. Очередной механизм, с помощью которого можно осуществить намеченный план. Ничего больше. Холодный расчет и желание повеселиться. Мужчина протягивает ей листок с фотографией мужчины, с которым она должна разобраться. Способ и количество невинных жертв его не интересует. Он отпускает ее, напоследок просит быть аккуратнее с Дазаем. Она широко улыбается и выходит из кабинета.***
Дазай останавливает машину за два квартала от отеля того самого человека, отказавшегося платить Мафии за защиту. Ему не нравится перспектива оставлять девчонку один на один с заданием, на которое он сам пошел бы только с Чуей за спиной и отрядом вышколенных бойцов. Елена чеканит, что все будет в порядке, и щелчком загоняет магазин с патронами в рамку. Прячет несколько запасных в набедренной портупее, завязывает волосы в хвостик и, улыбнувшись на последок, выходит из машины. Ему бы быть рядом, чтобы самостоятельно отслеживать ее действия, но девчонка предусмотрительно оставляет его в машине подальше от отеля, чтобы не зацепило ненароком. В отель она проникает без сучка и без задоринки: расстреливает охрану, задевает нескольких засидевшихся постояльцев, продвигаясь этаж за этажом. Осмелев и забыв об осторожности, вылетает из лифта и натыкается на личную охрану того самого начальника, который вовремя смекает, что Портовая мафия решила нанести визит. Тратит последние патроны, умудряется схлопотать ножевое в живот, и, пока пытается метить ножом в удирающего портье, успевает схлопотать удар по лицу с ноги. Эту ногу она, конечно, же ломает, поднявшись с пола. Кровь пропитывает кофту и брюки, но она не обращает на это должного внимания до тех пор, пока в нее не стреляют в упор. Девушка едва успевает увернуться, поэтому попадают в плечо, зацепив кость. Елена валится на пол, прячется за углом, прижимаясь спиной к стене. Пропитавшаяся кровью ткань противно липнет к телу. Она пытается продышаться, считать выдохи и вдохи, но голоса просят взорвать здание ко всем чертям. Это впервые не кажется плохой идеей. Она до крови прокусывает запястье, активируя способность, и выпрыгивает из своего укрытия, объятая разгорающимся пламенем. Глупый охранник, которому не посчастливилось дожить до этой минуты, сгорает первым. Он орет, пытается вырваться, но в ответ слышит только издевательский смех и видит горящие желтые глаза, напоминающие огоньки из самой преисподней. В нос бьет запах горелого мяса и запекшейся крови. Затем пятый этаж отеля «Валтор» исчезает в поглощающем массиве пламени, потянув за собой все здание. Оно резко уходит вниз, просев, а через пару минут обваливается, как карточный домик, образовывая мешанину бетонных блоков, пепла и трепов. Огонь зацепляет несколько соседних зданий, но неподалеку уже слышатся сирены пожарных машин. Дазай начинает ерзать спустя тридцать минут. Он уже хочет выйти и проверить свою подопечную, но совсем внезапно землю под ногами, а также окружающие его здания и машину встряхивает ударной волной. Юноша выскакивает наружу и, ведомый неизвестным инстинктом, спешит проулками к месту зачистки. Должно быть, только повелением высших сил, решивших сжалиться над бедным парнем, он удачно натыкается на девицу. Выглядит она дерьмово, по-другому язык не поворачивается сказать. Елена опасно заваливается на правый бок и подволакивает правую ногу, безуспешно прижимает ладошкой рану на животе, одна рука безвольно повисает плетью. Он успевает подхватить ее в самый последний момент, когда она сослепу спотыкается о собственную ногу и заваливается вперед. Дазай берет на руки и, проигнорировав жалобный стон, несет к машине. Укладывает бережно, какой-то тряпкой зажимает раскуроченный живот и сразу же звонит Мори. У того голос довольный, сытый, но стоит ему услышать цель позднего звонка, сразу же злится и рычит, что будет у Дазая в квартире через десять минут. — Потрепи, дуреха, — как-то жалобно просит Осаму, утирая кровь с щеки. Старые раны сойти не успели, как к ним добавляются новые. Синяк на щеке от чужого ботинка, царапины, оставленные осколками разлетевшегося вдребезги окна. Она отключается почти сразу же, умудряясь изгваздать сиденье кровью. Юноша мотор заводит и, вдавив педаль газа в пол, срывается с места.***
С Мори они встречаются на подземной парковке. Он бегло успевает осмотреть ребенка на руках Осаму, пока они едут в лифте на восьмой этаж. Дазай с ноги открывает дверь в квартиру и сразу же укладывает свою ношу на кровать. Ему плевать на белоснежное белье, которое тут же пропитывается кровью. Мори приказывает юноше достать что-то, напоминающее стойку капельницы. Когда тот возвращается из подсобки, притащив с собой старый торшер без абажура и лампочки, он хочет разбить голову босса этой самой лампой. Огай бережно снимает наглухо испорченную кофту и ловким движением избавляется от бюстгальтера. Кожа у девочки бледная, сливочная, а по ней созвездиями синяки да родинки мешаются. Она тонкая, нескладная, угловатая, но хуже от этого не становится. Дазай старается не смотреть на аккуратную маленькую грудь с острыми крошечными сосками. Мори понимающе хмыкает. У них один фетиш на двоих. Огай раздевается, рукава рубашки закатывает и руки обрабатывает. Просит Осаму извлечь из чемоданчика пакет с кровью, бог его знает, как узнал ее группу, и установить на импровизированную стойку. Мори-сан рану на животе зашивает аккуратно, швы обрабатывает и к плечу приступает. Пулю извлекает, зашивает и эластичным бинтом фиксирует. Глава исполкома на кухне отсвечивает — глушит неосознанный страх и злость. Мори штаны с девчонки тянет, чтобы осмотреть ногу: Дазай отворачивается и выдыхает сигаретный дым в окно. Неуемный ворон по клетке носится, клювом по прутьям лупит и орет без остановки. Тоже переживает, тварь чувствительная. Босс вправляет вывих, зафиксировав колено, и без жалости вгоняет катетер в тоненькую ручку Елены. Дазай не двигается, застыв на мгновение, чтобы ощуть ускоренный сердечный ритм. Было бы из-за чего. Она всего лишь пушечное мясо, обученное умирать ради благих целей организации. Мори, не снимая латексных перчаток, выходит к помощнику и просит налить виски на два пальца. Юноша послушно наливает и плюхается на стул. Они пьют в тишине, думая каждый о своем. — Отчет писать, видимо, будешь ты? — спрашивает Огай, когда молчать уже становится невыносимо. — Я не знаю, что там произошло, — чеканит Дазай. Ему даже не надо смотреть на босса, чтобы знать, какое у того выражение на лице. Сейчас его разорвут на куски. — Что, прости? — задыхается Мори от едва сдерживаемой ярости. Его новую игрушку доверили в руки какому-то оболтусу, а тот умудрился ее сломать. — Она сказала ждать в машине. Мы остановились за два квартала. Знала, дура, на что шла. Взрывная волна все равно была чертовски сильной. Мужчина прыскает от смеха и растирает глаза костяшками пальцев. Все намного прозаичнее, чем он думал. От этих подростков одни проблемы с их гормонами. Но Дазаю девятнадцать, пора уже начать думать головой, а не членом. — Несколько дней назад вы готовы были в глотки друг другу вцепиться. Что в ней такого особенного? Парень долго молчит прежде, чем ответить. Ему кажется, что Мори все прекрасно сам может прочитать у него на лице. Ничего не изменилось. Она всего лишь очередной ребенок, которого Мори подобрал по доброте душевной, не позволив сдохнуть от голода на улице. Они все здесь такие. У всех свои проблемы и детские травмы, не дающие спокойно спать по ночам. — Ничего особенного, — отвечает четко и с расстановкой Дазай. Огай скалится пуще прежнего и просит проводить его. Дает последние инструкции и покидает квартиру. Юноша забирает початую бутылки виски с кухни и идет в спальню, попутно избавляясь от пиджака и галстука. Аккуратно ложится рядом, убирая невесомым касанием пальцев налипшие на лоб пряди. Она нос во сне забавно морщит и натужно сопит, причмокивая сухими губами. Дазай припечатывает глубоким глотком импульсивное желание сжать пальцами тонкое запястье и сосчитать мирный пульс. Он до утра себя отпустить не может, слушает хрипящие вдохи и отслеживает, как опускается и поднимается грудь. Дазай не позволит страшуке с косой забрать ее первой, это его место, многократно выстраданное множественными попытками самоистязания. Но прежде, чем отправиться в сладкое небытие, он отравит ее своей гнилью, испортит. Пытается записать черновик отчета, но рука дрожит от выпитого, и буквы перед глазами плывут, поэтому забрасывает эту идею и идет курить на кухню. Не сделав ни единой затяжки, сжигает сигарету до фильтра, и ловит себя на мысли, что все время кидает взгляд на кровать, в которой беспокойно спит Елена. В дверь неожиданно звонят. Дазай идет открывать, попутно собирая все углы в квартире, но таки успешно пропускает внутрь Одасаку. Он в легкой ветровке, промокшей насквозь из-за не прекращающегося с ночи дождя. Встряхивает головой, как пес, снимает куртку и проходит на кухню, ставя на стол пакеты с продуктами. — Слышал, что вчера произошло, и решил заехать. Как она? — сердобольно спрашивает Сакуноске, соображая, по какому поводу Дазай так нарезался. — Еще ни разу в себя не пришла, — гнусавит Осаму и одним глотком допивает бутылку. Мужчина понимающе вздохнул, забрал из руки друга пустую тару и треплет по волосам. Заинтересованным взглядом окидывает клетку на подоконнике, где, забившись в угол, жадно поглощает мясо ворон. Сколько был знаком с Дазаем, никогда не замечал за ним тяги к домашним животным. Проследив за взглядом мужчины, юноша подпирает щеку ладонью и неразборчиво бурчит: — Это ее скотина. Горошек, понимаешь? Кому вообще в голову могло прийти назвать столь благородную птицу Горошком? Поддержав пьяный смех Дазая, Сакуноске поднимается и включает кофеварку. Юноша благодарно кивает и глубоко вдыхает, позволяя запаху ароматного напитка осесть в легких. Его квартира пахнет кровью, болезнью и сигаретами. Он греет ладони о пузатые бока кружки, подбирая под себя ноги. Сакуноске ловит его взгляд, когда тот в очередной раз хочет посмотреть на рыжую макушку под ворохом одеял, и, усмехнувшись, спрашивает: — Не помню, чтобы ты так переживал о Рюноскэ или Чуе после их первой зачистки. Ну почему же именно в этот день все вдруг решают выяснить, что же, все-таки, чувствует Дазай Осаму? Он позволяет это Оде на протяжение года, потому что они близки, они пьют каждый день в «Люпине». Одасаку просто можно заходить на запретную территорию и копаться в нем пальцами, совать любопытный нос в любые темные и пыльные уголки. — Это другое, — глубокомысленно изрекает юноша, булькнув в чашку. — Потому что она девчонка? — Гин тоже девчонка. Но я без зазрения совести давал ей самые сложные задания. В этом случае все совсем по-другому. — Что ты от нее хочешь? А правда, чего он от нее хочет? Защитить? Она и без него прекрасно справляется. Разнообразия? За вечер он сможет снять таких же красивеньких штук десять, причем обоих полов. Не хочет больше возвращаться в одинокую квартиру? Возможно. Дазай одним глотком допивает кофе и утирает губы тыльной стороной ладони. Ему нужен душ и сон. Решительно вставая, Осаму нетвердой походкой двигается в сторону ванной, но замирает на пороге и умоляюще смотрит на Одасаку: — Приглядишь за ней, пока я буду в душе? — Сомневаюсь, что за десять минут что-то случиться, но, конечно, пригляжу. Со спокойной душой он запирает дверь, кидает грязную и пропахшую кровью и потом одежду в стирку. Становится под горячие струи и чувствует, как задеревенелые мышцы потихоньку начинают расслабляться. Отмокнув в воде достаточно, он выбирается из кабины и выплывает на кухню в ароматном облаке пара, а после замечает Елену, которая спокойно ест вчерашнюю пиццу и о чем-то переговаривается с Сакуноске. Пакет из-под крови пуст, а вместо катетера приклеен пластырь. Она выглядит уставшей, но довольной. Грудную клетку распирает от долгожданного облегчения. Дазай позволяет улыбке показаться на губах и присоединяется к трапезе, чувствуя, как все скопившееся напряжение сходит на нет.